Шиза, Хром и всякая хтонь

Подвал

Шиза надеялся, что Бабай и Винни свалят, однако они загрузились во вторую таксишку, заявив, что вечеринка без их участия не будет такой веселой, и он не стал им запрещать, хотя мог. Насмотревшись на чужой праздник жизни, все вдруг почувствовали острую нехватку эндорфинов – нормальных, которые содержатся не в принятых внутрь веществах, а в нематериальных радостях – например, возможности безнаказанно раз в году помацать за зад товарищей или потрястись под дискотеку нулевых. Шизе вот такое после кладбищ, поездов и навязчивых мыслей обо всем произошедшем требовалось не меньше, чем приунывшему Бабаю и все еще дувшейся Винни. Они свои, им сегодня разрешается. А почему в список тех, кого Шиза мог бы видеть в процессе так называемого «сеанса», попал Вася, пока объяснить не получалось. Точнее, единственным объяснением было то, что Вася знает про Олю чуть больше остальных и владеет некой суперсилой, коврами-буфетами, ахалай-махалаем и хрен знает чем еще. Вторая версия наметилась еще в пути, пока ехали по ночному городишке в другой район, более-менее похожий на современный «человейник». Шиза сидел сбоку от водилы, за штурмана, и по привычке смотрел вперед себя, ища возможные ямы на плохо очищенной дороге и дорожные знаки, а Хром с Тамар Степанной тихо общались на пассажирских местах, как неразлучники-попугайки на жердочке. Шиза невольно прислушивался, не свистит ли Василий про него чего лишнего, но тот больше интересовался личностью самой гипножабы. Весьма забавно – первый раз, что ли, видел себе подобную? Даже обида кольнула от такой мысли, но очень мелкая, Шиза ее отогнал тут же, испугавшись: ведь, по факту, это себя он считал подобным Хрому. Гипнотетеньку в эту модель он как-то не подумал вписать. Да и вообще, пока слабо доверял всей этой замуте. Ну какой, блин, сука, на хер, гипноз? Сам же Вася сначала молчал, а потом помаленьку стал накидывать вопросы, сколько лет, как узнала, почему бросила…

– С-совесть, наверное, з-замучила. Столько лю-лю-лю-людей на-это-самое, да, Тамар Степанна?

Он даже обернулся, чтобы поглазеть на ее реакцию. На понт брал, если уж по чесноку. Гипножаба вылупилась на него, и ее глаза сделались еще больше, а причесон встал дыбом от удивления.

– Максим, вы же сами меня об этом попросили. И оплату я возьму после результата. Ну хотите – аннулируем, только воду взбаламутили. Хотя я больше чем уверена – итог вас удовлетворит.

– Д-да шутка эт-то, шучу я… – отмахнулся Шиза и чуть дернул подбородком в сторону Васи, косясь на него незаметно от жабы. Его до сих пор слегка мутило, и сейчас он лучше бы поехать хотя бы в тот же ресторан, чтобы опохмелиться, чем снова вспоминать про стремный подвал, да и вообще про инкубатор и свое детство. Но на удивление Вася в ответ кивнул утвердительно и даже как-то… уверенно, что ли. Шиза почувствовал, как под диафрагмой сначала чуть отпустило, а потом напряглось еще сильнее, затянуло тугим узлом вокруг пупка. Такого он очень давно не испытывал.

– Было мне лет, наверное, как вам. Не студентка уже даже, – Тамар Степанна, как и Шиза, ударилась в свои воспоминания о юности. В салоне авто к этому времени накопились такие мощные пары ликеро-водочной продукции, что даже водиле дышать надо было осторожнее. – Вот вроде взрослая уже, а дура дурой. Пригласили меня на карьер, рыбалка, шашлычок. Ну, понятное дело, приняла, дура, лишнего. Не рассчитала. А он: «Давай скупнемся, нет никого!» Тогда же времена другие были – ни телефонов с камерами, сотовые только-только пошли. Разделись до трусиков… – хихикнула гипножаба, а вместе с ней крякнули почти хором Вася и водила, и Шиза пожалел, что Бабай сейчас едет в другом такси. – Он говорит, «сымай», ну чего стесняться, думаю, сейчас озерцо все прикроет, не так стыдно. А хочется же. И я нырнуть-то нырнула, дура, прям с разбегу головой и в самую глубину, а вынырнуть не могу, ногу свело, в легких будто камни. Воздух ртом хватаю и захлебываюсь. Помню это как сейчас. Я с тех пор все вещи четко помню, они как по папочкам в голове разложены.

– А как выбрались-то? – оживился таксист.

– Вот одного этого не помню! Открываю глаза – лежу на берегу в темноте, кавалера нет, а небо такое чистое, звездное.

– Интересно, – тихо буркнул Вася.

– Д-да, интересная с-сказочка, – улыбнулся Шиза. Он знал, что его улыбки производят на людей неизгладимое впечатление, и старался делать это чаще. Та посмотрела на него, как смотрели врачихи на медкомиссиях, и, качая головой, тихо добавила:

– А бросила я потому, что это с ума сводит. Это же в чужую голову лезешь, в бардак этот, а своя потом хуже пьяной.

Кончив рассказ, она вздохнула и зашуршала чем-то в сумочке. Шиза снова покосился на Васю – тот уставился сквозь протертый кружок в запотевшем окне на вечерний город. Шиза не знал, что ответить. Его и самого захлестнули похожие воспоминания, будто он падает в темноту и пустоту и никак не может выплыть к свету. Ощущалось это жутковато.

– Максим!

Он дернулся, когда гипножаба резко схватила его за плечо, а потом добавила, что почти приехали, и попросила сообщить своим друзьям номер квартиры.

– Эх, жаль, вы завязали! – с досадой в голосе произнес таксист, паркуясь. – Я бы с вами тоже попробовал. Люблю отчаянных!

Тамар Степанна лишь недовольно цокнула, а Шиза, дождавшись, пока она выйдет, скинул водиле еще пятихатку за то, чтобы тот «забыл» этот адрес и эту даму, и подмигнул:

– Не судьба, д-дядь. Она п-п-помоложе любит.

На пороге гипноквартиры Шиза окончательно убедился, что Вася здесь тоже очень нужен, и наметившаяся этой нужды причина стала ясна – он до усрачки боялся снова идти в тот подвал.

– А к-как все б-будет? – начал было он, когда Тамар Степанна, выдав им с Шаман Кингом тапочки времен молодости Шизовой бабки, махнула рукой:

– Не волнуйтесь, сейчас ваших друзей дождемся, я все расскажу.

Она пригласила их на кухню – и повела за собой по длинному коридору, упиравшемуся в две узенькие двери, видимо, ванной и толчка. Уже одни обои в пестрых ромбах, которыми этот коридор был оклеен, могли погрузить в гипноз любого человека с неустойчивой психикой – хорошо, что Шиза таким не был и ко всякой хрени был устойчив, а вот Васю почему-то шатнуло.

– Т-ты чё? – встрепенулся Шиза, схватив его за плечо. – В-валим?

– Да не, нормас. Не бзди, – хмыкнул тот.

– А кто тут бздит в-в-вообще!

Вася хмыкнул, блеснув особо издевательской насмешкой в глазах:

– Никто.

– Ясно?! Н-н-никто не бздит, ч-чепуш-шила ты белобр-рыс-сая! Нап-п-придумывали херни, уболтали м-меня, дебила, на п-поезде в какую-то глухомань п-притащиться ради какого-то к-кидалова.

– Все? Пробзделся? Молодца, – снова улыбнулся Вася, но уже без сарказма, и Шиза хотел было докопаться, но сразу как-то полегчало, особенно когда тот добавил: – А вот ту шавуху с доставки я, походу, зря сожрал.

Они свернули направо в кухню, где уже приветливо горел желтый свет над столом и пыхтел чайник. Гипножаба велела Шизе сесть на стул у стены, расставила чашки и уже нарезала какой-то пирог, вытащенный из холодильника, как в домофон позвонили. Шиза сидел в нетерпении, дергая коленкой, и, будь ситуация другой, он точно выдернул бы Васе руки или даже ноги, когда тот хлопнул ему по этой коленке ладонью:

– Хорош. Не бормашина же.

– А ты у-у-уверен? Сам г-говорил, что я не читаюсь.

– Говорил, – кивнул Хром. – Но она вроде как шарит. У нее не чуйка, как у меня, понимаешь? Она типа соматик, или мануалка, или хтонь знает кто. Проводница, короче. Даже странно.

– Чё странного-то? – фыркнул Шиза. Как будто до этого все было зашибись.

Вася ничего не ответил и вообще остался с ногами и руками только лишь потому, что гипножаба вернулась в сопровождении Бабая и Винни, а его рука с колена Шизы исчезла так же быстро, как и появилась. Хозяйка тем временем усадила новых гостей с другой стороны стола, всучила им пирог с чайниками, и Бабай принялся с усердием разливать кипяток, а Винни – заварку по чашкам. Сразу запахло мятой, лавандой (Шиза хорошо знал этот запах, потому что Оля стирала его вещи долбаным лавандовым гелем) и чем-то кисленьким, чего он уже не идентифицировал. Оля вообще любила всякое такое, травяное, а Шиза был из тех, кто к употреблению трав данного вида относился терпимо. Однако все равно бросил:

– Мы с-сюда что, чай п-пришли попить.

– Вот вы и объясните, Максим, – спокойно ответила гипножаба, – зачем мы здесь. Остальных прошу молчать до конца сеанса, чтобы не нарушить ничего. Я года три этого не делала, силы уже не те. Или посидите в прихожей на скамеечке.

– Мы тут побудем, – хрипло сказала Винни, заглядывая Шизе в глаза. По этому взгляду стало ясно, что и ей стремно, но отчего-то от ее растерянного лица ему стало хорошо. В том смысле, что стремно здесь не одному ему. Бабай тоже выглядел так, будто пожалел уже, что все это затеял.

Шиза уставился на огромную белую сахарницу в красный горох, и стало еще стремнее оттого, что он вдруг вспомнил – в такой юбке, белой в красный горох, до полу, ходила воспетка, которая каждый вечер проверяла комнаты перед сном и лупила мокрым полотенцем после отбоя всех, кто плохо спал. Замурованный вход в память тех лет будто дал трещину, и на Шизу дохнуло, как из пасти дракона, ощущением беспомощности.

– Надо у-у-узнать про сь-ситуацию одну, – облизнув губы, сказал он. – В д-детстве я спускался в п-подвал под домом, там что-то слу-у-училось… мутное. Вот мне и н-надо узнать, что т-там было.

– Хорошо, – легко и послушно кивнула Тамар Степанна, словно игнорируя общий напряг. На уютной маленькой кухне, в домашней обстановке, в своем праздничном платье и с начесом она выглядела таким же чужеродным элементом, как и вся компания. Один Вася спокойно размешивал чай. Шиза наконец понял, кем бы Шаман Кингу хорошо подошло работать с таким лицом, – наркологом. Глянув в ответ все с тем же выражением, Хром протянул руку и почему-то отодвинул чашку Шизы дальше от края стола.

– Мне н-нужно что-то ярк-к-кое, типа, вспомнить? – спросил Шиза. – Или к-как это на-а-ачинается?

– Ой, а я вам ложку не дала, Максим! – всполошилась гипножаба, и Шиза хотел заметить, во-первых, что ложек полно на столе, а во-вторых, в сотый раз, что чай он может попить и в другом месте, не до этого сейчас. Но произошло неожиданное: найдя в ящике стола столовую ложку, гипножаба оказалась рядом так быстро, что он не успел и головы повернуть, и долбанула этой ложкой ему прямо в центр лба. Судя по ощущениям, со всей дури, потому что череп тоже как будто треснул.

Шиза открыл было рот, дабы сказать все, что думает, но не смог даже вдохнуть. Рука сама дернулась, и если бы чашка стояла на прежнем месте, то полетела бы вниз, прямо на штаны. Секунду-две он еще видел ошалевшие глаза Бабая, а потом вместо него появились другие, раскосые, всегда веселые и блестящие – Беса.

– Чё, зассал? – спросил Бес, и его смех гулким эхом разнесся по черноте вокруг.

До Максима долетали детские голоса, среди которых он узнал и свой собственный: тот кричал, что на одном конкретном органе он вертел их местные понятия. Потом стук кулаков – Максиму фантомно обожгло щеку – и долгое, упорное катание по холодному деревянному полу среди железных кроватных ножек. Долбанулся головой о грядушку, когда вставал. Но победил. Максим, уезжая из временного приюта, в новом коллективе, где предстояло жить до восемнадцати, решил сразу найти самого главного в отряде и побить его. Бей первым – так папа говорил всегда, кроме последнего раза, когда первым положили его. Вдруг мир перевернулся вверх ногами, словно сделав кульбит, – и вот спустя пару дней Максим снова стоял среди кроватей в палате Беса, в углу, возле старой печки, которой последний раз пользовались еще задолго до его рождения, и смотрел в голодную, зияющую чернотой дыру. Бес пихнул его в плечо – зассал? – и усмехнулся:

– Так я и знал. Трусло.

Под глазом у него налился свежий синяк. Не воспеткин, Максима рук дело. Это потом уже объяснили, что по лицу нельзя, проблем не оберешься.

– Максим? Мы сейчас где? – рядом с лицом Беса наметилось взрослое лицо с чуть набрякшими веками – слишком молодое для бабушки и вообще чужое, но слегка знакомое.

– Мы? Мы в баторе, – заторможенно ответил Максим. Сначала не понял, что не так с голосом, вроде все как всегда. Но он чувствовал себя необычно легким и каким-то… маленьким.

Тряхнуло крупной дрожью, и он рухнул на колени совсем близко от прямоугольной ямы в полу. Бес присел рядом, с деревянной крышкой в руках.

– Круто, скажи? Там купчиха золото прятала, а может, и чего похуже.

– Там люди прятались от бомб! – звонко возразил тоненький голосок сбоку. – Сакс, ты тупой, чел.

Бес, не вскакивая, снизу вверх двинул Пашке Дипломату пальцами меж ребер, и тот согнулся с протяжным: «А-а-ай».

– Заткнись, умник, а то тоже полезешь.

Этому он спуститься в подвал не предложил – Дип откупился домашками. А вот с Максом не прокатило: раз полез на Беса с гонором, будь добр, обоснуй борзоту. Беса даже старшаки не трогали – умел вертеться, ныкал их бабло и сижки, и теперь Макс понял, где именно ныкал. Под драным линолеумом прямо под кроватью у Беса был тайничок в прогале между лагами и старым фундаментом дома. Каким образом тот его нашел, спрашивать не хотелось, собственно, как лезть вниз самому. Бес снова обратился к Максу:

– Короче, либо ты спускаешься, либо мы тебя замастим, и с тобой даже Глюк рядом срать не сядет, – и, увидев, как тот свесил ноги в черную бездну, пихнул в руки маленький металлический предмет. – Держи жигу, у дирика подрезал. Найдешь там пачку «Винстона» – притащи! Я посеял! – прокричал он уже откуда-то сверху.

Спуск по стонущей от старости лестнице, из говна и палок будто сделанной, показался Максиму нереально длинным. Кто-то вытянул время до бесконечности, и он все спускался и спускался, а ступеньки все не кончались. Он не хотел – словно сам себе пытался сказать: «Стоп, нельзя туда, там плохо!» Но ноги двигались и не слушались. Как в кино, можно было только наблюдать, как он спускается: топ-топ, топ-топ, топ-топ…

– Идите, Максим, идите дальше, – сказала женщина.

Огонек зажигалки высветил красную кирпичную кладку на сводах потолка и паука в блестящей паутине, в афиге улепетывающего из-под света. На полу валялись обломки тех же кирпичей – если упасть, можно все тут себе переломать. Пахло не сыростью, а какой-то старостью, и стоял жуткий дубак. Максим обшаривал угол за углом и заложенные кирпичом окна – зачем в подвале окна? – и не находил никаких «Винстонов». Вообще ничего, кроме пыли, кусков досок, тряпья и мусора. В углу были свалены поломанные ящики, вроде тех, какие были для яблок у бабушки в саду. Максим вспомнил еще, как они с бабушкой вместе сажали маленькие кусты под окнами, и всхлипнул. Нет, надо было найти какую-нибудь крутую херню, чтобы удивить этого придурка Беса. Темноты Макс не боялся. Главное, чтобы в ней не было зеркал и ничего не шевелилось.

Он сделал шаг вперед, вглубь и дальше от лестницы – подвал был прямой и понятный, не потеряешься. Дошел до дальней стены, где рядом со сваленными ящиками в полузаложенном дверном проеме обнаружился лаз. Заделали проход плохо, явно второпях: чужеродные белые кирпичи держались не очень крепко, некоторые валялись под ногами, будто великан однажды встряхнул весь дом и с размаху шлепнул на место, из-за чего они когда-то давно отлетели и открыли дырку в соседнюю комнату. Маленький Максим просунул туда голову и увидел, как вдалеке что-то блеснуло. Подтянулся на руках, перекинул ногу через бортик, спрыгнул с другой стороны. Большой Максим упорно сопротивлялся.

– Нет… – захныкал он, и женщина сразу же отозвалась:

– Максим, если вы хотите, мы сейчас же остановимся, и вы больше никогда туда не пойдете. Если хотите, мы прямо сейчас сделаем так, что вы совсем забудете эту историю.

Он медлил, словно зависнув во времени и пространстве. Вокруг была темнота, и только маленький огонек зажигалки слегка колыхался от сквозняка. Впереди сквозь крошечное мутное оконце под потолком пробивался тусклый луч света. Макс вспомнил, что снаружи сейчас полдень и в баторе скоро обед. Борщ, пюре. Нельзя пропускать или опаздывать – а то котлет не достанется. Надо притащить Бесу золото купчихи или хотя бы сижки – и тогда до выпуска никто больше не посмеет не то что трясти с него долю в общак, а даже просто косо смотреть в его сторону.

– Нет, – снова сказал он уже тверже. – Мы идем до конца.

Эта комната была непохожа на остальной подвал-склад. Здесь как будто кто-то жил: Макс огляделся и нашел сбоку у стены старый деревянный стол, а на нем – опрокинутый подсвечник, в котором все еще оставалась короткая свеча. Теперь у него появилось больше света, и не нужно было постоянно чиркать зажигалкой, когда она внезапно тухла. На столе вместе со свечой нашелся пыльный листок бумаги. «Карта сокровищ!» – подумал Макс. Но, подцепив бумажку пальцами и стряхнув толстый слой красной кирпичной пыли, он только по слогам прочитал: «Не судите строго, товарищи, кто найдет нас. Нет мне прощения за то, что я сотворил. Чудная моя, я останусь здесь, навеки с тобой, охраняя твой сон».

Руки затряслись, и Максим выронил листок вместе с зажигалкой. Свеча плясала в тяжелом металлическом подсвечнике, который он поднял со стола, чтобы рассмотреть что-то у стены… какую-то кровать. Там, укрытый бледным тонким одеялом, кто-то спал.

– У-у-у… – заныл большой Максим, чувствуя, как стены вокруг раскачиваются. У него щипали глаза, он хотел вытереть их, но руки не послушались, по-прежнему держа свечу. – У-у…

Ноги тоже не двигались, он словно врос в холодный земляной пол, все смотрел и смотрел на страшное лицо: кожа натянулась, как на барабане, руки с костлявыми серыми пальцами сложены поверх некогда белой простыни. В голове у чучела, явно бывшего женщиной, лежал венок из голых веток. На них, наверное, раньше были иголки. На груди чучела – упавший с потолка кирпич. Глаза были закрыты, но Максим все смотрел и смотрел, боясь, что если он сейчас моргнет, на миг закрыв свои, то она свои, наоборот, откроет. Стало душно, он закашлялся. По щекам уже текло, а он все не моргал. До него долетал голос другой женщины-проводника со странными глазами, но что она говорила и кому именно, разобрать не получалось.

– У-у-у…

– Макс!

Бах! Мир потух и снова вспыхнул, как будто кто-то переключил огромный рубильник, и одним рывком все снова встало на место. Комната перестала кружиться, свеча успокоилась.

– Слышишь меня? Надо, Макс. Надо, – сказал снова этот же голос, не женщины, не Беса, не Дипломата, не воспетки, не самого Макса, не отсюда. – Слышишь? Я здесь.

– Ва-а-а-ся… – еле ворочая языком, пробормотал Максим. Откуда в подвале Вася? Его там не было и быть не могло. Там только она – Оля. Тонкая и серая, как высушенный мотылек, лежит в углу под простыней. Тронешь – и рассыплется в руках.

– Соберись. Где шкатулка с камнем?

Максим дернулся, попятившись прочь от «спящей» Оли, и вдруг наткнулся на что-то спиной. Обернулся и увидел их – ноги в больших ботинках. Одежда болталась на скелете, как на вешалке, и оттого, что мертвеца потревожили, ботинки соскользнули с костей вместе со штанами. Белая резная шкатулка выкатилась из пыльной ткани прямо под ноги Максиму. Он потянулся за ней как завороженный – в один миг все страхи отступили, а эти скелеты-мумии показались аттракционами в Луна-парке, не более того. Шкатулка хотела, чтобы Максим ее открыл, потому что внутри – он откуда-то знал – хранился большой-большой секрет, который говорят только друзьям, таким близким, что с ними ты больше никогда не будешь одинок.

– Нельзя, – скривился он, пытаясь заставить себя ее выкинуть, но маленький Максим не слушался.

– Ты это уже трогал, ничего не будет. Все уже случилось. Давай, – подбодрил Вася. – Покажи мне, что там. Ну давай, Макс… Не бзди.

Последняя фраза вдруг вдохнула уверенность, и Максим открыл крышку. Вася тоже хотел, чтобы он заглянул внутрь, но хотел из необходимости и любопытства. А то, что лежало внутри, – не просто хотело. Жаждало. Добралось, залезло под ребра в душу, отключило свободу, в мозгах будто черви завозились. Против воли маленький Максим коснулся камня, и ему обожгло пальцы, не свечой, а словно тысячей игл, впившихся под кожу. Он кричал, но никто не слышал – пока, подобно раскаленному жидкому металлу, кровь несла эту боль все глубже, дальше, лишая сил, запирая сознание. И не было этому никакой преграды. Максима трясло и заполняло изнутри вязким, гадким, будто сама кровь становилась черной слизью.

– Давай, Макс, держись… Еще немного! – гулко отдавался в голове голос Васи, а женщина на фоне повторяла:

– Максим, вы меня слышите? Мы заканчиваем сейчас же. Готовьтесь.

– Еще минуту! – просил Хром. – Покажи мне, ну!

С каждым вдохом из Максима уходила жизнь, картинка перед глазами выцветала. Ноги сделались ватными. Маленький Максим сел на корточки, обхватил голову руками и снова закричал – не хочу! – как вдруг что-то светлое метнулось к нему и обняло, заслонило, спрятало. Сразу стало хорошо и спокойно. Он подставился этим объятиям, ласковым, как у мамы. Кровь под кожей на мгновение словно застыла и потрескалась, сбросив черную скорлупу, а потом вновь побежала, и вместе с этим ноги понесли Максима прочь из той жуткой комнаты, мертвецов и самого главного ужаса – чего-то неживого и не мертвого, но очень хотевшего быть живым. Вечно.

– О, цветмет! Добро, – обрадовался Бес, выхватывая подсвечник. Но только посмотрел Максу в глаза, как с громким стуком уронил добычу на пол. – Э, ты чё, э?

– Т-т-там… В-висит… л-лежит…

Его колотило крупной дрожью, и зубы стучали громче пульса в крови. Надо было рассказать, что там, но не смог – в голове противно щелкнуло, и маленький Максим в той палате старого детдома грохнулся в обморок, а большой Максим – на кухне гипножабы – завалился вперед и едва не приложился головой об угол стола. Вася среагировал быстрее, поймав его одним точным движением, и вернул обратно на стул.

Гипножаба тоже опустилась на свой стул, вытирая пот со лба полосатым кухонным полотенцем. Шиза посмотрел на друзей – все сидели с белыми вытянувшимися лицами: Винни, казалось, вот-вот разревется, а Бабай просто находился в шоке. И только Шаман Кинг, при всей своей бесцветности, почему-то выглядел розовее остальных.

– Да уж, первый раз за всю мою практику такое, – охнула Тамар Степанна. – Вы бы хоть предупредили, что на вас защита.

– К-какая защита?.. – пробормотал Шиза.

– А я откуда знаю? Как свечу в руки взяли, меня от вас отгородило. Кто навел, у того и спросите. Крепкая такая, не пробиться.

– Кажется, я даже знаю, как эту защиту зовут. Курнем? – предложил Хром, и Шиза бодро закивал:

– Погнали. Только с-снаружи. Вот с-совсем с-снаружи.

– В таком случае не смею вас больше задерживать, молодые люди, – отозвалась гипножаба. Вид у нее был, словно она упала в болото и срочно хотела отмыться.

Шиза, как заторможенный, отсчитал ей бабла чуть больше оговоренного, и через минуту, кажется, перелетев все ступеньки трех этажей одним прыжком, вывалился на свежий воздух. Хотелось просто дышать, и ничего больше. Винни и Хром тоже вышли следом, даже прикурили ему сижку, а Бабай решил чуть задержаться.

– Чё, малой наш запал на д-дамочку, – нервно хмыкнул Шиза, но ничего больше, даже покурить толком, не успел – его скрутило и вывернуло прямо в сугроб под лавкой.