Вскоре запели по всему Бельскому уезду серебряные трубы, загудели литавры, раскатились дробью барабаны, зашевелились поля и перелески черным железом и яркими жупанами, расцвели цветными хоругвями и прапорами, задрожала земля от боя копыт, застонала под тяжелыми пушечными станками. Видели из Белой, как собирались с трех сторон к городу королевские полки гусарские, драгунские, рейтарские и солдатские, отряды шляхетские польские и литовские, располагались на холмах, как бы желая веселое представление зреть. Раскинулся на видном месте возвышенном крашеного шелка Владиславов шатер, и перед ним устроились гетманы с магнатерией, канцлер Радзивилл, все люди видные, изукрашенные перьями заморских птиц. Как на праздник выглянуло из-за туч солнышко, блеснуло лучами по многокрасочному собранию войска и осветило лужи на городском выгоне и глинистые крепостные валы, зажгло золоченые крестики на маковках бельских храмов, откуда несся перезвон колоколов.
Королевские полковники и знатные чиновники поскакали к Белой:
— Если города не сдадите, велит король немецким умельцам над Белой промышлять! Тогда будет воеводе вашему и всем людям без пощады смерть!
Но бельский воевода князь Федор Федорович Волконский, дворяне, стрельцы, казаки, городские люди и пашенные крестьяне, вышедшие из храмов к стенам крепости, не устрашились королевского промысла, не смутились вражьими прелестями. Видя такое злое королевское ухищрение, тьмочисленное необозримое его воинство, злодейский промысел и хитростные прелести, принялись Богу молиться, прося милости, а у пречистые Богородицы и московских чудотворцев помощи. И устремились на смерть и уцеломудрились на то, чтобы всем за святую православную веру и Московское государство умереть, но королевских угроз не устрашиться и на приказы его не прельститься.
И молились о том единодушно. И засыпав врата градские, сели насмерть.