Глава 27

— Вот чего я не понимаю… — задумчиво говорит Бон Хва, разглядывая свою физиономию в зеркале: — зачем ты так сделал?

— Как именно? — спрашивает Старший: — девушку нужно было защитить. Ты же у нас рыцарь. Каждый рыцарь сперва должен познать горечь поражения и все такое.

— Ты надо мной издеваешься. — вздыхает Бон Хва, осторожно прикасаясь к разбитой губе: — Издеваешься же? Ты же мог этим… миччиномом полы вытереть! Он даже не сильный! И вообще! Да если его рядом с «Молотбойцем» поставить, так этот Су Хен в штаны наделает просто от его вида! А ты… признавайся, специально дал ему себя ударить⁈

Смешной ты, малыш. Самая главная наша задача была — не дать ему обидеть Чон Джа, верно?

— Ну…

— Так с этой задачей мы справились. Как у тебя в игре говорят — миссия выполнена.

— А зачем по морде-то получать⁈

— Так по морде я не получил, а ты.

— Нечестно так управление бросать! Я думал ты мне поможешь, а ты!

— Жизнь несправедлива, малыш. Сходи поплачь.

— Старший!

— Ну хорошо, хорошо. Хочешь объяснений? Их есть у меня. Загибай себе пальцы малыш. Смотри, этот хлыщ не боец и не собирается работать по правилам. Если бы это были ребята из «кангпхэ», ну или там школьная банда какая, хулиганы — это одно дело. Такие вот обычно в полицию не обращаются. А он — другой. Зачем он сюда пришел, как думаешь? Потому что совесть замучала? Да ну глупости. Не извиняться он пришел, а снова Чон Джа на моральные качели подсадить. Что такое моральные качели? Потом объясню. У нас на лестничной клетке камеры стоят, все записывается. Вломил бы я ему и что? Уже сейчас в участке бы сидел и объяснительную писал. А у тебя и так в школе неприятности с этой девушкой, которая твой сталкер.

— Она первый заместитель председателя…

— Второго помощника четвертого ассистента стажера младшего ассенизатора при холерном обозе, угу. Неважно. Запомни, если ты хочешь доставить человеку очень много неприятностей, то ты не бьешь ему морду. Морду набить — это между людьми, которые еще могут твоими союзниками стать. Между друзьями. А с этим… у меня и у тебя — никогда ничего общего не будет. Потому моя задача не в том, чтобы Чон Джа еще забот добавить, а сделать так, чтобы эта смазливая морда Су Хен — обходил ее третьей стороной и вообще пропал с горизонта.

— Так если ему морду набить он бы и убежал!

— Плохо ты малыш таких как он знаешь. Начать с того, что он бы написал заявление в полицию и потом шантажировал Чон Джа тем, что у тебя будут неприятности. Но его главная цель не в том, чтобы тебя притопить, а в том, чтобы Чон Джа вернуть. Он потом с великодушием — заберет свое заявление из полиции, только попросит Чон Джа, чтобы еще раз с ним на свидание сходила, рассчитывая все еще уболтать ее. То есть в результате уже девушка тебя защищать будет. На свидание с ним ходить из-за тебя. Ты этого хочешь?

— Что⁈ Нет! Конечно нет. — восклицает Бон Хва вслух. В дверь ванной стучатся, потом она — открывается и он с досадой вспоминает что замок на двери в ванную сломался. В двери появляется Чон Джа, она с тревогой смотрит на его лицо.

— Как ты тут? — спрашивает она: — Не сильно он тебя? Вот скотина, а…

— Да ерунда, — Бон Хва прячет половину лица, поворачиваясь к ней здоровой половиной: — подумаешь.

— Ты же специально подставился, а? — говорит Чон Джа, подходя к нему так близко, что он начинает чувствовать тепло ее тела. Она одета в белую футболку и короткие шортики, тепло излучаемое ее телом, ее сногсшибательный запах, ее близость к нему… он невольно пытается отодвинуться назад, но там уже стена, шкафчик и зеркало, отступать некуда!

— Да стой ты! — говорит она: — Дай взглянуть… ага, губа опухла, небольшой синяк под глазом. Слушай, а чего ты меня остановил? Я бы ему врезала.

— Горячая женщина. — говорит Старший и Бон Хва — с облегчением уступает ему место, уходя назад, наблюдая со стороны.

— Мистер Хайд? Добрый вечер. Ты чего Бон Хва не защитил? — спрашивает Чон Джа, немного отпрянув назад: — Ты же мог бы…

— Объяснять долго. — он пробует языком лопнувшую губу и морщится от боли: — Так будет лучше. Давай на днях твои вещи заберем со старой квартиры, а там подыщем тебе место.

— Вот как? Все-таки решил меня спровадить? — Чон Джа упирает руки в бока: — Признавайся!

— Ты девушка высокого полета и запросы у тебя соответствующие. Деньги у нас есть. — он не стал добавлять «пока», это было и так ясно.

— Что же такого случилось, что ты решил от меня избавиться, даже готов аренду мне на новом месте оплатить? Неужели Су Хена испугался? — прищуривается Чон Джа.

— Да, да. Очень он страшный у тебя. Просто ситуация в глазах общественности неоднозначная, для твоего имиджа и репутации. Да и неудобно тебе опять-таки. Ты девушка взрослая, вдруг захочешь кого привести. Да и ко мне в один из дней могут одноклассники прийти в гости. Я-то не стесняюсь, для школьника такую красотку дома иметь — это плюс тысяча к социальному рейтингу внутри класса, а вот ты…

— Я тебя сейчас стукну. — говорит Чон Джа: — не собираюсь я твои деньги тратить. Хватит с меня уже. Буду жить по средствам. Если мои текущие заработки не позволяют мне нигде жить, кроме как вот тут — вот тут и буду. Если, конечно, не прогонишь.

— Уверена? — наклоняет он голову: — Никто тебя отсюда не гонит, если честно, то я к тебе уже привык, да и завтрак ты с утра готовишь, хотя как можно умудриться вот так продукты портить…

— Что⁈ — она тычет его своим кулаком в плечо: — Нормально я готовлю! Ты охренел, мистер Хайд? Я только что Бон Хва тебя хвалила, говорила, что ты мою готовку ешь и нахваливаешь!

— Ну так я стоик по натуре. Я просто терплю. Сдерживаю свой крик отчаянья и боли, склоняясь перед необходимостью есть твою готовку. Жареная рыба в кляре… вот как? Только ты можешь из свежих продуктов хорошего качества приготовить что-то настолько неудобоваримое.

— Я тебя сейчас пну, мистер Хайд. Ничего тебе не поможет! — потрясет она своим кулаком перед его лицом: — ишь, гурман выискался! Найми себе толстого повара в белой шапке и горничную в таком вот платье, пусть тебе и готовят! Я между прочим в шесть утра встаю, чтобы тебе, засранцу завтрак приготовить!

— И за это тебе спасибо. — серьезно отвечает он: — Я же понимаю что ты на самом деле заботишься обо мне.

— Серьезно?

— Конечно. Твоя готовка — это сочетание всех необходимых белков, жиров и углеводов, витаминов и минералов, всего, что необходимо организму, приготовленного совершенно идеально.

— Ты чего мне врешь? Только что говорил, что невкусно!

— Невкусно, да. Но еда и не должна быть вкусной. Еда должна содержать все необходимое, понимаешь? Это — топливо. А если она будет нравиться, то я начну много есть, получая от этого удовольствие. Потолстею, ожирею, стану весить триста килограмм и умру от сердечного приступа. То есть если еда — полезная, но невкусная, то это хорошо. В этом и проявляется твой гений, Чон Джа!

— Чего-то я не понимаю, ты меня хвалишь или ругаешь? Вот двойственные у меня сейчас ощущения…

— И этот твой талант, твой гений, Чон Джа — он во всем! Понимаешь? Стоицизм в том, чтобы, сталкиваясь с трудностями и препятствиями, становится сильнее. Еда не должна приносить удовольствия! Девушки рядом — тоже не должны приносить удовольствия, а только боль. Разочарование. И снова твой гений, Чон Джа! Ты идеально соответствуешь этому идеалу! Приносящая боль и разочарование Чон Джа! Ехидная Чон Джа! Вредная Чон Джа! Или вот, например некоторые думают, что хорошо, когда девушка красивая и умная, но это было бы слишком хорошо. А вот ты, Что Джа не стесняешься своих четырнадцати ай кью и смело бросаешься навстречу жизни со своим первым размером груди! Нет ни ума, ни груди, вредная и ехидная, ты такая же как и твоя готовка — наверное полезная, но очень невкусная и…

— Убью! — Чон Джа замахивается, но он делает шаг вперед и перехватывает ее руку. Смотрит ей в глаза.

— Еще и драться не умеешь. — говорит он каким-то другим голосом. Уже не ехидным, а тихим, и отчего-то низким. Чон Джа пытается вырваться, пыхтит, пробует ударить коленом, он легко блокирует такую возможность, встав еще ближе. Ее лицо краснеет.

— Ах ты сволочь… — говорит она: — вот сволочь, а? Хуже, чем этот!

— И ругаться не умеешь.

— Да ты!

— Правда, красивая. Вот чего не отнять. Вредная и красивая. Если сравнивать тебя с едой, то ты очень соблазнительная. Вот как жареная свиная котлетка… знаешь, что вредно, а при одном взгляде на тебя слюнки текут…

— Почему комплименты у тебя такие странные⁈ Кто же девушку с котлетой сравнивает⁈ Еще с тортиком может быть, с десертом каким… — Чон Джа пытается вырвать руку, но у нее не получается и она опускает плечи, сдаваясь.

— Я сладкое не люблю, а вот жареную котлетку из сочной свининки бы сейчас съел. — Бон Хва, находясь в роли наблюдателя замечает, что их лица совсем рядом. И что Чон Джа — совсем красная.

— Пусти, — говорит она и отводит взгляд в сторону: — пожарю я с утра тебе котлетки. Пусти, говорю… просто рыбка дешевле, вот и все. Я и сама не то, чтобы хотела десять дней подряд рыбу с рисом есть. Просто у тебя мама в больнице и тебе деньги нужны, вот и экономлю как могу… я же не зарабатываю. У тебя на шее вишу. Эти деньги… они маме твоей нужны, а я скоро устроюсь на работу и съеду. Пусти уже.

— Чон Джа, ты вредная и готовить не умеешь. Но ты на самом деле — добрая и справедливая девушка. Ты можешь оставаться в доме семьи Намгун столько, сколько захочешь, по крайней мере до тех пор, пока я тут глава семьи. Временно исполняющий обязанности. Но когда у меня будет мой дом — ты всегда будешь там желанной гостьей… а то и постоянным резидентом, если выразишь такое желание. Если тебя не стесняет житье в однокомнатной квартирке с озабоченным школьником — так озабоченный школьник будет только рад. Кстати, на двери ванной специально защелка сломана. Чтобы случайно заходить, когда ты ванную принимаешь.

— Вот ты специально, да? — Чон Джа отстраняется от него: — только я настроюсь, как ты все портишь! Когда там ты говоришь твои одноклассники в гости придут? Я им устрою! Все про тебя расскажу! И, кстати! У меня третий размер, а не первый!

— А у меня бицепс в объеме пятьдесят пять сантиметров и мужское достоинство полтора метра!

— …

— Ну раз уж мы тут все равно решили начать друг другу врать…

— Слов нет, — вздыхает Чон Джа: — давай я тебя лицо смажу кремом, заживет быстрее. Хочешь, завтра с утра — тональник нанесу? Синяка не будет видно.

— Да пускай. Грязь странствий и шрамы от сражений украшают мужчину. — машет он рукой.

— Ага. Тогда самый красивый мужчина это бездомный под мостом, у него этой грязи странствий и шрамов — ого сколько. Давай сюда свою хитрую морду, намажу ее.

— Разве ты меня не боишься? — он улыбается, несмотря на боль в лопнувшей губе.

— Честно сказать, ты страшный, мистер Хайд. — отвечает Чон Джа, взяла крем с полки, открыла крышечку и принюхалась. Удовлетворенная результатом — сделала жест, чтобы подвинулся поближе. Нанесла немного ему на лицо. Бон Хва замер, чувствуя прикосновения кончиков ее прохладных пальцев.

— Ты страшный и холодный снаружи. Циничный такой. Но внутри ты мягонький и добрый. То есть цундере.

— Сама ты цундере.

— Хах. И еще одно. Когда страшное чудовище на твоей стороне — это здорово. А ты — на моей стороне. Вы оба — на моей стороне, за что вам спасибо. Надо бы хоть как-то вам отплатить. Лечь спасть рядом с Бон Хва в одних трусиках что ли? Порадовать школьника…

— Это, между прочим, уголовное преступление и растление несовершеннолетних.

— Если ты об этом никому не расскажешь, то и я не расскажу… — воркует Чон Джа, ее лицо оказывается в опасной близости от его лица, а ее прохладные пальцы втирают крем в его кожу… он отворачивается, понимая, что Старший — опять внезапно скинул управление на него и исчез. Вот же… ему срочно нужно отвлечься!


— Я чего-то не пойму, Старший. — мысленно признается Бон Хва, стараясь не обращать внимания на теплое дыхание Чон Джа совсем рядом и на ее пальчики, скользящие по его лицу: — Ты же ее вот прямо оскорбил сейчас. И что готовит не умеет и что грудь у нее маленькая и тупая она… кстати это неправда! И грудь у нее нормальная и готовит нормально… правда рыбу одну. И она не глупая!

Вот это малыш и есть эмоциональные качели, — вздыхает Старший: — компенсация. Сперва ты выводишь человека в одну сторону, словно маятник качаешь, а потом с ускорением двигаешься в другую. Знаешь, на чем основано действие шутки? Сперва — опасность! А потом — да это же не опасно! И наступающее чувство облегчения. То же самое и с брачными танцами. Взгляни на брачные танцы… птиц, животных, кого угодно. Как правило брачный танец состоит из двух элементов — сперва на объект интереса, а потом — откат. Возвратно-поступательно, так сказать. Сперва — наступление, приближение, опасность! А потом — отступление назад. Вызывая интерес. Если все время наступать — вызовешь отторжение. Это как сталкеры или сумасшедшие поклонники — никто их не любит. Нужно давать жертве право выбора… якобы. Вот так поступает и Су Хен. Не думай, что он просто обычный парень. Он умеет вызвать сперва враждебность, потом — отступить. Показаться жалким, но преданным. Хорошим человеком. Накат-откат. Он готов выглядеть, как угодно, но достичь результата. Опасный малый. Не было бы нас на той лестничной клетке, знаешь, что было бы?

— Он бы ударил Чон Джа!

— Нет. Он бы замахнулся, а потом… Он же прекрасно знает, что Чон Джа — занималась тхэквондо, красный пояс у нее. Видимо рассчитывал на то, что она — ударит его. Тут он бы заплакал, сказал какой он жалкий, ушел бы, сказав что-то вроде «не ищи меня, Чон Джа! Со мной все кончено». Намекнул бы на самоубийство и Чон Джа — сама побежала бы за ним. Если бы он хотел ударить… расстояние между нами было в несколько шагов, я бы не успел остановить его. Нет, он замахнулся и придержал руку. Ему нужно было показать, что он — замахнулся. Спровоцировать ее на агрессию. Следующий ход — помириться. Победитель в драке всегда чувствует подсознательную вину, стремится выровнять отношения. Вот тебе и крючочек. А дальше уж он бы ее раскрутил. Вот потому он так разозлился, что я вмешался. И сорвался… ударив меня. То есть — тебя. А ты, кстати, голову поворачивай по ходу удара, так кинетическая энергия гасится, а не стой столбом.

— Старший! Это все из-за тебя!

— Да, жизнь несправедлива, малыш, я уже говорил об этом. Сходи поплачь. Не мешай мне спать.

— Ты же не спишь! Эй! Старший! Ты и со мной так поступаешь, да⁈ Накат-откат⁈

— Смотри-ка, а ты оказывается не так безнадежен.

— Ты… старый! И всегда говоришь так, будто все знаешь! И… бросаешь управление в самые неподходящие моменты! И вообще ты мне не нравишься!

Уже лучше, малыш. Но ты потренируйся пока. Вон, у тебя есть Чон Джа, на ней и тренируйся. Но пока, если честно, не выше трех баллов. По стобалльной шкале.

— … телефон… — говорит Чон Джа и Бон Хва зажмуривается. Ее лицо так близко, что кажется еще миллиметр и ее губы коснутся его лица, а он не готов, и вообще это же будет нечестно по отношению к ней, она только что рассталась со своим парнем и воспользоваться ее беспомощностью, ее эмоциональной травмой.

— Я… не могу, прости, Чон Джа, — говорит он вслух: — да и не сумею…

— Чего не можешь? Почему не можешь? Руки отсохли? — раздается недовольный голос Чон Джа: — Чего там уметь-то? Взял в руки и пользуйся. Разучился? Этот мистер Хайд тебе совсем все в голове поломал…

— Взял в руки? — он открывает глаза и видит Чон Джа совсем рядом. Взять… ее в руки? В горле пересохло и он сглотнул. Он же не будет делать этого, верно?

— Эй! Куда ты руки тянешь! Я же говорю — телефон у тебя звонит! — отступает назад Чон Джа: — Ответь, а то вечность звонить будут.

— Телефон? — Бон Хва опускает взгляд. Точно, его телефон, который лежит на стиральной машинке, вибрирует. На экране высвечивается наименование контакта.

— Кто такая Юна? — спрашивает Чон Джа, заглядывая ему через плечо: — Знакомая?

Загрузка...