Казань встретила их уже в потемках, поэтому роскошных храмов, парков и колонных композиций с золотыми убранством, о которых всю оставшуюся дорогу читал вслух Бабай, не увидели. Кому конкретно он читал, Хром так и не понял: Яр сказал, что мотался сюда пару раз по работе, сам Хром бывал с экскурсией еще в школьные времена, а Шиза вообще дрых без своих длинных ног, уже не имитируя усталость, а просто отъехал, как только снаружи начало темнеть. Да и не за тем ехали, собственно говоря. Вместо экскурсии еще минут сорок катались по городу в поисках нужной улицы со старыми частными домами. Вот минуту назад вроде ехали по широченной магистрали мимо красивых, вылизанных новостроек, и в следующую секунду навигатор показывал свернуть в какие-то кущари с глухим забором.
– Да что за улицы, блин! – возмущалась, но уже устало, скорее для вида, Винни.
– Сюда налево, – командовал Ярик, сверяясь с картой. – Кажись, почти приехали.
Винни заглушила мотор, все вытряхнулись из тачки с облегчением. Они стояли у кирпичного дома, к которому была прибита табличка с номером, красиво вырезанная и раскрашенная. По ней сразу стало понятно, что хозяин за своим жилищем следит с большим удовольствием, а когда Хром подошел к воротам, то увидел, что еще и оберегает, – заметные в свете фонаря, четко проглядывались буквы, выведенные белой краской на воротах. Маленькие, незначительные, на первый взгляд похожие на узоры, но Хром был уверен, что это защитные знаки. Поэтому не удивился, что Яр вдруг привалился к Бабаю, который, не ожидав такого, аж слегка присел под его весом.
– Башка завертелась, – пояснил Яр, моргая в непонятках. – Как дало в затылок…
Хром кивнул на белые буковки, поднял руку и надавил на кнопку звонка. Почти сразу открылась дверь в нескольких шагах от ворот, будто этого и ждали, и к ним приблизились шаркающие шаги:
– Кто там?
– Мы по делу, – произнес Хром, ощущая дежавю, – он словно говорил это раньше не раз, точно говорил. Или в его мозгах перемешались люди и города. Или хтонь давала ему понять, что они на правильном пути. Словно это происходило, происходит и будет происходить независимо от обстоятельств. – Вы внук Павла Рубцова?
Задвижка заскрежетала, и дверь приоткрылась, являя крепкого, низкорослого мужичка в меховом жилете и полосатых штанах. Судя по разрезу глаз и круглому лицу, в потомке этнографа плескалась татарская кровь.
– Чего так поздно? – ворчливо заметил мужик, отшагивая назад. – Считай, и не ждал никого уже.
Шиза переглянулся с Хромом, состроил обычное свое радостно-безумное лицо и шагнул во двор первым. Следом за мужиком все, включая Яра, который чуть не убился на пороге, прошли в дом, а после – на просторную кухню. Для этого пришлось разуться в прихожей и протопать по веселеньким домотканым половикам сквозь гремящие в проходе деревянные занавески из бус. Бабай завертел головой, как мартышка, осматриваясь, и Хром тоже огляделся. Кухня Рубцова не была слишком прямо-таки интересным местом, но накидки из оленьих шкур на стульях и фотообои с изображением семьи бобров над столом определенно привлекали внимание. На подоконнике, заботливо укутанная наполовину в красный шарф, стояла трехлитровая банка с мутной жидкостью, в которой плавал инопланетянин. При более близком рассмотрении она показалась Хрому похожей на колонию чайного гриба, вроде такого, как его бабка давным-давно тоже держала на кухне от запоров.
– А чего без аппаратуры? – Голос Рубцова отвлек Хрома от изучения гриба. – В прошлый раз много было всего.
– Мы не из г-газеты, – догадался Шиза. – Вы уж и-и-извиняйте, что мы, ну… так, без п-приглашения…
– Кроме вас, нам никто не поможет, – закончил за ним, пытавшимся подобрать «вежливые» слова, Хром.
– Прощу прощения? – Рубцов сразу напрягся и отошел ближе к подоконнику, касаясь рукой банки. Шиза снова переглянулся с Хромом, и тот пожал плечами – вроде бы никакой разумной сущности он в грибе не чувствовал. Но возможно было все.
– Ваш дед… – начал Хром и осекся, мусоля в голове одно и то же имя, которое вдруг задвоилось. – Как вас зовут, простите?
– Павел Павлович, – ответил потомок этнографа, полируя ладонью крышку банки. – У нас в семье, считай, все Павлы. По мужскому роду, конечно. Мать-то у меня Ландышем звалась.
– Павел Павлович, дело такое, что вам грозит опасность, – сразу с козыря зашел Хром, и Винни с Бабаем, уже разместившиеся на стульях, одобрительно хмыкнули в один голос. Рубцов, благо, это не заметил. Он вообще довольно быстро проникся историей, которую рассказывал то Хром, то местами Шиза, там, где нужно было его участие. Про Ольгу еще в машине договорились не упоминать без необходимости, а начать с истории об экспедиции, мумиях в детдоме и странной находке. Хром даже предъявил престарелому внуку старое фото его деда, стоявшего рядом с Верховенским. Внук хмурился, но продолжал кивать и трогал свой гриб уже не так тревожно. На моменте с Сократовичем, правда, показалось, что он вот-вот прижмет к себе банку в защитном жесте, но сдержался.
– Ясно, значит, они сюда тоже приедут. – Павел Павлович забегал глазами по лицам собравшихся и остановился на Шизе. Словно знал, что камень у него. – Могу я посмотреть на образчик?
– Т-только чтоб б-без рук, – с угрозой в голосе предупредил Шиза, полез за пазуху и нехотя освободил камень от защитной оболочки в виде себя и потом – от латекса.
Рубцов склонился, жадно всматриваясь в сверкающие под лампой грани, вдруг выскочил в комнату и прибежал обратно с такой же приблудой, какой пользуются часовые мастера – напялил на глаза что-то вроде монокля с линзой и завис, округляя рот буквой «о».
– Потрясающе… Великолепно… Удивительно, удивительно… – когда начало казаться, что он вот-вот дотронется до камня, Шиза резко отдернул руку.
– Ваш д-дед написал множество т-т-трудов про всех этих н-наганов, – сказал он. – Вы, типа, тоже п-продолжили и чо-то т-там за-а-ащитили, вы м-можете нам рассказать про нг-гын…
– Нганасан, – подсказал Бабай.
– И п-про к-камень. Они же связаны. Вы д-должны знать, отк-к-куда этот булыжник м-может быть.
– «Чо-то там», малорик, – это две диссертации, пять монографий, множество статей и тридцать лет работы, – патетично заявил Павел Павлович, убирая свой монокль. – Только не этнографической, а в биологической науке. И, конечно, я знаю, откуда этот ваш «булыжник» и как он появился. Но сначала – дыхательная гимнастика и коврик Кузнецова.
– Чё? – офигел Шиза, и Хром его понимал – Рубцов только что задвинул судьбы мира и их личные судьбы в зад ради гимнастики.
– У меня все по расписанию, молодые люди, – более дружелюбно проговорил потомок этнографа и указал в сторону плиты. – Там чайник, отдохните с дороги. Я освобожусь через пятнадцать минут. Можете трогать что угодно, только не Рудольфа – он очень чувствителен к чужим вибрациям.
Все разом обернулись на банку, и когда Рубцов удалился, Яр спросил:
– Оно живое?
– С точки зрения биологии да, – ответил Хром, косясь на гриб.
Пока вскипал чайник, Бабай строил предположения, почему у Рубцова такое трепетное отношение к этому созданию: первой пошла версия, по которой в банке действительно инопланетянин или сущность, типа Хромового буфета, после – что колония гриба действительно разумна, привезена с Бырранги и телепатически общается с хозяином. А может, даже управляет им как марионеткой. Шиза хмыкнул, заметив, что Рубцов просто поехал кукухой в отшельничестве и общается с банкой, Винни добавила, что это даже грустно, а не смешно, а у Хрома мыслей по этому поводу не возникло, кроме удивления, что половая принадлежность гриба определена довольно четко именем Рудольф.
– В честь Нуриева, видимо, – предположил Яр.
– Именно, молодой человек! – заверил Рубцов, который делал свою гимнастику буквально в трех шагах в коридоре – не доверял гостям. Оно и понятно. Потом он ненадолго скрылся в гостиной, шуршал там чем-то, и все понадеялись, что сейчас наконец Павел Павлович вынесет обещанную информацию в виде каких-нибудь альбомов, журналов, или что там у этих стариков по стенкам-горкам распихано. Но вместо этого мужичок с не свойственной для его возраста сноровкой подскочил из коридора прямо к Бабаю, сидевшему на табурете ближе всех к проходу, и приставил ему к голове продолговатый предмет. – А ну-ка! – гаркнул Павел Павлович. – Уходите подобру-поздорову! Кладите куойка на стол и проваливайте! Чтоб какие-то бандиты такой опасной вещью распоряжались!
– Дед, да ты чё! – пробасил в ответ Яр, примирительно подняв ладони в защитном жесте и медленно загораживая своей массивной фигурой девчонку.
Бабай замер на месте, будто затылком ощущая, что туда ему уперлась неплохая такая модель гражданского шокера, мимикрирующего под ручку от зонтика, – Хром такие часто видел в каталогах, но в бывшей конторе им всегда выдавали обычные, в виде палки. Но сам же Хром косился на Шизу, боясь, что тот в любой момент что-нибудь да учудит. И не ошибся: дылда медленно встал, лыбясь, и так же неторопливо, будто тянул время, проговорил:
– Ч-чего класть-то, я не п-понял?
– Камень клади и алга, бестолочь ты!
Шиза сделал медленный, осторожный шаг в сторону окна и потянулся за пазуху рукой, но вдруг резко схватил банку с Рудольфом за крышку и поднял над полом:
– А ть-теперь?
– Ой, зачем Рудольфа взял, не трогай…
Павел Павлович замялся, и Шиза начал играть в гляделки, медленно считая от десяти в обратном порядке. С его заиканиями это выглядело одновременно нелепо и жутковато. И Хром знал, что, досчитав до единицы, этот придурок точно сделает то, что задумал. Он прикрыл глаза, надеясь, что за пару секунд ничего не пропустит, и поднапрягся. Голос дылды звучал как сломанная кукушка, отсчитывающая, сколько банке с грибом жить осталось. Хром мыслями устремился к внуку этнографа и этой банке – вот дед рассказывает внуку, что гриб на самом деле – симбиоз с бактериями, и в маленьком Павлуше просыпается первый интерес к биологии, а по цветному телевизору впервые транслируют «Лебединое озеро» из Венской оперы. А вот Паша наливает деду стакан готового напитка, процеженного через тряпочку. Ниточка, связывающая прошлое с настоящим, укрепилась, Хром выцепил что нужно и открыл глаза, когда Шиза с маньяческим лицом тянул:
– Три-и-и-и…
– Расскажите нам сказку про черного шамана! – выпалил Хром.
Павел Павлович вдруг поник и опустил руку, уголки его и без того тонких губ задрожали, Хрому сразу стало отчего-то его жаль. Бабай тут же выхватил шокер и отшатнулся к Ярику, но попыток вернуть свое оружие хозяином предпринято не было. «Бедный дед, – подумал Хром, – живет тут один, пускает к себе домой всех подряд, потому что побазарить не с кем, не то что гимнастикой заняться».
– Ладно, шут с вами. Никто про эту сказку, кроме меня и деда моего, знать не знает. Отцу он ее не рассказывал, потому что в те времена они мало виделись, что ни год, то экспедиция. Это уж когда я родился, он сначала завкафедрой сделался…
– Д-дедуль, – кашлянул Шиза, показав пальцем на несуществующие часы на своем запястье.
– И че ты вот мне кашляешь, да? Кашляет он мне тут! Еще б я ее помнил, – тот, в свою очередь, кивнул на банку с Рудольфом и, дождавшись, пока Шиза аккуратно поставит гриб на его законное место и укутает шарфом, сказал: – Вот теперь что-то припоминаю.
Потом была долгая, полная нужной и ненужной информации, старческого бормотания и сопения снова задрыхшего Шизы ночь. Сначала Павел Павлович достал из-за стеклянных дверок в серванте какую-то деревянную фигурку:
– Это вот куойка. Идол такой у шаманов. Он помогает, оберегает. Его кормить нужно. Нганасаны своего кормили оленьим жиром, кровью, молоком…
– Приятного аппетита, – поморщилась Винни, устраиваясь на старом советском кресле с ногами, и завернулась в шерстяной плед, выданный хозяином. Остальные расселись кто где, а сам Павел Павлович, поняв, что ему ничего не угрожает, а самому угрожать бесполезно, ходил туда-сюда по комнате, доставал какие-то книги, рылся в ящиках, и Хрому показалось, что газетчиков он, походу, ждал со времен распада Советского Союза. Павел Павлович укоризненно покачал головой и как ни в чем не бывало продолжил бубнить:
– Мой дед собирал материалы для книги по расшифровке фольклорных источников у нганасан: песен, легенд, заклинаний… Вот только про черного шамана он услышал лишь раз, и то от своего какого-то старого приятеля. Уж не помню какого – это искать надо в записях. – Он достал еще одну фигурку, похожую на деревянного идола, только теперь сделанного из камня. – Ну? Видите, похожа, да?
– На член? – не въехал Бабай.
Яр, перекрыв тонкий голос Винни, сравнивающий этот предмет с самим Бабаем, поправил:
– На наш камень. Только форма другая.
Шиза посмотрел на Яра с уважением, словно разбираться в продолговатых формах было чем-то, достойным его внимания. Потом снова достал черный булыжник и завертел в руке под лампой, но не слишком долго. Когда Хром кивнул на вытянувшиеся лица Винни, Бабая и хозяина дома, то сразу убрал обратно и лениво, как говорит самый отбитый двоечник с задней парты, сказал:
– На сь-сердце он п-п-похож. Ч-человеческое.
В образовавшейся тишине настенные часы вдруг затикали прямо в мозг. Павел Павлович помолчал с минуту – для эффекта, как решил Хром, но не хмыкнул, потому что никому уже так весело не было, – и продолжил:
– Вот ваш камушек как раз и принадлежал тому самому черному шаману. У этих народов же верования были довольно примитивными, по сути своей: вот дерево, у дерева есть бог, у солнца есть бог, у воды, у земли. И в каждом предмете бог живет. Они даже со своими санями разговаривали. В доме – обязательно идол-хранитель. Чтобы враги и болезни мимо обходили.
Он разложил на кофейном столике черно-белые фотографии треугольных домов и сидящих возле них людей в странных белых дубленках. В принципе, даже не особо шаря, можно понять, что это какой-то коренной народ Дальнего Востока, но вот какой именно? На первый взгляд без Пал Палыча не разобраться. Тот наконец разродился своим рассказом про камень и шамана:
– Мой дед полжизни считал, что наткнулся на след утерянного шестого рода нганасан. Даже теории строил, что те верили не в гагару – сотворительницу земли, а в ее тень, утку, что делает мифологию народов Севера близкой даже к арабской. Вот смотрите, костюм шамана, – он ткнул пальцем в фото мужика, с ног до головы разодетого в какое-то тряпье сплошь из бахромы. – Этот костюм – символ священной птицы. Когда шаман говорит с духами, он как бы летает между мирами как птица.
– Я как будто на уроке географии, – зевнул Бабай, и Шиза пихнул его локтем в бочину и тоже зевнул.
– Т-так а ч-чё там с д-душами-то?
– Вот! – Павел Павлович поднял указательный палец. – И когда человек умирает, его душа уходит в загробный, нижний мир. Там живут и злые духи, которые вредят человеку. В детстве дед всегда говорил мне, будешь плохо слушаться, придет черный шайтан – так он называл шамана – и съест тебя!
Бабай, который слушал рассказ почти с открытым ртом, снова выкрикнул:
– Они что, каннибалы?!
– Нет. Дед, возможно, так считал, но доказательств не нашел. Может, тот черный шаман потерял весь свой клан, с которым кочевал. Может, пришел из враждебных соседних народов. Но он проводил свои темные ритуалы, убивая других и кормя их кровью свой куойка, веря, что так он сделается сильнее и обретет вечную жизнь ценой чужой. Обернется после смерти черной птицей и улетит в верхний мир, к могущественным нгуо, чтобы самому им уподобиться. И остаться бы этой сказке легендой, если бы мой дед в ту экспедицию, что на вашей фотокарточке, до войны еще, не нашел шаманку. Его насторожило, что похоронена она не как у них положено и, скорее всего, пришла умирать сама, будто спасалась от кого-то. Он тщательно изучил захоронение, пока его коллега изучал породу. На женщине были защитные символы, в голове ритуальный бубен, а в руках тот самый камень.
– Так п-при чем же т-тут?..
Пока все только догоняли, Хром уже знал. Старые фотки перед глазами сделались цветными и заплясали как мультики, а узоры на настенном ковре зашевелились, на мгновение даря надежду, которая тут же исчезла – просто голова закружилась с голодухи и перенапряга. Все уставились на Хрома.
– Чел, ты бледный какой-то, – пробормотал Яр.
Шиза фыркнул:
– Кап-пец ты сосун наб-б-людательный, только з-заметил?
– Да не, глянь, он ща в обморок грохнется!
Общими усилиями Хрома вытащили на воздух, где он, вглядываясь в огни чужого города, как пару минут назад вглядывался в остатки чужой жизни, произнес:
– Она защищала не камень, она защищала от камня.
– В с-смысле?!
– Она пришла туда, где ее не найдут, легла и умерла. С камнем в руках. И стала щитом от этой хтони.
Шиза, поймав взгляд Хрома, помрачнел.
– П-прямо к-как Оля.
Они молча втроем покурили, пока оживившийся дед что-то вещал Бабаю и Винни, на которую возложили миссию по заказу лагмана и булок из службы доставки. Мысли в голове у Хрома завертелись с бешеной скоростью, и их было уже не остановить. Кажется, Шиза это почувствовал, потому что взгляд его как бы спрашивал теперь: «Чё дальше, брат?» Хром подвис, рассматривая ввалившиеся темные круги и красные паутинки сосудов на белках его глаз, вспомнил то гадание по зажигалке и совсем бледного дылду, вздохнул и хотел уж было сказать, но вдруг из дома выбежал бодренький хозяин, тряся в руках какой-то кожаной тетрадкой:
– Нашел, нашел! Идемте в дом, что ли, про шаманов читать!
– Слышь, – хмыкнул Шиза, хлопая Хрома по плечу. – П-пошли про ть-тебя почитаем. Что ли.
– Или про тебя, – буркнул Хром, разворачиваясь обратно к двери.