Сочинения

Зачем было писать это письмо, если не для того, чтобы я ответил на него лично? Моя достойная союзница сообщила мне, где я могу встретить леди Линдон, и, следуя ее указаниям, я нашел свою богиню в Пантеоне. Здесь я наново разыграл перед ней дублинскую сцену, показав, как, при всем моем ничтожестве, велика моя власть и что энергия моя неистощима.

– Но, – прибавил я, – я так же велик в добре, как и во зле; и столь же нежный, преданный друг, как и опасный противник. Я сделаю все, что вы ни попросите, но не приказывайте мне от вас отречься. Это не в моей власти. Покуда мое сердце бьется, оно принадлежит вам. Это – моя судьба, ваша судьба! Оставьте же бесполезную борьбу и будьте моей. Прекраснейшая из женщин, только с жизнью моей заглохнет эта страсть: прикажите мне умереть и меня не станет. Угодно вам, чтобы я умер?

На это она сказала, смеясь (будучи женщиной живого темперамента, не лишенной чувства юмора), что отнюдь не хочет, чтобы я наложил на себя руки; и тогда я почувствовал, что она моя.

Ровно через год, 15 мая 1773 года, мне выпала честь и счастье повести к алтарю Гонорию, графиню Линдон, вдову покойного досточтимого сэра Чарльза Линдона, кавалера ордена Бани. Мы обвенчались в церкви св. Георгия на Ганноверской площади, обряд был совершен капелланом ее милости, его преподобием Сэмюелем Рантом. За церемонией последовали великолепный ужин и бал, коп были даны нами в нашей резиденции на Беркли-сквер, а на следующее утро моего выхода ожидали: герцог, четыре графа, три генерала и множество избраннейших представителей лондонского общества. Уолпол написал пасквиль на наш брак, Селвин острил над ним в «Какаовом дереве», старая леди Типтоф, хоть и первая настаивала на нем, кусала себе локти, а юный Буллингдон, теперь это был четырнадцатилетний верзила, – когда графиня позвала его поцеловать папочку, погрозил мне кулаком и сказал:

– Он – мой отец? Я предпочел бы назвать этим именем любого лакея вашей милости!

Мне оставалось только смеяться над яростью мальчика и старухи, равно как и над пасквилями сент-джеймских острословов. Я отправил пламенное описание нашей свадьбы матушке и моему дядюшке, добрейшему шевалье. Достигнув вершины благоденствия, заняв в тридцать лет, единственно благодаря моим заслугам и энергии, самое высокое положение в Англии, доступное человеку, я решил до конца моих дней наслаждаться жизнью, как и подобает знатному джентльмену.

Приняв поздравления от наших лондонских друзей, – в то время люди не стеснялись своей женитьбы, как это наблюдается сейчас, – мы с Гонорией (которая так и сияла от счастья и в которой я обрел очаровательную, веселую и сговорчивую подругу) отправились проведать наши владения в Западной Англии, где я еще не бывал. Выехали из Лондона в трех каретах, заложенных четверней каждая; представляю, как возрадовался бы дядюшка, увидев на их панелях ирландский венец и древний герб рода Барри – рядом с короной пэров и всеми регалиями благородного дома Линдонов.

Перед отъездом из Лондона я испросил высочайшего соизволения присоединить к моему имени имя моей прекрасной супруги и с того времени принял титулование «Барри Линдон», каковым прозваньем и надписал эту историю моей жизни.