Синдром вечного возвращения

4. Ушедший по волнам

Хорош Урхающ ночью. Тёмная, чуть ленивая водная рябь в каменном рукаве.

Если взглянуть с набережной, кажется даже, что она неподвижна, но это не так: потратив минуту, привыкнув к тусклой поверхности, освещённой расположенными за спиной фонарями, приглядевшись, можно заметить, что вода чуть ходит. Из стороны в сторону, лёгкие и не претендующие на что-то серьёзное волнения гладят друг друга, убаюкивают прохожего наблюдателя, нашёптывают на сон грядущий.

Тишь Передней Карамюсты. Урхающ — канал узкий, но прямой, провинциальный, хотя и значимый в транспортном смысле — уходит вдаль, а одно из его мелких боковых ответвлений теряется между домами, гладит своими холодными ладонями стену скамеечной ГВЗ.

Выходные заканчиваются, через несколько часов — подъём и новая семидневка, которая неизвестно что может с собой принести. А сегодня ещё есть возможность позволить себе отдохнуть, умиротвориться и забыться во сне.

Прохожий — мужчина средних лет с грустным лицом — явно не из этих мест. Одет как все, держится уверенно, будто бы хорошо ориентируется в данной местности, но есть в нём что-то от приезжего. Явно обитает тут давно, но так и не привык к тихой и старой Карамюсте. Наивно, с любопытством вглядывается в гладь Урхающа, чуть задерживается на набережной, после чего проходит в скамеечную.

Далеко внутрь мужчина заходить не стал, а присел рядом с выходом — по удовлетворённому виду можно догадаться, что это его любимое место. Кивнул стоящему возле стойки скамеечнику и даже окрикнул его по имени:

— Тине! — по-свойски, на всё заведение зовёт мужчина. — А плесни-ка мне чего-нибудь!

Высокий и представительный Тине неспеша приближается к заказчику, становится возле столика.

— Горячих трав? — тихо, дабы не мешать остальным немногочисленным посетителям, спросил он.

— Чего-нибудь покрепче! — добродушно ответил тот…

— Молодость… — с грустью говорит мужчина, когда скамеечник приносит заказанный напиток. — Когда-то давно, и я даже это помню, граждане служили ради заработка. Ты ведь не слышал про такое, Тине?

— Слышал, — нехотя ответил скамеечник, ставя перед посетителем кружку с напитком и блюдце с лёгкой закуской. — Но это было очень давно.

— А теперь у всех есть гражданская ставка, — уже на тон ниже продолжает тот. — И незачем напрягаться и хорошо делать свою работу. Так ведь, Тине?

Но скамеечник в ответ лишь кивает и отходит к соседнему столику выполнять другой заказ. Посетитель становится ещё более печальным и кидает Тине вслед:

— А у тебя что написано в изъявлении соискателя? — сказал он это тихо, и скамеечник его явно не расслышал, а может быть, не захотел услышать. — Неужели, скамеечная? — но собеседник уже исчез в недрах заведения…

— А я очень долго искал своё место, — говорит он, когда Тине вновь оказался рядом. — Но найти не смог… То тут, — бормочет он себе под нос, отхлёбывая из чашки, — то там… Скитаюсь, но нигде нет мне счастья. Ведь счастье — это быть нужным. А ты нужен им, Тине? — погромче говорит он.

И скамеечник поспешно кивает: мол, чего привязался? Он готов ответить что угодно, лишь бы беспокойный посетитель не доставал его и не распугивал публику.

А тот в свою очередь грустит ещё сильнее, не встретив понимания со стороны молодого и не очень почтительного товарища, который, к тому же, опять куда-то исчез.

Мужчина отворачивается к окну. Он смотрит на волны Урхающа, отблёскивающие в темноте уже чем-то острым, и ему кажется, что он видит неизвестный ему канал в неизвестном ему городе.

Потом рядом опять появился Тине.

— Тебе пора, — сказал он очень тихо, так чтобы никто из окружающих не услышал. Сказал он это с уверенностью, будто бы точно знал, куда грустному посетителю нужно спешить.

— Ты прав, — спохватился тот.

Он залпом допил напиток, поднялся и спешно вышел из скамеечной.

Мужчина проходит по берегу бокового безымянного ответвления Урхающа, выбирается к каналу Майилма и спускается по набережной вниз, в сторону Круглого свода. Временами он погружается в свои невесёлые мысли, и ход его от этого замедляется. Но всякий раз мужчина прибавляет, подгоняет себя — торопится, ведь до назначенного времени осталось совсем чуть-чуть, а опаздывать этой ночью никак нельзя.

Важная встреча, и он это осознаёт. Может быть, не стоило заходить в скамеечную, а лучше было сосредоточиться на ответственном поручении. Важное дело, если не сказать — рисковое. Никому, пожалуй, не известно, чем оно может закончиться, а предчувствия чего-то нехорошего не покидают мужчину.

Возле самого тупика Майилмы, там, где канал упирается в спуск к Дозорной дорожке, он останавливается и осторожно озирается по сторонам. Темнота порядочная, разглядеть что-либо не так-то просто, отблески от тусклых фонарей неясные и обманчивые.

Тупик канала с квадратными углами и высокими каменными берегами — перестраховка на случай полноводья. Он заглядывается на воду и с удивлением обнаруживает, что течение всё же есть — если ему не мерещатся неясные блики в тёмной воде. Хотя и тупик, какое-то движение всё же имеется.

Скамейки и непонятные сооружения-коробки разнообразят ландшафт, делают его неоднородным и загадочным. Нельзя с уверенностью сказать, что тут никого нет. Многоэтажное жилое здание, дальше, чуть в стороне, должно быть, место назначенного рандеву.

Мужчина с грустным лицом проходит тупик, а навстречу ему из частокола высоких тёмно-зелёных мачт появляется некто в плаще и шляпе — прячется от окружающих, и ему от этого неловко, сразу видно.

На несколько секунд оба замирают, остановившись в пяти шагах друг от друга. Напряжённо вглядываются друг в друга, хотя разобрать детали или составить общее впечатление непросто.

— Кхм… — сказал незнакомец, призывая собеседника начать разговор.

— Знёрр? — тихо говорит мужчина с грустным лицом. — Тгамо Знёрр? Я — от Куныза…

— Опаздываешь, — ответил Знёрр низким хриплым голосом, в котором явственно звучит угроза и недовольство.

Он делает несколько шагов вперёд и приближается к посланнику на расстояние вытянутой руки.

— Извини, — неуверенно говорит романтик каналов. — Задержался… — и ему вдруг становится не по себе — в глазах мутнеет, а дыхание перехватывает. То ли волнение, то ли крепкий напиток в скамеечной был лишним.

— Задержался… — пробурчал Знёрр, сверкая подозрительным острым взглядом. — А чего сам Куныз не пришёл? Обещал явиться собственной персоной.

— Он… — начинает тот, но продолжить не получается — в горле отчётливо образуется ком.

Он вспоминает, как Куныз говорил, что Знёрр уже полгода в бегах, что Знёрр очень опасен и аморален даже по криминальным меркам. Куныз много от чего предостерегал, и у него сложилось впечатление, что Куныз сам его опасается — поэтому и не пришёл на обещанную встречу.

Но вслух этого, разумеется, не скажешь, да и ком в горле мешает. Ещё чуть-чуть — и дышать будет сложно.

Посланника берёт мелкая дрожь, а стук в груди усиливается, становится всё более тяжёлым, гулким, кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет наружу. И он уже не может сформулировать цель, ради которой он сюда пришёл. Куныз, рассчитывавший поживиться богатым и как говорят — неучтённым, товаром с ограбления магазина на Олкутмаани, увидев сейчас своего приспешника, вероятно, был бы очень не доволен. Важное дело, сулящее нехилые прибыли, а он мямлит что-то, ведёт себя в высшей мере безответственно. Если не сказать — странно: хватается за сердце, жадно глотает воздух.

— Вот что, — говорит Знёрр, будто бы не замечая ненормального состояния прыгуна от Куныза. — Товар у меня и в самом деле ценный и чистый — неучтённый, никто его не хватится. Прошло уже полгода, я наводил справки — никто не заявлял претензии, так что Кунызу — самое то! Почти легальное дело, жирная для перекупщика тема. Сам бы скинул, да сам понимаешь — не могу этим заниматься, мне тут находиться-то опасно, не то, что сбагривать товар… — Знёрр оборачивается на шум издалека и сверкает затравленными глазами. — Думаю, до сих пор ищут… — продолжает он. — Если Кунызу интересно, пусть даст знать — через тебя, например. Но имейте в виду — время ограничено, буду в Карамюсте всего два дня, потом уеду. Навсегда. Если Куныз не объявится, то заберу барахло с собой, и никогда уже не будет у него такого выгодного предложения. Вещички запрятаны тут, рядом, — Знёрр небрежно кивает в сторону Дозорной дорожки, а сам глаз не сводит с приближающейся группы — судя по легкомысленным выкрикам, это ночные танцоры. — В общем, передай Кунызу… Да что ж с тобой такое?..

Посланник шатнулся вперёд и схватил Знёрра за одежду, повиснув на нём всем телом. Он хрипит что-то нечленораздельное, и даже в полутьме Знёрр различает кошмарное, отражающее внутренние судороги лицо прыгуна.

— Да чего случилось-то?.. Сердце?.. — Знёрр отцепляет схватившие его руки и резко отстраняется от несчастного. — Что?.. — шёпчет он, пытаясь разобрать, что говорит посланник. — Пробка в сердце?.. — раздражённо воскликнул Знёрр, переживая прежде всего о том, что сделка может сорваться. — Воздушная пробка?.. Ну, ты даёшь… Так ведь, тебе не жить… — бормочет Знёрр, и словно бы в подтверждение его слов, прыгун замирает и валится на каменный тротуар.

Приступ скрутил его в одно мгновение. Он даже не выставил руки, чтобы хоть как-то смягчить падение. Знёрру хватило беглого взгляда, чтобы определить, что его собеседник, который ещё минуту назад должен был помочь ему провернуть выгодное дельце, мёртв.

Он умер внезапно и без внешних на то причин, без длительных мучений, и ничего ему не могло бы помочь — так всегда бывает при воздушной пробке в сердечных каналах. Больной обречён, а медицина не знает спасения от того недуга.

— Вот ведь не повезло! — вполголоса ругнулся Знёрр, с ужасом наблюдая за приближающимися игроками, которым до места происшествия осталось не более тридцати шагов.

Увидев лежащего на земле — а они его точно увидят, идут ведь прямо сюда — они тут же поднимут шум — знает он этих танцоров. На шум через минуту сбегутся дозорные — они вечно ошиваются в этом районе, и этого Знёрру только не хватало!

В отчаянии он хватает тело и волочит его к каналу — благо, не более десяти метров, а ограждений нет. Ничего другого ему в голову не приходит, тем более что ночные бездельники уже заметили Знёрра, и просто так отсюда не улизнёшь.

— Еонле тебя забери! — шёпотом проклинает посланника Знёрр, спихивая труп в Майилму.

Ощутимо бултыхнуло, но это лучше, чем если бы его застали рядом с умершим. К тому же, игроки, вероятно, не расслышали, ведь они громко болтают и гогочут — в их группе Знёрр замечает также крикливых и взбалмошных девчушек.

Знёрр отворачивается от группы ночных странников, которые проходят в каких-то десяти метрах от него. Стараясь не упустить их из виду, он осторожно косится, выбрав ориентиром двоих внешне похожих друг на друга парней — тех, что идут бок о бок, понурив головы, спрятав руки в карманах своих курток и почти не разговаривая между собой.

И что же мне теперь делать? — задался донельзя насущным вопросом Знёрр, когда процессия скрылась за спуском к Дозорной дорожке.

Вот он — его дом, высокий, статный. И между прочим, Знёрр не обнаружил признаков слежки или хоть какого-то наблюдения, когда обходил его перед встречей. Дерзкой идеей мелькнуло в голове желание переночевать в своей четверти, от уюта которой он отвык за полгода скитаний.

Нужно отдохнуть и перевести дух. Это объективная необходимость.

А утром Куныз найдёт возможность связаться со Знёрром. Ведь он же должен будет выяснить, куда подевался один из его сподвижников, и Знёрр сможет ему растолковать, что и как.

— — —

А процессия тем временем присоединяется к торжествующим у Дозорной дорожки. Ночные актёры празднуют в преддверии некой даты, смысл которой известен лишь им, да и то — не всем.

Один из пары полноватых и несуразных мужчин удалился к месту основного действа. Его коллега и с виду — чуть ли не близнец, остался возле огня. Поддерживать трепещущее и эфемерное пламя.

Розовые и зелёные блики танцуют, призывают и дразнят.

— Звёзды… — говорит он, а сам украдкой и с хитрецой следит за девушкой, что составила ему компанию.

Он видит, как девушка задирает лицо вверх, подставляя себя ночному холодному ветру. Настрой у неё романтический, и это вполне соответствует его намерениям. Девушка готова, и он осторожно начинает:

— Тимго, нам очень нужен этот Полумесяц…

— Что-что? — переспросила Тимго. Она не оборачивается, смотрит вверх и не проявляет заинтересованности.

— Полумесяц, который есть у твоего отца…

— Так и спроси у него сам.

— Я спрашивал, но он наотрез отказывается…

— Ну, нет — так нет, — безразлично ответила Тимго. — Чем я могу тебе помочь?

— Хабартш… — вздыхает звездочёт. — Он требовательный. Как только узнал, что у твоего отца есть этот Полумесяц…

— Так ты, небось, и возишься со мной только ради этого, — усмехнулась она. — Омжлусо, признайся… — Тимго наконец повернулась к нему.

— Нет, ну, почему же… — оправдывается Омжлусо, однако по глазам видно, что так оно и есть.

Для него это просто развлечение, приключение вокруг задания, которое поставил перед ним начальник. Вроде тех, что выдумывают себе ночные актёры.

И Тимго — интеллектуалке и рисковой авантюристке — на самом деле это даже нравится, просто не подаёт вида. Что ещё может развлечь дочь состоятельного коллекционера, которой скучно в сытом и благополучном мире?

Многочисленные романы одновременно с несколькими мужчинами — уже не то, пресытили. Актёрские пляски, куда привёл её Омжлусо, порядком поднадоели. Звёзды, которые принёс в её жизнь, опять же, несуразный книжник, слишком далеки, чтобы можно было считать их своими.

Выкрасть у отца ценный экспонат. Дорогостоящий, как говорит он сам — венец его коллекции. Не это ли настоящая игра? С дрожью, щекочущей нервы. Спасение от тоски обеспеченной повседневности.

— Ты видел? — Тимго вскинула руку, указывая куда-то в сторону горизонта.

— Что там?

— Звезда упала. А ты проглядел… — разочарованно ответила Тимго. Но тут же повеселела. — Твой Полумесяц упал!.. — задорно рассмеялась она.