Слесарь. Книга 1-2

Глава 8 МНОГО РАБОТЫ

Вчера я упал спать, вообще не глядя по сторонам, утомленный до крайности необыкновенно насыщенным днем.

Победой над Зверем, встречей с Тонсом, невозможностью нормально объясниться, нервами и — самое главное — той непрекращающейся кропотливой и утомительной возней со шкурой.

Просто рухнул на тощий жесткий матрас, набитый духовитым сеном, в одном из двух шалашей и сразу отрубился, не успела голова коснуться замурзанной подушки с тем же сеном. Впрочем, ее грязное состояние я разглядел только с первыми лучами Светила. Спал, как мертвый, ничего не снилось. Насекомые тоже не кусали, как я боялся.

В шалашах по краям разложена пахучая трава, которая не дает собираться насекомым. Об этом я узнал немного попозже, но не в этот день.

В новой одежде, приятно льнущей к телу, спать гораздо удобнее, чем в синтетике и пластиковых сапогах. И спать удобнее, и ходить тоже, так что с этим делом у меня все неплохо получилось.

Я уже узнал десяток слов и переоделся в местную одежду — быстро вживаюсь в новый мир.

Но такое мое блаженное состояние продлилось не так долго, как я хотел бы. Охотник разбудил меня самым ранним утром, вокруг едва рассвело, Светило еще и не показалось из-за горизонта. И сразу вручил в руки довольно допотопную лопату. Он протянул ее мне, протиравшему глаза спросонья, назвал лопату новым словом — *себе* — и показал, что буду я копать, тоже обозначил это слово — *себеть*.

— Несложно у них тут со словообразованием, это радует несказанно, — успел подумать я, разглядев наконец недовольное лицо хозяина стоянки.

Ни тебе пожелания «доброго утра», ни завтрака, ни чашечки кофе, только недовольный жест, типа, много спишь, а дела сами по себе не сделаются. Здесь жизнь сама по себе сурова, всегда нужно много работать и мало спать.

Ладно, хоть с едой ограничений нет, нарубался вчера на славу.

Ну, про мало спать я немного загнул, легли по шалашам с последним лучом светила, не знаю точно, но где-то около семи-восьми вечера по моим понятиям. Со временем я немного разобрался с распорядком и временем, но пока все понимаю очень приблизительно.

Встаем тоже примерно в четыре часа или немного попозже, так что свой восьмичасовой сон я получаю, еще и после обеда можно прикорнуть на половину часика или целый час, пока в животе переваривается тот же кулеш.

Выглядит раненый гораздо лучше. И сам стал подвижнее, не страдает так при попытках нагнуться или что-то поднять. Поразительная крепость тела и духа, я бы точно так не смог после такого ранения, как обычный изнеженный городской житель.

— Если палец небольшую занозу словил, тогда все, на неделю больничный положен и меня не кантовать вообще.

Ну, как себя ведут большинство будущих попаданцев в Драконов и прочих Властелинов, хотя я сам в автосервисах прошел нормальную такую школу жизни с отбитыми пальцами и сорванными ногтями.

Поэтому мне, наверно, немного полегче будет в новой, средневековой жизни. Что в прежней жизни вставай пораньше и крути гайки подольше, что здесь почти тоже самое, вставай пораньше — кидай подальше.

Так что с самого раннего утра я принялся копать, кидать и закапывать. Что копать? Да много чего.

Сначала Тонс отвел меня в угол стоянки и там показал труп небольшой собачонки, уже вздувшийся, почти пополам разорванный могучим ударом когтистой лапы. Кишки и плоть собачки вытекли на месте ее смерти, видно, что ее отбросило на десяток метров от пролома в ограждении. Переносить растекшиеся вонючие останки, то есть собирать их — уже весьма затруднительно, и после небольшого раздумья Тонс показал, что закопать собачку можно прямо на месте, в этом дальнем углу.

Что я и сделал, выкопав небольшую яму под останками и свалив то, что осталось, вниз. Охотник заставил меня еще срезать верхний слой почвы и тоже захоронить в могиле.

Как я понял, не в обычае Охотников хоронить даже собаку на месте стоянки. По местным понятиям — положено это делать только за ограждением. Но тут даже Тонс не захотел возиться с тем, что осталось и разложилось на месте, чтобы переносить могилу куда подальше.

Ну, то есть не стал меня такими условностями местной жизни напрягать.

Тем более оказалось, что нам пора здорово торопиться и по более серьезным адресам. Сверху я насыпал земли, глинистой и вязкой, да побольше, но Охотник тщательно утоптал ногами образовавшийся холмик и сравнял его с остальной землей.

— Место успокоения животных не принято как-то отмечать отдельно, — так я понял его поведение.

— И не стоит никому показывать, что тут есть захоронение животного прямо на территории стоянки, — и это тоже понял.

Дальше быстрым шагом мы дошли до останков напарника. Тонс прихватил рогожу, на которую мы с трудом переложили все, что осталось от тела, помогая себе прихваченными жердями.

От зловония кружится голова и меня постоянно тянет проблеваться. Поэтому Тонс весьма мудро заранее достал пару тряпиц из мешка, натер их какой-то травой по дороге и показал мне, как закрыть нос и рот. Эта мера хорошо помогает, если не приближаться к трупу вплотную, но ведь приходится это делать постоянно.

Хорошо, хоть нести на себе разгрызенное тело не пришлось. Тонс сноровисто обвязал рогожу так, что останки покойника оказались в коконе, привязал длинную веревку к концу рогожи. А я потащил то, что осталось от напарника, в его последний путь по песку и траве. Осталось не так много, поэтому мне оказалось не особенно тяжело.

Последний путь продолжался до лужайки перед оградой, и его я по указанию Тонса медленно прошел за полчаса, правда подстегиваемый желанием поскорее избавиться от скорбного груза. Да еще с такими мыслями, что на его месте должен был оказаться я сам:

— Только то, что осталось бы от меня, так вряд ли бы стали вообще хоронить.

Просто валялся бы под лучами светила разрозненными частями скелета и сильно обгрызенным черепом.

— А кому меня хоронить? Зверь бы добил Тонса обязательно на стоянке и все, больше тут никого нет.

Потом я копаю могилу в глинистой, каменистой земле и едва не стер себе руки об необработанный черенок лопаты. Пришлось сбегать на стоянку и достать из куртки мои нитяные перчатки.

По жизни мои ладони трудно назвать изнеженными. Крутить подвеску — занятие не для офисных слабаков, но черенок сделан будто специально, чтобы работающий с ним как следует помучился. Похоже, что нормальный когда-то сломался, а Охотники вставили первый попавшийся ствол деревца, не став возиться с его зачисткой.

Пока я вожусь с могилой, Тонс занялся ремонтом ограды и даже с одной рукой все сделал на отлично. Ничто теперь не напоминает то место, через которое Зверь вытащил наружу второго Охотника.

В перерывах, когда я позволяю себе отдохнуть, я обдумываю ситуацию о том, что случилось на стоянке. И прихожу к мысли, что мне реально очень повезло оказаться в нужном месте в нужное время. И каким-то невероятным способом решить проблему Охотников, ну, то есть решить уже только одного из них. Второму теперь все равно на то, что тут творится.

— Ага, и еще мне невероятно повезло выжить при встрече с невероятно сильным хищником, — вспоминаю я с дрожью, как Корт лез ко мне на дерево.

Зверь, наверняка, перемахнул сквозь ограду, ему это по силам несомненно и ворвался на стоянку. Там он ударом лапы убил не успевшую убежать собаку, лапой досталось и Тонсу, его напарника Зверь тоже убил и утащил подальше.

Почему собака не смогла предупредить Охотников?

— Ну, может Корт подобрался с подветренной стороны или напал в момент, когда они только вернулись к себе, — этого я точно не знаю.

Зато я видел, как Тонс может работать с копьем, и это поистине завораживающее зрелище. Он настоящий Мастер своего дела. А дело у него одно — убивать зверей, больших и малых, сушить и готовить их мясо и шкуры.

Не знаю, насколько был крут напарник Тонса, может, он являлся его учеником и очень сильно уступал своему учителю в умениях.

Вряд ли два таких крутых профи собрались в одном месте на очень далекой от цивилизации стоянке.

Но почему-то мне показалось, что такой великий профи своего дела, пусть и очень серьезно раненный, как-то совсем без малейшей надежды спастись ждал своего последнего часа. Это подразумевалось его поведением: он просто ждал, когда Зверь вернется и покончит с ним или сначала со мной.

Даже на мое появление он отреагировал как-то слишком неопределенно. Перед лицом неминуемой смерти не захотел сильно отвлекаться на мои необычные вещи и одежду.

— Да одни сапоги из резины и пластика должны были повергнуть его в изумление, переходящее в восторг, — говорю я себе.

И потом в неминуемое подозрение — откуда я такой красивый и сильно необычно одетый для этих скромных времен взялся?

Получается, Тонс совсем не надеялся на спасение. Видно, что Зверь имеет устоявшуюся репутацию непобедимого существа в этих землях. Только убедившись в смерти Корта, он мгновенно развил бешеную деятельность и тут же вернулся к жизни, сразу расставив дела по приоритету исполнения.

Это значит — непреодолимая опасность исчезла, появился смысл дальше стараться и работать изо всех сил.

Но в прежнем мире первым делом занялись бы покойником, шкура пошла бы в работу после. Сто процентов.

Здесь дела делаются однозначно по-другому. Все-таки стоянка Охотников — это фронтир на краю обжитого мира, самый-самый настоящий. Поэтому ее обитатели всегда готовы к смерти

Первое, конечно, и самое важное в изменившихся условиях — роскошная шкура Корта. Видимо, стоит очень много или является очень важным трофеем. Тут Тонс сразу же вернулся с небес на землю, настолько сильно она его заинтересовала.

Второе — похороны собаки и Охотника. Собаку — первой: она тут рядом и на все про все ушло пять минут моего труда.

Хоронить Охотника можно только при самом высоком Светиле. Это Тонс смог мне объяснить наглядно. Показал на могилу, потом на краешек появившегося Светила, потом на небо, что оно должно оказаться в верхнем положении во время погребения.

Назвал его Ариал. Еще слово в моем словаре, важное очень слово.

Выкопал за пару часов работы с перерывами на отдых могилу глубиной в метр, позвал Тонса, он все одобрил и тут же послал меня к погребу, куда пришел и сам. Прихватил одной рукой хорошо замаскированный вход вместе с росшим над ним кустом, приподнял и, подставив упор, отправил меня вниз за шкурой Корта.

Погреб удивляет своей продуманностью. Он выкопан на три метра в глине и укреплен деревом по периметру. Мясо и шкуры, которые не успели обработать и засолить, спускают в самый низ, где насыпан слой песка. В него и стекает все, что можно из добычи. Наверняка после каждого сезона, а может и пару раз за сезон песок меняют на новый, чтобы сильно не запаршивел. Температура внизу примерно около нуля, даже ноги быстро замерзли у меня за те пять минут, пока я стоял на дне.

Повыше находятся отсеки для продуктов, лежат кульки из ткани с крупами, стоит пара глиняных бутылок с маслом, соль и специи. Под руководством Тонса я набрал всего, на что он указал, и передал наверху ему в руки.

Спуститься и подняться можно только по колченогой лестнице. Поднять тяжелую шкуру по ней наверх невозможно, но это и не потребовалось, я только привязал к ней веревку и лично вытащил потом ее наверх.

Верх погреба обшит деревом, крышка имеет похожую форму, чтобы исключить возможность подкопаться зверям к продуктам во время отсутствия Охотников. Вокруг куста с крышкой проложены и сформированы стоки для воды.

Да, проделана серьезная работа. Пожалуй, продукты, которые не израсходовали за сезон, оставляют здесь, чтобы не занимать место и не возить туда-сюда. Те же крупы или масло. Соли вот, наоборот, оказалось маловато для засолки и выделки, какое-то время я нахожусь в определенном недоумении.

Все это нашлось в другом погребе, уже не так хорошо замаскированном и не таком глубоком. Мешок соли кило на двадцать — значит все-таки не такой дефицит здесь соль. Иначе не имело бы никакого смысла занятие охотой в этих местах. Этот погреб больше рассчитан на хранение уже выделанных шкур и сушеного мяса, впрочем, как и первый тоже.

Тонс вручил мне шкуру, отвел на чистое, солнечное, плоское место на опушке. Выдал специальный нож и пару скребков, оставил деревянную бутылку с водой и показал фронт работ.

Фронт работ здорово впечатляет, но деваться с подводной лодки попаданцу некуда, и я принялся за работу. Разделся по пояс, закатал выше колен штаны. Срезаю остатки мяса и плоти со шкуры, в общем — удаляю мездру. Работа очень вонючая и грязная, шкура — огромная, из-за отсутствия навыков мне приходится весьма туго.

Правда через час я уже чему-то научился, а через два стал уверенно работать скребком.

Тонс помочь никак не может, да и не хочет особенно, по моему мнению. Наверно, не положено такому заслуженному мужчине заниматься делом для молодежи. Он сам отправился кашеварить к очагу. Таблетка, похоже, очень подействовала на его неизбалованный организм. У Охотника с утра хорошее настроение, и он даже напевает какую-то гнусавую песенку.

Да, он видит, что выздоравливает, ему удалось выжить в почти безвыходной ситуации, теперь можно продолжить работать, даже получить такую шкуру в трофей.

Пожалуй, придется еще одну таблетку ему выдать. Пусть понимает, кому обязан быстрым излечением, да и мне здоровый инструктор пригодится.

— Посмотрим, насколько у него развито чувство благодарности за спасение.

Обрабатывая шкуру, я опять задумался. Теперь я пытаюсь понять реалии этого места. Стоянка рассчитана на двоих человек, если по числу шалашей, спать вдвоем в одном шалаше можно, но неудобно, места не хватает нормально раскинуться и свободно лежать.

Получается, два Охотника работают тут пару месяцев, подчищают окрестности от зверья. Вряд ли больше, охотиться оказалось бы не на кого. Основная охота ведется, наверно, на горных баранов. Где-то на водопоях по ним стреляют из арбалетов болтами-срезнями, пускают кровь, потом догоняют и разделывают. Возможно подстерегают еще как-то — я знаю, что на таких зверей охотятся именно из скрыта, из приготовленной заранее засады.

Зачем именно баранов заготавливают — мне непонятно. Может мясо у них особо ценное, поэтому для местной аристократии требуется, может еще какие причины имеются. Но на мою большую удачу я попал на стоянку в такой момент, когда реально оказался нужен. Погибший напарник, фигурально говоря, освободил мне свое место.

Один Тонс теперь тоже не справится, хотя бы без простого носильщика и помощника ему не обойтись. Тем более, что собачонка тоже погибла. Иначе меня точно отправили бы отсюда, может, дав немного еды в дорогу, а может, только угостив болтом из арбалета.

Из-за общей непонятности и классовой чуждости проходящего мимо товарища, который никому не товарищ.

Справиться-то он справится, но план или урок точно не сдаст. Хотя по его повеселевшему виду стало понятно, что и одна такая шкура решает вопрос с заработком за сезон. Только постоянно работать все равно придется, плановую добычу мяса Охотникам никто не отменяет, да и делать здесь больше нечего.

Охотники явно не сами по себе существуют, работают на какую-то крупную общину. Типа, находятся здесь в командировке. Судя по тому, что мяса пока мало сушится, а в погребах его нет совсем, они только что прибыли сюда. Прибыли и сразу нарвались на огромного Корта. Вряд ли такая Зверюга охотится тут постоянно, наверняка пришла откуда-то, чего охотники сами не ожидали.

Пришла и внезапно напала, даже такой супер мастер-убийца, как Тонс, не смог ей противостоять на земле во время внезапного нападения. Если она просто откинула его и утащила напарника, как ни в чем не бывало. Оставила Охотника на потом, чтобы растянуть удовольствие от удачной охоты.

Однако нарвалась на меня и мой чудесный перцовый баллончик. Технологии другого, гораздо более развитого мира смогли насыпать перца под нос Зверю прямо в натуральном смысле.

Я пока сделал оправку, как говорили в армейке, глядя вниз с края склона. Видно, что под стоянкой склон срыли специально, в других местах откос гораздо более пологий и порос высокой травой. Под стоянкой местами для усиления положены щиты из стволов молодых деревьев, они же держат почву в местах, где вкопанные бревна входят в насыпь.

Кто-то вложил очень серьезные средства в эту стоянку и нанял редкого профи для осуществления деятельности на ней. Это свидетельствует о важности такой работы для общины или города. Пока можно констатировать одно: у меня есть в запасе месяц-полтора-два. Более точно не знаю, ну, может все же три месяца.

Нужно научиться немного говорить, разобраться в местной жизни. Понять для себя, кем я могу тут стать в новом мире.

Главное — это речь, чем быстрее я начну усваивать местный язык, тем легче смогу адаптироваться здесь.

И не стоит ли мне исчезнуть до прихода каравана, забирающего накопленную добычу?

Тонс-то уже хорошо разглядел, что я совсем не местный. Что я настолько не местный, теперь на какое-то место, откуда я могу прийти, не сошлешься никак, и остальные вопросы будут из таких, на которые честно не ответишь. Инопланетного пришельца вряд ли оставят жить с людьми рядом, да и просто жить тоже.

Вскоре Тонс позвал меня на завтрак, состоящий из той же каши с мясом и чая из неизвестной мне травы. Чай мне понравился, очень бодрящий и вкус приятный. Кулеш тоже уплетаю за обе щеки, два раза добавку прошу и получаю, Тонс даже пошутил над моей прожорливостью.

Пока сидели за столом, Охотник показывает на предметы быта и называет их. После того, как закончили с едой и попили ароматный чай, Тонс снова спросил у меня названия всех чашек, ложек, ножей и всего прочего, я все точно назвал и повторил.

Даже сам сильно удивлен, как хорошо сейчас работает моя память: предметов названо всего около двадцати. Я точно раньше так бы не смог, получается, что инициация в Храме пошла мне впрок. Такими темпами к концу месяца весь словарный запас Охотника будет изучен, смогу хоть общаться с ним на простейшие темы.

С другой стороны, ну какой там словарный запас у Охотника? Не его это тема — много и умно разговаривать. В основном ему нужны узкоспециализированные в его среде термины и названия, которые мне на фиг не сдались.

Снова был отправлен к шкуре, теперь уже с миской крупной соли, чтобы тщательно натереть подложку шкуры и повесить сушиться ворсом наружу. Когда справился с этой работой и сдал Тонсу, он помог мне повесить шкуру в тени деревьев на три раздвинутые веревки. При этом постоянно прихватывает шкуру за ворс и настойчиво показывает мне то, чем я должен постоянно восхищаться.

Охотник показал руками на большой размер шкуры и несколько раз повторил одно слово, означающее что-то типа «гигантская». По реакции Тонса на выделанную шкуру стало яснее, что убийство такой Зверюги — редчайший, вообще почти невозможный случай. Видя, что я плохо его понимаю, Охотник сделал наконец понятный мне международный жест — потер большим пальцем подушечки двух других пальцев, обозначая деньги.

Это я понял. Много денег, даже межпланетный жест это получается признает.

Мой словарный запас стремительно расширяется. В поощрение за то, что я старательно работаю, не пререкаюсь и молча все выполняю, Тонс провел экскурсию по стоянке. Показал мне все, что я еще не видел.

На дереве над шалашами установлен на платформе большой ящик, наверно с остальными припасами и прочим добром. Лестницы я не увидел и не догадался, как туда забираются. Пока Тонс не нашарил в кустах конец веревки и не опустил рывком вниз конец узенькой лестницы.

— Здорово придумано и реализовано, да и маскировка на отлично сделана, — признал я, конечно, только про себя.

Дальше, рядом с другим деревом, находится местный оружейный склад: пара копий, несколько дротиков, топор и даже допотопная пила. Оружие с железными наконечниками и само по себе выглядит опасно. Отхожее место я определил и сам по легкому запаху и куче песка на краю ямы, чтобы присыпать продукты своей жизнедеятельности. Это вообще обязательное дело после каждого похода на яму.

После экскурсии пришло время похоронить напарника Тонса. Ариал уже поднялся на небосводе, могила полностью готова. Процедура похорон оказалась недолгой: вместе мы спустили рогожу с останками в яму, потом вытряхнули ее обратно. Рогожа еще явно пригодится на стоянке, а не отправится с покойником в последний путь. Тонс спустился в могилу и поправил тело напарника, положил его лицом вверх, и еще голову в сторону светила повернул. Когда я засыпал тело, Охотник снова пробормотал какие-то слова, сделал жест ребром ладони и скомандовал мне заканчивать с земляными работами.

Я сформировал холмик из земли над могилой, как принято делать у нас. Удивил этим Охотника, но возражать он не стал. Сам нашел и принес в мешке три камня и разместил их в определенном порядке, большой камень в голове, поменьше — в поясе и самый маленький — в ногах.

Теперь я знаю, как звали погибшего мужчину — Карн Олсер. Он считался Учеником Тонса — именно так, достаточно торжественно, Тонс обозначил его статус. Охотник показал мне, что мы помянем Карна вечером, после того, как закончим повседневные дела.

Тонс вообще заметно расслабился и руководит мной уже значительно мягче. Дела делаются без спешки, сам он серьезно меньше нагружает раненое тело. Пока он послал меня собирать высохшее мясо с платформы в специальные полотняные мешки. Потом на столе подробно показал мне, как его правильно укладывать, экономя место в мешке. Мешок опустили в скрытый погреб, сделали почин, так сказать.

Охотник постоянно повторяет мне названия предметов и действия на своем языке. К вечеру второго дня на стоянке я уже могу понимать отдельные фразы и указания. Этим гораздо меньше раздражаю его своей бестолковостью.

Заодно я тоже проявил характер и заставил его выпить еще одну таблетку антибиотика. Охотник немного попробовал поспорить, но в итоге послушно запил таблетку чаем. Скорость, с какой проходит воспаление на груди, его самого тоже явно удивила.

Стоянка отлично подготовлена к хранению мяса и прочих ништяков с охоты. Все продумано и видно, что используется не первый год, принося серьезную прибыль от дружной работы заготовщиков.

У Охотников нашлись и мази для обработки ран, и бинты в клубках, и иголка с тонкой, крепкой нитью, и дезинфицирующая жидкость для обработки ран, которой мы и помянули напарника. Тонс налил из маленькой деревянной бутыли по глотку в чашки и легонько стукнул своей чашкой мою.

Так у них принято отмечать поминки, потом он вылил половину чаши на землю. Я правда не стал так сильно поминать незнакомого мне человека и осторожно уронил всего пару капель.

Арбалет еще имеется легкий, со специальными серповидными болтами, ну и обычными тоже.

Волокуша — перевозить добычу или мясо к сушилке, не одна даже. Эту, в которой перевозили Карна, мне придется помыть и просушить под лучами яркого светила. Но выбрасывать не стали после такого применения, все же к смерти профессионалы охоты относятся совсем по-другому. Это просто составная часть их жизни.

Я не очень понимаю, почему охота на горных баранов так хорошо организована. Потрачено столько усилий и средств для добычи мяса именно здесь и сушки его именно в длинных иголках. Может какие-то особые магические свойства добычи, может это мясо просто необходимо для общины, пославшей Охотников.

Но Тонс мне ответить на возникающие вопросы пока мне не может, и это хорошо. После того, как наладились дела, он перестал постоянно гнать лошадей и даже дал мне отдохнуть. Дело идет к вечеру, мы поужинали оставшейся кашей, попили местного чая. Тонс сел разбирать, как я понял, ловушки и петли, которые следует завтра установить и потом постоянно обслуживать.

После ужина меня учат словам и фразам. Тонс как-то быстро примирился с моим полным незнанием его языка. Кажется, что это не такая уж редкость в этом мире или ему все равно. Он начал меня обучать снова, показывая предметы и называя их. К вечеру я вызубрил еще несколько десятков слов, почти в них не путаюсь, поэтому остался собой очень доволен, даже удивлен своей понятливостью.

Разбирая снасти, Тонс называет мне каждую, правда это он делает больше для самого себя. Потом весьма подробно рассказывает про нее, хотя я пока улавливаю только редкие знакомые слова время от времени. Видно, что Охотнику нравится вслух проверять себя на знание предмета.

В прошлой жизни я не очень много учился, профессионально-техническое училище осталось венцом моей умственной карьеры. На работе в последнее время я немного изучал компьютерную диагностику, но там не требуется запоминать огромные объемы информации. Просто действия по регламенту для использования программы и получения сведений о состоянии машины.

Теперь я узнаю названия ловушек, оружия, основные слова, все они надежно ложатся в мою память. Чувствуется, что я могу запомнить и освоить больше слов, но я решил пока не пугать Тонса. И так он рассматривает с недоумением топорик, котелок, мою одежду, особенно сапоги из литой резины. Каждый раз смотрит в мою сторону, как бы ожидая объяснений и понимая, что с моим появлением все не так обстоит, как ему хотелось бы.

Пока он с этим мирится, да с такими ранами выбора у него нет особого, охотиться и разделывать добычу полноценно он не может. Пару недель — точно, если не больше.

Шкура Зверя тоже вызывает вопросы, вернее то, как я смог добыть ее, зато ее стоимость оказалась, похоже, что совсем запредельная. Тонс пару раз показал на нее и, махнув в сторону сушилки, жестами дал мне понять, что мясо теперь не так важно.

Но делать нам все равно больше нечего, кроме как охотиться, сушить и солить добычу.

Я тоже успокоился, но червячок сомнений потом все равно начинает нашептывать, что даже выучив немного слов или много, я все равно не смогу объяснить свое появление в этих местах. Особенно в такой одежде из синтетики и с такими вещами, далеко превосходящими местный уровень развития.

То есть не пройду даже легкого опроса группой решительных людей. А здесь, в опасных предгорьях, других просто не бывает по определению. Да еще в реальном средневековье.

— И это еще Тонс не видел все остальное мое добро: паспорт, права, карточки, ключи, смартфон и тот же светодиодный фонарик, — понимаю я.

С такими невеселыми мыслями я задремал и уснул. Прошел мой второй полноценный рабочий день на стоянке, я уже выучил и узнал несколько десятков слов, научился уверенно очищать шкуры и правильно солить их перед просушкой.