Синтез

Глава 53

— Проверка на эа-мутацию! — Константин бросил на стол перед Гедимином кругляшок с номером. Сармат мигнул.

— С утра?

— Иди, там уже ждут, — махнул рукой северянин.

— Везёт! — вздохнул Иджес, получивший свой номерок — как и положено, на поздний вечер. — Тебе там не стоять со всей ремонтной сменой…

— Мне одно интересно в этих проверках — как Гедимин вообще их проходит? — Константин посмотрел на потолок и опустился в кресло перед телекомпом. — Никогда не поверю, что можно со здоровым неповреждённым мозгом трогать ирренций руками…

Сармат не стал дослушивать, что ещё скажет командир ему вслед. С медицинской проверкой следовало разделаться как можно быстрее, чтобы не провести всё утро в очереди, — на станции было много персонала, а проверяли всех в один день.

…Кровезаборник, пискнув, отлепился от руки Гедимина и упал в подставленную ладонь. Сармат бросил его в ячейку и направился к выходу.

— Стой! — крикнули ему вслед. Он не обратил на оклик внимания — здесь было много сарматов, и постоянно кто-то входил и выходил — но патрульный у двери встал на его пути и толкнул его в грудь.

— Оглох? Тебя звали!

Медик, до этого момента сидевший у телекомпа и не отрывавший взгляда от экрана, поднялся и жестом поманил к себе Гедимина.

— Что-то не так? — настороженно спросил сармат.

— Гедимин Кет — ты? — медик осмотрел его с ног до головы внимательным взглядом. — У тебя было что-то хроническое с грудной клеткой. А это повод для регулярных осмотров. Когда тебя в последний раз осматривали?

Сармат недовольно сощурился — он не рассчитывал, что у медиков такая хорошая память, и менее всего ему хотелось тут застрять.

— Тебе заняться нечем? — он кивнул на толпящихся в приёмном покое сарматов с кровезаборниками.

— Анализы — не моё дело, — отмахнулся медик. — Я по более сложным случаям. Раздевайся до пояса и рассказывай, что было со спиной. Ранение из станнера?..

«И что?» — Гедимин в недоумении потрогал бок, пожал плечами и потянулся за комбинезоном. Никаких изменений он не почувствовал — разве что слабое жжение под кожей после двух инъекций.

— Невралгии скверно лечатся, — проворчал медик, бросив пустые ампулы в утилизатор. — Ничего, кроме поддержки, дать не могу. Береги спину и… сказал бы — «нервы», но кто из сарматов знает, как это делается?! Походишь две недели на уколы, вреда от них не будет.

«Им всем заняться нечем?» — Гедимин, выбравшись из медчасти, недоумённо пожал плечами. «Я ничего не чувствую, он ничего не видит, но мне ходить к нему две недели на какие-то уколы… Медики!»

…До станции он подъехал на попутном глайдере — и, едва спустившись в лабораторию, понял, что тут уже и без него весело.

— Неподчинение приказу? — Константин, недобро щурясь, смотрел в упор на Иджеса и поглаживал рукоять станнера. Механик, ощерившись, выставил перед собой руку с генератором защитного поля на запястье. Рядом стоял, сложив руки на груди, угрюмый Хольгер. Линкен тихо сидел в дальнем углу и, не мигая, смотрел на сарматов. Из-за его плеча выглядывал Айрон. Лаборант Хольгера спрятался за спиной химика — Гедимин от двери видел только край рукава.

— Хоть стреляй, — угрюмо сказал Иджес. — Я к этой штуке не притронусь. Это работа Гедимина. Мы здесь при чём?!

— Я ни за что не возьмусь без Гедимина, — поддержал его Хольгер. — Он — специалист по радиоактивным материалам. А я не хочу испортить итог двухмесячной работы.

— Что здесь происходит? — спросил Гедимин, вклиниваясь между столом и Константином. Северянин вздрогнул и шагнул назад.

— Атомщик, ты вовремя, — криво усмехнулся Иджес. — Этот полоумный хочет, чтобы мы достали урановую сферу и выделили ирренций. А мы не хотим, чтобы тут всё повзрывалось.

— Ирренций не взрывается, — буркнул ремонтник, недобро щурясь на Константина. — Если ты убираешь отработанную сферу, её надо заменить новой. Её уже собрали?

Командир качнул головой.

— Я собирался поручить это тебе, — он на долю секунды ощерился. — Пока меня не начали называть полоумным. Объясни этим двоим, что сфера не взрывоопасна, и пусть они начинают выгрузку.

— Я к ирренцию не прикоснусь, — лицо Иджеса окаменело.

— Пока не готова новая сфера, никакой выгрузки не будет, — хмуро сказал Гедимин. — Нельзя терять рабочее излучение. Иджес, проверь разделитель. Он давно простаивает без работы, возможно, нужна отладка.

Иджес облегчённо вздохнул и пошёл в пустой сектор. Сейчас, когда прокатный стан увезли в Порт-Радий, а новый Гедимин ещё не собрал, там стоял только ирренциево-урановый разделитель, накрытый брезентовым чехлом и защитным полем поверх него. Гедимин повернулся к верстаку, разыскивая взглядом материал для работы.

— Уран привезли?

— Уран есть, — отозвался Константин, подозрительно щурясь на ремонтника. — Можешь приступать к работе. Не забывай о технике безопасности. Хольгер, подготовь реактивы. Как только сфера будет готова, вы с Гедимином приступите к выгрузке.

В полной тишине он вернулся к своему столу. Гедимин, собирающий конструкцию из защитных полей, подпорок и щупов, едва заметно усмехнулся, но оборачиваться не стал. Он работал молча, пока к нему не подошёл Хольгер.

— Я опасался, что он так и не согласится, — тихо сказал он. — Было такое впечатление, что он готов стрелять.

— Он странный, — буркнул ремонтник, не отводя взгляда от урановых пластин.

— Как ты думаешь, сколько ирренция мы выделим? По моим расчётам — чуть больше двух граммов, — сказал Хольгер. — Было бы интересно собрать омикрон-излучатель и поработать с разными веществами. Подопытных крыс у нас нет, но вот опыт с сивертсенитом… я бы повторил его. Это будет супергенератор, если удастся что-то сделать с наведённой радиацией.

— Нейтронные пушки экранируют довольно надёжно, — пожал плечами Гедимин. — Похожую конструкцию можно собрать и для ирренциевого элемента. Сколько ирренция ты возьмёшь себе? Мне нужно немного для сигма-сканера.

— Бери, сколько нужно, — поспешно сказал Хольгер. — Пятисот миллиграммов мне хватит.

— Я возьму столько же, — кивнул Гедимин. — Иджесу вообще не нужно. Линкен пока обойдётся. Значит, нам хватит на опыты и ещё немного останется на дальнейший синтез.

За его спиной тяжело вздохнули.

— Уже делите несинтезированный ирренций? Я не давал разрешений ни на какие опыты.

— Значит, мы обратимся напрямую ко Нгылеку, — отозвался Хольгер. — И посмотрим, что скажет он.

Гедимин мигнул. «Звучит разумно. Надеюсь, обойдётся без драк. Не люблю станнеры.»

Новая сфера из обеднённого урана опустилась до упора, и зелёные блики на защитном куполе погасли — уран поглотил омикрон-излучение. Гедимин вернул на место газоотводы и закрепил датчики. Излучение повредило им, но работать они продолжали, — должны были выдержать ещё два-три цикла синтеза. Можно было на прощание потрогать образец ирренция, но у двери стоял Константин и смотрел на ремонтника немигающим взглядом. Эксперименты пришлось отложить.

Вынув руку из управляющей перчатки манипулятора, Гедимин повернулся к белесой полусфере, лежащей на полу рядом с куполом. Хольгер уже упаковал облучённый уран и теперь ждал поодаль, у двери, когда ремонтник будет готов забрать материал. Гедимин поднял руку с растопыренными пальцами — только такие сигналы сейчас проходили через защитное поле, ни от рации, ни от устных приказов не было никакого толку — и осторожно подобрал полусферу. Она весила ненамного больше, чем новая урановая сфера, и разницу пришлось бы определять на точных весах, но Гедимину от волнения она казалась тяжёлой. Он поднял её на уровень груди и шагнул к двери. Константин и Хольгер расступились, створки ворот разошлись до упора. Впереди была открытая нараспашку дверь лаборатории и свободный путь до разделительной установки.

Последняя версия «разделителя» работала автономно, и весь процесс был закрыт от посторонних глаз кожухами, экранами и куполами защитного поля. Гедимину оставалось только опустить сферу, источенную излучением и готовую рассыпаться в руках, в измельчитель и кивнуть Айрону, чтобы тот опустил рычаг. Механизм загудел, перемалываемый в мелкую пыль уран затрещал. Гедимин поднял руки на уровень груди и, стараясь ни до чего не дотрагиваться, пошёл в душевую. Константин с дозиметром Конара направился за ним.

Дезактивация Гедимина продолжалась целый час, пока от раствора у сармата не порыжела кожа, а глаза не начало жечь от испарений. Константин долго ходил вокруг него с дозиметром, проводя им над самой кожей, и ремонтник стискивал зубы, чтобы не предложить засунуть прибор ещё и внутрь, — северянин мог воспользоваться советом. О том, что с ирренцием он работал в защитном поле, Гедимин уже не напоминал — двух напоминаний в начале дезактивации оказалось недостаточно, а третье он сам считал излишним.

— Хольгера не забудь помыть, — буркнул сармат, выбравшись из душевой. Слизистую — везде, где на неё попал раствор — неприятно жгло, тело ощущалось распаренным и опухшим.

— И сам помойся.

— Иди в лабораторию, — угрюмо отозвался Константин. — Комбинезон я ещё проверю.

Сармат мигнул — по всему выходило, что со станции ему придётся выбираться в одних подштанниках.

— Что с ураном? — спросил он у Хольгера, вернувшись в лабораторию. Сармат-химик стоял у разделительного агрегата и следил за бликами на защитном поле. Омикрон-излучение пронизывало кожух дробилки, не встречая препятствий, и на внешнем экране перемещались размытые зелёные пятна и полосы.

— В работе, — отозвался Хольгер. — Надо тщательно измельчить его. Ирренций там есть, это уже понятно.

Ни одна стадия не требовала вмешательства сарматов, весь процесс был отлажен и неоднократно проверен на кальциевых образцах, но Гедимину всё равно было не по себе, когда он подходил к «разделителю». Сегодня все сарматы, даже Иджес, хотя бы раз остановились у защитного поля, подсвеченного изнутри зеленью.

— А вот и ответ из Ведомства, — сказал Хольгер, в очередной раз замерший у «разделителя», когда рация в его кармане громко загудела. Константин оторвался от телекомпа и повернулся к нему.

— «Особым распоряжением губернатора Канадских территорий Оркуса Марци эксперименты с ирренцием (создание сигма-сканера и доработка «Ириды») разрешаются. Препятствовать работам, изымать необходимые материалы и лишать допуска к изучаемым образцам запрещено», — вслух прочитал Хольгер. — Тут значок высшей секретности. Предполагается, что мартышки не смогут это перехватить.

Гедимин посмотрел на Константина долгим внимательным взглядом и ухмыльнулся. Тот, сузив глаза, щёлкнул по дозиметру.

— Вам разрешили эти самоубийственные игры? Я думал о Масанге лучше. Губернатор Оркус просто не понимает, о чём речь, а вот этот умник из Ведомства… Ладно, я не буду спорить с командованием. Но за вашу безопасность по-прежнему отвечаю я. Не думайте, что я позволю вам брать ирренций голыми руками.

— Ты едва не смыл с меня кожу, — фыркнул Гедимин. — Это ты называешь безопасностью?

— Лучше остаться без кожи, чем без костного мозга, — отозвался Константин. — Не преувеличивай, сармат. У тебя даже ожогов не осталось.

— Кому-то ещё придётся положить лишний ирренций в куб, когда мы отделим свои доли, — громко заметил Хольгер. — То есть — не только снять сферу, но и открыть ёмкость с образцом. Я предлагаю сразу позвать медиков. Химический ожог — тоже опасность, и вполне реальная. Константин, ты слишком увлекаешься. Мы все такие, но меру знать надо.

Линкен согласно кивнул.

— Оно там не взорвётся? — спросил он, указав на гудящий агрегат. Измельчение урана продолжалось. Баллоны с углекислотой уже были подключены, но реакция не могла начаться, пока весь материал не пройдёт сквозь самый тонкий фильтр.

— Пока я здесь командир, Линкен, ничего не взорвётся, — пообещал Константин.

Выделенный образец лежал под двумя слоями защитного поля; на внутреннем дрожали зелёные блики. Светло-серый кубик спрессованного порошка было непросто разглядеть без увеличения, и выглядел он, к разочарованию Линкена, совершенно безобидным, но у Гедимина глаза вспыхивали золотым огнём, когда он смотрел на него.

— Два грамма семьсот пятьдесят девять миллиграммов, — определил Хольгер. — И ещё три микрограмма кислорода, если быть точным. Чистейшая окись ирренция, не более промилле примесей.

— Хорошо сделано, — Гедимин крепко сжал его руку. Химик усмехнулся.

— Благодари себя, атомщик. Твой механизм, твоя идея с урановой сферой.

— Это предложил Линкен, — качнул головой ремонтник.

Взрывник снова подошёл к защитному куполу, пощёлкал по нему пальцами, посмотрел на серый порошок и пожал плечами.

— И эта пыль может взорвать город? Когда оно внутри бомбы, в это проще поверить.

— Никто ещё не видел ирренциевой бомбы, — буркнул Хольгер. — Может, они чуть меньше кулака. Представь, выронишь такую из кармана…

Линкен ухмыльнулся.

— Надо разделить ирренций, — напомнил Гедимин. — Кто это сделает?

Сарматы переглянулись. Константин встал из-за стола и подошёл к защитному куполу.

— Кто бы это ни был, все остальные поднимутся на верхний ярус и накроются полем.

— Расстояние не поможет, — недовольно сощурился Гедимин. — Хватит запугивания. Это просто радиоактивный металл. Если никто не вызвался, работать буду я.

…«Повсюду сотни защитных полей,» — думал ремонтник, неотрывно глядя на большой полупрозрачный шар посреди лаборатории. До конца рабочего дня оставалось всего ничего, браться за серьёзную работу не имело смысла, — сармат отдыхал, ждал, когда прекратится жжение в глазах, а кожа приобретёт привычный белый цвет, и рассматривал образцы ирренция.

Их было практически не видно — Константин настоял, чтобы они «хранились правильно». Каждый образец поместили в запаянный свинцовый патрон, окружённый непрозрачным защитным полем, обновляющимся раз в час, и всё вместе убрали под купол. Занимались этим Хольгер и Константин; Гедимин увидел результат, вернувшись из хранилища.

— Если бы поле Сивертсена имело массу, защита наших образцов весила бы больше, чем они сами, — заметил вполголоса Хольгер, подойдя к Гедимину. Химик болезненно щурился — он тоже прошёл дезактивацию.

— Растворы кончились, — пробормотал Гедимин, посмотрев на покрасневшие глаза Хольгера. — Что теперь будем делать?

— Завезут новые, — усмехнулся химик. — Константин уже отправил заявку. Ну, как тебе наш ирренций?

Гедимин пожал плечами.

— Пока не знаю. Надо пробовать, — он кивнул на закрытый свинцовый контейнер под верстаком — туда после разделения веществ была ссыпана оставшаяся окись урана. — Закончу с этим — займусь ирренцием. Тебе нужна помощь с генератором?

— Справлюсь, — ответил Хольгер. — Разве что… Я покажу тебе утром мои наметки. Ты, как механик, оценишь их, и если будут нужны исправления…

За левым плечом Гедимина раздался тяжёлый вздох. Сармат не стал оборачиваться, только недовольно сощурился, — и так было понятно, что за спиной стоит Константин, и что он снова влезет в чужой разговор.

— Хольгер, тебе не приходило в голову проверить свои… наметки так, как это делают разумные существа, а не дикари? — спросил командир. — У нас целый информационный центр, а ты рассчитываешь на интуицию Гедимина.

— Гедимин не роняет турбины на сарматов, — криво усмехнулся Хольгер. — Его интуиции я доверяю больше.

Нагрев шёл медленно; Гедимин в очередной раз проверил температуру, сместил теплоэлементы и вернулся на своё место, оставив печь под присмотром Линкена. Скучающий взрывник измерял длину стола шагами и пересматривал на экране смарта видео с ядерного полигона, но отойти и заняться чем-нибудь полезным отказывался.

— Никаких взрывов, ясно? — в третий раз напомнил ему Константин, с тревогой наблюдающий за сарматами.

— А взрывом было бы проще и быстрее, — пробормотал Линкен, оглядываясь на печь.

В дальнем углу лаборатории был установлен непрозрачный купол защитного поля, и что происходило за ним, Гедимин не видел. Барьер не пропускал ничего — ни света, ни звука. Сармат подавил досадливый вздох.

— Не терпится взять в руки ирренций? — Иджес ткнул Гедимина кулаком в плечо. — Было бы куда спешить!

— Это единственное осмысленное занятие в этой лаборатории, — отозвался сармат. «Хольгер сегодня закончит свой прибор,» — думал он. «Я завтра только начну работу. Эти трое к ирренцию боятся подойти. М-да, очень научный центр. Куда уж научнее…»

Нагрев пошёл быстрее, но до требуемой температуры было ещё далеко. Гедимин вспомнил о еле слышном дребезжании в кармане, которое услышал полчаса назад; тогда он не смог взять смарт — руки были заняты урановой смесью — но теперь можно было и проверить почту. «Герберт?» — сармат посмотрел на экран и едва заметно усмехнулся. «Так и есть.»

…«Совершенно верное замечание, коллега, и мне нечего вам возразить. Нелепый страх перед ирренцием нагнетается и поддерживается искусственно — здесь, в лаборатории Лоуренса, это очевидно последнему кирпичу в старой стене. Да, работа с этим веществом требует осторожности — и двое погибших десантников и два взорвавшихся реактора могли бы это подтвердить, если бы обрели речь. Никто не спорит, что техника безопасности необходима. Но формы, которые она принимает… Я постараюсь переслать вам один очень полезный состав. Он смягчит действие химикатов на кожу и слизистую. Средство старое и уже подзабытое, но в связи с ужесточением мер безопасности мне пришлось опробовать его на одном из лаборантов. Конечно, его не купали в дезактивирующем растворе, но испарения от непромытой униформы серьёзно ему повредили. Средство по-прежнему работает; перешлю при первой же возможности.

Что же касается причин нагнетания… У меня неприятное чувство, что из ирренция сооружают новое «сверхоружие», орудие всеобщего запугивания. Это было бы более чем неприятно для всех нас — и, я полагаю, для вас тоже. Я не хотел бы, чтобы мои исследования использовали для создания очередной бомбы — этого добра в мире и так хватает. Свойства ирренция располагают к именно такому его использованию, — крайняя токсичность и радиотоксичность, сверхпроникающее излучение заражающего действия, влияние на нервную систему… Но я надеюсь, что разум восторжествует.

Теперь я перейду к более приятной теме — к исследованиям «тяжёлых драгоценностей», как коллега Рохас называет новооткрытые элементы. У них обнаружены металлические свойства; вы верно подметили их сходство с золотом и серебром — наши радиохимики это подтверждают. Коллега Кейзи добился разрешения на переработку ирренциевого кристалла и получил несколько миллиграммов новых металлов. Более тяжёлый уже получил условное название «констиум» — по химической инертности он похож даже не на золото, а на инертные газы. Более лёгкий, к смущению и радости коллеги, был назван «кейзиумом». Сомневаюсь, что это войдёт в официальные издания именно в таком виде, но названия, даже временные, сильно упрощают работу.»

Гедимин задумчиво кивнул. «Констий и кейзий,» — повторил он про себя. «Кейзий. Если бы Майкл был жив, могли бы назвать в его честь.»

— Sata! — крикнул Линкен, повернувшись к сармату. Тот бросил рацию в карман и поднялся на ноги. Температурные датчики печи показывали именно то, что он ожидал увидеть, — пора было браться за работу.

Гедимин развернулся к Иджесу и Хольгеру и жестом позвал их к себе. Четверо сарматов собрались у печи. Лаборанты сунулись было к ним, но их оттеснили. Гедимин повернул рукоятки пресса так, чтобы всем было удобно подойти к ним. «Давление должно быть достаточным,» — он ещё раз прикинул про себя необходимое усилие. «Получится. Раньше получалось.»

…Урановые пластины — остатки сферы «первого цикла» — остывали под вытяжкой, прикрытые защитным полем. Гедимин перебрался за стол Хольгера, чтобы следить за ними, и химик уступил ему место и принёс себе второе кресло.

— Значит, то, что они называют кеззи… кейзием, образуется при сигма-распаде, — Хольгер задумчиво рассматривал экран смарта — Гедимин позволил ему прочитать письмо Конара. — Выходит, что сигма-квант — нечто, поглощающее как минимум пять протонов и двенадцать нейтронов. Бор-семнадцать? Исключено, он засветился бы на всех снимках.

— На снимках ничего нет, — напомнил Гедимин. — Сам посмотри. Никаких продуктов распада. Ядро кейзия и красная вспышка. Больше ничего.

— Подождём, пока они пронаблюдают омикрон-распад, — сказал Хольгер. — Насколько я понял — редкое явление.

— Определённо, его можно подтолкнуть, — задумчиво сощурился Гедимин. — Им зря не разрешают экспериментировать.

— И всё-таки странно, что констий и кейзий настолько стабильны, — Хольгер недоверчиво покачал головой. — Всё время кажется, что где-то вкралась ошибка…

Он выключил смарт и протянул Гедимину. Позади недовольно фыркнул Линкен. Гедимин, удивлённо мигнув, повернулся к нему, — только сейчас он заметил, что взрывник стоит у стола.

— Констий и кейзий? Что это значит? — спросил Линкен. — У этих слов есть смысл?

— Не дочитал? — хмыкнул Гедимин. — Кейзий — по имени радиохимика. «Констий» означает постоянство и неизменность. Это древний язык, сейчас на нём не говорят.

— Мартышечьи названия! — Линкен поморщился и провёл пальцем по шраму на затылке. — Они всюду суют свои слова. Зачем ты их сюда притащил? У нас есть свой язык. Почему не дать свои названия?

Гедимин мигнул.

— Какой в этом смысл?

— Это новые металлы. Их обнаружили на днях. Ты сам мог их найти! — Линкен ударил кулаком по столу, и Хольгер вздрогнул и сердито сощурился. — Мы сами их изучаем. Какое тебе дело до чужих химиков и древних языков?! У нас есть свой. «Постоянство и неизменность»? Речь о том, что он не распадается? «Aperanu» — то, что разваливается на части. «Yi» peranu». Вот правильное название.

Гедимин внимательно посмотрел на взрывника. Тот широко усмехался, и его лицо совсем перекосилось, — рот съехал набок. Ремонтник быстро отвёл взгляд и покачал головой.

— У новых металлов есть правильные названия. Другие не нужны.

— Именно, — кивнул Хольгер. — Вот когда ты откроешь что-нибудь новое — называй его любым словом на любом языке.

— Тебе не нравится название? — растерянно мигнул Линкен. Смотрел он при этом на Гедимина, к Хольгеру повернулся боком.

— Я тебя вообще сюда не звал, — ремонтник сузил глаза. — Ты мешаешь. Иди… к Константину.

Линкен вздрогнул и растерянно замигал.

— Атомщик, это уже глупость. Мы с тобой не ссорились… так сильно. Помнишь, я не стрелял в тебя?

— Будет приказ — выстрелишь, — буркнул Гедимин. — Иди к своему командиру.

Линкен остался на месте, только глаза из белесых стали свинцово-серыми.

— Хольгер тоже признал Константина командиром, — тихо сказал он. — Но вы поладили.

— Очевидно, Хольгер искупил свою вину удачной диверсией, — фыркнул незаметно подошедший Константин. Шрамы от взорвавшегося фэнрила стали тонкими и побелели, но их ещё можно было заметить — поблескивающие полоски покрывали щёки и лоб сармата и кое-где шли внахлёст.

— Это был несчастный случай, — ровным голосом произнёс Хольгер.

— Да, что же ещё, — Константин провёл ладонью по щеке. — Фэнрил только и делает, что взрывается, когда его берут в руки. А провода — растворяются прямо внутри стен. Гедимин! Ты собираешься чинить то, что сломал? Звуковая сигнализация до сих пор не работает. Если до конца недели все разрезанные провода не будут приведены в исходный вид, я сообщу Нгылеку, и тебя исключат из проекта, как невменяемого.

Гедимин изумлённо мигнул.

— Я могу починить, — буркнул Иджес. — Атомщик, сиди, следи за ураном. Ещё взорвётся…

Ремонтник тяжело вздохнул и выразительно посмотрел на него — выдавать очередную получасовую лекцию о свойствах окиси урана у него не было ни сил, ни желания.

— Как угодно — мне нужен результат, — отмахнулся Константин. — Хольгер, теперь о твоих замыслах. Ты уже составил план работы с омикрон-облучателем?

«Облучатель?» — Гедимин насторожился. «Я ещё что-то пропустил?»

— Вот, — Хольгер раскрыл перед ним еженедельник. Несколько страниц были исписаны мелким почерком сверху донизу и расчерчены на заполненные и пустые столбцы. Гедимин увидел названия марок фрила. Они были собраны в группы по химическому составу.

— Хм, — Константин перевернул страницу, и Гедимин прочитал несколько названий из следующего столбца — там были природные материалы. — И где обоснование? По какому принципу ты отбирал именно эти вещества? Что ты хочешь увидеть, подвергнув их облучению?

Хольгер пожал плечами.

— Всегда можно что-нибудь увидеть.

Константин вздохнул.

— Вот из-за этого ты подверг себя и Гедимина риску смертельного облучения? «Увидеть что-нибудь»? Для этого был нужен образец опасного радиоактивного вещества?

— Ведомство разрешило опыты, — отозвался химик. — План у меня есть. А вот твоего я не видел. Может быть, это нам с Гедимином пора написать Нгылеку, что ты саботируешь исследования?

Сармат дёрнулся, как от удара током, и Гедимин удивлённо мигнул, — он ещё не видел, чтобы Константин так быстро менялся в лице.

— Теперь я понимаю, почему у нас никогда не было учёных, — пробормотал командир и, развернувшись, ушёл за свой стол. Гедимин и Хольгер переглянулись.

— У нас были учёные, — стиснул зубы Линкен. Константин коротко фыркнул и отвернулся.

Гедимин взял ежедневник и пролистал страницы плана.

— У тебя есть всё это? — слегка удивился он, перечитав названия веществ. — Все образцы?

— Небольшая часть, — покачал головой Хольгер. — Постараюсь получить недостающее. Я почти уверен, что люди что-то упустили. Должен существовать надёжный стабильный барьер для омикрона. Не уран и не плутоний. Что-то другое.

— А, Джед, — Кенен, застигнутый врасплох у двери, быстро огляделся по сторонам в поисках путей отхода — но не нашёл их и широко улыбнулся, изображая дружелюбие. — Читал новости? Ассоциация старейших народов Атабаски выступает за разрушение Периметра — он мешает миграции диких животных и портит аборигенам охоту.

— А, — Гедимин попытался было вспомнить, о каких народах идёт речь, и где он слышал это название, но перехватил взгляд Кенена, устремлённый на дверь, и выкинул ненужные мысли из головы. — Где бериллий?

— Что? А, да, бериллий, — учётчик улыбнулся ещё шире и похлопал себя по карманам. — Я хотел зайти к тебе с вечера, но отвлёкся. Вот твой бериллий.

Твёрдый, прохладный на ощупь обломок был запаян в непрозрачный серый скирлин — криво, неплотно, либо в сильной спешке, либо кем-то, у кого не было ни упаковочной машины, ни достаточно прямых рук. Гедимин надорвал обёртку, заглянул внутрь и довольно усмехнулся.

— Сойдёт. Я что-нибудь должен?

— О-хо-хо… Джед, ты не отделаешься ремонтом миниглайда, — развёл руками Кенен. — И пригоршней значков тоже. Этот образец, считая затраты на пиво, обошёлся мне в пятнадцать койнов.

Гедимин недоверчиво сощурился и крепко взял учётчика за плечо. Тот дёрнулся, пытаясь вывернуться, и заискивающе улыбнулся.

— Джед! Вот зачем сразу распускать руки?!

— Что тут такое? — один из сарматов-рабочих со станции заглянул из вестибюля в коридор и широко ухмыльнулся. — А, Маккензи. Не слушай его, теск, он всё врёт. Хочешь, я подержу его, пока ты бьёшь?

Гедимин изумлённо мигнул и внимательно посмотрел на Кенена. Тот съёжился и вжался в стену.

— Рик, имей совесть! Когда я тебе врал?! Ты сам согласи…

Гедимин встряхнул его за плечо, и Кенен, втянув голову в плечи, замолчал. «Рик» снова ухмыльнулся.

— Ага, так его! А я ещё троих из смены позову. Держи его!

Дверь закрылась. Гедимин разжал пальцы и толкнул учётчика в плечо, направляя его к запасному выходу.

— Живо наверх! Через завод пройдём…

Кенен обрадованно закивал и быстро, почти бегом, направился к двери. Гедимин догнал его на галерее, на полпути к топливному цеху.

— Кому ещё ты успел подгадить? — спросил он, придержав учётчика за плечо. Тот развёл руками.

— Джед, я сам не понимаю, чего он ко мне привязался. Ты ведь меня знаешь, я мирный обыватель…

— Знаю, — кивнул сармат. — Ходи осторожно, мне тебя сторожить некогда. Что там с платой за бериллий?

— А, плата… — Кенен на секунду задумался. — Пять койнов, Джед. Только по дружбе, себе в убыток.

Гедимин хмыкнул.

— Значит, твоя шкура стоит десять койнов? Недорого. Ладно, вечером скину.

Над заводом поплыл протяжный гудок — сигнал к началу рабочей смены. Через три секунды Гедимин скатился с крыши на платформу притормозившего глайдера и уже там смущённо хмыкнул и потёр ушибленную ладонь. Сарматы-рабочие, видевшие его прыжки по стенам, молча ухмылялись. «Сократил дорогу,» — подумал Гедимин, убедившись, что и с глайдером, и с его рукой всё в порядке. «Глупо, но иногда уместно.»

Когда он добрался до ангара, ворота были открыты; глайдер с «научной командой» уехал на пару минут раньше. Хольгер, увидев ремонтника на пороге, оживился и двинулся навстречу.

— Бериллий, — Гедимин протянул ему надорванный пакет.

— Кенен помог? — Хольгер настороженно посмотрел на ремонтника. — Сколько взял?

Сармат отмахнулся.

— Ты ничего не должен. Нужны будут деньги — я скажу.

Хольгер достал ежедневник и что-то в нём отметил.

— Когда ты собираешься дублировать записи? — недовольно спросил из своего угла Константин. — Так и жду, что твой ворох листков упадёт в лужу кислоты.

— У меня нет привычки разливать кислоту, — рассеянно отозвался Хольгер. — Итак, бериллиевая линия… Гедимин, ты очень занят сегодня? И ещё — могу ли я воспользоваться твоим сканером?

Сигма-сканер (практически по патенту Рохаса-Конара, с небольшими доработками «под сарматскую руку») хранился в лаборатории, в освинцованном ящике, в ячейке рядом с облучателем Хольгера. На этом настоял Константин, и Гедимин каждый раз недовольно щурился, оставляя прибор в научном центре. «Таскать ампулу с ирренцием по всему Ураниуму я тебе не позволю,» — сказал Константин в тот день, когда работа над сканером была закончена, и с тех пор не отказывался от своего слова. Сейчас сканер был на месте, как и облучатель, и Гедимин ненадолго успокоился — можно было работать дальше.

— Что нужно делать? — спросил он, отдав Хольгеру оба прибора. Химик слегка смутился.

— Ничего сложного, даже печь не понадобится. Я сделаю несколько составов, часть будет стоять на горелках, часть — смешиваться с газообразными веществами, и ещё одно пойдёт под глубокое охлаждение. За горелками проследит Амос, но всё сразу — слишком много для него. Было бы неплохо, если бы ты помог с жидким азотом… и с аэраторами. Нужно добиться равномерности для всех процессов…

Гедимин кивнул.

— Ладно. Добавлять реагенты будешь сам.

Хольгер покачал головой.

— Я буду занят. Амос добавит, я оставлю ему все инструкции.

— А ты куда? — удивился ремонтник.

— Есть одна идея, — Хольгер покосился на Константина и понизил голос. — Тебе никогда не приходило в голову облучить… сольвент?

Гедимин озадаченно хмыкнул.

— Нет. Где ты его взял?

— Старые связи, — едва заметно усмехнулся химик. — Не бойся, он неактивированный. Я недавно добавил его в список объектов. Нелепая идея, но… хочу посмотреть, что будет.

— Осторожнее там, — дежурно напомнил Гедимин. — Сам знаешь, что это за слизь.

Хольгер покивал и погладил пальцем генератор защитного поля. Это была стандартная «Ирида» — за опытами с фрилом химик пока не нашёл времени переделать устройство под омикрон-лучи.

— Я покажу тебе, если получится что-нибудь интересное, — пообещал он.

…Наблюдение за химической реакцией требовало слишком большого терпения, и Гедимин через пятнадцать минут решил, что лаборанты справятся без него. Дав необходимые разъяснения Айрону, он уступил ему место за столом Хольгера, а сам поднялся на ноги и прошёлся по комнате, — от долгой неподвижности затекли мышцы. Всё оборудование — от холодильного агрегата на жидком азоте до последнего температурного датчика — работало исправно, Амос не путался в инструкциях, Айрон обычно хорошо справлялся с несложными заданиями, — Гедимин мог ненадолго отвлечься.

Защитный экран, установленный в пустом углу лаборатории, посветлел и лопнул, выпустив наружу озадаченного Хольгера. Химик посмотрел на Гедимина, бросил взгляд на стол, увидел поблизости двоих лаборантов и облегчённо вздохнул.

— Всё работает, — сказал ремонтник.

— Я не сомневался, — усмехнулся Хольгер. — Хочешь посмотреть, что вышло?

…Ярко-красная слизь растеклась по дну колбы. Химик осторожно встряхнул её по кругу — жидкость вяло колыхнулась и снова замерла.

— Непохоже, чтобы она активировалась, — сказал он, всыпав в колбу ещё немного чёрного порошка и поднеся её к горелке. Слизь колыхнулась от перемещения, но инородные крупинки так и остались плавать на поверхности, не проявляя никаких признаков растворения.

— Никакой реакции, — кивнул Гедимин, с недоумением глядя на красную жижу. Стенки колбы, по которым она недавно протекла, едва заметно порозовели, — кажется, вещество было сильным красителем.

— Кинь туда натрия, — посоветовал сармат. — Что-нибудь точно будет.

Хольгер хмыкнул.

— Бессмысленно, атомщик. Или реакция есть, или её нет. Что ж, попробую кислотой…

Он убрал колбу с горелки и оставил на штативе, а сам потянулся за раствором соляной кислоты.

— Осторожней, — буркнул Гедимин, отходя от стола на шаг.

— Ничего, снизу щёлочь, — Хольгер капнул немного кислоты в красный сольвент и сам отстранился, держа колбу на вытянутой руке над фильтром, засыпанным угольной крошкой. На поверхности слизи выступило немного пены; пошипев, она исчезла. Гедимин растерянно мигнул — секунда шла за секундой, а колба по-прежнему была цела, и никаких новых отверстий в ней не появлялось.

— Странно, — он пожал плечами. — Видимо, от облучения он только портится.

— Придётся выкинуть, — Хольгер с сожалением посмотрел на содержимое колбы и отставил её в сторону, но, подумав, закрепил на штативе с подставленной под него чашкой щелочного раствора.

— На всякий случай, — пробормотал он, оглянувшись на Гедимина. Тот задумчиво сощурился.

— Попробуй вылить на уголь, — посоветовал он. — Может, активировалось.

— Сомневаюсь я в этом… — Хольгер, пожав плечами, взял колбу и встряхнул, отделяя каплю слизи от основной массы. Упав на угольную крошку, она растеклась тонкой лужей, но шипения Гедимин не услышал. Красная жидкость лежала поверх порошка, и больше не происходило ничего.

— Показать бы это Майклу, — задумчиво сказал сармат. — Интересно, у радиохимиков Лос-Аламоса был такой эксперимент?

— Радиохимикам Лос-Аламоса несвойственно совать под излучение всё, что попалось под руку, — фыркнул за его плечом Константин. — Брось это в опасные отходы.

Хольгер покосился на него, но ничего не ответил.

— У них может не быть доступа к сольвенту, — сказал он, обращаясь к Гедимину. — А вообще… Хорошо будет, если ты напишешь об этом Конару. Мы сидим в своей дыре и не видим ничего вокруг — а было бы очень полезно выйти на связь с Кейзи или Йонице. Может быть, они давно пронаблюдали это явление, описали его и выяснили причину…

— Спрошу у Герберта, — отозвался Гедимин. — Может, выведет на Йонице. Или Кейзи. Я из химиков знал только Майкла…

Он надеялся, что по его лицу ничего не видно, но, похоже, глаза всё-таки потемнели, — Хольгер, слегка помрачнев, положил руку ему на плечо и сжал пальцы.

— Мне тоже его не хватает. Я оставлю сольвент в защитном поле. Возможно, с утра что-нибудь придёт в голову. Сюда бы хороший микроскоп…

«К сожалению, общение с учёными Северного Союза по-прежнему затруднено. Тут многие бы дорого дали за встречу или возможность переписки с Йонице. Что касается наших радиохимиков — я осторожно расспросил их, но могу сказать только одно: вы первые, кто провёл такой эксперимент, и что делать с результатом, вам никто не подскажет. Если облучённый сольвент не начал фонить, значит, заражения не произошло; окрашивание, скорее всего, объясняется ионизацией. Но почему окисленный сольвент не активировался прямо под лучом… Было бы интересно посмотреть, что показывают анализаторы — оба, и новый, и старый.»

Гедимин, дочитав фразу, досадливо сощурился и полез в ящик с инструментами. С тех пор, как ему удалось заставить работать сигма-сканер, старый анализатор лежал без применения. «Верно же,» — Гедимин едва удержался, чтобы не обругать себя за тупость. «Новая база неполна. Сканер мог пропустить какие-то редкие связи. Надо перепроверить…»

— Уран и торий! — донеслось из-за матовой стены защитного поля. Она не закрывала угол, отведённый для опытов, сверху; только это и позволяло звукам проходить. Гедимин по привычке попытался облокотиться на экран, но поле оттолкнуло его, и он привстал на пальцах, заглядывая внутрь.

— Что там?

— Кого-то обрызгало сольвентом, — буркнул Константин, ненадолго отвлекаясь от чертежей на экране телекомпа. — Когда вы научитесь соблюдать технику безопасности?!

Экран посветлел и схлопнулся. Наружу выглянул ухмыляющийся Хольгер. Показав спине Константина обидный жест, он поманил Гедимина к себе.

— Кажется, я понял, что оно делает. Бери дозиметр.

Он кивнул на большую кювету, на дно которой был насыпан полусантиметровый слой разнородной крошки и пыли. Кювета была частично прикрыта стеклянной крышкой. Содержимое показалось Гедимину знакомым; посмотрев в сторону, он увидел свинцовый коробок со знаком радиационной опасности.

— «Хвосты», — пояснил Хольгер вполголоса. — Прихватил для опытов.

Его слова звучали приглушённо и не вполне внятно из-за двойных фильтров в респираторе. Гедимин, настороженно щурясь, потянулся к своей маске, — вдыхание содержимого хвостохранилищ ещё никому не шло на пользу.

— Теперь смотри, — Хольгер, поднеся дозиметр к кювете и подержав его полминуты, показал экран Гедимину и выплеснул в ёмкость красный сольвент. Жидкость, против ожидания, не осталась лежать на месте, медленно просачиваясь сквозь слой пыли, — она зашевелилась и потекла во все стороны, обволакивая содержимое кюветы. Гедимин удивлённо мигнул.

— Активировалось? Что ты с ним сделал?

— Ничего. В этом, похоже, и смысл, — весело сощурился Хольгер. — Это вещество уже… активно. Только мы не поняли, для чего.

Покрыв слой радиоактивной пыли сверху, сольвент остановился. Он едва заметно колыхался, и Гедимину, когда он посмотрел на кювету сбоку, показалось, что слизь разбухает. Он приложил к стенке ёмкости мерный стержень от ремонтной перчатки, — зрение его не подвело, сольвент действительно приподнимался — почти на полмиллиметра за пять минут.

— Надо полчаса выждать, — Хольгер отложил кювету. — Конар ответил что-нибудь?

— В Лос-Аламосе такой опыт не ставили, — отозвался Гедимин. — Мы первые. Значит, ты — изобретатель вот этой… красной жижи. Как ты её назовёшь?

Химик озадаченно хмыкнул.

— Вот об этом я ещё не думал. Выходит, я — сармат-изобретатель? Снова? Необычное ощущение.

…Красная слизь уже не колыхалась, когда Хольгер поддел её и сбросил в пустую кювету. Слой сольвента распух вдвое, уплотнился и покрылся твёрдой блестящей коркой. Гедимин хотел потрогать её, но химик перехватил его руку и кивнул на дозиметр.

— Проверяй.

Пожав плечами, Гедимин поднёс «щупы» к порошку, оставшемуся в первой кювете. Через минуту он озадаченно мигнул и щёлкнул ногтем по корпусу дозиметра. Прибор не показывал ничего сверх обычного лабораторного фона, и стрелка под круглым стеклом замерла, указывая в сторону от кюветы. Сармат снова заглянул в ёмкость, — проба, взятая из хвостохранилища, выглядела так же, как раньше, только слегка покраснела сверху, как и стеклянные стенки. «Ещё один неисправный прибор,» — Гедимин досадливо сощурился и прикоснулся к генератору защитного поля. Полупрозрачная плёнка растянулась над кюветой, но никакие блики и пятна на ней не проступили.

— Полная дезактивация, — медленно проговорил Хольгер. — На порошкообразном веществе… Я такого ещё не видел.

Отобрав у озадаченного Гедимина кювету с «хвостами», он поставил перед ним вторую, с неподвижной затвердевшей лепёшкой красной жижи. Стрелка-указатель на дозиметре качнулась и снова замерла, указывая на ёмкость, на экране замигали цифры, — здесь фон был превышен, и ощутимо.

— Надо же… — сармат перевёл взгляд с сольвента на остатки минерального порошка и обратно. — Интересно… Значит, эта слизь настроена на поглощение… нестабильных атомов?

— У неё хорошо получается, — сказал Хольгер, разглядывая прокрашенные стенки кюветы. — Возможно, это лучший дезактивационный агент из существующих. Если бы не это окрашивание…

— В ядерный могильник окрашивание, — отозвался Гедимин. — Если это вещество может дезактивировать пористые поверхности и даже почву… Надо проверить её на каком-нибудь предмете. Если она к тому же не разъедает поверхность до искрашивания… Мне нравится это твоё изобретение.

Хольгер смущённо хмыкнул.

— Осталось найти предмет для экспериментов.

— На станции их должно быть много, — сказал Гедимин. — Константин, напиши в главный корпус. Нам пригодится что угодно, вплоть до грязного тряпья.

— Только после того, как вы двое напишете мне программу планируемых экспериментов, — угрюмо отозвался Константин. — Красная слизь выглядит многообещающе, но вам, когда-никогда, пора учиться настоящей научной работе.

— Хольгер уже изобретатель, — Гедимин смерил командира тяжёлым взглядом. — Без планов и прочей писанины. А вот твоих изобретений я ещё не видел.

Ему на плечо опустилась крепкая ладонь — Линкен подошёл незаметно.

— Не хочешь — не пиши. Я помогу Хольгеру, — проворчал взрывник, становясь между Гедимином и командиром. Тот, выразительно фыркнув, отвернулся к телекомпу.

— Как вы назвали эту слизь? — спросил Линкен, заглянув в кювету. — Я не атомщик, но я слышал ваш разговор. Ты, Хольгер, придумал что-то очень дельное. Но у таких вещей должны быть названия. Как называется эта?

Хольгер мигнул.

— Об этом я ещё не задумывался, — ответил он. — И с дельностью ещё не всё ясно. Сначала надо провести испытания…

Линкен ударил кулаком в стену.

— Что ты будешь испытывать, если оно никак не называется?!

— Назови её именем Майкла, — предложил Гедимин. — Он должен получить что-то, названное его именем. В Лос-Аламосе, похоже, о нём забыли.

Взрывник развернулся к нему всем телом и с присвистом выдохнул сквозь сжатые зубы; глаза сармата горели странным, тревожащим огнём.

— При чём тут твой Майкл?! Это вещество изобрёл сармат. Ладно, у Хольгера уже есть вещь, названная его именем. Так назови её по-сарматски! У нас что, нет своего языка?!

— Тише, Линкен, — Хольгер подался в сторону и передвинул генератор защитного поля ближе к запястью. — Не из-за чего так волноваться. Сейчас ты обидел Гедимина.

«Псих,» — почти без злости думал ремонтник, прикидывая расстояние до взрывника и траекторию броска, — ему не хотелось задеть Хольгера, его посуду или ирренциевый разделитель.

— Вы что, не понимаете? — Линкен растерянно посмотрел на него, и Гедимин осёкся и оборвал начатое движение. — Совсем? Макаки дали свои названия всем вещам. Мы появились недавно. Наш язык запрещён. Мы говорим на мартышечьем. Теперь мы будем называть свои изобретения их словами?!

Хольгер пожал плечами.

— Если для тебя это так важно, Лиск… Я знаю, как назвать это вещество. «Meja».

— «Краситель»? — Гедимин посмотрел на кювету, прокрашенную изнутри. — Подходящее название.

— Meja, — повторил Линкен. — Легко запомнить. Не рассказывай о ней ни одной мартышке. И ты, Гедимин, тоже.

Сарматы переглянулись.

— Ладно, Лиск. Нам ещё писать план, — сказал Хольгер, собирая посуду. — Гедимин, на чём ты предлагаешь провести испытания?