Полегли в сражении за Москву Владиславовы воины храбрейшие, а в совете начали громче всех кричать худейшие. Не ждали они жестоких боев, думали Россию даром взять, потому теперь обвиняли начальников и на гетмана Ходкевича поднимали мятеж. Возроптал на судьбу королевич Владислав, без московской добычи не мог он воинство содержать, принужден был назад идти.
Начали его послы с московскими съезжаться. Договорились пленных, что с самого московского разоренья в обоих государствах взяты, обменять. Говорили царские послы, что впредь Владислав на московский престол покушаться не должен, а Речи Посполитой послы сказали: «На то суд божий», — и от притязаний не отказались. За перемирие на 14 лет и 6 месяцев отдали бояре русские города с пушками, и запасами, и посадскими людьми, и уездными крестьянами: Смоленск, Белую, Дорогобуж, Рославль, Муромск, Чернигов, Стародуб, Попову Гору, Новгород Северский, Почеп, Трубчевск, Серпейск, Невль, Себеж, Красный и волость Велижскую — по городу на год мира с погоном. Вернулся на русскую сторону ростовский архиепископ Филарет Никитич, царский отец, и множество бояр из Польши выехало.
Вскоре Филарет стал патриархом, а точнее сказать — государем и самодержцем вместо сына. Был он роста и возраста среднего, Священное писание отчасти разумел, нравом — опальчив и мнителен, а властолюбив настолько, что сам царь его боялся. Милостивый к монахам, с опаской и недоверием относился Филарет к светским владыкам, которых часто заточал и томил наказаниями. Ученую мысль не терпел, споров не принимал. Однако жадностью не отличался.
Щедро розданы были награды за участие в борьбе с Владиславом. Чины и вотчины получили многие из Волконских князей, пятеро были посмертно пожалованы. Немногих обошла награда, по обыкновению — лучших. Чудом спасся и вернулся в Москву уже оплаканный женой Федор Иванович Мерин, израненный на многих боях. Он с Григорием Константиновичем Кривым счел, что обойден несправедливо. Но вся Москва праздновала мир, и князья радовались спасению России. Петр Федорович, хоть и не был пожалован, сказал родным, что его сам Бог пожаловал, и довольный вернулся к молодой жене княгине Марфе Петровне из рода Постниковых. Она была писаная красавица, на диво добронравная. Сама царица-инокиня, мать царя Михаила, одарила ее на свадьбу и благословила образом пречистыя Богородицы Умиления.
Один лишь Федор Федорович Волконский Меринов был недоволен перемирием и говорил своим:
— Зачем города отдали? Зачем христиан правоверных в клюв кровожадному орлу Речи Посполитой бросили?!
Князь весьма негодовал и грозил при случае посчитаться «с этим чертом Владиславом». На это даже Григорий Константинович потихоньку улыбнулся, а остальные родичи немало смеялись, позабыв на время про погибших и свои раны незажившие. А матушка его княгиня Марфа Владимировна, в сердце умилившись, сказала сурово: «Кто много говорит — мало делает». Тогда князь Федор перестал говорить о Владиславе и все больше молчал в собраниях.
А говорили тогда много, и год от года все больше. Говорило дворянство о смотрах и переписи всему войску российскому, по которой объявилось воинов 66 690 человек. Рассуждали о посылке Филаретом людей по разным странам — шведским, немецким, английским, французским и шотландским — собирать охотников на службу русскую, из которых 3800 человек рядовых уже прибыло, не считая офицеров. Рядили о русских полках строя иноземного: восьми солдатских, рейтарском и драгунском, числом общим в 18 тысяч.
Наблюдали Волконские со стороны, как Филарет давил страну податями и копил войска: уже стояло под ружьем по всей России 104 714 человек! Иноземного строя полки все были отлично вооружены. Солдаты получили форму и мушкеты, осадные латы и каски, шпаги и перевязи-бандалеры с бумажными патронами на крючках, драгуны — сабли и карабины, рейтары — стальные кирасы и шлемы, палаши и большие пистолеты в ольстрах[13]. Отборные дворянские полки сели в своей новой форме на свежих коней, учились конному строю и иноземным сигналам. Очень патриарх Филарет после плена-то западную воинскую науку зауважал!
Торопился Филарет, ибо в Речи Посполитой по смерти короля Сигизмунда поднялася смута и междоусобная брань разгорелась. Думалось патриарху и боярам, что теперь самое время за прежние поражения мстить и потерянные города назад отбирать. Для того избрали лучшее воинство числом 82 082 человека, все полки иноземного строя и отборную конницу. Победа виделась впереди легкая, и знать заняла все посты командные, а из Волконских князей ни один не то что в воеводы — и в головы[14] в тех отборных полках не попал. И так они выели придворным вельможам глаза былыми победами. Можно и без них обойтись.