Я откинул крышку багажника. Внутри, скрючившись в неестественной позе, лежал Фёдор Никитич Сельдев. Тряпичный кляп раздувал его щеки, шёлковый платок впился в углы рта. Его глаза, широко распахнутые, поймали свет далёкого фонаря. В них не было ни высокомерия, ни самодовольства. Только немой ужас.
Закинул в багажник связанное тело Рыжего, помощника Оракула. Сельдев замер, с испугом наблюдая, как я бросаю бандита к нему. Взгляд заказчика скользнул по наёмнику, и по глазам купца было видно: в нём что-то надломилось.
Когда я загрузил второго бандита, пространство для Сельдева сократилось до нуля. Он начал биться в панике.
Последним был Оракул. Впихнуть его оказалось самой сложной задачей. Места уже не было, но везти преступника с собой в салоне я не собирался. Уж лучше только багажник чистить, чем ещё и салон.
Упёрся плечом в бок убийцы, надавив всем весом. Сельдев, прижатый ко дну и краю, издал тонкий писклявый звук. Пришлось буквально запрыгнуть на груду тел, присесть на Оракула, чтобы продавить тело вниз и захлопнуть крышку.
Из щелей багажника донёсся сдавленный животный вой, полный паники.
Я обтёр кровавые ладони о брюки. В голове пронеслась шальная мысль: «Инвентарь переполнен. Квестовые предметы: заказчик один, исполнитель один, громилы два. Требуется разгрузка в безопасной локации».
Улыбнулся и полез за руль.
Небо на востоке стало свинцово-серым, когда я подъезжал к «Золотым ключам». Пробирался окольными дорогами, просёлками. Едва машина заехала на территорию, как навстречу выскочил Вениамин. Он был в одном исподнем, взгляд метался по мне, испачканному в крови, грязной машине, а ещё к багажнику, откуда доносился приглушённый, но отчаянный гул.
— Ва-ваше благородие! Всё в порядке? — заикаясь, произнёс он.
— Цел, Веня, — мой голос прозвучал хрипло. — Открывай ворота в ангар. Быстро.
Вениамин кинулся к пристройке, где находился телепорт, и открыл створки. Я въехал в ангар и сделал то, о чём давно втихаря мечтал: проехал на авто через портал.
В первых лучах восходящего солнца мой перепачканный автомобиль выглядел здесь абсолютно инородным, как артефакт из будущего.
Тишину форпоста разорвал громкий лай Гая.
За ним последовал скрип открывающейся двери казармы, топот ног. На пороге застыли Степан с тростью в руке и Александр, оба помятые, с взъерошенными волосами, но готовые применить магию.
Они увидели «Ласточку», меня и боевая готовность на миг сменилась недоумением. Из багажника донёсся отчаянный стук.
— Дмитрий? — голос виконта сорвался. — Что за чертовщину ты учудил?
Я вышел из авто, и друзья увидели окровавленную одежду.
— Со мной всё хорошо, — поспешил успокоить, обходя машину.
Взялся за крышку багажника и открыл с дурацкой улыбкой на лице.
— Сюрприз!
Друзьям открылась картина, достойная самого мрачного гротеска. Багажник был битком набит людьми. Они лежали вперемешку, как дрова, связанные, с кляпами во рту. Одежды перепачканы кровью, слюной и, кажется, мочой. Глаза тех, что в сознании, вылезали из орбит от ужаса.
Александр замер. Его взгляд впился в лицо Сельдева, потом медленно пополз к лицу человека, который лежал сверху — Оракулу.
Щёки Александра затряслись. Он сделал шаг вперёд.
— Это… — он прошептал. — Это кто такие?
— Фёдор Никитич Сельдев, — отчётливо произнёс я. — Купец первой гильдии, который имел неосторожность нанять Оракула для ликвидации моего знакомого, купца Самарского.
— И что? — Саня смотрел на меня с непониманием.
— И то, дорогой мой друг, что в момент заключения сделки они хвастались, что в ликвидации семьи Соловьёвых был замешан именно Оракул со своей бандой. Ну не мог же я дать им разгуливать на свободе, пока ты спал.
Александр явно не услышал конца фразы. Он смотрел на Оракула, и в его глазах вспыхнул огонь ненависти.
— Он, — сказал Александр тихо. — И теперь он здесь.
Друг явно ещё находился в шоке, а, может, не до конца проснулся. Степан пришёл в себя первым:
— Вытаскивайте их, живо. Дмитрий, расскажешь на ходу.
Пока мы с Александром вытаскивали и волокли пленников, я коротко донёс суть: трактир, подслушанный разговор, «Тихий кокон», зелье Степана, похищение. Потом битва в доме купца.
Мы затолкали преступников в погреб, что служил когда-то ледником. Помещение было сырое, с тяжёлой дубовой дверью.
— Здесь, — буркнул Степан. — Гай!
Пёс подошёл, его мощная грудь оказалась на уровне лица сидевшего у стены Сельдева. Купец вжался в камень. Гай просто опустился на пол напротив пленников, уставившись на них, не моргая. В янтарных глазах вывертня светился неподдельный интерес хищника.
— Он смотрит, — сказал я громко. — Если сделаете лишнее движение — будет кусать. Не убивать, просто кусать. Понятно?
Гай словно понял, что надо продемонстрировать пасть с зубами, и широко зевнул, показывая, что в этот рот при желании может поместиться целая голова.
Сельдев закивал так часто, что, казалось, череп отвалится. Оракул, пришедший уже в сознание, молчал.
Степан вытащил два пузырька.
— А ну пейте, — сказал он, давая каждому по половине.
— Что это? — уточнил я.
— Да то же зелье, что ты им дал. Пусть эффект сохранится ещё немного.
— Как тебе это удалось? Они же все сильные маги! — спросил Степан, когда мы вышли. — А если правильно помню, то Оракул вообще один из сильнейших менталистов в империи.
— Они люди, — пожал я плечами. — У людей есть привычки и слабости. Вот одной я и воспользовался.
— Какой?
— Желанием жить, — улыбнулся я.
Оставив Гая охранять у двери, мы собрались в столовой. Муму выставлял на стол остатки вчерашних пирогов, что передавала Марфа, а Саня ходил из угла в угол, словно в попу ужаленный зверь. Я начал более детальный рассказ.
— Их показания, — не дослушав до конца, опять вскочил Аверин. — Память Оракула. В ней должно быть всё: имена, лица, детали.
— Ага, — довольно кивнул я, — а ещё узнаем, кто стоял за этим наёмником и кто подставил тебя.
— Да, да. Это железно. Это снимет с меня все обвинения!
— Успокойся, Саша, — сухо сказал Степан. — Показания под пытками в имперском суде — ничто. А память… Достать её — проблема.
— Достану, я смогу! — резко обернулся виконт. — Залезу в его голову и вытащу оттуда всё!
— Ты с ума сошёл? — Степан ударил тростью об пол. — Это же Оракул! Его разум — это крепость, заминированная ловушками! Да он в два раза сильнее тебя!
— А я что? — уверенно выпалил виконт. — Я — Александр Аверин. И мой разум — не крепость. Он — шторм. И я сломал куда более сильные барьеры. Тем более, — Саша посмотрел на меня, — у меня будет помощник. Мой друг Дима, который однажды уже вышиб меня из собственного сна потоком защитной магии.
Я хмыкнул. Идея была безумной, но я готов её поддержать.
— Степан, ты прав. Признания — ничто. Нужны образы, факты из памяти. И Оракул единственный, у кого они есть, — сказал я.
Степан долго смотрел на нас, словно взвешивая нашу решимость, потом наконец кивнул.
— Возможно, мне удастся повысить шансы на успех, — старик задумчиво встал и подошёл к своим склянкам.
Несколько минут там стоял, передвигая пузырьки и что-то бубня себе под нос, потом решительно повернулся к нам.
— Приготовлю вам два отвара. Один — «Щит разума». Второй — «Туман в сознании». Его вольём Оракулу. Он ослабит волю и сделает защиты более вязкими.
— Да, — уверенно сказал виконт, — так у нас точно всё получится, а с Димиными защитами от ментальных атак так и подавно.
Полдень.
Лучи солнца падали на связанного Оракула, освещая его бледное, покрытое испариной лицо. Он дышал глубоко, веки подрагивали.
Я с Димой выпил «Щит разума». Отвар обжёг горло ледяным огнём, а потом по телу разлилось ощущение полной защиты.
Степан влил Оракулу «Туман в сознании». Тот закашлялся, его глаза прояснились, но в них не было силы, только растерянность и усталость.
— Начинаем, — сказал Степан. — У вас есть время, но постарайтесь уложиться за пару часов. Потом действие эликсиров ослабнет.
Сели напротив бандита. Александр положил ладони на виски Оракула. Я — руку на плечо Александра. Закрыл глаза.
Разум бандита был неприступной крепостью. Защитные стены из чёрного отполированного льда и стали уходили далеко ввысь. Очень странное сочетание.
Александр атаковал буквально сразу же.
Его сознание обрушилось на эти стены как арктический шторм. Ледяные вихри выли, царапая сталь. Телекинетические удары били в одну точку с методичной яростью. Стены дрожали, по ним бежали паутины трещин. Но они держались.
Оракул был мастером. Его защита не просто сопротивлялась, она адаптировалась. Трещины зарастали новым, более прочным льдом.
Я не вмешивался.
Наблюдал.
Мой интерфейс сканировал структуру и видел в этих защитных механизмах алгоритмы.
Мозг тестировщика искал баг.
Уязвимость.
И нашёл.
Совершенство системы было её слабостью. Она была создана для отражения атак магов — структурированных, осмысленных, мощных. Но я был уверен, что система развалится, стоит мне только завалить её мусором из моего мира, точно так же, как в первую встречу с виконтом. Но теперь я знал, что это оружие может служить не только для защиты, но и для нападения.
Я начал атаку, постепенно наращивая натиск из хаотичной свалки информационного шума прошлой жизни.
Первой пошла реклама. Навязчивые джинглы, въевшиеся в подкорку на десятилетия.
«Сбербанк — всегда рядом!»
«МегаФон — будущее зависит от тебя!»
«Не тормози — сникерсни!»
Потом — спам. Обрывки писем.
«Увеличьте свой мужской потенциал!»
«Ваш аккаунт в опасности!»
Отрывки диалогов из фильмов и игр, вырванные из контекста.
«Я твой отец!»
«Доверься мне.»
«Это… прекрасно.»
«Пахнет корицей!»
Оракул дрогнул. Его идеальные алгоритмы столкнулись с иррациональным. Защита мага пыталась проанализировать угрозу, классифицировать, найти противодействие.
Но как классифицировать бессмысленный шум?
Рекурсивные петли начали давать сбой, пытаясь создать защиту от синего трактора.
Я почувствовал, как часть внимания Оракула дрогнула и обратилась внутрь, пытаясь локализовать мой вирусный код.
Александр, уловив этот миг слабости, изменил тактику самым неожиданным образом.
В ментальном пространстве, среди бушующего шторма, материализовался образ.
Синий трактор.
И этот трактор, весело подпрыгивая на колёсах, поехал прямо на чёрную ледяную стену.
А из его динамиков, громче рёва бури, зазвучала бесячая песня:
«По полям, по полям, синий трактор едет к нам! У него в прицепе кто-то песенку поёт!»
Это был гениальный ход. Александр не просто скопировал образ, который увидел у меня, он вложил в него часть собственной энергии.
Стена треснула с оглушительным грохотом. Оракул в реальности вздрогнул всем телом. Его защита дала глубокую трещину.
Менталист попытался контратаковать, перенаправив всю мощь на источник этого безумия — на моё сознание.
Но там он наткнулся на мой внутренний «антивирус».
То, что он там увидел, не было защитой мага. Там не было барьеров. Это был хаос в чистом виде. Какофония из сотен телепередач, обрывков новостей за 20 лет, гула метро, скрипа открывающихся дверей. Атака убийцы утонула в этом океане информационного мусора, не найдя ничего, за что можно было бы зацепиться.
А синий трактор между тем не останавливался.
Александр усилил воздействие.
Теперь тракторов было три.
Пять.
Десять.
Они ездили кругами, напевая. К ним присоединились другие призраки моего прошлого: «Голубой вагон бежит, качается», «В лесу родилась ёлочка» в джазовой аранжировке и последняя капля — «Бегу по тропинке, в голове ля-ля-ля!»
Крепость сознания Оракула трещала по швам. Его воля, отточенная годами, его профессиональная гордость — все это разбивалось об абсолютную глупость происходящего.
В реальности Оракул забился в привязях. Из его горла вырвался сдавленный стон. Потом другой. Глаза бандита закатились, по щекам потекли слёзы: не от боли, а от бессилия.
В ментальном пространстве раздался крик.
ХВАТИТ! УБЕРИТЕ ЭТО! КАКОЙ ТРАКТОР⁈ КАКАЯ КОРОВА⁈ ОТСТАНЬТЕ!
Стены рухнули с тихим жалким хрустом разбивающегося хрусталя.
Я ВСЁ СКАЖУ! ВСЁ! ТОЛЬКО ОСТАВЬТЕ МЕНЯ! БОЛЬШЕ НЕ НАДО! НЕ НАДО!
Александр немедленно сменил тактику. Атака прекратилась.
На месте ледяной крепости осталось лишь открытое, израненное пространство памяти. И тишина, нарушаемая затухающим эхом песенки: «ля-ля-ля…»
Мы добились своего.
Воля врага была сломлена.
Теперь убийца открыт.
Воспоминания хлынули неупорядоченным потоком. Александр, дрожа от усилия, стал их фильтровать, искать нужное.
Образы были резкими, отрывистыми, лишёнными эмоций Оракула. Для него это был отчёт о выполненной работе. Сухой, технический, чудовищный в своей простоте.
Ночь. Поместье «Золотые ключи». Тишина.
Команда из шести человек. Движения отлаженные, беззвучные. Без лишних слов.
Взлом магической защиты задней двери особняка. Не разрушение, а аккуратное, почти хирургическое отключение. Руна «Тихий кокон» в увеличенном масштабе окутывает весь первый этаж, гася любые звуки и вспышки магии.
Внутри. Барон Григорий Соловьёв выходит из кабинета в халате. Увидев чужих, он не кричит. Его рука инстинктивно тянется к медальону на груди — артефакту. Не успевает.
Быстрый, едва уловимый удар сгустком ментальной энергии в горло. Тихий хрип. Падение. Мозг отключён прежде, чем тело коснулось пола.
Жена барона, Елена, выбегает из спальни. В её глазах не страх, а ярость волчицы, защищающей логово. Она поднимает руки, на пальцах вспыхивают защитные кольца. Её атака — столб ослепительного сконцентрированного пламени — растворяется в «Тихом коконе», не оставив и следа. Оракул делает едва заметное движение пальцем. Женщина хватается за грудь, её лицо искажает гримаса острой, разрывающей боли. Елена падает, не успев издать ни звука. Остановка сердца. Чисто.
Дети. Девочка-подросток лет семнадцати, с мамиными глазами, полными уже не ярости, а животного ужаса. Она пытается загородить собой маленького брата, мальчика лет трёх, прижавшегося к её спине. Она что-то кричит, бросает в нападающих тяжёлую хрустальную вазу. Ваза замирает в воздухе в полуметре от цели и аккуратно, бесшумно опускается на ковёр. Оракул смотрит на детей пустым нечеловеческим взглядом. Два точных импульса в мозг. Они моментально засыпают. Навсегда. Лица сохраняют последнее выражение: страх у девочки, недоумение у мальчика.
Чистая работа. Без лишнего шума, без следов борьбы, без эмоций. Убийство как высшая форма ремесла.
Выход из особняка. Затем поезд и встреча в городском саду на фоне античных статуй и аккуратно подстриженных деревьев. Человек в длинном тёмном плаще, лицо скрыто искажающей поле магической пеленой. Виден только знак, проецируемый им в воздух: стилизованная печать в виде алмаза, рассечённого на три части молнией. Стерильный, безличный, ужасающий символ.
Голос заказчика, искажённый магией, лишённый тембра и отличительных черт: «Чисто. Ожидаемо. Половина оплаты поступит на счёт. Вторая — после подтверждения исчезновения наследника». Оракул кивает. Его лицо, отражающееся в луже дождевой воды, остаётся бесстрастным, как маска.
Александр задал вопрос прямо в поток памяти, вложив в него всю боль и надежду:
— Аверин. Александр Аверин. Он убивал Соловьёвых?
Из глубин сломленного разума Оракула донёсся ответ:
— Нет. Его подставили. Чужая вина. Так было запланировано. Козёл отпущения. Враждующие роды… идеальное прикрытие. Чистая работа.
Я добавил свой вопрос:
— Кто заказчик?
Память Оракула выдала только одну метку:
— Контакт через посредника. Лица не видел. Только знак.
Больше ничего. Оракула не интересовала политика или мотивы. Его интересовала только работа, её чистота и оплата. Бандит был идеальным бездушным инструментом. И сейчас этот инструмент сломан.
Александр разорвал контакт.
Я открыл глаза. Во рту стоял горький привкус адреналина.
Виконт откинулся назад, тяжело дыша, по щекам ручьями текли слёзы.
Оракул обмяк как тряпичная кукла. Он смотрел в потолок пустыми глазами, а губы беззвучно шептали:
— По полям… трактор… по полям… ля-ля-ля…
Правда добыта. Ценой, которую заплатил убийца, было его сознание. Ценой, которую заплатили мы, была наша собственная психика. Но теперь у нас было неоспоримое доказательство. Не слова, а живые образы. И прямое признание в подставе.
Александр Аверин был невиновен. И мы в это не просто верили. Мы это видели.
Мне потребовалось полчаса, чтобы прийти в себя. Виконт остался в казарме под присмотром Степана. Оракул лежал на койке, бормоча бессвязные обрывки. Сельдев, узнав от Степана, что сделали с наёмником, рыдал в углу, умоляя о пощаде. Два других подельника сидели молча, прислонившись к мокрой стене.
Нет времени на эмоции. Нужно действовать, пока зелья ещё работают.
Я вышел через портал в имение, набрал номер Окорокова.
— Соловьёв? — голос дознавателя был напряжённым. — Что случилось? Мне сейчас не до тебя, если честно, тут настоящий бедлам. Оказывается, уже два дня в городе один из опаснейших наёмных убийц. Но след потерян.
— У меня есть лекарство от всех твоих головных болей, — сказал я. — Приезжай в «Золотые ключи». Один.
— Что у тебя там? — в голосе сквозил страх.
— Исполнитель убийства семьи Соловьёвых. И готовое дело о подготовке убийства купца Самарского вместе с задержанным заказчиком. Живые, способные давать показания бандиты. Приезжай. Или я найду другого следователя, который захочет войти в историю как человек, раскрывший самое громкое убийство в Архангельске.
Пауза была долгой. Потом тяжёлый вздох.
— Через час буду. Один.
Ровно через час его скромный служебный автомобиль остановился у ворот. Окороков был один, в гражданском плаще, но с увесистым портфелем.
Я молча провёл его через тихий особняк в ангар, к порталу. Окороков замер, увидев мерцающий проход в стене.
— Это… портал? В форпост? — прошептал он.
— Единственное по-настоящему безопасное место, — отрезал я. — Входи. И запомни: выйти обратно сможешь только со мной. Попробуешь выйти один — останешься в небытии между мирами навеки.
Дознаватель нервно кивнул, а затем шагнул за мной в пелену.
Я провёл Алексея Николаевича в погреб, где при свете лампы под недремлющим оком Степана сидели пленники: сломленный, бормочущий Оракул, истерзанный, трясущийся Сельдев и остальные. Гай лежал у двери, закрывая внизу практически весь проём.
— Алексей Николаевич, разреши представить, — сказал я сухо. — Исполнитель, наёмник-менталист высочайшего класса, известный как Оракул. И его последний заказчик, купец первой гильдии Фёдор Никитич Сельдев. Первый ответственен за убийство моей семьи. Исполнитель уже предоставил неоспоримые доказательства.
Окороков осторожно подошёл ближе, осматривая пленников. Его взгляд скользнул по пустым и безумным глазам Оракула.
— Он… он сам признался? — тихо спросил следователь. — Но как… его лицо… Мы в управлении знаем легенду про Оракула. Но никто не знал, как он выглядит. Он стирал память о своей внешности.
— Это он, — мрачно подтвердил Степан. — Мы в этом убедились.
Окороков наклонился к лицу Оракула, посмотрел в затуманенные глаза, потом резко выпрямился и уставился на меня. В его взгляде был ужас и внезапное понимание.
— Вы его сломали. Но в городе… нет менталиста такого уровня… кроме… — взгляд Окорокова стал пронзительным. Он посмотрел на меня, потом быстрым движением глаз окинул комнату, явно ища того, кого не видел.
— Я не менталист, — холодно констатировал я. — Но у меня есть такой знакомый. Правда, он сейчас в розыске по ложному обвинению.
Окороков замер. Потом медленно кивнул, дорисовав в уме недостающие детали. Александр Аверин.
В этот момент Сельдев словно очнулся и увидел следователя. Бандит тут же собрал остатки сил.
— Я не виновен! Меня держат здесь силой! — завопил он. — Я этого так не оставлю. За мной стоит сила! Третья гильдия! Алмазный синдикат! Если тронете меня, они сожрут вас всех! И тебя, выскочка-барон! И тебя, жалкий чиновничишка!
Окороков отступил на шаг.
Я не дрогнул. Лишь посмотрел на купца ледяным взглядом.
— Заткни его, Степан.
Старик молча подошёл и сильно пнул купчишку в рёбра. Тот захлебнулся и обмяк.
Когда Степан оттащил его бесчувственное тело в угол, где лежали без сознания ещё двое узников, Окороков подошёл ко мне вплотную, и, понизив голос, спросил:
— Барон… вы понимаете, во что только что вляпались? Третья гильдия… это не просто купцы. Это тень, которая держит половину экономики всего Севера. Это не осиное гнездо. Это хуже.
— Судя по разговорам, этот Сельдев очень подкован в преступных делах, вам бы не мешало допросить его хорошенько, — ответил я спокойно. — А ещё он потревожил купца Самарского, который тоже далеко не последняя спица в колеснице. Я просто выбрал сторону. Ту, что против убийц и наёмников, которые ради своих целей готовы убивать детей. Я выбрал единственно правильную сторону, Алексей Николаевич. А какую сторону примете вы?
Окороков смотрел на меня так, словно видел впервые. Страх в его глазах боролся с лихорадочным азартом карьериста.
— Что… что вы хотите, чтобы я сделал?
— Ты старший дознаватель управления. Бери улики. Бери признания. Оформляй дело. Два в одном: убийство Соловьёвых и покушение на Самарского. Добейся немедленного пересмотра дела Аверина. Эти четыре узника — твой золотой билет. Единственный. Не упусти его.
Процедура передачи заняла ещё почти час. Окороков составил предварительные протоколы, зафиксировал состояние пленников, взял образцы зелий. Он понимал, что это не просто важное дело. Оно вознесёт его на недосягаемую высоту.
Когда всё было готово и мы вывели полубессознательных Оракула с подельниками и Сельдева к машине Окорокова, тот обернулся ко мне.
— Полагаю, с такими уликами… дело виконта Аверина будет пересмотрено в ближайшие дни. Обвинения будут сняты полностью. Его имя будет очищено.
Я посмотрел на дознавателя, и в моём взгляде не было ни благодарности, ни товарищеского плеча. Только холодный расчёт.
— «Полагаю» — это не результат. Это надежда. А мне нужен гарантированный результат. Эти свидетели должны дожить до суда. И дать все показания. Если с ними что-то случится, как с теми похитителями в твоих камерах… — я сделал паузу. — То я найду того, кто это допустил. И спрошу с него. У меня для этого есть специалист, который сейчас все ещё числится в розыске.
Окороков сглотнул ком в горле и закивал часто-часто.
— Он… они будут под моим присмотром. В личном кабинете. Я буду спать там, есть там. Клянусь, я заинтересован в этом больше вас!
— Позаботься о них, — без эмоций сказал я.
Дознаватель кивнул в последний раз, потом сел за руль авто и уехал, увозя в сгущающихся сумерках с таким трудом добытое доказательство и новую смертельную угрозу в лице какой-то непонятной третьей гильдии.
Вернулся в форпост. Прошёл в казарму. Старик сидел у стола, чистил свою вечную трость, но движения были медленными, вымученными.
— Где Саня? — тихо спросил я.
— На стене, — не глядя ответил Степан. — Сказал, воздуха не хватает.
Я вышел во двор. Над зубчатыми стенами уже вечерело. Заметил одинокую фигуру на надвратной башне.
Забрался по узкой лестнице и молча сел рядом, свесив ноги в пустоту. Александр не обернулся. Он смотрел вдаль, на тёмный лес и появившуюся в небе луну. Лицо друга было спокойным. Словно сняли тяжеленную плиту, которую он тащил все эти месяцы. В уголках губ таилось что-то похожее на улыбку, но без привычной язвительности. Это была улыбка человека, который впервые за долгое время увидел перед собой будущее, мир, полный возможностей.
— Представляешь, — сказал он тихо. — Скоро, может быть… я смогу просто пойти в город. Не красться, не прятать лицо. Просто пойти. В театр, на набережную. В любимый ресторан, о котором тебе рассказывал. Наконец закажу уху из сёмги, выпью хорошего вина. Буду сидеть у окна и смотреть на людей. Просто так. Без оглядки.
— Сможешь, — сказал я, и собственный голос прозвучал неожиданно хрипло. — Мы это сделали.
— Да, — он кивнул и повернулся ко мне. В глазах друга стояли слезы. — Спасибо, Дима. За всё. За этот… этот адский синий трактор, — он хрипло рассмеялся, и смех был чистым, без горечи. — Это было гениально. Идиотски, но гениально.
— Давай сначала оправдательного приговора из суда дождёмся, а потом уже праздновать будем, — сказал я и приобнял друга за плечи.
— Да, ты прав, — вздохнул виконт и опять посмотрел вдаль, — но я верю, что всё получится. И заказчика убийства твоей семьи мы тоже обязательно найдём.
— Найдём, — уверенно подтвердил я.