Скучная жизнь одного Бон Хва

Глава 25

Интерлюдия Юны Юн, племянницы господина Янг Ин Сона

Она терпеть не могла семейные «посиделки». И не потому, что она с трудом отличала своих родственников одного от другого — в конце концов это семья и в ней очень четко были установлены ранги и субординация, даже если бы дядя Ин Сон оделся в легкомысленные шорты и гавайскую рубашку, она все равно узнала бы его. По тому, как к нему относятся другие. Может она не могла распознать лица, но жесты, почтительный наклон спины, интонации — уж тут она собаку съела. И могла с уверенностью определить пирамиду иерархии и место каждого на ступеньках этой пирамиды, едва взглянув на группу людей, будь то коллеги на работе или кружок по интересам или пьяная компания в баре.

Нет, она терпеть не могла все эти субботние посиделки дома у дяди Ин Сона не поэтому. И даже не потому, что ее двоюродные братья, или как говорят на западе — кузены, постоянно разыгрывали ее, переодеваясь и меняя манеру речи. В конце концов это было давно, с тех пор все выросли, старший брат Хи Син женился и завел троих детей… да что там, двое его сыновей уже работают в фирме! Старший уже помощник адвоката, а средний — на практике от университета. Есть еще дочка, но та пока еще в школе учится. Да и Су Син тоже женился, правда пока у него только одна дочка, такая тихоня, которая, судя по ощущениям, тоже терпеть не может все эти семейные посиделки и тихо страдает, сидя за столом и опустив голову. Всего у дяди четыре сына, Хи Син — старший, потом Су Син и, конечно же, Ё Син. Самый младший — Джин Син, избалованный младшенький. Хотя… какой он младшенький, он все равно старше ее. И все они уже давно выросли из детских приколов «отобрать у Юны куклу, а потом говорить ей в лицо, что это не я». Или например — переодеться в женское платье и сделать вид, что это тетя, чтобы Юна начала переодеваться в их присутствии. Да мало ли.

С тех пор братья выросли и все как один (кроме Джин Сина, конечно) получили статус адвокатов. Семейная традиция. Династия. Так что братья больше не подшучивали над ней.

Но все равно она чувствовала себя чужой на этих семейных посиделках. Тетушка сетовала, что дескать «молодое поколение отдаляется друг от друга, нужно держаться вместе». То же самое говорил и дядя, мол в конце концов не важна даже фирма, в первую очередь важна семья. А ты, Юна — единственная дочка моего брата, потому ты мне как родная дочь. Вот так сложилось, что у меня получились четыре сына. — с притворным сожалением вздыхал дядя.

На самом деле Янг Ин Сон очень гордился тем, что у него четыре сына. А то, что у его брата родилась всего одна дочка — про это все стыдливо молчали, отводя взгляды. Жалко, так считали все, бедный Юн Сок, мало того, что только одна дочка родилась, так и сам в аварию попал и умер. И сейчас от семьи Юн осталась только она одна, да фамилия в названии фирмы.

Но дядя Ин Сон — очень заботился о ней. Дал ей работу в фирме. Мама говорила, что Ин Сон был обязан дать работу, потому что она — дочка своего отца. Мама говорила, что дядя Ин Сон позаботится о них и ни ей, ни маме в общем-то не нужно работать. Особенно если у нее такое вот заболевание. Но Юна хотела работать. Всю свою жизнь она хотела быть адвокатом на процессе, вставать с места и выкрикивать «Протестую!», защитником закона и справедливости. Потому что всю свою жизнь она хотела быть похожей на своего отца. С детства она любила детективные романы и повести, обожала Шерлока Холмса, отца Брауна, мисс Марпл и Ниро Вульфа. И хотела выступать в суде, потому что детектива из нее явно не получится…

И сейчас, сидя за столом в доме у дяди и слушая веселый рассказ Джин Сина про свои приключения на курорте, она чувствовала себя чужой.

— … так что я им оставил память о себе! — заключает Джин Син: — Будут знать, как себя нужно вести с важными посетителями. В конце концов, если уж ты открыл отель на курорте, будь добр и сервис обеспечить надлежащий.

— Какой ты у нас умница! — тут же хвалит его тетушка: — У меня все детки выросли как нужно!

— Полагаю, что называть этих вот «детками» уже поздновато. — едко замечает Ё Син: — хотя Джин действительно может претендовать на эту роль.

— Оставь ты эту тему. — говорит Хи Син: — Для матери все сыновья до старости детками будут. Хотя, да, мама, мы уже выросли.

— Сколько вы не растите, все равно вы мои детки.

— Ох… — вздыхает Хи Син: — ну да ладно.

— Лучше расскажи, как успехи у Мин Сона и Чжу Сона. — предлагает тетушка: — Я слышала, что Чжу Сон уже к вам в фирму направлен на практику от университета.

— Он довольно неплохо учится и его действительно направили к нам. Трудится в отделе досудебных претензий, показывает себя с самой лучшей стороны, — отвечает Хи Син, отодвинув от себя тарелку и промокнув губы салфеткой: — а у Мин Сона на следующей неделе его первый самостоятельный судебный процесс. Нет, я конечно же буду его страховать, но уверен, что он справится и сам.

— Как здорово! — хлопает в ладоши тетушка: — Может быть наконец в нашей семье появится и первый диплом с «cum laude» — с отличием!

— Кхм! — кашляет Юна, которая закончила университет не просто с «cum laude», но с «Magna cum laude» но никто не обращает на нее внимания. Только продувной Ё Син на нее взгляд метнул и прищурился. Из всех братьев Юна выделяла именно Ё Сина. Не потому, что он был к ней особенно добр, нет. Никто не был к ней особенно добр тут. А потому, что он был самым умным. И если розыгрыш планировался Ё Сином, он как правило удавался. А еще был особенно жестоким. Однако прошло столько времени с тех и пор, и он давно оставил ее в покое. И даже начал носить платок с вышитой монограммой во время ее визитов. Сперва она не поняла, почему. Но после нескольких семейных посиделок — поняла. Так он давал ей понять, что это — именно он, Ё Син.

Она восприняла этот жест как желание сделать что-то хорошее. И насторожилась. Потому что от Ё Сина никогда и ничего хорошего она не видела. Впрочем… пока вроде ничего такого не происходило.

— Юна! — поворачивается к ней дядя и она вздыхает. Началось. Рано или поздно они возвращались к этому.

— Когда же ты у нас замуж выйдешь? — спрашивает ее дядя: — Я все же чувствую ответственность за тебя. Твоя тетя предлагала такого хорошего молодого человека из состоятельной семьи. Не будешь же ты всю свою жизнь на стойке ресепшн стоять. Да мне перед твоим покойным отцом неудобно будет.

— Да, Ин Сон-сонбэним, я понимаю. — отвечает Юна, про себя думая, что если ему так стыдно перед ее отцом, то мог бы и разрешить ей практиковать. Или хотя бы в отдел досудебных претензий перевести.

— Понимать-то ты понимаешь, а что толку? — задает риторический вопрос Ин Сон: — Я и так плачу тебе зарплату выше чем любой другой девушке на ресепшн… подумай. Зачем тебе вообще работать? У тебя и твоей мамы — пятьдесят процентов акций нашей фирмы, вы можете получать дивиденды и спокойно жить. Для девушки главное — выйти замуж и нарожать детишек.

— Я бы хотела сперва попробовать сделать карьеру. — отвечает она: — Попробовать вести дела. Я уже год работаю на стойке, дядюшка, как вы и говорили… — она не продолжает фразу словами «вы же обещали». Будет невежливо напоминать дяде про его обещание, мол сперва поработай-ка ты полгода на ресепшн, а если будешь справляться, то глядишь и к бумагам тебя подпустим. Прошел уже год, но ничего так и не изменилось.

— Глупости какие. — говорит Хи Син: — Юна, тебе нужно взглянуть в глаза реальности. Ну какой из тебя юрист? Да, ты получила образование, но это только потому, что твой отец настоял в своем завещании. Ты ни разу не была в суде, ты не знаешь, насколько это сложно. Не для женщин. Судебный процесс — это конфликт. А в конфликте испокон веков участвовали мужчины. У женщин нет сил и умений, вы не приспособлены к войнам и поединкам. Оставь уже свои капризы и не мешай нам работать.

— Юночка, Хи Син дело говорит. — складывает руки на груди тетушка: — Как ты такая хрупкая и судиться будешь? Тебе надо о деточках думать, о семье. Позавчера Вон-аджума заходила, у нее сыночек только что устроился в офис окружного прокурора работать, пусть на маленькую должность, но ты их семью знаешь, долго он там не просидит. Он высокий и симпатичный и ему уже женится пора. А уж как для семейного дела полезно будет!

— Но, тетя… я же уже говорила, что у меня есть Ю Джин.

— Юночка, сколько тебе говорить, бросил тебя твой Ю Джин. Да и был ли? Это же детская влюбленность! — хмурится тетушка: — Ай, да что с тобой сделаешь!

— В самом деле, Юна. — говорит дядя и все замолкают: — у тебя есть возможность не работать вовсе. Воспользуйся ею. Знаешь что? Давай я выкуплю у тебя вашу с мамой долю, а взамен — пожизненный пансион и фиксированная выплата каждый месяц. Выплата, превышающая заработную плату специалиста первого разряда. Что скажешь? Можешь не отвечать прямо сейчас, подумай. Я уже говорил с твоей матушкой, она согласна, дело только за тобой… ты же знаешь, что она сейчас… — он не заканчивает, но Юна прекрасно понимает, что он хочет сказать. Он хочет сказать «испытывает временные финансовые трудности». И это еще мягко сказано. Ее мама никогда не умела распоряжаться деньгами, продолжила жить на широкую ногу, даже несмотря на то, что папа умер и у них не осталось источника дохода, кроме дивидендов от фирмы. Очень быстро матушка влезла в долги к дяде… в большие долги. Никто, конечно, не собирался предъявлять эти долги к оплате, в конце концов «мы же семья», но она чувствовала, что с каждым займом, взятым мамой у дяди, она словно становилась все ниже и ниже в его глазах. Вот и сейчас… как она может отказать ему? Он столько сделал для нее, а она — откажет?

— Я… подумаю, сонбэним… — отвечает она, сглотнув слюну. Ей становится трудно дышать. Она вдруг понимает, что у нее нет выхода. Никто не станет ставить ее на нормальную работу. Никто не видит в ней квалифицированного специалиста. Дядя просто выкупит ее долю в фирме и отправит ее замуж. Что она может с этим сделать? Воспротивиться? Да, сейчас не Средние Века, но… ее мама должна дяде очень большие деньги. И, конечно, дядя не будет предъявлять иск в суд по этим долгам. Пока она ведет себя правильно. Что же, если она станет вести себя неправильно? У ее матери отберут дом. И машину. И оставят без средств к существованию. Нет, конечно, никто не выбросит маму на улицу, все-таки жена покойного брата. Но заставят кланяться за каждую подачку. Что она может сделать? Продать долю кому-то другому? Вот это был бы выход, но… это же как ударить своей же семье в спину!

Она сжимается. Она думает, что на ее месте Ниро Вульф обязательно нашел бы выход. Но Ниро Вульф — гениальный детектив, а его помощник Арчи Гудвин — специалист по физическому насилию и обаятельный сукин сын. Она же — ни то, ни другое.

— Вот и хорошо. — дядя переключает свое внимание на Су Сина: — А у тебя какие новости? Как дочка растет? Слышал выиграла какую-то грамоту на музыкальном фестивале? Это хорошо, больше шансы хорошо выйти замуж, если много заслуг у невесты. Ну, рассказывай…

Юна встает, прижимает платок ко рту, извиняется и выходит из гостиной. Ей дурно. Она понимает, что все это время обманывала себя. Думала, что ей и правда позволят работать в фирме. Но никто и не собирался…

Она бежит по коридору, поднимается по лестнице и наконец находит тот самый тихий закуток, в котором она часто пряталась в детстве от назойливых братьев. Балкон на мансарде. Тихое место. Она садится на скамейку и начинает рыдать, стискивая пальцы рук и задыхаясь. Несправедливо! Она — дочка своего отца и она не виновата в том, что она — женщина и у нее заболевание! Она не хочет сидеть на пожизненном пансионе у дяди, выпрашивая подачки и заглядывая ему в рот всю свою жизнь! Она хочет быть свободной. Хочет быть специалистом. Выступать в суде и выигрывать дела! Как ее отец, например.

— Эй. — раздается голос и она — цепенеет. Голос? Кто это?

— Это я, Ё Син. — говорит человек и проходит на балкон. В нагрудном кармане — платок с вышитой монограммой. Действительно Ё Син.

— На вот. — он протягивает ей свой платок, и она некоторое время колеблется. Что там? Может быть, он спрыснул платок кайенским перцем, чтобы посмеяться над ней? Она отгоняет эти мысли, они же уже не дети. Осторожно подносит к глазам, вытирая слезы.

— Отец никогда не даст тебе вести практику. — говорит он, опираясь на перила балкона: — Ты же знала.

— Откуда мне знать!

— Юна, ты умная. — тихо отвечает Ё Син: — И ты все это знала. Просто… не хотела верить. Ты всегда жила в своей реальности. Мне очень жаль.

— Жаль? Чего именно тебе жаль?

— Жаль, что я не понял этого раньше. — пожимает плечами Ё Син: — Вокруг меня сплошные идиоты. На работе и дома. Когда ты умный, это значит, что ты — одинокий. Знаешь, меня тоже сватали недавно… за какую-то дуреху из «хорошей семьи».

— Так тебя можно поздравить? — осторожно спрашивает она.

— Не-а. О чем с ней разговаривать? — машет рукой он: — Единственная девушка, которая… ай, да чего там. В общем у меня всегда было такое впечатление, что ты — умная. Нет, неправильно. Я знаю, что ты умная. Но порой ты сама себя обманываешь, Юна. Например, в случае с Ю Джином.

— Ты тоже считаешь, что я его придумала⁈

— Нет. Конечно нет. Ты обманываешь себя в другом. Вот например, отец никогда не даст тебе вести практику. И ты это знала. Но все равно работала на ресепшн целый год. Знаешь, ты умнее этого зазнайки Хи Сина раз в десять. Помнишь, в тот раз ты подсказала, что именно делать в сложном деле с железной дорогой и комиссией? Просто сидя за столом — вспомнила и кодексы, и статью закона, и пункт, и даже прецеденты. Хи Сина в тот раз аж перекосило. — хмыкает Ё Син: — Помнишь? Так вот, они так и сделали.

— Но он же говорил, что это противоречит адвокатской этике!

— Этике… для адвоката главное — победить. Когда Хи Син говорит что-то про этику, это значит, что он просто возиться не хочет, вот и все. Или боится чего-то. Но не в этом суть, Юна. Ты умная, но предпочитаешь обманывать себя сама. Мне больно на это смотреть. Ты и я — мы можем говорить на одном языке. Поэтому… — он колеблется.

— Ё Син? — спрашивает она у него: — Что такое?

— Не обращай внимания. Забудь. — говорит он и она понимает, что он что-то скрывает от нее. Что-то важное. Но что? Судя по всему — ему неловко. Неужели он испытывает к ней чувства несмотря на то, что она — его двоюродная сестра⁈ Это было бы крайне неловко… с другой стороны на западе браки между кузеном и кузиной в порядке вещей… но только не здесь!

— Ладно. — говорит она. Ей все еще обидно, она все еще хочет плакать, но поведение Ё Сина так необычно, что у нее даже слезы просохли. Неужели этот умный и изворотливый Ё Син такой? С чего бы ему ей комплименты говорить? От Ё Сина услышать «ты умная» — это как Нобелевскую Премию получить, он никогда и никого себе равным не признает. А тут… необычно.

Юна вдруг почувствовала, что в ней снова просыпается то самое неуемное любопытство, благодаря которому ее в университете называли сплетницей. Ей всегда были любопытны межчеловеческие отношения… наверное потому, что у нее их почти и не было. Был только Ю Джин в далекой юности и детстве… и то она уже, и сама не знает, то ли она его придумала, то ли наоборот — забыла что-то. Но она точно помнила его мягкие руки и губы, его ласковые слова. Никто и никогда так не относился к ней прежде… поэтому она никак не могла его придумать!

— Юна, у тебя половина акций фирмы, так? — задает ей вопрос Ё Син.

— Ну… да. — отвечает она.

— Нет. У тебя четверть. Вторая четверть — на управлении по доверенности от твоей мамы. Ты же слышала как отец сказал что с твоей матушкой все уладил.

— Что⁈ Так он…

— Думаю, что да. Он уже выкупил долю твоей мамы. Твоя доля — двадцать пять процентов и при голосовании ты не сможешь повлиять ни на какие решения. У тебя остается только право вето по законодательству, плюс право преимущественного выкупа. Ну да что я тебя учить буду, ты лучше меня знаешь…

— Но… как так можно⁈ Я же… это папина доля!

— Вот я и говорю, Юна. Ты умная, но сама себя обманываешь. — качает головой Ё Син: — Пожалуйста извини меня за все. За прошлое. Я знаю, куда пропал Ю Джин.

— Что⁈ — в горле у нее вдруг пересохло: — Ты знаешь⁈ Куда⁈

— Самое печальное, что и ты знаешь, Юна. Я же говорю, ты умная. Просто обманываешь себя. — отвечает ей Ё Син и она вдруг все понимает. Ее сердце словно останавливается, все вокруг становится черно-белым и в груди становится больно, будто там вырос кровавый шип розового цветка.

— Я же говорил, что ты умная. — вздыхает Ё Син: — Пожалуйста не дай моему отцу оставить тебя без ничего.