Шиза, Хром и всякая хтонь

Поезда-поезда-поезда

До отправления оставалось полчаса, но билеты брать не спешили. Нашли кругляк возле площади, и Хром, пока остальные затаривались хавлом, сел снаружи на дубовую от мороза лавку и вытащил карты. Не те, что дал когда-то Толян, а свои, родные, замусоленные. Карты, в отличие от лавки, не заледенели и в руках ощущались теплыми, будто живыми. Пока тасовал колоду, Хром успел подумать обо всем, что случилось с ним и с конями за такой короткий период, порадовался, что не оставил в хате буфет с ковром, немного поволновался за мать, но быстро успокоился – его бы дернуло тревогой, вдруг что. Но насчет поездки, точнее самого способа передвижения, оставались вопросики. Шайка Шизы сейчас слишком в афиге, чтобы думать о таком. А вот Хром после разговора с Дядькой все же успел задуматься, пока дремал в такси. И теперь, еще немного согрев в руках карты, настроился на тот разговор и задал свой вопрос, благо он был четче некуда. Ответ пришел, мягко говоря, почти шокирующий – такой Хрому за всю его жизнь не выпадал ни разу, если только память ему не изменяла.

– О! Три семеры, – хмыкнул из-за спины Бабай. – Это типа зашибись?

– Зашибись, – кивнул Хром.

– А на чё раскладывал?

– Не важно. Главное, что зашибись, в смысле, что не пришибут. Можно ехать.

Хром спрятал карты обратно в сумку. Если верить раскладу – а ответам колоды он верил всегда, как и своей чуйке, когда прилетало случайно, – Дядька до сих пор не объявил ни коней, ни его самого в розыск. Возможно, просто давал время. Чертыхнувшись, Хром быстро вытянул еще карту прямо из сумки – и та оказалась четвертой семеркой. Почувствовал, как отлегло и отпустило откуда-то из-под диафрагмы. Значит, можно не беспокоиться: судя по всему, Дядька не будет рисковать своей причастностью и ориентировки никуда не отправит. Жопу свою подставлять не хочет или все еще заботится, как может, о сыне своего напарника – хтонь знает. Хрому не хотелось больше об этом думать. Он бы теперь с удовольствием завалился на полку и продрых бы все эти четырнадцать часов до станции, но Шиза, как всегда, решил иначе.

Сначала непонятки возникли в здании вокзала, когда Бабай вдруг дернулся и, едва опустив сумку Винни на ленту досмотра, в последний момент забрал ее и развернулся к выходу. Сделал огромные глаза и громко, чтобы слышали охранники у рамок, выдал:

– Е-мое, футы-нуты! Я, это, бумагу туалетную забыл купить! Нам всем срочно надо по рулону, погнали, пока время есть!

Хром вопросительно посмотрел на Винни, но та лишь покрутила пальцем у виска. Снаружи, заныкавшись за торговую палатку, которая в такое время, понятное дело, уже ничем не торговала, Бабай огрызнулся, покрутив у виска в ответ:

– Сама такая. Чуть не попался с твоей сумкой, между прочим! Дошираки мы купили, а пушки куда деть – не придумали. В жопу мы их теперь, что ли, засунем?

– Т-тебе столько не в-влезет.

Шиза, видно, сильно устал, как и Хром, чтобы не заметить такой косяк. У мелкого же, несмотря на то что он гонял сегодня побольше остальных, дразня на красной «камрюхе» шахтерских долбонавтов, как быков – тряпкой, кажется, энергии при приближении к поездам только прибавилось.

– А сколько их у нас? – Бабай почесал голову, сдвинув шапку на затылок.

– Ну… Моя, у Винни «Г-глок» и у Васи с р-резиновыми п-пульками.

– Фигульками, – буркнул Хром. За всеми этими разговорами про Олю он совсем вылетел из реала. А в реале волынами лучше не светить, даже если у некоторых есть лицуха. Но вот у дылды со справочкой лицухи не могло быть стопудово. Поэтому быстрым шагом Хром направился обратно к кругляку, где имелись удобные для этих целей шкафчики хранения, махнув рукой остальным: – Идемте, чё. Буду фокусы показывать.

Бабай был на измене до тех пор, пока не завалились в нужное купе с подозрительно бодрой для такого времени суток проводницей, смотревшей на их компаху с таким же подозрением, с каким чуть раньше сам Бабай вместе с Винни косился на Хрома. Само собой, в магазине они не стали озвучивать свои вопросы, зачем сумку, в которую всем пришлось скинуть стволы, Хром запихивает в шкафчик, прихлопнув сверху ладонью и шепнув пару ласковых буфету. Сделав быстрый круг среди полок, Хром вернулся обратно к ящику, встал так, чтобы спиной прикрыть камеру, сунул ключ с красной биркой в замок, открыл и явил прифигевшим зрителям пустоту. Вопросы посыпались было на улице, но быстро стало не до них, потому что до отправления оставалось пятнадцать минут, а Винни еще торопливо вбивала данные в заказ на сайте. Когда Хром диктовал ей свои, Шиза почему-то заржал.

– Т-так ты Хромов у н-нас… Я д-думал Хром – это потому что б-бледный, как м-моль!

– А я думал, Шиза – это потому что дурачок.

– П-а-ашел в сраку, Х-хромов…

– Вы потише можете? Я сейчас в твоей фамилии, Максим Геннадьевич, напишу вместо «дэ» букву «рэ», и ты никуда не поскачешь.

Шиза, насупившись, заткнул рот сигаретой, а Хром глянул в экран из-за плеча Винни и хрюкнул: понятно теперь, откуда у коней и прозвище, и название мастерских взялись. Максим Геннадьевич Лошадкин. Еще смешнее было бы, будь Бабай Бабаян, но нет, у того было что-то трудночитаемое, и Хром отвернулся к путям. Настоящее имя Винни ему не требовалось, и так знал уже – с разговорами о Сызрани и жившем там последние годы Бесе за этот час ее имя прилетело не единожды, сказанное ласково незнакомым голосом. Хром думал о Бесе тоже, как о самом первом из жмуров в этой заварухе, и все больше ловил себя на мысли, что скажи он про ту сделку Шахтеру другое, ничего бы не случилось. Ему вдруг, впервые за все эти сумасшедшие дни, стало до жути жаль пацанов. Запах от шпал, гул поездов и яркие прожекторы, прорезавшие черный воздух, радости не добавляли, наоборот, навевали тоску. Хром повернулся обратно, обвел глазами своих будущих попутчиков. Что им предстояло еще сделать, он понимал плохо, но твердо решил: делать что-то нужно. Он смотрел на Шизу, которого перекосило на морозе, на дерганого Бабая и задолбанную, как воспитательницу в яслях, Винни. Смотрел, как все трое пританцовывают от холода на пустом перроне, а проводница светит фонариком сначала в паспорта, а потом каждому в табло – как на допросе. И в первый раз за свои тридцать два года Хром подумал: если раньше жизнь почему-то считала, что он вне этой движухи – всегда знает все наперед, всегда все видит, – то теперь она почему-то решила, что он обязательно тоже должен поучаствовать. А могло ли быть иначе? Мог ли Хром повлиять на все, зная, что за чернота сидит в том мутном человеке, каким он впервые почувствовал Сократовича? И тот не купил бы аварийное здание на Огарева, не нашел бы в подвале тела с камнем, не стал бы искать Ольгу…

– Кстати! – Хром перебил Бабая, открывшего было рот, как только закрыли дверь купе. Ему тоже не понравилось, что под сиденьями с фирменной синей обивкой не оказалось типичных отделений под багаж – это значило, что сумки с пушками им не видать до гостиницы или другого шкафа, который Хрому сначала надо будет потрогать. А в плацкарте такие почти всегда имелись. Но башлял Шиза, и Винни выбрала купе, потому что из всего только там еще оставались четыре полки в одном отсеке, это раз. И два – им лишние уши сейчас были не слишком в тему. Хром откашлялся, привлекая внимание остальных, и пояснил: – Сократович не знает про Ольгу, ее отца и всю эту херобору с экспедицией. Он вообще, походу, ни хера не знает. Шахтер меня что просил, когда притаскивал шкатулку? Узнай, говорит, чья она. Потом в бизнес-центре тот уже сам, лично, ту же работенку предлагал – людей, мол, поищи мне, Вася.

– И ч-чё?

– Я тоже думаю, и чё? – нахмурилась Винни. Хром придвинулся ближе, опершись на столик, как раз в тот момент, когда поезд дернулся и за окном медленно поползло здание вокзала.

– И ничё, – буркнул Хром, снова опережая Бабая. – И нет, не можно. Даже не проси. Тырить еду из магазинов нехорошо.

– Да я бы знал, бич-пакеты бы не брал! Такой облом! – заныл он. – А тут еще и шкафов нету, как назло.

Шиза хохотнул, отметив особую любовь Бабая к шкафам, и щелкнул ему пальцами по лбу:

– Это спец-циально, чтобы ты не ты-ты-тырил ничего и Васю не п-подбивал. Ничё, мелкий. Ща В-Вася родит свою у-умную м-мысль, и мы пойдем б-бухать.

– В поезде запрещено бухать, – зевнула Винни, стаскивая ботинки и упирая ноги в сидушку напротив своей.

– Я с собой взял, – подмигнул Бабай заговорщицки. – Как будто нам кто-то может запретить.

Винни закатила глаза, бросив, что только с полицией им проблем сейчас и не хватало, на что Шиза примирительно махнул рукой:

– В в-вагоне-ресторане м-можно.

– Ты меня вообще не отражаешь? – завелся Хром. Он им про важные вещи, а они все о бухле. – Ты башкой своей попользоваться не хочешь?

– Угу, – буркнул Шиза. – На пол-литры. Думать б-будем завтра, понял? Сь-сегодня Толяна с Лешим п-поминаем. Т-ты, кстати, с нами, – он ткнул в Хрома пальцем и дернул подбородком в сторону Винни скорее вопросительно, чем утвердительно, но та уже намазалась хренью для губ и зачем-то разглядывала в маленькое зеркальце свои ресницы.

Хром, конечно, думал возразить, но решил смотреть по ситуации – жрать ведь хотелось тоже. Да и ребят проводить по-людски, чего днем не получилось. Повезло, что в ресторане народ в такое время уже не торчал. Лишь пара человек откуда-то приглушенно бубнили, точнее, в их голосах бубнил алкоголь.

– Мидий нет! – объявил Шиза, громко захлопнув меню у Хрома перед носом, и тот хмыкнул, однако очень быстро понял, что веселость дылды была больше показной. Как и гонор на перроне, когда Винни оформляла билеты.

Пока все ждали свои борщи и всякие закуски с нарезками из тех, что еще оставались в наличии, Хром согласился, что про Сократовича и всю эту хтонь лучше и правда побазарить с утра, на свежую голову. Вот только втридорога заказанная Шизой бутылка вискаря говорила о том, что утром голова вряд ли будет свежей.

По опыту Хром знал, что есть два типа людей в состоянии чертей: одним нужно искать приключений на свою пятую точку, детонирующую с любой не то что предъявы, а даже с простого «не так посмотрел»; другим требуются задушевные кухонные разговоры до утра в стиле «ты меня уважаешь». Вот Шиза как раз, походу, был из вторых. Он клевал колбасу с сыром и тут же шлифовал сверху вискарем, словно стремясь быстрее дойти до той кондиции, когда уже не стыдно и не стремно вывернуть наизнанку нутро во всех возможных смыслах. Первый раз Хром тоже выпил со всеми за ребят, не совсем разбираясь, что в таких случаях желать – земли пухом или уже царствия небесного. Спорить никто не стал, все желали разного и молча. Потом начались рассказы из детства – их Хром тоже только слушал, так как остальным надо было выговориться.

– А мы с Лехой, – вещал Бабай, – с Лешим то есть, даже и на поезде ни разу никуда не мотались. На тачке только, и то по области. И в Сызрань к Бесу.

– Когда это вы к нему успели? – вклинилась Винни. – Почему я не в курсе?

– А тебе на него на зэка охота было посмотреть?

– А может, и охота! – Винни хлопнула по столу пустым стаканом и отвернулась к окну. Бабай помолчал с минуту и тихо сказал.

– Это он просил, чтоб без тебя.

– Охренеть, – только и выдала та в ответ, а потом так же молча, как и дылда, принялась поглощать еду вперемешку с бухлом.

Дальше болтал один Бабай, и истории у него были на удивление забавные – если бы не ситуация, Хром точно бы поржал. Вспоминал, как по малолетке, еще в детдоме, собирали всей палатой на «сиськи», была там одна, за шоколадки и сижки и не такое показывала. Хрому про детдом слушать не хотелось, потому что куски воспоминаний оттуда, тем более про сиськи, – последнее, что он хотел бы случайно зацепить мозгом, и слава вискарю, Бабай быстро переключился на истории посвежее. Рассказывал, как Толян в мастерской нашел в тачке, пригнанной на детейлинг, котлету бабок и золотую печатку, перетрухал знатно, потому что машинка была типичной такой «бэхой», а прикатила ее в мастерскую блондиночка, с которой Толян до этого активно, но безуспешно флиртовал и краснел. Походу, даже после смерти Толяна некоторые не могли не обстебать эту тему.

– Кобелины вы, – фыркнула Винни. – Вам бы только яйца свои пристроить. Нет бы нормально там пообщаться, выслушать…

– А т-ты прям л-любишь, чтоб нормально, – глухо бросил Шиза, до этого лежавший почти что самой мордой в тарелке из-под борща.

– А ты прям знаешь, что я люблю!

– Знаю! – Шиза выпрямился.

– Да ты даже мои футболки от своих не отличаешь! И как я теперь пойму, кто из вас это был, когда говорил, как мне идет новая короткая стрижка? А? Ты или эта баба твоя?

Она вдруг судорожно вздохнула, и Хрому стало некомфортно. Он как раз сидел сбоку и чуть было не дернулся в порыве приобнять, но сразу же себя осадил. Шиза тем временем с виноватым лицом налил себе и Винни еще вискаря, подозвал официантку и попросил вторую бутылку. Дождался, когда она уйдет, затем залпом выпил свою порцию и сказал:

– Кукол с-собираешь этих своих р-розовых. Фильмы с Ки-Киану Ривзом. П-песни русский рок, З-земфиру там, ноешь и ноешь, зад-д-долбался тебе ее и-и-играть каждый раз. Печенье, блины люб-бительница т-тоже налепить, жри их п-потом трое суток. Мужиков только в-выбирать н-не умеешь, из всех всегда с-самого д-долбанутого…

– Вот это ты точно подметил, – фыркнула в ответ Винни.

Бабай, снова вспомнив Беса, хотел было что-то рассказать про их очередные приключения в юности, и Хром чувствовал нарастающую, как пропасть, неловкость, но Шиза всех перебил, видать, прорвало его.

– А если я ть-тебе сказал, что у меня внутри б-баба? Чё, все? Засохли п-помидоры? А она – тоже я. Мы оба, – он налил себе еще, несмотря на протесты Хрома, попытавшегося отобрать бутылку, и, понизив голос, дальше бубнил еле слышно: – А м-может, мы с ней од-дно целое и есть, м-может, вообще это я л-лишний и она лучше… Л-лучшая в-версия м-меня. И кофточку ть-тебе выберет, и п-прическу па-а-ахвалит.

– Мудила ты! – бросила Винни, вскакивая из-за стола, и Хром тоже поднялся, чтобы пропустить ее.

– Ага. Скажи мне что-то н-новое.

– Новое – я пока не знаю, кто ты для меня теперь. Все, я спать.

– Я провожу, – отозвался Хром и кивнул прикусившему язык Бабаю и не менее прифигевшему Шизе.

В одном из тамбуров, при переходе из вагона в вагон до своего, на сцепке между ними Винни вдруг остановилась, воровато оглянувшись на Хрома, и достала из-за уха припрятанную сижку. Он чиркнул зажигалкой, поднес ей прикурить, хотя все же был риск спалиться перед проводниками и словить штраф. До следующей станции оставалось еще часа полтора, и желание выйти подымить только усиливалось. Будто прочитав его мысли, Винни шмыгнула носом.

– Я быстро. Просто надо очень. Одну на двоих давай, – сделав пару тяг, протянула курево ему. Еще никогда Хром так шустро не курил, но зато обоим сразу заметно полегчало, и дальше они шатались по тамбуру чуть бодрее. Следующие слова Винни сказала, уже пикая ключом их купе и даже не оборачиваясь. – Решил подкатить, что ли? Ну давай, по-быстрому. Если очень надо.

Хром вздохнул:

– Я похож на того, кому очень надо и по-быстрому?

– Черт, прости. – Винни выругалась, опустилась на нижнюю полку, поймала пальцами цепочку с кулоном и поднесла к губам.

Хром сел рядом. У него таких проблем никогда не было – люди всегда воспринимались одновременно и знакомыми, и чужими. Та девчонка, которой он дарил похожую цацку в школьные годы, сама о ней мечтала, тайком заглядывалась на Хрома – он всегда чувствовал затылком, – и это желание он просто взял и исполнил, хотя тоже был по-своему заинтересован. Он долго не мог понять, делает ли он что-то потому, что сам хочет, или потому, что от него этого ждут. Вот и сейчас, рядом с Винни, он протянул руку и обхватил ее за хрупкие плечи, снова испытав похожее ощущение.

– А что внутри?

– Чего? – хрипло отозвалась Винни откуда-то из глубин Хромовой олимпийки, в которую уткнулась носом.

– Ну, внутри кулона. Он же открывается.

– А… – Она пошевелилась, положила металлическое сердечко на ладонь и повернула на тусклый свет. – Там его волосики, моего сына. У меня ничего больше нет, только это. Я, наверное, всю жизнь буду искать…

– Не будешь, – твердо сказал Хром. Его вдруг кольнуло странное ощущение, одновременно горькое и сладкое, будто в жизни Винни совсем скоро начнется новый этап. Будто ей тоже надо сжечь воображаемый черный «гелик», только не в поле, а где-то внутри себя.

– А, ты же все знаешь. Ну вот объясни тогда. Правильно Шиза сказал? Я всю жизнь выбираю самых недоступных мужиков и сохну по ним. А главный из них обо мне даже не догадывается. Что я вообще существую.

Хром успокаивающе погладил ее по спине:

– Не обещаю, но… Чем смогу…

– Спасибо. Бес писал мне где-то в начале сентября о том, что нашел какой-то след. А Шиза… – она вздохнула. – Он просто мудила. Как раз мой формат. Красивый, без тормозов и мудила. Которому на всех и на все плевать…

– Ты хоть сама-то так считаешь? – хмыкнул Хром. Похоже, Винни была пьянее, чем ему изначально казалось. – Или это в тебе вискарь плачет? Командир ваш, конечно, сложный, но я бы его мудаком не назвал. Вы с ним именно как одно целое. Он – голова, немного отбитая, правда. Вы – тело. Он без вас один не справится. Не говорил – ну боялся, понятное дело. Я про своих барабашек тоже не всем сразу рассказываю. Про ковер с буфетом – так вы вообще у меня первые.

Хром кивнул на шубу, висевшую на плечиках возле зеркальной двери: пятнистый мех на спинке превратился в узорчатый букет алых роз. Винни хихикнула, прикрыв икоту ладошкой.

– Капе-е-ец! А в рукавах у тебя что? Голуби? Ой, я пьяная, не слушай меня.

Она замолчала, будто прислушиваясь к мерному стуку колес и звону ложки в подстаканнике. Хрому нравилось молчать, но от выпитого его тоже слегка повело, и кое-что все-таки договорить требовалось.

– Ты представь, – продолжил он, – что у Макса такой же талисман есть, как у тебя. Только не снаружи, а внутри. Его особенная фигня, из-за которой для других он псих типа. А ты, своя, родная, ему в лицо сказала, что он такой тебе на хер не сдался.

– Да мы его любым… всегда… – начала было Винни, но внезапно отпихнула руку Хрома от себя и сдвинулась к окну, вытирая слегка влажные щеки. – Ты же знал, да? Ты сразу понял, что у него эта Ольга! Когда мы за Дипом ехали.

Пришлось кивнуть – врать Хром не любил, и девчонка посмотрела на него как на врага. Никакие курсы никаких психологов Вася Хромов не кончал, но и без них ситуевину видел, примерно как то маленькое блестящее сердечко на ладони, а потому все же позволил себе высказать еще кое-что, пока его окончательно не внесли в черный список.

– Просто подумай, точно ли этот Шиза твой, как ты говоришь, «формат», или, может, твой как раз тот, который умеет картошку чистить и кофточки выбирать?

Винни всхлипнула снова, но уже сквозь улыбку:

– Капец, еще бы пару рюмок, и я бы с тобой маник села обсуждать. Приехали, блин.

– Ну а чё, – крякнул Хром, по-дружески сгребая ее за плечи, – розовая херня с «Барби» у меня уже есть.

Он еще немного подержал девчонку в объятиях с новым чувством облегчения – пройдет немало времени, прежде чем раны заживут у каждого из них, но, кажется, именно непонятки с двойной личностью Шизы и мешали Винни до сих пор. Интересно, как теперь они с Бабаем отреагируют на Ольгу, когда она… если она. Хром снова думал о ней, ловя себя на мысли, что ее он сейчас тоже хотел бы обнять едва ли не больше, но сделать это было бы сложно, поскольку технически ему пришлось бы обнимать дылду. Хотя… и его бы Хром, наверное, тоже сграбастал по-братски, потому что, когда Винни внезапно вскочила и, обиженная, уходила из ресторана, тот сидел с таким похоронным лицом, словно от него только что родная мать отказалась. Которой, как Хром помнил, у дылды с детства не имелось.

Повышенная эмпатия, мать ее, в Хроме гудела вместе с повышенной дозой алкашки, и в вагон-ресторан он возвращался с твердым намерением больше ни капли в рот не брать. Крепкий алкоголь в значительных количествах Хрому был, мягко говоря, противопоказан по хтоническим показаниям, и до этого дня его очень радовало, что ни с Шизой, ни с остальными бухать не требуется. Но, видимо, пришел тот самый день, когда Шиза решил все за Хрома.

– Чё-то вы б-быстро, – бросил он, изо всех сил изображая на лице равнодушие. – Я д-думал, ты там у-у-у-утешаешь нашу д-даму…

– С дамой все в порядке. Я тебя утешать пришел.

Вырвалось как-то само, и это было странно. С дылдой Хром ничего обычного для себя не чувствовал, как с другими, – с ним чуйка молчала, просыпаясь только в минуты каких-нибудь диких буйств и потрясений. Так что со всей уверенностью можно сказать: Хром произнес это не потому, что ждали, а потому, что сам так думал. Или это одно и то же? Запутавшись в своих ощущениях, он в отупении уставился на Шизу. В ответ тот медленно моргнул, чуть дернул уголком губ, будто пряча лыбу, и без вопросов подвинул Хрому стакан.

– А м-мы с-с-с Бабаем… к-как раз про Антоху б-базарили.

Хром посмотрел на пускавшего пузыри Бабая, привалившегося к окну уже на том месте, где до этого сидела Винни, и, вздыхая, опустился рядом, напротив набуханного дылды. Поезд летел по черной бездне, где не было ни огней, ни цивилизации, только ровный забор из темно-серых деревьев, за которыми блестело снегом и звездами небо.

– Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, никого теперь не жаль[13], – дылда тихо тянул себе под нос, доверху наполняя стакан Хрома вискарем.

Пришел, называется, проконтролировать, чтобы эти двое благополучно добрались до своего купе и не потерялись на стоянках поезда ночью, но в итоге даже не вспомнил, как вернулся из ресторана сам.