На четвертый день я уже сам ощущал себя запертой в клетке крысой, над которой ставят какой–то особо изощренный эксперимент. Все вокруг не вызывало ничего, кроме чувства раздражения. Как раз к этому моменту у нас начал глючить ИскИн управляющий системами лаборатории. То свет включал и гасил по своему желанию, то двери не открывал, то вообще обрубал подачу энергии на оборудование. Несколько раз мне уже приходилось улучшать или восстанавливать его работу, когда спецы Аргентума ссылались на чрезвычайную занятость. Разумеется, полного доступа я не имел, но подкорректировать функционал мог запросто. В общем, нацепив ППК я поперся на уровень С.
Как назло, еще и головная боль настойчиво постучалась в виски. Весь недовольный и злой, я спустился на нижний уровень. Накинул на себя висевшую там у входа куртку–дутик, ведь температура в помещении не превышала пяти градусов тепла. Внутри меня встретили сорок серверных шкафов стоящие пятью рядами. Нужный находился в дальнем углу. Подсоединив ППК, синхронизировал его с биоблоком и начал просматривать отчеты об ошибках. Головная боль уверенно перерастала в мигрень. Последствия сотрясения? Но за минувшие два дня у меня болел только посиневший нос. С чего бы вдруг такие перемены? Вздохнув, я поднялся на ноги и направился за обезболивающим. А потом…
Потом произошло то, что вывернуло весь наш блаженный мир наизнанку.
У меня ни с того ни с сего начал сбоить и плавать интерфейс биоблока, словно экраны первых телевизоров. Следом за этим в мою голову ворвался писк. Злой, режущий. Он шарахнул по мозгам, нарушая ясность мышления, дезориентируя, лишая возможности сопротивляться. Я привалился к стене и медленно сполз вниз. Благо хоть головная боль на фоне этого громыхания немного отпустила.
— Ева, что происходит?!
— Фиксирую чужеродный сигнал неизв… о сит… а… шше… ш…
Мигнув на прощание, интерфейс отрубился, оставив меня в гордом одиночестве. Да какого черта? Писк достиг своего апогея, царапая стальными когтями внутреннюю сторону моей черепной коробки. Вдруг, в один момент, все стихло. Я успел сделать три частых вздоха, а затем Нечто грянуло каскадом тысяч электрических разрядов. Следом за звуком пришла волна… чего? Эти ощущения тяжело передать словами. Словно стоишь на балконе двадцатого этажа и, опершись о невысокие перила, смотришь вниз. Твой друг шутки ради подкрадывается сзади и легонько подталкивает тебя, одновременно придерживая. Вот это секундное чувство панического ужаса и прокатило по моему телу от головы до кончиков пальцев. Мимолетный взгляд в глаза смерти. Не смотря на холод и термокостюм, я весь покрылся липким потом. И никак не мог сообразить, что произошло. Впрочем, подумать над этим мне не дали.
Скрежет, писк и головная боль вернулись, будто только и ждали, когда я дам слабину. Они накатили так синхронно, что я только чудом не проблевался. Еле усмирил бунтующий желудок. В этой какофонии звуков, мне мерещились разные голоса, отзвуки непонятных слов на множестве языков. Понять правда это или глюки не представлялось возможным. Как и определить причину происходящего. Неужели мой биоблок получил какой–то критический сбой и сейчас убивает мой мозг? А может быть я просто схожу с ума? Потому как теперь к сумбуру в моей голове добавились еще и жуткие вопли агонии.
Осознание того, что у звуков разные источники пришло несколькими секундами позже. В лаборатории кричали. Истошно, болезненно, будто с кого–то живьем сдирали кожу. Я понял, что надо двигаться, иначе кто–то из оставшихся наверху может умереть. С трудом поднялся на ослабевшие и трясущиеся ноги. Тело казалось чужим, с большим запозданием реагируя на мысленные команды. Шаг, еще шаг. Вроде бы начинает получатся. Но тут перед глазами заплясал калейдоскоп из всевозможных символов и знаков. Ну все, приехали. Добро пожаловать в Матрицу, Нео! Я, конечно, классику люблю, но не до такой же степени.
Мигнув несколько раз запустился интерфейс. Увы, через всю белиберду, витающую перед моими глазами, я вообще не мог различить что там с загрузкой и самодиагностикой. И, о боже, как же я был рад, когда в голове раздался знакомый голос:
— Система стабилизирована. Зафиксированы множественные попытки соединения. Отсекаю сигналы предположительно вредоносного характера.
Головная боль резко уменьшилась, немного полегчало.
— Ева, родная, ты можешь убрать всю эту чехарду, которая пляшет у меня перед глазами?
— Пытаюсь. Фиксирую попытку первичного соединения от неизвестной системы «Оазис».Система пытается установить связь напрямую с носителем, но установленные тобой фаерволы успешно блокируют эти попытки. Передача идет на всех известных языках мира. Отсеиваю до русского. Я могу дать «Оазису» доступ, если ты пожелаешь.
— Зачем ему связь со мной напрямую?
— Предположительно, данная система несет в себе фундаментальные улучшения для функционала биоблока. Подобные обновления требуют прямого согласия носителя на установку. Предварительный анализ не выявил никакого зловредного кода, но для уверенности требуется глубокий анализ.
— У нас на это сейчас совсем нет времени. Там наверху кому–то совсем хреново. Ты можешь закачать предложенное ПО и потом уже запустить? После проверки и в более спокойной обстановке?
— Это возможно. Но, из–за нехватки свободной памяти, будет удален весь развлекательный контент, включая музыку и моды для вирт–игр.
— К черту игры. С музыкой тоже как–то перебьюсь. Стирай. Только прошу, поторопись.
— Принято.
Секунды тянулись невыносимо долго, когда вдруг беготня букв и цифр перед глазами сменилась спокойным гротескным интерфейсом. Я прямо застонал от облегчения. Шум в голове спешно отступал, тело снова ощущалось своим, а не какого–то ленивца–переростка. Получилось сделать шаг без тошноты, потом еще один. Вестибулярный аппарат, похоже, больше не барахлил. Стараясь двигаться в щадящем режиме, я поспешил к двери.
— Сигнал одобрен и перенаправлен в хранилище памяти. Все сопутствующие помехи и дублирующие сигналы заблокированы. Но боюсь, что твоя голова будет болеть до тех пор, пока пакет данных полностью не скачается.
— Не беда. Соображать могу, и ладно. Теперь хотя бы снова чувствую себя живым, а не куклой на ниточках, — мысленно произнес я, подойдя к выходу их серверной. — Спасибо, Ева.
— Рада была помочь.
И вновь в интонации я ощутил незримую улыбку. Собравшись с духом и вздохнув, открыл дверь и шагнул наружу. С лестничной площадки крики слышались куда четче. И, должен сказать, звучали они очень подозрительно. Куда–то пропали ноты страха и истошные вопли агонии. Теперь крик походил больше на животный. В нем смешивались озлобленность, гортанное бульканье и неутолимая ярость. Зверюга там какая–то очнулась, что ли? Признаться, тут у меня желания идти наверх сильно поубавилось. Очень пожалел, что из–за современных систем безопасности у серверных больше не вешают противопожарные щитки с огнетушителем и топором. Вот топор мне сейчас пришелся бы очень кстати. Нет уж, как выберусь отсюда, обязательно получу разрешение на ношение шокера!
Стараясь не шуметь, я начал аккуратно подниматься по ступеням. Добравшись до стазисной, осторожно заглянул внутрь. Тихо. Все, кому положено, спят крепким сном. На полу лежат инструменты, оставленные грудой после недавнего перемещения капсул. И больше никого. Значит проблемы все–таки на уровне А. Хреново.
В этот момент мое периферийное зрение зацепилось за что–то странное, но, глянув на идущий вверх лестничный пролет, я ничего не увидел. Однако. Снова повернул голову и боковым зрением различил какое–то плавное движение. Над ступенями словно клубился темно–серый дымок. Тяжелый, он постепенно сползал ниже и ниже. Глянув нормально, я вновь ничего не увидел. Что за глюк?
— Ева, ты видишь что–нибудь на ступенях?
— Нет, биоблок фиксирует ту же картинку, что видишь и ты. Газообразная субстанция, видимая лишь на периферии, не опознана и может быть опасной. Рекомендую вернуться в серверную и закрыться.
— Отличный совет, и я бы им скорее всего воспользовался, только нашим нужна помощь. Если Сергеич не утихомирил эту собаку Баскервилей, значит дела у него плохи.
Пересилив страх я сделал шаг наверх и аккуратно потянулся правой рукой к вроде бы как пустому воздуху над ступенями повыше.
— Осторожно!
Этот взволнованный голос заставил меня отскочить метра на два. Сердце бешено забилось.
— Ева! Ну нельзя же так под руку!
— Прости, но ты очень рискуешь. Аномалия может нести любую угрозу.
— Выбор невелик, — буркнул я, возвращаясь на место.
Но руку все же сменил, потянувшись в этот раз левой. Сначала пальцы ощутили покалывание, которое постепенно поползло выше. Так себя чувствуешь, когда отлежал руку, а потом в нее постепенно возвращается кровь. Еще десяток сантиметров и суставы пальцев и кисти начали неприятно зудеть. Здесь мне стоило остановиться. Незримая взвесь и так уже достаточно четко намекала, что лучше к ней не соваться. Но нет, стоило появится на горизонте цели, достойной рыцаря, как сразу же включился режим «слабоумие и отвага». Зря.
Я так и не дотронулся до субстанции. По крайней мере мне так кажется. Дотронься я на самом деле — скорее всего сдох бы в том коридоре. Моей руки коснулось легкое дуновение, или эманация той силы, что ползла по ступеням. И я заорал, отдернув руку. Такой боли я еще в жизни не испытывал. Казалось, что мне под каждый ноготь сунули по раскаленной игле, а потом протянули их сквозь руку от кисти до самой шеи. Одновременно с этим интерфейс биоблока засыпало кроваво–красными предупреждениями о неизвестном источнике излучения, вдарившем по нервной системе и мягким тканям.
— Характер излучения не определен. Возможно химическое или радиационное поражение. Активирую лабораторные протоколы противодействия.
Вспыхнули фиолетовым мигающие потолочные огни. Включилась химобработка, максимальная вытяжка и фильтрация воздуха, облучение ультрафиолетом и концентрированными лучами разных спектров. В общем, вся лаборатория превратилась в один большой стерилизатор. А я, упав на пятую точку и баюкая несчастную конечность, слишком поздно осознал, что нашумел. Наверху меня услышали.
Хорошо, что Ева не включила сирены, иначе я бы не услышал приближающиеся топот, рычание и бульканье. Чуйка отозвалась холодком, скользнувшим по спине, намекая, что пора делать ноги. Никогда бы не подумал, что мой опыт вирт–игр поможет мне в реальной жизни. Но тело словно само среагировало на надвигающуюся угрозу. Ввалившись в стазисную, я рванул к оставленным инструментам — мне требовалось хоть что–то для обороны. Хватанув на бегу молоток и отвертку, я обежал одну из крупных капсул и обернулся к двери. Как раз вовремя. Ожидая увидеть какого–то большого зверя, я опешил, потому как фигура, застывшая в дверном проеме, оказалась человеческой.
— Сергеич?! — удивленно вырвалось у меня.
А он ли? Безусловно, форма его, хотя и порванная во многих местах. Его парализатор, с которым охранник не расставался даже последние четыре дня, болтающийся на частично оторванном ремне. Даже бейдж его, все еще продолжающий висеть на груди. Вот только тело словно совсем чужое. Сгорбленное, полулысое, немного перекошенное. Лицо бледное, поплывшее. Нижняя челюсть выступает в уродливом оскале, обнажая покрытые кровью зубы, между которых застряло. Невольно присмотревшись, я понял, что это крысиный хвост. Мерзость.
Всю свою рожу и левую сторону тела Сергеич измарал кровью. Где он так заляпался, оставалось загадкой до тех пор, пока охранник не шагнул ближе и полностью не вышел на нормальное освещение. Я увидел, что левая рука и часть туловища у него добротно так изранены, и из этих ран сочится темно–красная кровь. За ключицей так вообще торчал большой осколок стеклопластика.
Очередной вопрос застрял где–то в горле. Во рту напрочь все пересохло. Сознание категорически отказывалось верить в происходящий нонсенс. Я словно выпал из реальности, тупо уставившись на сутулую фигуру, освещенную фиолетовыми лампами коридора. Ведь не мог же…
Сергеич одним стремительным рывком преодолел разделяющее нас пространство. Меня спасла только стазисная капсула между нами. Охранник не пытался ее обойти, кинулся напрямую. Инстинктивно дернувшись назад, я стукнулся спиной о пустой резервуар. Жуткие глазища впились в меня не хуже пиявок: один белёсый, второй полностью черный. Замыленный взгляд казался совсем пустым, но в то же время в нем угадывалось что–то хищное. Сердце йокнуло и провалилось куда–то к пяткам, прихватив с собой все самообладание.
Охранник попытался запрыгнуть на капсулу, но поскользнулся на округлой крышке и шлепнулся на пузо. Он поднял перекошенную рожу, уставившись на меня своими мутными глазищами. И в этих глазах я не видел ничего человеческого. Глубокие колодцы, полные первобытного голода, словно пожирали меня одним своим взглядом. А мне хотелось жить.
Мозг пропустил тот миг, когда я рванул с места. В ушах набатом грохотало сердце, но даже его заглушил разгневанный рев за спиной. По глупости я решил оглянуться, и успел увидеть, как Сергеич, рыча, в ярости отшвырнул мешающую ему пройти капсулу. Зато я, как идиот, споткнулся через гофрированную трубку и кубарем покатился по полу. Молоток улетел куда–то в сторону, а отверткой я чуть было не проткнул себе живот.
Встать не получилось — охранник успел нагнать меня. Правда усыпанный гофрой пол не пощадил и его. Сергеич рухнул рядом. Похоже, из–за сильных повреждений, левой рукой он совсем не мог двигать, поэтом снова повалился мордой вниз. Но это не помешало ему ухватиться правой рукой за мою щиколотку. Вскрикнув, я судорожно задергал ногой, одновременно второй пытаясь сбить цепкую руку. К сожалению, на моих ногах были мягкие сапоги, а не надежные берцы.
— Сергеич, б**, отвали нахер! — закричал я в сердцах.
Не знаю, из–за слов ли, а может ударов, но держащая меня рука вдруг расцепилась. Я рванул вперед, пытаясь пролезть под крупной стазисной капсулой. Не успел. Вскочивший охранник схватил меня за лодыжку и буквально выдернул из–под аппарата. Я со всей силы пнул нависшего надо мной Сергеича в пах. Раз, другой. Никакого эффекта. Словно быка в бок пинаешь. Не выпуская мою ногу, охранник раскрыл рот… да какой там рот — пасть! Пасть, которая распахнулась в два раза шире, чем это мог сделать человек без вывиха челюсти.
Нет, нихрена это не Сергеич! Уже нет! Я не знал, что за тварь передо мной, но человеком она точно не являлась!
Игнорируя мои попытки освободиться, монстр зарычал и навалился сверху. Резким движением он схватил меня за грудки и потянул к пускающему слюни зеву. Вывернувшись, я в отчаянии воткнул ему в глаз отвертку, но не тут–то было. Заклекотав, чудище хорошо приложило меня об пол, выбив дух. Пасть метнулась к моему горлу, и все что я успел сделать, впихнуть в нее свое предплечье. ППК под курткой хрустнул, пошел искрами и задымил. Но существо и не думало его выплюнуть. Крепко держа меня рукой и пялясь своими разномастными буркалами, оно постепенно усиливало сжатие челюстей.
Я снова смотрел в глаза смерти, точнее в глаз, но на этот раз буквально. Даже сквозь куртку и манжету ППК ощущалось, как под давлением моя кость начинает похрустывать. Лихорадочно соображая, я старался не поддаться боли и панике. На удары и толчки голыми руками тварь не реагировала. Я попробовал дотянуться до парализатора. Тщетно. Рука не достает, а ногой не получалось отстегнуть фиксатор. Мне нужно было хоть что–то, любая спасительная соломинка! Уже крича от боли, я вдруг увидел тот самый осколок стеклопластика, который за время нашего боя успел сильно погрузиться под шею твари.
Схватив его свободной рукой и выдернув, я, не обращая внимания на порезы, начал с остервенением вонзать клиновидный осколок в шею жрущего меня монстра. Окончательно озверев, чудище зарычало. Не ослабляя хватки, оно со всей силы замотало головой. Почти как крокодил, пытающийся оторвать конечность у жертвы. Но я колол и колол, сосредоточившись на одной конкретной задаче. Кровоподобная жижа хлынула мне прямо на лицо, я начинал захлебываться под этим потоком. Прикрыться или отвернуться не получалось, а остановиться — значило умереть.