Сочинения

– Остров Ковентри! Где он находится? Кто указал на твою кандидатуру правительству? Возьми меня к себе в секретари, дружище! – сказал Макмердо со смехом.

И пока Кроули и его друг сидели, озадаченные прочитанным сообщением, клубный лакей подал полковнику карточку, на которой стояло имя мистера Уэнхема, и доложил, что этот джентльмен желает видеть полковница Кроули.

Полковник и его адъютант вышли навстречу Уэнхему в полной уверенности, что тот явился эмиссаром от лорда Стайна.

– Как поживаете, Кроули? Рад вас видеть, – произнес мистер Уэнхем с улыбкой и сердечно пожал Родону руку.

– Я полагаю, вы пришли от…

– Совершенно верно, – ответил мистер Уэихем.

– В таком случае, вот мой друг, капитан Макмердо лейб-гвардии Зеленого полка.

– Очень счастлив познакомиться с капитаном Макмердо, – сказал мистер Уэнхем и протянул руку секунданту с такой же обворожительной улыбкой, как перед тем – его принципалу. Мак протянул мистеру Уэнхему один палец, обтянутый замшевой перчаткой, и очень холодно поклонился ему, едва нагнув голову над своим крахмальным галстуком. Вероятно, он был недоволен, что ему приходится иметь дело со «штафиркой», и считал, что лорду Стайну следовало прислать к нему по меньшей мере полковника.

– Так как Макмердо действует от моего имени и знает, чего я хочу, – сказал Кроули, – мне лучше удалиться и оставить вас вдвоем.

– Конечно, – подтвердил Макмердо.

– Ни в коем случае, дорогой мой полковник! – сказал мистер Уэнхем. – Свидание, о котором я имел честь просить, должно быть у меня лично с вамп, хотя присутствие капитана Макмердо не может не быть также чрезвычайно для меня приятно. Иными словами, капитан, я надеюсь, что наша беседа приведет к самым отрадным результатам, весьма отличным от тех, которые, по-видимому, имеет в виду мой друг полковник Кроули.

– Гм! – произнес капитан Макмердо. «Черт бы побрал этих штатских! – подумал он про себя. – Вечно они говорят сладкие слова и стараются все уладить».

Мистер Уэнхем сел в кресло, которого ему не предлагали, вынул из кармана газету и начал:

– Вы видели это лестное сообщение в сегодняшних газетах, полковник? Правительство приобрело для себя очень ценного слугу, а вам обеспечивается прекраснейшее место, если вы, в чем я не сомневаюсь, примете предлагаемую вам должность. Три тысячи в год, восхитительный климат, отличный губернаторский дворец, полная самостоятельность и верное повышение в чине. Поздравляю вас от всего сердца! Смею думать, вам известно, джентльмены, кому мой друг обязан таким покровительством?

– Понятия не имею! – сказал капитан, принципал же его страшно покраснел.

– Одному из самых великодушных и добрых людей на свете, и к тому же из самых знатных, – моему превосходному другу, маркизу Стайну.

– Будь я проклят, если приму от него место! – зарычал Родон.

– Вы раздражены против моего благородного друга, – спокойно продолжал мистер Уэнхем. – А теперь, во имя здравого смысла и справедливости, скажите мне: почему?

– Почему? – воскликнул изумленный Родон.

– Почему? Черт подери! – повторил и капитан, стукнув тростью об пол.

– Хорошо, пусть будет «черт подери», – сказал мистер Уэнхем с самой приятной улыбкой. – Но взгляните на дело, как человек светский… как честный человек, и посмотрите, не ошиблись ли вы. Вы возвращаетесь домой из поездки и застаете – что?.. Милорд Стайн ужинает с миссис Кроули в вашем доме на Керзон-стрит. Что это, какое-нибудь странное или необычайное происшествие? Разве он и раньше не бывал у вас сотни раз при таких же точно обстоятельствах? Клянусь честью, даю вам слово джентльмена (здесь мистер Уэнхем жестом парламентария положил руку на жилет), что ваши подозрения чудовищны, совершенно необоснованны и оскорбительны для достойного джентльмена, доказавшего свое расположение к вам тысячью благодеяний, и для безупречной, совершенно невинной леди.

– Не хотите же вы сказать, что… что Кроули ошибся? – спросил мистер Макмердо.

– Я убежден, что миссис Кроули так же невинна, как и моя жена, миссис Уэнхем, – заявил мистер Уэнхем весьма энергически. – Я убежден, что наш друг, ослепленный безумной ревностью, наносит удар не только немощному старику, занимающему высокое положение, своему неизменному другу и благодетелю, но и своей жене, собственной чести, будущей репутации своего сына и собственному преуспеянию в жизни. Я сообщу вам, что произошло, – продолжал мистер Уэнхем серьезно и внушительно. – Сегодня утром за мной послали от милорда Стайна, и я застал его в плачевном состоянии, – мне едва ли нужно осведомлять полковника Кроули, что в таком состоянии окажется всякий пожилой и немощный человек после личного столкновения с мужчиной, наделенным вашей силою, Скажу вам прямо: вы поступили жестоко, воспользовавшись преимуществом, которое дает вам такая сила, полковник Кроули! Не только телу моего благородного и превосходного друга была нанесена рана, но и сердце его, сэр, сочилось кровью!

Человек, которого он осыпал благодеяниями, к которому питал приязнь, подверг его столь позорному оскорблению. Разве назначение, опубликованное сегодня в газетах, не является свидетельством его доброты к вам? Когда я приехал к его милости сегодня утром, я застал его поистине в плачевном состоянии, больно было на него смотреть. И он, подобно вам, жаждал отомстить за нанесенное ему оскорбление – смыть его кровью. Вам, полковник Кроули, я полагаю, известно, что милорд на это способен?

– Он храбрый человек, – заметил полковник. – Никто никогда не говорил, что он трус.

– Его первым приказом мне было написать вызов и передать его полковнику Кроули. «Один из нас, – сказал он, – не должен остаться в живых после того, что произошло минувшей ночью».

Кроули кивнул головой.

– Вы подходите к сути дела, Уэнхем, – сказал он.

– Я приложил все старания, чтобы успокоить лорда Стайна. «Боже мой, сэр! – сказал я. – Как я сожалею, что миссис Уэнхем и я сам не приняли приглашения миссис Кроули отужинать у нее!»

– Она приглашала вас к себе на ужин? – спросил капитан Макмердо.

– После оперы. Вот пригласительная записка… стойте… нет, это другая бумага… я думал, что захватил ее с собой; по это не имеет значения, – заверяю вас честным словом, что я ее получил. Если бы мы пришли, – а нам помешала только головная боль миссис Уэнхем: моя жена страдает головными болями, в особенности весной, – если бы мы пришли, а вы вернулись домой, то не было бы никакой ссоры, никаких оскорблений, никаких подозрений. И, таким образом, исключительно из-за того, что у моей бедной жены болела голова, вы хотели подвергнуть смертельной опасности двух благородных людей и погрузить два знатнейших и древнейших семейства в королевстве в пучину горя и бесчестья.

Мистер Макмердо взглянул на своего принципала с видом человека, глубоко озадаченного, а Родон почувствовал глухую ярость при мысли, что добыча ускользает от него. Он не поверил ни единому слову во всей этой истории, но как ее опровергнуть?

Мистер Уэнхем продолжал все с тем же неудержимым красноречием, к которому он так часто прибегал во время своих выступлений в парламенте.

– Я просидел у ложа лорда Стайна целый час, если не больше, убеждая, умоляя лорда Стайна отказаться от намерения требовать поединка. Я указывал ему, что обстоятельства дела, в сущности говоря, подозрительны, – они действительно возбуждают подозрение. Я признаю это, всякий мужчина на вашем месте мог обмануться. Я сказал, что человек, охваченный ревностью, – тот же сумасшедший, и на него так и следует смотреть, что дуэль между вами должна повести к бесчестью для всех заинтересованных сторон, что человек, занимающий столь высокое положение, как его милость, не имеет права идти на публичный скандал в наши дни, когда среди черни проповедуются самые свирепые революционные принципы и опаснейшие уравнительные доктрины, и что, хотя он ни в чем не виноват, молва будет упорно его порочить. В конце концов я умолил его не посылать вызова.

– Я не верю ни одному слову из всей этой истории, – сказал Родон, скрежеща зубами. – Я убежден, что это бессовестная ложь и вы помогли ее состряпать, мистер Уэнхем. Если я не получу вызова от лорда Стайна, я сам его вызову, черт подери!

Мистер Уэнхем побледнел как полотно при этом яростном выпаде полковника и стал поглядывать на дверь.

Но он обрел себе помощника в лице капитана Макмердо. Джентльмен этот поднялся с места и, крепко выругавшись, упрекнул Родона за такой тон.

– Ты поручил свое дело мне, ну и веди себя, как я считаю нужным, а не как тебе хочется! Ты не имеешь никакого права оскорблять мистера Уэнхема подобными словами, черт возьми! Мистер Уэнхем, мы должны просить у вас извинения. А что касается вызова лорду Стайну, то ищи кого-нибудь другого, – я ничего не стану передавать! Если милорд, получив трепку, предпочитает сидеть смирно, то и черт с ним! А что касается истории с… миссис Кроули, то вот мое твердое убеждение: ровным счетом ничего не доказано. Жена твоя невинна, как и сказал мистер Уэнхем. И, во всяком случае, дурак ты будешь, если не возьмешь предложенного места и не станешь держать язык за зубами!

– Капитан Макмердо, вы говорите как разумный человек! – воскликнул мистер Уэнхем, чувствуя, что у него отлегло от сердца. – Я готов забыть все слова, сказанные полковником Кроули в минуту раздражения.

– Я был в этом уверен, – сказал Родон с злобной усмешкой.

– Помалкивай, старый дуралей, – произнес добродушно капитан. – Мистер Уэнхем не станет драться, и к тому же он совершенно прав.

– Я считаю, – воскликнул эмиссар Стайна, – что это дело следует предать глубочайшему забвению. Ни одно слово о нем не должно выйти за пределы этого дома! Я говорю в интересах как моего друга, так и полковника Кроули, который упорно продолжает считать меня своим врагом.