Сказание о Волконских князьях

СКАЗ О БОЯРСКИХ РАСПРЯХ, О НАЗНАЧЕНИИ ШЕИНА ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ И ОБ УСПЕШНОМ НАЧАЛЕ ДВАЖДЫ КЛЯТВОПРЕСТУПНОГО ПОХОДА

Немалая пря возникла во дворце о том, кому стать победителем столь славного прежде и слабого ныне врага. Самого царя Михаила Федоровича в предводители пожелали вельможи. Однако в поход он не пошел. Потому-де, говорили в церквах, что был он мужем милостивым и кротким и крови не желал.

По долгом размышлении и шептании поставили во главе воинства князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского и Бориса Михайловича Лыкова. Но рассорились меж собою князья. Донес Черкасский, что Лыков с ним в товарищах быть не хочет, говорит, будто им, князем Дмитрием, люди владеют, и обычай у него тяжел, и что он, Борис, перед князем Дмитрием стар, служит государю сорок лет, лет уж с тридцать ходит своим набатом[15]. За сим Лыков в бездельной гордости своей и упрямстве Черкасского бесчестил, 1200 рублей за бесчестье отдал и в поход не пошел.

Снова бояре во главе с Филаретом призадумались, какого бы главнокомандующего ухитриться назначить, чтобы всем вышел — и знатностью, и положением, и военным искусством, и чтобы при том никому не обидно было. И по рассуждении вручили власть над воинством Михаилу Борисовичу Шеину, знаменитому тем, что в Смуту оборонял Смоленск до последнего человека и в последней башне с последними людьми в плен взят был. Крепок был и товарищ его Артемий Измайлов, в Смуту храбро сражавшийся и на крымских рубежах отличавшийся неоднократно.

Девять месяцев оставалось до окончания перемирия, когда двинулась через западную границу тяжкая русская сила. Встала на Смоленской дороге пыль до небес от топота многочисленных полков, дрогнула на многие версты земля под станками ста пятидесяти восьми орудий, вытянулся на день пути длинный обоз с припасами.

На пригорке над дорогою, пропуская мимо себя войска, в окружении пышной свиты русских и иноземных военачальников, под огромным многометровым знаменем, гордо сидел на коне прославленный воевода Шеин, любуясь блеском новой стали и радугой не успевших потускнеть от пыли военных кафтанов в великом стройстве идущих полков. Тонули в приветственных криках повторяемые глашатаями слова приказа:

— Неправды польскому и литовскому государству отомстить, и города, на саблю супостатом взятые, по-прежнему к Московскому государству поворотить!

Лишь иногда тень пробегала по полускрытому наличником шлема лицу полководца, и немногие в молодой армии вспомнили бы ее причину. Ведь отпущенный некогда из темницы и плена Шеин целовал, крест королю и Речи Посполитой на том, что никогда более не будет против литвы и поляков стоять или зло на их государство умышлять. Боялись поляки мудрости и воинского умения Шеина. Ныне и эта клятва была преступлена.

Одновременно с главными полками перешли в наступление подчиненные Шеину воеводы на всем протяжении спорной границы. Захваченная врасплох шляхта бежала, позволяя жителям открывать ворота городов и приветствовать освободителей. Без кровопролития, как гнездо на руку, брал каждый из воевод предназначенный ему город.

Князь Гагарин освобождает Серпейск, голова Сухотин с полковником Лесли берут Дорогобуж, князь Прозоровский вступает в Белую. За три месяца возвращаются Руси пятнадцать потерянных ранее городов: Новгород Северский, Стародуб, Невль, Себеж, Красный, Трубчевск, Почеп, Велиж и другие. Православное население открывает ворота посадов в Полоцке, Друе, Батурине, Миргороде, Пропойске, Мстиславе, Кричеве. Главная армия без препон приступает к Смоленску.

Не теряя времени, войска Шеина блокируют город, возводят вокруг него осадные крепости, роют версты траншей, насыпают батареи. Мощная осадная артиллерия наносит городу огромный урон бомбами, пробивает во многих местах каменные стены. Удачными минными подкопами взрываются наиболее опасные башни и засыпаются рвы. После восьмимесячной осады и штурмовых работ главная цель наступления — Смоленск — готовится сдаться на милость победителя.