Сказание о Волконских князьях

СКАЗ О ВОССТАНОВЛЕНИИ БЕЛЯНАМИ КРЕПОСТИ ПОСЛЕ КРОВАВОЙ БИТВЫ

На закате Волконский пошел по стенам и башням, советуясь и указывая, как быстрее крепость восстановить. На укреплениях уже стучали топоры, починяя разбитые места. Разбирая заваленный трупами ров, беляне сбрасывали голые немецкие тела в ямищу, вырванную пороховым взрывом, куда уже вколачивали бревна и сыпали мешками землю. Изувеченные тела своих воинов сносили к братской могиле между церквами.

Чудесное спасение белян и позор неприятеля не давали Волконскому радости. Следующий штурм может быть последним. Князь распорядился не восстанавливать разбитую крышу стрелкового хода по стене, но наращивать бревнами парапет и перегораживать ход поперечными плахами, чтобы ядра не рикошетили. На валу вместо частокола следовало поставить срубы и забить их землей для защиты стрелков и самой крепости от ядер. Башню Дедевшина было приказано отстроить вновь из заготовленных заблаговременно бревен. Землю носить из города, выкапывая там ямы для землянок.

Ощущение бессмысленности этой работы не оставляло воеводу. Все равно до утра не успеть. Прервав обход, он хотел уже дать приказ шабашить — пусть люди хотя бы отоспятся. Но дыхание перехватывало. Шедший сзади Афанасий Суханов поразился белому как полотно лицу обернувшегося Волконского п подхватил его под локоть.

— Слышь-ко, воевода, щами пахнуло, — сказал Суханов. — Чай и Митрофановна заждалась с пирогами-то. Иди, а то простынут. Тут распоряжаться более не надобно. Сами начнут и кончат. А я ночь посторожу…

Он проследил, чтобы воевода нашел ногой спуск со стены и смотрел, как князь шел между избами, волоча по земле полу-оторванный рукав брошенной за спину шубы. Убедившись, что Волконский вошел на воеводский двор, командир разведчиков крикнул стряпухам, чтобы несли его ребятам воду и еству. Тут же, на стене, люди расположились вокруг Суханова в ожидании, пока преломит он каравай хлеба и запустит добытую из сапога ложку в большой котел.

Волконский поднялся в горницу. Страшная слабость не отпускала Федора Федоровича. Его била холодная дрожь. Взгляд равнодушно скользил по столу с закутанными для сохранения тепла горшочками и запотевшей серебряной флягой. Потом и стол, и хлопотавшая у него баба, и ее сынишка, испуганно глядевший на князя из угла, поплыли по кругу.

Охваченный лихорадкой, Федор Федорович временами ощущал, как непривычные мягкие руки снимают с него доспехи и пропахшую порохом одежду, слышал голос Митрофановны, уговаривающей его поесть и выпить кубок. Ночью, немного оправившись, он лежал, открыв глаза, слушая мягкое тяпанье топоров, ощущая возвращение силы. Оторвавшись щекой от белой груди и посмотрев в широко открытые глаза женщины, которую все звали не иначе как по отчеству, князь спросил:

— Как звать тебя?

— Наталия, — ответила она, закрывая ему глаза ладонью. Проснувшись от утреннего холодка, Волконский бодро вскочил на ноги, крикнул слугу, надел разложенную на лавке чистую одежду, застегнул латы, с удовольствием повесил на плечо вычищенную и зашитую шубу. В минуту он проглотил горшок каши и сжевал ломоть хлеба с солью, запил из фляги и побежал на стены.

Солнечные лучи играли на лемехе[33] церковных шатров; туман полз по выгону. К отстроенной Дедевшинской башенке вышли Афанасий Суханов с товарищами, таща на плечах навешанную на связки мушкетов польскую и немецкую амуницию.

«Слава Богу, — подумал Волконский, — неприятель никуда не делся!»

Стены и башни Белой сверкали новыми бревнами. На валу закладывали и уже начали засыпать последние невысокие срубы, заменившие собой частокол. Прежде чем идти заново устанавливать пушки, воевода переговорил с командирами. По словам Суханова, противник не был готов к новому штурму.

— Знать бы, не поспешили бы хоронить товарищей без службы! — посетовал Лукьян Немцов.

— Отслужим за всех, когда побьем Владислава, — сказал Волконский, вглядываясь в лица товарищей.