Солнце, пробивавшееся сквозь щели ставен, ударило прямо по глазам. Я проснулся с ощущением, будто во рту кошки нагадили. Голова гудела. Со стола доносился мощный и размеренный храп Ильи. Пётр спал сидя, подперев щёку рукой — мастерство аристократа. Александр куда-то исчез.
Я поднялся, добрёл до кухни, где Марфа, сияя материнской улыбкой, уже приготовила графин с рассолом, дымящийся жирный бульон и гору бутербродов с салом.
— С похмельица, барин? — участливо спросила она, наливая мне кружку холодного кваса.
— С профилактики, Марфа, с профилактики, — хрипло ответил я.
Постепенно к жизни возвращались и другие.
Первым, как ни странно, пришёл в себя Пётр. Он вошёл в столовую безупречно собранным, лишь чуть сильнее опираясь на трость. Молча выпил предложенный рассол, поморщился и кивнул кухарке в знак благодарности.
Следом, с грохотом, похожим на обвал, в дверном проёме возник Илья. Он выглядел как медведь-шатун, такой же лохматый.
— Ох и вмазали же вчера! — радостно провозгласил парень, хватая со стола полкаравая хлеба и миску с бульоном. — А хорошо! Про даргана-то помните?
В этот момент из коридора вышел Александр. Виконт был брит, одет в свежеотутюженную рубашку и выглядел так, будто вчера пил только воду из колодца.
— Помню, — сказал он сухо, бросая какую-то бумагу на стол. — И пока вы храпели, я кое-что нарисовал.
— Чего? — переспросил я.
— Нарисовал карту и отметил, где, скорее всего, поселился дарган.
— Вот! — воскликнул Илья, словно Александр только что подтвердил его гениальную догадку. — Значит, идём?
Практический разум попытался было возразить. Десять утра, голова болела. Но с другой стороны — светлый день, относительно трезвые соратники, конкретная цель. И главное — этот детский, заразительный энтузиазм в глазах Ильи, который уже напоминал большого лохматого пса, готового бежать за палкой.
— Если добудем, — виконт пододвинул тарелку с бульоном и отхлебнул, — из глаз монстра можно сделать основу для «Ока совы». Эликсир истинного зрения. Степан наверняка рецепт помнит.
— От родовых дел отошёл, — тут же раздался голос заходящего в столовую старика.
Дед стоял, опираясь на трость, и в его глазах читались смешанные чувства: осуждение вчерашней гулянки и профессиональный интерес к потенциальному ингредиенту.
— Но помню, что хрусталики даргана, законсервированные в пыли лунного камня… да. Основа редчайшая. На чёрном рынке за один хрусталик просят сумму, сопоставимую с годовым доходом небольшого имения.
Это был уже не просто авантюрный порыв. Это звучало как чёткое бизнес-предложение.
— Металл в позвоночнике, — Илья громко поставил на стол кружку с рассолом, — особенный. Гнётся, как жила, а удар держит, как лучшая сталь. Если убьём монстра, я тебе, Дима, клинок выкую. Не какой попало, а особенный. Своего рода… наш общий трофей.
— Ладно, пойдём. Но потихоньку. Не распугивай всех на километр. А то у меня на болотах всего пару недель назад выброс магической энергии был, так ещё не все твари разбрелись.
— Да я тише воды! — заверил Илья, уже натягивая поверх рубахи жилет.
— Ниже травы, — без особой веры в это пробормотал Пётр, но поправил очки. — Дима, а что в том месте находится, где у тебя выброс был? Портал?
— Да бес его знает, я так и не дошёл до него. Там такая миграция тварей была, что еле стены форпоста выдержали, — приукрасил я.
Но отправиться сразу нам так и не удалось: сначала, по сложившейся у рода Муромов традиции, пришлось приговорить пару бутылочек «Слезы» за успешную охоту.
И только потом мы отправились через портал в форпост. Гая на удивление я нигде не нашёл. Муму промычал что-то, указывая в сторону леса. Значит, гулять пошёл мой пёсель, ну и ладно.
Дорога до торфяников, где, по оценкам Сани, засела наша дичь, заняла около часа. Сначала шли по твёрдой земле, потом по кочкам, потом началось классическое болото: чавкающая под ногами жижа, тучи комаров, противный запах гниения и вечной сырости.
Притом весь энтузиазм заканчивался пропорционально запасу «Слезы стража», которую предусмотрительно прихватил с собой виконт. Но, видно, взято было меньше, чем нужно.
Александр шёл впереди, периодически он останавливался и закрывал глаза.
— Слева… стая болотных шнырей. Не интересует.
— Справа, метрах в пятнадцати, спит болотник. Мимо.
Я параллельно сканировал местность интерфейсом. Он фиксировал кучу следов: мелких грызунов, насекомых, пару холоднокровных пресмыкающихся. Никого крупнее лисицы я не подмечал. Дарган умел мастерски маскироваться. Эта тварь, судя по всему, умела сливаться с окружающей средой на физическом и, возможно, магическом уровне.
— Я же говорил, — беззлобно произнёс Пётр, аккуратно переступая с кочки на кочку. — Существо-невидимка в буквальном смысле. Мы можем пройти в трёх шагах и не заметить.
— Оно тут, — сквозь зубы процедил Александр, потирая виски. — Я чувствую… отголоски его магической ауры. Что-то металлическое, холодное.
Отголоски ауры против мастерской маскировки. Посмотрим, что победит.
Солнце клонилось к горизонту, окрашивая болото в грязные багрово-серые тона. Настроение окончательно сменилось с авантюрного на раздражённо-усталое. Захотелось обратно, в тёплый форпост, к остаткам ужина и кружке чего-нибудь согревающего. Мы уже начали походить на группу неудачливых туристов, заблудившихся в самом скучном месте на земле.
В итоге, не сговариваясь, повернули назад.
Александр, сдавшись, перестал концентрироваться на поиске и просто брёл, постоянно морщась от звуков пустой стеклянной тары, раздававшихся в сумке.
Илья шёл, понуро опустив голову.
Пётр аккуратно вытирал белым платком трость, очищая её от грязи.
Мы шли по, как нам казалось, той же тропе, расслабленные, готовые посмеяться над собственным провалом.
Именно в этот момент земля под ногами Петра ожила.
Это не было похоже на нападение. Всё выглядело так, как если бы сама кочка внезапно дёрнулась в сторону. Пётр, с его хрупким равновесием, вскрикнул, взмахнул руками и едва не упал. Из-под слоя мха и торфа, буквально в двух шагах от него, метнулась приземистая и невероятно быстрая тень.
— Держи! — рявкнул Илья, покрывая свою кожу каменной защитой.
Он ударил потяжелевшим кулаком в то место, куда прошмыгнула тень. Удар пришёлся в пустоту.
Дарган, а это был он, оказался невероятно вёртким.
Монстр был размером с телёнка, но приземистый, как ящерица. Его чешуя в последних лучах заходящего солнца отливала тусклым блеском. Она не была сплошным панцирем, а напоминала гибкую кольчугу из металлических пластин.
Пётр с хлопком ударил ладонями о землю. От его рук по сырому мху в сторону твари быстро побежала белая изморозь, которая мгновенно схватилась тонким, но скользким ледяным покровом под лапами чудища. Дарган поскользнулся, его движения стали неуверенными.
Александр, зажмурившись, пытался ударить ментально. Я видел, как он напрягся, на лбу надулись вены… но ящерица лишь тряхнула головой, словно отбивалась от назойливой мухи. Виконт от усердия потерял равновесие и с глухим всплеском завалился набок в мягкую вонючую жижу.
— Саня! — крикнул Илья, отвлекаясь.
В этот момент дарган, приноровившись ко льду, рванул не от нас, а в сторону Петра, вероятно, считая его самым слабым. Пётр отскочил, но его трость завязла в мёрзлой грязи.
Время замедлилось.
Мой интерфейс, работавший всё это время в фоновом режиме, наконец выдал результат сканирования. Он выделил на быстро двигающемся теле твари слабое место, не точку, а линию. Структура чешуи на боку, чуть позади передней лапы, была нарушена. Там сходились несколько гибких сочленений, а защита была чуть тоньше.
«Аналог подмышечной впадины в доспехах», — пронеслось в голове.
У меня не было времени что-то выдумывать. Вот место, и сейчас надо туда бить. Я сработал на автомате, как в былые времена на тренировках по смешанным единоборствам: нашёл слабину и бил в неё.
Но бил не кулаком. Мой мозг, сросшийся с интерфейсом, выдал готовое решение. Я скопировал принцип. Рука Ильи, сжимающая камень. Телекинетический импульс, который я тысячу раз использовал. Всё просто.
Из-под ног Петра сорвался небольшой, острый, как наконечник стрелы, обломок камня. Он полетел, дико ввинчиваясь в воздух.
«Бронебойный, подкалиберный, с отделяющимся поддоном», — мелькнула абсурдная аналогия.
Камень со свистом пролетел мимо вздрагивающего Петра и вонзился точно в подсвеченную интерфейсом линию на боку даргана.
Раздался глухой влажный хруст, смешанный с шипением. Тварь взвыла. Звук был похож на скрежет железа по стеклу. Движения твари превратились в конвульсивный рывок. Монстр рухнул на бок, брыкаясь и пытаясь встать, но задние лапы плохо слушались.
Илья, поднявшись, накрыл её с размаху, пригвоздив к земле всей своей массой. Бой был окончен.
А я посмотрел в интерфейс: название новой руны уже появилось, и оно заставило меня улыбнуться.
[Бронебойный, подкалиберный, с отделяющимся поддоном]
Так вот как, оказывается, названия появляются! Я их сам непроизвольно выдумываю в момент создания.
Мы стояли над добычей, тяжело дыша, перепачканные грязью и болотной слизью, но все довольно улыбались.
Александр, выбравшийся из своей лужи, был похож на лешего.
— Глаза! — первым очнулся он. — Надо аккуратно извлечь! Кто-нибудь ложку взял?
Повисла неловкая пауза.
Пётр беспомощно развёл руками. Илья удивлённо покосился на виконта.
У меня же в голове тут же всплыл бородатый анекдот про «глазовыколупывательницу розового цвета с полувыломанными ножками». Я фыркнул, не сдержавшись.
— Серьёзно, Саня? Ложку?
— Ну как же! Иначе повредишь хрусталик! — друг был непреклонен.
Попытка подковырнуть глаз грубым охотничьим ножом успехом не увенчалась. Лезвие скользнуло по выпуклой твёрдой поверхности, не оставив и царапины.
[Материал: биокристаллическая структура, твёрдость восемь по Моосу. Рекомендуется алмазный резец или магическое воздействие]
Беспристрастно сообщил интерфейс.
— Что за чёрт эту тварь проектировал? — проворчал виконт, рассматривая неуязвимый глаз.
— Природа, Саня, — хрипло ответил я, вытирая грязь с лица. — Её инженерный отдел.
Тащить тушу целиком было тяжело, но разделывать её в наступающей темноте, в болоте, без инструментов — это безумие. Вчетвером, как древние охотники, мы взвалили добычу на себя и поволокли. Каждому досталось по лапе, а длинный хвост волочился по земле, оставляя борозду.
Наш «триумфальный» вход был встречен изумлёнными взглядами стражи. Но настоящий фурор мы произвели, когда кузнец, присланный старостой из Сердцегорска, выскочил из кузницы на громкий шум.
Увидев тварь, его глаза округлились.
— Мать честная… Дарган! Да ещё и целый! — он оббежал тушу, как художник шедевр. — Позвоночник… Это ж… я лет десять такой материал в руках не держал!
Александр тем временем принёс из столовой ложку и с важным видом пытался выковырять вожделенные глаза. Получалось комично и бесполезно. Ложка просто сломалась, не выдержав усилий. В итоге кузнец, хмыкнув, принёс тонкое зубило и маленький молоточек.
— Давайте-ка, ваше благородие, по-взрослому. Держите голову.
С аккуратностью ювелира он подставил зубило к краю глазницы и точным ударом выбил первый хрусталик, поймав его на лету, потом повторил этот фокус с другим глазом. Размером они были с крупный грецкий орех, переливались в свете факелов всеми оттенками тёмного янтаря и стали.
— Тушу я разделаю, — сказал кузнец, и, судя по выражению лица, он уже мысленно потрошил её. — Шкуру выделю, мясо… оно хоть и жёсткое, но бульон на костях — сила богатырская. А позвоночник… — мужчина с благоговением провёл рукой по хребту. — Завтра с утра займусь.
Пришлось кузнеца немного остудить, объяснив, что часть туши, а именно позвоночник, для нового клинка приглядел барон. Но как только мужчина узнал, что делать его будет мой гость, то открыл рот и посмотрел на Илюшу как на чудотворную икону. Это ж надо, потомок самих Муромов будет у него в кузнице работать!
Позже, уже отмытые и переодетые, мы сидели в гостиной. Усталость приятно ложилась на кости, смешиваясь с чувством триумфа от всё же удавшейся охоты.
— Дима, завтра ранним утром веди меня к кузнецу, — сказал Илья, его энтузиазм ничуть не угас. — Поработаю. Я ж обещал тебе достойный клинок ещё в Москве.
— Да можешь не париться, — начал я, но друг меня перебил.
— Не-не-не! Обещал, значит, сделаю. Может быть, такой клинок получится, что в своём роду передавать будешь как артефакт, — мечтательно сказал богатырь.
Пётр, попивая травяной чай, кивнул:
— Замечательно. А мне завтра в Архангельск нужно, по делам. К полудню вернусь. Встретимся после обеда, обсудим… дальнейшие планы.
— Тогда решено, — заключил я.
Мы разошлись по комнатам имения, которые Марфа заботливо приготовила. Ночевал я в доме первый раз, но был такой уставший, что даже не смог насладиться мягкой периной. Уснул ещё до того, как голова коснулась подушки.
Утром меня разбудил настойчивый стук в дверь, хотя солнце ещё не полностью поднялось над горизонтом.
— Господин, к вам… — голос слуги звучал нерешительно.
— Кого опять принесло? — пробурчал я, натягивая халат.
На террасе, залитой холодным утренним светом, меня ждал Окороков. Но не тот самоуверенный и циничный карьерист, которого я знал. Передо мной сидел скромный, сломленный человек. Костюм помят, глаза запавшие, в руках он вертел пустую фарфоровую чашку. Марфа, бросившая на него сочувствующий взгляд, поставила передо мной дымящийся чайник.
— Алексей Николаевич, — сел я напротив. — Чем обязан столь раннему визиту?
Окороков поднял на меня взгляд, в нём была пустота.
— Вчера написал заявление по собственному, — глухо сказал он. — Ушёл. Вернее, меня ушли. Система… не переварила.
Он рассказал скупым отрывистым языком. После дела с Оракулом и историей с похищенными детьми пошли чистки. Вскрылись связи, уходящие высоко. Ему дали выбор: закрыть глаза и остаться со звездой на погонах либо попытаться докопаться и стать проблемой. Он, к своему удивлению, выбрал второе.
— Не смог, — мужчина с силой скомкал салфетку. — Когда понял, что там, среди этих… «уважаемых людей», есть те, кто смотрел на дело с детьми как на досадную накладку в бизнесе… Не смог.
Он замолчал, глядя в пустоту. Опытный сыщик, знаток всех подковёрных игр Архангельска, загнанный в угол собственной запоздалой совестливостью. Идеальный кандидат.
Мой внутренний стратег начал работать на повышенных оборотах. Передо мной был уникальный актив: человек, знающий систему изнутри, обладающий связями, аналитическим умом и, что важно сейчас, мотивацией. И он свободен.
— А если работать не на систему? — тихо спросил я.
Окороков медленно перевёл на меня взгляд.
— Я вам не нужен, барон. Я словно выжатый лимон. Отработанный материал.
— Вздор, Алексей Николаевич, — отрезал я. — Вам нужна работа, чтобы вновь увлечь себя делом. Мне — человек, который умеет копать, знает, где искать рычаги, и который понимает, что иногда правила пишут для того, чтобы их нарушали во имя чего-то большего. Станьте моей правой рукой в делах, которые не доверишь первому встречному.
— Частным сыщиком? Для вас? — в голосе бывшего дознавателя зазвучал слабый интерес.
— Не сыщиком, а агентом, — поправил я. — Специальным порученцем. Первое задание уже ждёт вас в Москве.
Я изложил суть: проверить Арсения Павловича Морошкина, «романтика, мечтающего о даче у Белого моря», и раскопать всё, что можно, о конторе «Северные линии». Использовать старые связи, подкуп, что угодно, но разузнать.
— На какие средства? — практично спросил Окороков.
Я принёс небольшой кожаный мешочек и высыпал на стол десяток необработанных алмазов размером с ноготь на большом пальце. Они заиграли в утреннем свете холодными искрами.
— Это аванс. На дорожные расходы, на взятки, на информацию. Алмазы здесь — твёрдая валюта. Часть продадите для себя, часть используйте как пропуск в нужные кабинеты.
Увидев камни, Окороков изменился в лице. Усталость никуда не делась, но её вытеснила сосредоточенность. Он увидел не подачку, а инструмент. И шанс. Взял один из камней и влил в него частицу магической энергии. Покрутил кристалл в руке, довольно улыбаясь.
— Когда нужно выезжать? — спросил бывший следователь уже другим, собранным тоном.
— Чем быстрее, тем лучше. Сегодня соберётесь — завтра утром можете отправляться.
— Хорошо, — Окороков кивнул, подбирая алмазы с почти благоговейной осторожностью. — Москва… давно там не был.
После завтрака Пётр, попрощавшись, уехал на такси в город, а я проводил сияющего Илью в кузницу форпоста. Потом ко мне подошёл Степан. Рядом с ним стояла Алёнка в платье в красный горошек, с аккуратно заплетёнными волосами. Она изо всех сил старалась выглядеть взрослой и серьёзной, но детский восторг то и дело прорывался сквозь эту напускную строгость.
— Поедем в имение Аверина, — сказал Степан без предисловий. — Покажу девочке лабораторию. А вам, Дмитрий, надо на бумаги взглянуть.
Александр, услышав это, кивнул:
— Да, да. Бумаги очень интересные, подтверждают почти зеркально записи из чёрной бухгалтерии Соловьёвых.
— Поехали, заодно, может, получится понять, почему наши враги так сильно хотели от твоего дома избавиться.
Сначала решили заехать в лабораторию, оставить там Степана с Алёнкой, а потом отправиться изучать бумаги.
Алхимическое производство Авериных находилось на территории имения в отдельном полуподвальном здании, спрятанном от посторонних глаз за старыми оранжереями, где росло множество целебных трав.
Снаружи это было ничем не примечательное каменное здание, поросшее плющом. Но внутри ждал сюрприз.
Я ожидал увидеть нечто вроде кабинета алхимика из фильмов: десяток колб с разными жидкостями, чучело василиска, пыльные фолианты. Реальность оказалась иной.
Это была современная, по местным меркам, лаборатория. Длинный зал с высокими потолками, освещённый ровным магическим сиянием хрустальных шаров, вмонтированных в потолок. Вдоль стен тянулись массивные дубовые столы, заставленные не колбами, а сложными аппаратами из стекла, бронзы и самоцветов: дистилляторы с многоуровневым охлаждением, центрифуги, приводимые в движение магическими двигателями, вакуумные камеры. Полки ломились от склянок, банок, коробок с идеальной системой каталогизации. Воздух был настолько чистый, что не чувствовалось буквально никаких посторонних запахов.
Но больше всего поразила реакция Алёнки.
Она замерла на пороге, а глаза стали огромными. Девчонка не сказала ни слова, просто медленно вошла внутрь, вертя головой, как будто пытаясь охватить всё сразу. Её пальцы слегка дрожали.
— Чувствуешь? — тихо спросил Степан, стоя за её спиной.
— Да… — выдохнула она. — Здесь… всё поёт. По-разному. Вот там — жгуче и ярко, как перец. Там — холодно и звонко, как лёд. А там… — она указала на дальний угол, заставленный тёмными керамическими сосудами с притёртыми крышками, — … тихо и глубоко, как корень старого дуба.
Её дар чувствовать растения и их свойства здесь, в этом храме алхимии, раскрывался с новой, немного пугающей силой.
Степан, с непривычной мягкостью в голосе, начал экскурсию. Он показывал ей дистилляторы с лабиринтом медных трубок, объяснял принцип разделения эфирных масел, демонстрировал ингредиенты на полках, названия которых звучали как заклинания: «звёздчатая полынь», «слёзы русалки», «корень спящего дракона».
Алёнка ловила каждое слово, задавала точные вопросы.
— А если перегреть, он станет ядом?
— Почему эта настойка в сосуде из синего стекла, а та в зелёном?
По лицу было видно, что она не просто запоминает, а видит и понимает закономерности и связи, суть алхимии.
Александр наблюдал за этим, прислонившись к косяку двери. На его лице играла сложная гамма эмоций: грусть, гордость, задумчивость. Он смотрел на девочку, пылающую от восторга при виде тиглей, реторт и аккуратных подписей на склянках, на всё то, что когда-то было живым сердцем и гордостью его дома.
— Вот так, Алёнка, выглядит настоящая алхимическая лаборатория, — сказал Степан, проводя рукой, словно представляя целый мир. — Не котёл над костром в лесу. Здесь порядок, чистота и знание — три кита, на которых всё держится. И каждый инструмент — это продолжение руки и мысли мастера.
Девочка, заворожённо разглядывавшая сложный аппарат со множеством колб и краников, вдруг обернулась к нему.
— Дедушка Стёпа… а это что? — она осторожно ткнула пальцем в сторону небольшой ступки из чёрного базальта, стоявшей отдельно на медном подносе. Рядом лежал пестик такой же тёмной породы. — Почему она одна такая? И пахнет… не травой. Как после удара молнии. Озоном.
Старик взглянул на ступку и улыбнулся.
— Остро почуяла. Это не просто ступка, девочка. Это «Громовая чаша». Базальт, пропитанный годами молний в высокогорье. В ней растирают только самые стойкие, самые «капризные» компоненты, которые в обычной посуде теряют силу или, наоборот, взрываются от трения. Видишь эти прожилки? — он указал на едва заметные серебристые нити в камне. — Это следы самородного серебра. Они гасят лишнюю энергию трения, оставляя только чистую суть ингредиента.
Алёнка широко раскрыла глаза.
— Можно… можно попробовать? Не растирать, а просто… прикоснуться?
Степан, после секундного раздумья, кивнул. Он взял с полки небольшой кристаллик и положил его в чашу.
— Дай ей пестик, барин, — обратился он ко мне. Я подал тяжёлый инструмент. Алёнка, с благоговением взяв его обеими руками, осторожно, почти невесомо, прикоснулась к кристаллу и сделала одно медленное вращательное движение.
Раздался мелодичный звон, будто ударили по хрустальному колокольчику. Кристаллик не превратился в пыль, а распался на идеально ровные мелкие гранулы.
— Видишь? — сказал Степан. — Не сломать. Высвободить. В этом вся разница между ремесленником и алхимиком. Ты почувствовала это. У тебя есть дар. Редкий и острый, как этот кварц.
Он замолчал, глядя на девочку строго.
— Талант чувствовать мало, Алёнка. Мало видеть песню растений. Нужно научиться её записывать, понимать ноты, из которых она сложена. Нужны знания: свойства, совместимости, времена сбора, фазы луны. Нужны навыки: точность руки, терпение, чистота помыслов. И дисциплина. Здесь один неверный шаг может стоить жизни. Если ты этого хочешь… если готова учиться не годами, а десятилетиями, пока каждый инструмент не станет продолжением твоей руки, а каждый рецепт — частью твоей памяти, то я возьму тебя в ученицы.
Алёнка не дрогнула под этим тяжёлым, оценивающим взглядом Степана. Она посмотрела на ступку, на гранулы кварца, на полки, уходящие в полумрак, и в её глазах зажёгся не просто восторг, а решимость дойти до конца. И девочка несколько раз кивнула, словно не веря в свою удачу.
Тут Александр сделал шаг вперёд.
— Степан, — сказал он, глядя на старика, а потом перевёл взгляд на Алёнку. — Если через пять… нет, скажем так: если ты, взяв её в ученицы, через пять лет скажешь мне, что она достойна… я раскрою для неё родовые секреты Авериных.
Алёнка медленно повернулась в сторону виконта, приоткрыв рот и не веря своим ушам. Степан смотрел на Александра с безмолвным, но красноречивым вопросом во взгляде.
— Но… господин, — прошептала Алёнка. — Это же для семьи. Это же ваши родовые, семейные…
— Именно, — перебил её Аверин, и в его взгляде читалась решимость. — Их может знать и использовать только член моего рода. Если ты пройдёшь путь ученицы у Степана и докажешь, что твой талант — не случайность, а дар, выкованный трудом и верностью, я готов предложить тебе войти в род Авериных. Стать моей приёмной дочерью и наследницей знаний.
Алёнка смотрела на Александра, и в её глазах отразились смятение, ослепительная, пугающая надежда и мечта, которая внезапно оказалась не где-то в тумане будущего, а здесь, на расстоянии вытянутой руки, за гранью пяти лет упорного труда.
Степан одобрительно кивнул.
А я понял, что только что стал свидетелем не просто благородного порыва своего друга. Александр, только что вернувший себе имя и дом, уже думал о будущем.
О наследнике.
И друг видел его не в слепой крови, а в ярком таланте и железной преданности, которые нужно взрастить.
Это был сильнейший стратегический ход, накрепко привязывающий будущий величайший алхимический талант к своему делу, к дому Авериных.
Друг играл вдолгую.
И ставил на верную, самую перспективную карту.