Финн
Наоми не разрешала мне прикасаться к тележке, пока не вытерла ее дочиста. Она была приверженцем дезинфицирующих средств. Я наблюдал, как она торопливо обходит тележку, протирая сталь влажной салфеткой. В воздухе пахло спиртом и лаймом, когда она закончила. Ее салфетки были собственного производства, и она, похоже, была в восторге от того, как хорошо они очищают. Мне понравилась довольная улыбка на ее губах, когда она закончила. Она выглядела такой довольной.
— Извини за это. Я так себя веду, только когда хожу за продуктами, — она посмотрела в мою сторону, выглядя немного смущенной. — Я немного перебарщиваю, но… в общем, весь этот процесс вызывает у меня дискомфорт. Так много поверхностей и так мало салфеток, понимаешь?
— Почему ты не сказала раньше? Я мог бы прийти один, — я взялся за руль тележки и направился к входу в продуктовый магазин.
Сегодня там было многолюдно. Наверное, нам понадобится час, чтобы выбраться отсюда, учитывая, насколько длинными были очереди в кассу. В обычный день это раздражало бы меня до смерти. Сегодня же это было похоже на маленькую победу. Длинные очереди означали больше времени, проведенного с Наоми. Это давало мне больше шансов понять, был ли наш поцелуй шагом в правильном или неправильном направлении.
Она избегала меня в течение последней недели. Я думаю. Я не мог быть уверен, потому что делал то же самое. Чем дольше я медлил, тем больше времени у меня оставалось на то, чтобы убедиться, что мое признание ей идеально. Это давало мне слишком много времени, чтобы обдумать все решения, которые я принял до этого момента.
— Никто не должен ходить в этот магазин один. Это воплощение хаоса, — Наоми не отходила от меня ни на шаг.
Она тоже ухватилась за тележку, положив одну руку рядом с моей. Я посмотрел вниз, наслаждаясь близостью. Не думаю, что ее помощь мне в управлении была сознательным решением. Наоми, казалось, была слишком увлечена витринами с фруктами и вывесками о распродаже, чтобы замечать ее хватку за стальной прут.
— О, может, нам купить что-нибудь безглютеновое? — она указала на один из проходов. — У кого-нибудь из ваших товарищей по команде есть непереносимость?
Я пожал плечами.
— Возможно. Я не знаю.
— Давай сделаем это. Это не повредит, — она повела меня к проходу.
Пока мы шли, она увлеченно рассказывала о своих любимых безглютеновых и безмолочных закусках. Я слушал, молча наблюдая за ее разговором. О чем бы ни говорила Наоми, прерывать ее было бы стыдно. Она могла бы прочитать пятичасовую лекцию о росте непереносимости лактозы, и я бы с радостью уделил ей все свое внимание. Послушать ее выступление в стриме было не сравнить с тем, что я услышал лично.
— Конечно, мы возьмем и это, — Наоми взяла несколько коробок с печеньем моей любимой марки. — Нельзя забывать и о чипсах Sun Chips. Садовая сальса, верно?
Я поднял бровь.
— Да, точно… Я удивлен, что ты вспомнила. Ребята до сих пор думают, что я люблю "Chex Mix".
Наоми улыбнулась. Возможно, мне показалось, но я уловил в ее глазах некоторую застенчивость. Она отвернулась, прежде чем я успел это подтвердить.
Мы пошли дальше по проходу. Наоми делала большую часть выбора, а я кивал в знак согласия. В конце концов я набрался смелости и спросил,
— Не хочешь ли ты прийти на нашу игру на следующей неделе? Это первая игра в сезоне, и было бы здорово, если бы ты болела за нас на трибунах.
Ее глаза загорелись. Она вернулась к тележке, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не прикоснуться к ее щеке и не почувствовать вкус ее сладких губ. Ее рука снова заняла место на руле, и внешний край ее ладони коснулся моей. Мы целовались, ради всего святого, но одного этого легкого прикосновения было более чем достаточно, чтобы я потерял голову.
— Я бы с удовольствием, — сказала она. — Я все равно не пойму, что, черт возьми, происходит. Вы все так терпеливо пытаетесь меня научить, но ничего не получается. Наверное, будет лучше, если я испытаю это на собственном опыте. Может быть, мне стоит посмотреть какой-нибудь документальный фильм, чтобы подготовиться? Понимание истории чего-либо всегда дает прочную основу.
Я наблюдал за тем, как она, размышляя, постукивает указательным пальцем по нижней губе.
— История хоккея — это интересно, но для того, чтобы наслаждаться игрой, предварительные знания не нужны, — заверил я.
— Предварительные требования меня не волнуют. Мне нравится проходить лишнюю милю. Именно поэтому я хорошо разбираюсь в мелочах. Я собираю случайные факты о вещах, которые мне не нужны.
От ее решительного выражения лица мне захотелось поцеловать морщинку на ее брови. Я практически видел, как крутятся ее колесики, вписывая еще одно дело в ее плотное расписание.
— Тебе не нужно усиленно заниматься, — сказал я, надеясь, что она не будет перегружать себя.
Наоми махнула рукой.
— Я знаю, что это не жизненно важно, но я хочу учиться. Когда я встречаю кого-то нового, и он увлекается чем-то, о чем я ничего не знаю, я стараюсь узнать, как можно больше. Особенно если человеку это нравится. Ты любишь хоккей. Я считаю, что это помогает ускорить процесс знакомства с человеком, если ты понимаешь то, что он любит.
Я замер. Это было, наверное, самое доброе, что я от кого-то слышал. Наоми продолжала, даже не заметив, как меня тронул ее интерес.
— Если ты готова поделиться, я бы тоже хотел узнать больше о том, что ты любишь, — сказал я.
Она остановилась, сканируя полки в поисках пакетов чипсов для вечеринок.
— О… э-э…
— Это было неправильно?
— Нет, нет. Просто я этого не ожидала.
— Почему бы мне не быть любопытным к тому, что ты любишь?
— Не знаю. Обычно все вопросы задаю я. В большинстве случаев дружбы или отношений, кстати. Я придумываю темы или планирую время, которое мы проводим вместе.
Я неодобрительно наморщил лоб.
— Значит, ты привыкла к тому, что люди не отвечают тебе взаимностью? Не помнят твою любимую марку чипсов или не изучают твои интересы.
Она сдержанно рассмеялась.
— Наверное.
— Похоже, ты общаешься не с теми людьми — сказал я.
— Не знаю. У каждого своя роль, верно? Это как ты и ребята.
— Как это?
К этому моменту мы уже перестали идти к выходу. На другом конце было всего несколько человек, поэтому никто из нас не стеснялся мешать более активным покупателям.
— Линкольн — это энергия. Если бы не он, вы, ребята, наверное, проводили бы большую часть выходных дома. Сэм держит вас на контроле и подотчетен. Хенрик — реалист. Он честен и не позволяет никому забывать о том, кто он есть.
Я кивнул в знак согласия.
— А я?
Она улыбнулась.
— Ты — ворчун, который напоминает всем, что нужно думать за себя.
— Похоже, я бунтарь, — пошутил я.
Она рассмеялась.
— Ты не такой, но в этом нет ничего плохого. Я никогда не встречала такого человека, как ты. Поэтому мне не терпится узнать больше.
Она вздохнула. Он был едва слышен и прозвучал так, будто она долго сдерживала его.
Я наклонился ближе, и она последовала моему примеру. Мои пальцы провели по тыльной стороне ее ладони. Когда мои губы оказались в нескольких сантиметрах от ее губ, она издала негромкий одобрительный гул. Я не планировал делать это снова, пока мы не поговорим обо всем. Пока мы не поговорим о том, кто я на самом деле, чего я хочу и что это значит для нас. Но когда наши рты соприкоснулись, я был готов. Неловкость, оставшаяся после нескольких дней избегания друг друга, исчезла. Мы целовались так, словно наше время было на исходе, и, возможно, так оно и было. Может быть, это все, что я когда-либо получу — маленькие, украденные мгновения. Мой желудок скрутило от этой мысли, потому что этого было недостаточно.
— Прошу прощения? — перебила нас маленькая девочка.
Наоми мгновенно отпрянула от меня. Я проглотил раздраженный стон.
— Прости, да? — голос Наоми звучал высоко, она улыбалась, глядя на прерванный разговор.
Ребенку было не больше семи лет.
— Не могли бы вы достать это для меня? — она указала на пачку хлопьев с сахаром на верхней полке позади нас.
Я схватил коробку.
— Вот, пожалуйста.
Она указала на другую коробку.
— И эту тоже.
Хорошо…
Я потянулся к ее следующей просьбе. Когда она жестом указала на третью коробку, я не удержался и спросил:
— Ты уверена, что твои родители хотят, чтобы ты ела весь этот сахар?
Ее щеки покраснели, а губы растянулись в забавной ухмылке, когда она приняла последнюю коробку.
— Нет, но я плачу, поэтому они дают мне его.
Я поднял бровь, а Наоми разразилась смехом, когда девушка захихикала. Мы смотрели, как мини-мастер-манипулятор уносится вдаль по веселой дороге.
— Невероятно, — пробормотал я.
Наоми все еще смеялась и сказала:
— Да ладно. Наверное, нам нужно ускориться. Очереди на кассу будут становиться все длиннее, чем позже.
Я кивнул, с сожалением соглашаясь. Наоми, казалось, не была заинтересована в том, чтобы вернуться к тому положению, в котором мы находились раньше. Она даже переместилась на передний край тележки. Она все еще продолжала говорить, но держалась на расстоянии, так что мы не были настолько близки, чтобы снова соприкоснуться. Я слушал, изо всех сил стараясь не убедить ее отказаться от похода по магазинам. Сегодня была та самая ночь. Она должна была узнать о Миде, а я должен был показать ей, что могу быть не просто ворчуном.
— Вот ты где, — Хенрик незаметно проскользнул обратно в дом. — Готов к тренировке?
Я уединился в углу гостиной. Музыка была слишком громкой, благодаря колонкам Сэма. В доме было слишком много народу, благодаря гибкому списку приглашений Линкольна. Здесь было больше, чем местных жителей. Казалось, что в доме тесно всем и каждому. Мы заклеили верхний этаж полосками рождественской оберточной бумаги, которую Наоми нашел в гараже. Это на несколько минут отвлекло людей от второго этажа. Но с моего места было видно, что кто-то прорвался. Оберточная бумага была выброшена и растоптана под ногами.
Хенрик почувствовал мое настроение и жестом указал на мою чашку.
— Тебе следует взять что-нибудь покрепче. Ты любишь вечеринки, только когда пьян.
— Я так и думал, — я кивнул и сделал еще один глоток клюквенного имбирного эля.
Я попросил чашку, когда Наоми объяснила, что это ее любимый вкус. Он был неплох, но Хенрик был прав. Чтобы пережить эту ночь, мне нужен более сильный толчок.
— А еще тебе будет полезно поговорить с ней, — Хенрик наклонился, чтобы прошептать эту фразу. Я напрягся, и он похлопал меня по плечу. — Похоже, она творит чудеса, улучшая твое настроение.
— Мы уже поговорили. Сейчас я просто даю ей немного свободы.
— Правда? Похоже, вы избегали друг друга. Но что я могу знать?
Я нахмурился. После похода по магазинам я ожидал, что все вернется на круги своя. По крайней мере, наши отношения.
Я перевел взгляд на Наоми. Она облокотилась на кухонный остров, прислушиваясь к тому, что говорил Линкольн. Я наблюдал за их общением, завидуя тому, как легко это выглядит для них двоих. Линкольн никогда не сомневался, придвигаясь к ней вплотную. Он делал это со всеми женщинами и использовал пространство как игру. Он касался ее руки или дергал за рукав, чтобы привлечь и удержать ее внимание. Я крепче сжал свой бокал, когда он в какой-то момент стал играть с одним из ее локонов. Он накручивал черную спираль вокруг пальца, а она, казалось, ничуть не возражала.
Как, черт возьми, он мог делать это, не испытывая сильной эмоциональной связи? Просто стоять рядом с ней было для меня первостепенно.
— Он делает то, что у него получается лучше всего, — сказал Хенрик голосом, призванным успокоить меня. — Ты же знаешь, что ничего серьезного. Линк знает, что она тебе нравится.
— Его лучший способ — это вывести меня из себя, — пробормотал я.
Дело было не во флирте.
Наоми была не моя.
Она могла флиртовать с кем угодно. Дело было в легкости их общения. Как он заставлял ее смеяться до слез. Я хотел бы быть в состоянии сделать это.
Хенрик подтолкнул меня к стеклянной раздвижной двери, которая вела в заднюю часть дома.
— Пойдем, — сказал он. — Я знаю место, где ты можешь потренироваться, и нам никто не помешает.
Я последовал за ним на задний двор, где вокруг бассейна было меньше людей. Сэм проделал большую работу по очистке воды. Я догадался, как подогреть бассейн, и несколько человек сидели, погрузив ноги в теплую воду. Когда мы проходили мимо некоторых наших товарищей по команде, они останавливались, чтобы поздороваться. Несколько человек посмотрели на меня, словно ожидая какого-то события. Я промолчал, молча желая, чтобы Хенрик закончил свою светскую беседу.
Большую часть группы составляли первокурсники и второкурсники. Среди них я узнал Джека Уитфилда. Как и я, он не выглядел счастливым оттого, что оказался здесь. Но еще более несчастным он выглядел, когда увидел меня. Что-то в моем молчании, похоже, оскорбило его на личном уровне.
Его тон был ледяным, когда он сказал:
— Должно быть, у тебя тяжелый год, Говард. Проиграл бой и место на льду. Я все думал, зачем ты вообще вернулся. Здесь для тебя мало что осталось.
Я пожал плечами, стараясь не вчитываться в его слова.
— Я думаю, что осталось много.
Он поднял бровь, не соглашаясь.
— И что же? Столл, похоже, так не считает.
— Да кому какое дело до того, что думает Столл? — сказал один парень. У него была смуглая кожа и длинные темные волосы, которые доходили ему почти до середины спины.
Джек нахмурился.
— Ты был бы идиотом, если бы не знал.
— Столл — лишь один из многих факторов, способствующих твоей хоккейной карьере, — сказал Хенрик.
Я не сводил взгляда с Джека, недоумевая, почему он выглядит таким рассерженным и хочет сказать что-то еще.
— В любом случае, увидимся позже, — Хенрик продолжил наш путь. Я бросил последний взгляд на Джека, прежде чем последовать за своим другом.
— Ты знаешь, что это было? — спросил я, как только мы оказались за пределами слышимости.
— Нет. И мне тоже все равно, — Хенрик оглянулся через плечо и посмотрел на меня. — Я не люблю слухи о факультетах. Мешают тому, что важно.
Я кивнул. Обычно я соглашался. Но почему-то я не мог избавиться от ощущения, что должен знать больше. И дело было не только в Джеке. У Сэма был мой телефон, но он так и не сказал мне, что он ищет.
Пока я размышлял, Хенрик вывел меня за деревянные ворота, окружавшие задний двор. Я вернулся в настоящее, когда он продолжил путь к небольшому участку леса за домом. Если бы не его бледная кожа, ночь могла бы окутать его, как давно потерянного друга.
— Куда мы идем? — спросил я, остановившись на опушке леса.
— Это недалеко, — пообещал он.
Я нахмурился, не понимая его ответа.
Хенрик рассмеялся.
— Пойдем. Это того стоит.