Объект находится на некотором расстоянии от планеты и с виду напоминает космический булыжник. Неправильной формы и невзрачных размеров, неприметная точка не вызвала бы у экипажа «Артемиды» подозрений.
Даже если бы они её увидели.
Но объект не досягаем для их инструментов. Пребывает вне поля зрения их средств обнаружения, поэтому корабль из прошлого его просто не видит. «Артемиде» не положено его узреть, и подкованный немыслимыми технологиями объект не даст себя выявить, как бы те ни старались. Если бы старались.
Объект безмолвен и ничего не излучает. Он мертвенно молчалив и абсолютно инертен по отношению к окружающей его среде. Замаскирован так, что метафорически про него можно было бы сказать, что он чёрен.
Угловатый и с выступами, он медленно вращается вокруг своей оси и иногда позволяет себе небрежность или каприз двигаться вокруг планеты. Мог бы этого не делать, но отчего-то, время от времени, будто задумавшись или заснув, увлекаемый превратностями неумолимых сил взаимопритяжений, пускается в путь на внушительной высоте над планетой.
Потом, словно спохватившись, замирает и тогда становится почти недвижим.
Они на грани открытия, — делает вывод один из обитателей объекта. Ещё немного — и поймут, кто они и откуда взялись.
То же справедливо и для вновь прибывших, — соглашается другое существо. Сложно рассуждать о том, кто из них разумнее — те, что тут были, или те, кто вернулся из длительного путешествия.
Именно так, — мыслит начавшее дискуссию. Хотя по большому счёту, разница между первыми и вторыми невелика. Какой толк проводить грань там, где её нет? — в традиции человеческого общения естественным было бы придать этому рассуждению вопросительную форму, однако в присущем существам обыкновении такой категории попросту нет.
Правильно, — вновь соглашается собеседник. Изначально, они — единое целое. Разве что, быть может, осколки одного монолита. Части, отобранные от целого и надолго разделённые бесконечностью протяжённости и временными потоками. Но это ничего не значит.
Существа не разговаривают. И это не телепатия. Внутри них происходят некие процессы, вроде мыслительных, и как только искра здравого смысла лишь мелькнёт в одном из них, даже не успев зародиться или оформиться в сколь-нибудь законченную мысль, как другое существо уже внимает мудрости собеседника.
Из поколения в поколение древнейшая раса наблюдателей следит за планетой, и не только за этой. Сфера их интересов простирается от одной крайности бесконечного бытия до его другой отдалённости. Взращивают разумность, незримо подталкивают отбившихся и заблудших, лелеют как любимую зверушку. Тянут свою невообразимо тяжкую миссию, не находя её, впрочем, такой уж обузой.
Появление «Артемиды» было неожиданностью — даже для них. И в другой обстановке, учитывая многочисленные побочные факторы, они, возможно, воспрепятствовали бы контакту двух ветвей — ведь находятся те в уже очень дальнем родстве. Однако на этот раз решили просто понаблюдать, не вмешиваясь в ход событий, который ограниченные в своих понятийных способностях люди признали бы естественным.
Их разумение и безучастность те же люди с присущим человеческой расе юмором назвали бы экспериментом, однако существа выше этой категории. Их тайный умысел находится в пределах их логики, а точка зрения неописуема в привычных людям понятиях.
Следует признать, что нашим дальнейшим шагом нужно было выбрать обращение к обитателям планеты, — продолжается неспешный узор философских наслоений.
Правомерно, — отвечает родственный разум. Возможно, получилось бы удачно и интересно.
Обеспечили бы преемственность, — развивается идея. Ничего предосудительного, если бы произошёл скачок в развитии, пусть даже и качественный. Ведь опыт был накоплен ими самими, они имеют право пользоваться результатом.
Разумеется, они имеют право на это наследие, и это очевидно. Но нельзя позволять им излишества. Пришельцы не должны уподобляться нам…
Если бы диалог происходил в человеческом обществе, то в этот момент наступила бы гнетущая многозначительная пауза. Собеседники недоумённо, а может быть, с глубокими подозрениями посмотрели бы друг на друга, и не известно, чем бы закончилось.
Но наполненный вселенским смыслом узор плетётся совсем в другом контексте. Обоим не ведомы такие субстраты как лживость или двоемыслие. Никаких намёков или превратностей — суть открыта, а логика прямого толка.
Мы далеки от них, — мыслит существо, щедро делясь сгенерированным умозаключением. Ушли от них на такое расстояние, что теперь сложно найти что-либо общее, хотя оно и, безусловно, есть.
Разные настолько, что, пожалуй, впору считать нас и их сущностями отличных друг от друга порядков, — вторит ему собеседник.
Это так. Верно в той степени, что стороннему наблюдателю наши виды показались бы не дальними родственниками, а принципиально чуждыми друг другу природами.
Если бы нашёлся такой наблюдатель, — замечает оппонент, и его смысл показался бы человеческому существу иронией. Однако обитатели чёрного объекта уже давно переросли человеческие эмоции. В процессе эволюции перешагнули надобность в чувственном восприятии и выражении, намеренно выбрали путь холодной логики, оправдав своё решение законами устройства самого мироздания.
Критерии, — вносит замечание древнее существо. Критерии зыбки, так и останутся критериями, условности на то и предназначены. Никому не известно, как правильно оценить качество того или иного, а посему каждая такая оценка изначально обречена на определённую долю допущений.
Вполне вероятно и даже наверняка, рано или поздно они узнают о своём происхождении и о прошлом, — думает вечный наблюдатель. Тем более что вновь прибывшие уже почти догадались об этом. По крайней мере, все предпосылки к тому у них есть, а факты лежат на поверхности, стоит лишь чуть призадуматься, как ответ предстанет во всей своей очевидности.
Пройденные этапы всегда между собой схожи, — дополняет другое существо. Две точки, находящиеся в одной и той же фазе многократных повторов, видны друг другу с соседних витков. Непредвзято проанализировав, можно найти немало общего. Для этого нужно лишь попристальнее приглядеться.
Всегда так и бывает, — продолжается неспешный обмен мнениями. Не достигнуть высот, кроме тех, на которые способен и которых достоин. Уровень развития определяет границы поля зрения. Находясь на одном уровне, сущность замечает такое же, но имевшее место у его предшественника, если тот не был хоть чуть-чуть, но выше. И если он был выше, то сегодняшний потомок увидит лишь то, что ему дано заметить, но не более.
Зато как близко и понятно прошлое предшественника, если потомок ему идентичен. Поэтому-то и всплывают те открытия — и только те! — которые нужны самому искателю. Ибо остальное он отметает как ненужное — не в силах понять, что же это такое.
Одна и та же фаза развития, — итожит очередной блок информации вселенское существо. Если только фазы совпадают…
Продолжая созерцать мир под ними, они уходят на очередной виток вокруг планеты. Подобно тому, как сама спираль никому не подвластного прогресса медленно, но предопределённо выписывает кривые в своём развитии. Взметается вверх, доходя до наивысших точек, и неизменно возвращаясь на исходные позиции, начинает снова, заглядывая за границы достигнутого ранее, но в очередной раз опадает обратно.
И их не интересует собственная участь. Размышление на эту тему не вменяется в круг их потребностей, да и сама идея не возникает в среде процессов, совокупность которых человек назвал бы коллективным сознанием. Почему другие, как, например, те, что обитают на планете под ними, живут в строгом резонансе с местной кривой вселенского развития, а сами они — нет. Почему даже явившийся из потока фундаментальной непространственной стихии экипаж злосчастного корвета подчиняется всеобъемлющим ритмам, а существа внутри чёрной неровной глыбы живут вне этого?
Их не заботит, в их почти едином разуме нет места умозрительной, но очень глубокой проблеме. Хотя если всерьёз заняться вопросом, то ответ, как существам привычно считать, — на поверхности. Ведь руководствуясь их собственной логикой, эволюция высших существ должна быть тоже регламентирована. Быть может, если уж они так решили, эволюция более высокого порядка — раз уж они определили себя в привилегированный класс. Сложнее и благороднее, с циклами поизящнее, с изгибами — поизысканнее, с высотами позаоблачнее, а падениями подостойнее, как и положено существам с организацией посовершеннее.
Но поток их совместного надсознания иссяк. Сгенерировал положенный на сегодня объём. Наполнил эфир колебаниями информационного поля, которые как волны по воде разошлись в стороны, обогащая четырёхмерную метрику пучком квантов нового смысла. И два метафизических индивида продолжили своё инертное путешествие по мировому вакууму.
Вероятно, одни из самых совершенных творений, когда-либо возникавших во Вселенной. Гиперсущества, переросшие в своём развитии стадию сверхчеловека. Квинтэссенция разумных аспектов бытия, тонкое тело мирового пространства, инструмент самопознания и совершенствования Космоса.
Как всегда, после энергозатратной дискуссии обитатели чёрного объекта впали в некое подобие анабиоза. Постдиалектический ступор, полусонный режим. Необходимо время для возобновления дальнейших наблюдений, ёмкость для аккумуляции новых сведений, ресурсы для обработки поступающей информации. Несколько витков над планетой, подробнейшее изучение изменений в местной популяции, слежка за определёнными особями, выделяющимися из общей массы по каким-либо специальным признакам.
Неопределённые по длительности периоды ожидания — иногда они могут занимать час, а иногда растягиваться на целые годы. Вахты, во время которых дозорные от древней расы созерцают подопечных. Никогда не прерывающийся процесс осознания и вывода следствий. Долгосрочные прогнозы и сиюминутные оперативные сводки.
Рутина повседневности. Будни полубогов.
Объект с находящимися на его борту сверхсуществами несётся по просторам околопланетного пространства, изредка цепляясь за кромку атмосферы. Невзрачная чёрная лодка по волнам межпланетной пустоты, дно которой глубоко внизу совпадает с поверхностью провинциальной планеты.