Современная финская новелла

Белые мышата _{Перевод с шведского Н. Мамонтовой}

Лейла стояла в дверях, в красивом свитере с волнистыми полосками, и смотрела, как внизу они входили в подъезд: Лео — с непокрытой головой, на шерстяном пальто не хватает одной пуговицы — впрочем, Лейла не из тех, кого хлебом не корми, а дай заботиться о мужчине, да она ведь и сказала ему об этом с самого начала. Миранда — с маленькой сумочкой в руках, две косички торчат в разные стороны — робко семенила рядом с отцом. Лео взял ее за руку.

— Идем, — сказал он, — навестим Лейлу и Калле.

И еще она услышала, как он произнес: «Я прихватил с собой мороженое. Идем, Мирран».

Лифта в доме не было, и ножкам Миранды в нарядных туфельках нескоро удалось взобраться наверх. Лейле уже не терпелось увидеть Лео — наконец они появились!

— Вот и мы, — сказал он.

— Привет… Ты и ее привел?

— Конечно, куда же мне девать ребенка? Она еще слишком мала, чтобы оставаться одна. Ты поздоровалась, Мирран?

Но поздороваться Миранда еще не успела. Прихожая здесь совсем другая, все время надо быть начеку — того и гляди споткнешься о грязные мальчишечьи башмаки.

— А потом, надо же ей, наконец, познакомиться с Калле, — заметил Лео, снимая с дочери пальтишко. — Стой спокойно, Мирран. Где твои варежки, там?

— Папа, ты сказал, что будет мороженое…

— Ага, отлично. Будешь есть мороженое вместе с Калле. Если, конечно, у него время найдется, — он строит модель самолета. Ничего не видит вокруг, не слышит и уроков не делает, — сказала Лейла и, проходя мимо, погладила руку Лео. — Мы пообедаем в кухне, а потом постелим девочке на диване. Она ведь может спать в комнате одна, не так ли?

— Конечно, Мирран у нас молодчина. Правда, чуточку темноты боится. Но я ведь буду рядом, — сказал Лео и обнял Лейлу. Как хорошо, что они все вместе. И девочке полезно хоть иногда увидеть женщину. Он заботится о дочке, как может, но, должно быть, женщин связывают с детьми особые отношения.

— Калле, — позвала Лейла, но никто не шел. Она позвала еще несколько раз — наконец дверь в другом конце прихожей открылась: на пороге стоял Калле — в полосатой фуфайке, с всклокоченным чубом. Глаза мальчика близоруко мигали за стеклами очков.

— Ну что, — проговорил Калле, — в чем дело?

— Это Миранда, займись ею, пока мы с Лео приготовим обед. Вы ведь можете поиграть вместе?

— Поиграть? — переспросил Калле таким тоном, что Миранда схватилась за руку отца.

— Понимаешь, я подумала, она ведь может поглядеть на диковинки, что у тебя в клетках и на полках, — объяснила Лейла. — Знаешь, Миранда, Калле в своем классе — первый ученик по биологии, — чего он только не собирает — и дохлых зверюшек и живых. Хотя сейчас он весь поглощен другим — строит модель самолета. Что ж, ступай, Миранда, Калле приглашает тебя к себе.

Когда дверь закрылась, дети пристально оглядели друг друга: Калле был вдвое больше девочки.

— Значит, тебя зовут Веранда? — сказал он. — Дурацкое имя.

— Нет, меня зовут Миранда!

— А я сказал — Веранда. Хоть и Миранда не лучше. У тебя что, нормального имени нет?

— Мирран, — сказала она, и уголки ее губ обиженно опустились. — Папа зовет меня Мирран.

— Но это же кошачье имя, кис-кис, мур-мур… Так, значит, отец тебя подзывает? Ты что, уж не вздумала ли зареветь, а? — Калле уселся на пол посреди кучи деревянных реечек, баночек с клеем, бумаги. — Некогда мне с тобой возиться, — буркнул он. — Развлекайся как можешь.

Миранда подождала, пока он начисто забыл о ее присутствии.

— Что это ты делаешь? — наконец спросила она, осторожно приблизившись к нему.

— Не видишь, что ли? Это — самолетное крыло. Да все равно ты в этом ничего не смыслишь. Можешь поглядеть на мои коллекции, только чур, не трогай ничего, — сказал Калле и, сосредоточенно глядя сквозь очки, занялся своей важной работой. — Помни, Веранда, ничего не трогать!

Спрятав руки за спину, девочка замерла у полки, — столько интересного было там, что она забыла и про «кошку» и про «Веранду». Камни всевозможных цветов — целый ящик, диковинные кусочки коры. Бабочки с расправленными крылышками лежат под стеклянной крышкой. Точно таких они с папой видели прошлым летом, но те могли летать. А под другой крышкой — жуки. Она пригляделась: ой, он насадил их на булавки, значит, они мертвые?

— Они мертвые, Калле?

— Не будь дурочкой. Ясное дело — мертвые, — ответил мальчик, не подымая головы.

— И бабочки тоже мертвые?

— А ты как думала? Знаешь, сколько видов бабочек на свете?

— Нет, а сколько?

— Около ста тысяч. Немного же ты знаешь. А сколько в природе видов насекомых? Не знаешь? Ясно. Больше семисот пятидесяти тысяч, — объявил Калле, усердно намазывая что-то клеем. — Летом я наловлю их штук сто, не меньше — это уж точно.

На некоторые банки смотреть было противно: в них извивались или лежали свернувшись какие-то твари — одни с лапками, другие — без. А это что, лягушка? Лежит, прижавшись блеклым брюшком к стеклу банки. Но есть твари и пострашней.

— Калле? Это змея? Вот гадость!

— Випера берус, — ответил Калле, не подымая глаз.

— Чего?

— Молодой экземпляр, я поймал ее у нас под лестницей. А вот у нее зуб, видишь?

— Как только ты не боишься! — сказала она и сцепила за спиной руки. — Какой ты смелый, Калле!

— Ладно, — смилостивился он. — Можешь еще посмотреть кое-что, если хочешь. Вон там, на столе в клетке.

Так вот откуда доносился слабый писк, который она слышала все это время. Настоящий маленький домик с решеткой, кто только там живет? Кто же это крутится в маленьком колесе, а оно знай все вертится и вертится? А внутри клетки еще один совсем маленький домик, и кто же это высунул оттуда носик, принюхался, повел белыми усиками?

— Ой, кто это, Калле?

— Ты что, никогда не видела белых мышей? Что ты вообще видела? — спросил Калле.

— А они опасные? Кусаются?

— Да брось ты! — Калле поднялся с пола: пусть теперь клей подсохнет. И даже снизошел до того, что показал девочке, куда надо вдвигать чашечку с мышиным кормом и как открывать клетку. И домик-спаленку, и лесенки, и колесо он соорудил сам, сказал Калле.

— Неплохая работа, — удовлетворенно заметил он.

— А почему вон та мышка все бегает по кругу?

— Она заботится о своем здоровье. И потом ей больше нечего делать. Разве что делать детенышей. Ты ведь знаешь, как делают детенышей?

Миранда покачала головой, она и слушала его вполуха.

— Ну и ну, ничего-то ты не знаешь, — сказал Калле. — Безнадежный случай.

— А бывает, что они убегают? — Надо скорей все у Калле выспросить, пока он настроен на разговор.

— Конечно, бывает, случается, влезут на занавеску. Ну что, достать мышку?

— Нет, я боюсь! И потом — они плохо пахнут.

— Они пахнут не хуже, чем люди, когда сидят в одном месте. — Калле открыл задвижку и просунул руку внутрь. — Эй ты, стой, тебе говорят, не придуривайся! Кошке без мышки не бывать!

— Ой!

Девочка не смела пошевельнуться. На ладони у нее сидел маленький белый зверек. Мирран не решалась даже убрать руку, хоть та и дрожала, как холодный мышиный хвостик у нее в ладони. Крошечные лапки тоже были холодные и когда мышонок перебирал ими, становилось щекотно. Наконец мышонок уселся на задние лапки и уставился на Миранду. Принюхался. Девочка увидела усики и острые зубки.

— Забери его!

— Отличный самец-альбинос, — с гордостью заявил Калле. — Видела, какие у него красные глаза?

— Скорей, Калле!

— А ему нравится лазать по верандам, — ухмыльнулся Калле, видя, что мышонок побежал вверх по ее руке, к плечу. Зверек обронил несколько черных горошинок на нарядное платье Миранды; а когда мышонок забрался к ней под косичку, она затопала ногами и закричала. Тут кухонная дверь распахнулась, и вошла Лейла с мороженым в руках.

— Что с тобой, Миранда, ты плачешь? Навряд ли Калле тебя обидел? Что ты натворил, Калле?

— Ерунда, — ответил тот и, поймав зверька, засунул его в клетку. — Просто она трусиха. Мышку испугалась!

— Опять твои гадкие мыши! — сказала Лейла. — Мог бы вести себя прилично, раз у нас гости. Ешьте лучше мороженое, пока оно не растаяло — Лео угощает всех!

— Где папа? — Миранда тяжело дышала.

— Папа помогает мне готовить обед, режет лук.

— Эй, Мирран! — донесся из кухни папин голос. — Весело тебе там?

Он не слыхал, как я кричала, подумала Миранда. Ей очень хотелось к папе, но она смолчала. Потому что Калле стоял и с насмешкой глядел на нее. Да и мышонка он уже забрал. И как-никак мороженое — это мороженое. Напряженно выпрямившись, девочка сидела за столом с вазочкой в руках.

Калле взял мороженое и устроился с ним на ворохе досок и бумаги на полу. За едой он причмокивал — а папа говорит, что так делать не полагается…

— Ты зачем к нам пожаловала? — спросил он.

— Не знаю.

— А твоя мама где?

— Папа говорил: она в Стокгольме живет.

Мороженое вкусное, полосатое — розовое с белым. Вот только ложка слишком велика: мороженое размазывалось у Мирран по щекам, и она с трудом слизывала его языком.

— А твой папа где? — вымолвила она наконец.

— За границей, — сказал Калле. — А она часто бывает у вас?

— Кто?

— Да мама моя!

— Бывает иногда, — отвечала Миранда и вспомнила: как раз на днях она видела Лейлу за завтраком, Лейла ела кашу и была на ней папина пижама. Миранда спросила, почему она в папиной пижаме — и папа, и Лейла дружно расхохотались. «А как ты считаешь, она мне идет?» — спросила Лейла. «Нет! — отвечала Миранда. — Никто не имеет права надевать папину пижаму».

— Все взрослые — дураки, — заявил Калле, выскабливая из вазочки остатки мороженого. — Здесь я за отца. Сам все и решаю.

— Ты? — уставилась на него Миранда. Он, значит, не просто мальчик в полосатой фуфайке? И правда, в очках он и впрямь похож на настоящего папу.

— Почему ты носишь очки? — почтительно спросила она.

— Потому что у меня астигматизм. Но ты ведь, наверно, не знаешь, что это такое?

— Нет.

— Это уж точно — нет. Доедай свое мороженое и отвяжись от меня. Тебе, наверно, скоро домой пора?

— У меня в сумочке ночная рубашка. Мне папа подарил на рождество новую нарядную сумочку. — Конечно, с бабочками и мышками сумочке не сравниться, но все же похвастать можно. — Папа говорил, мы, может, засидимся у вас допоздна, он с Лейлой хочет телевизор смотреть.

— Что? Ты заночуешь у нас? Во всяком случае, не в моей комнате! — Калле огляделся вокруг. — Хватит, некогда мне с тобой заниматься! — сказал он и снова стал возиться с самолетным крылом. — Помни, трогать ничего нельзя!

— Да, взрослые — дураки! — повторил он. Короткая щетинка волос на его голове засверкала под лампой. — Дураки дураками, — мрачно твердил Калле.

А Миранде и напоминать не надо было, что руки лучше держать за спиной. Как завороженная стояла она у клетки с мышами. Такие милочки они на вид и такие противные, стоит лишь взять их в руки! И чем только они заняты? Знай носятся без конца по кругу — куда одна, туда и другая. Может, они хотят съесть друг дружку?

Ближе к вечеру Миранде постелили на диване, а телевизор перекатили в спальню.

— Придется купить еще одну кровать, — сказал Лео. — Скоро нам тесно покажется вместе спать.

— Ты уверен? — спросила Лейла, стягивая через голову джемпер. Стоя рядом, Лео поглаживал ее пальцем по спине.

— Не надо больше, — сказала она. — Пока не надо. Это меня волнует.

— И конечно, еще кроватку для Миранды. Она много места не займет.

— Но только куда мы поставим ее? Послушай-ка, Лео, а почему ребенок остался с тобой? Почему мать не взяла девочку к себе?

— Дочь присудили мне, и я ужасно этому рад. Мы с Мирран друзья, думаю, она мать почти и не помнит. Мирра — моя, — сказал он и сдернул покрывало с постели. — Об этом больше и речи не может быть.

— Но дать ребенку такое имя!

— Что поделаешь, это все Ева — она тогда служила в библиотеке. И в ту пору у нее были эдакие романтические причуды. «Ты слишком мало читаешь!» — говорила она. И потом привела это как одну из причин развода!

— Что ж, — отозвалась Лейла, — хорошо хоть я нисколько не романтична. Трудно быть романтичной, когда с восьми до пяти вкалываешь в конторе.

Она расчесывала щеткой волосы — знакомые мягкие движения напомнили Лео его мать. Это растрогало его, — признался он самому себе. Может, даже больше, чем он думал. Потом сказал: — Увидишь, дети отлично поладят. Надо только дать им привыкнуть друг к другу.

— Ты уверен? Калле привык быть хозяином в доме. Он для меня все равно что муж.

— Он виделся со своим отцом?

— Два-три раза, но Генри ведь живет в Англии. Я не думаю, что Калле тоскует по нему. Он знает: чтобы сделать ребенка, нужны двое, в точности, как у мышей. Но ему привольно со мной, — сказала Лейла и рассмеялась чему-то. — Вот Генри нипочем не сказал бы, что нужно купить вторую кровать. Но я люблю тебя за эти слова.

— Пригодится, должно быть, и мальчику новый папа, — сказал Лео, стаскивая с себя носки.

— Не знаю, Лео, как уживутся в доме двое мужчин.

— Или две женщины. Интересно, уснула ли Мирран, она не привыкла спать одна.

— Брось, девочка наверняка спит, на диване ей мягко и удобно. Иди ко мне, Лео, и выключи лампу.

Лейла уже лежала в постели, она откинула одеяло…

— Нет, — сказал он. — То есть да, сейчас лягу. Но вот чего никак не пойму: почему нужно любить в темноте? Для чего человеку глаза?

Когда это случилось — посреди ночи? Миранда проснулась и не сразу вспомнила, где она. Она лежала под чужим косматым одеялом, которое щекотало ей нос. И маленькая подушечка тоже была не ее. Пошарив руками по дивану, нашла сумочку. Теперь она все припомнила. Хоть сумочка, по крайней мере, была ее. И еще она вспомнила, что обещала папе лежать тихо и вообще вести себя хорошо.

Но все здесь было не такое, как дома, чужое, а во тьме казалось еще больше чужим. А все же неполная тьма стояла кругом: в щель между занавесками проник луч света, и платье Миранды на стуле как-то странно светилось. Кстати, ее ли это платье? Да и за стулом тоже мог спрятаться кто угодно. Всюду зловещие тени, очертания незнакомых предметов — нет, не ее эта комната, не ее с папой квартира.

Миранда крепко зажмурилась. И на миг снова перенеслась в свою собственную кроватку — рядом, всего в двух шагах от папиной постели. Проснется Миранда ночью — слышит папино дыхание. А сейчас она ничего не слышит, разве что изредка слабый писк, тихий шорох. Дверь, за которой в банках и клетках притаились страшные существа, чуть приотворена, зато с другой стороны дверь закрыта плотно и там спит папа; словом, Миранда здесь — не одна.

А все-таки Миранда одна, одна на всем белом свете. Она лежит под одеялом, обхватив ручонками сумочку: она обещала папе не шуметь и вообще вести себя хорошо. Но может, сейчас еще не ночь? Может, ей придется лежать без сна до утра, прислушиваясь к слабому писку — кто-то еще не спит в эту ночь. Тот самый зверек с холодными, быстрыми розовыми лапками. Сзади у зверька подрагивает хвостик, спереди торчат острые зубки. Миранда натянула одеяло на голову. Вся обратившись в слух, она с каждым писком все глубже сползала под одеяло, пока ее не обступила почти полная тишина, только вокруг все было жаркое, потное.

Она не слышала, как у ее дивана остановились босые ноги. Калле проснулся, ему понадобилось в уборную; придется по пути в прихожую пройти мимо девчонки — этой незваной гостьи, подумал он. И тут его осенило… Мышиный писк вдруг послышался совсем рядом. Задыхаясь от страха, Миранда вынырнула из-под одеяла и увидела привидение — голосом Калле привидение объявило: «Попаси мою мышку, пока я не вернусь из клозета; она хочет побегать на воле».

И вот уже крошечные коготки заскребли по подушке, затем вскарабкались вверх по косичке Миранды. Тихо лежать, вести себя хорошо… хватит! С диким воплем соскочила она с дивана, споткнулась о стул, налетела на шкаф, ощупью отыскала дверь и бросилась к постели взрослых раньше, чем лежавшие в ней мужчина и женщина сообразили, в чем дело.

— Папа! Папа!

Но Миранда нырнула в кровать не с той стороны и наткнулась не на папины ноги и руки, не на папин живот, а на чью-то мягкую грудь и все-все чужое, жаркое и противное. Она перелезла через чужое бедро и рухнула в щель между двумя телами — папа обнял свою дочку, привлек к себе.

— Что такое, Мирран? Что с тобой?

А она дрожала, словно мышиный хвост, всхлипывала и долго не могла выговорить ни слова.

— Господи, до чего ты перепугала нас! — сказала женщина.

Миранда рыдала, уткнувшись в папину шею, ночная рубашка ее промокла насквозь, и папа тоже скоро стал весь мокрый — ведь на нем не было пижамы.

— Я боюсь, боюсь…

— Боишься? Здесь в доме нет ничего страшного, Мирран.

— Нет — есть: мыши этого Калле!

— Чепуху ты болтаешь, дочка, тебе это просто приснилось. Пошли, я отнесу тебя назад, в кроватку.

— Нет! — крикнула Миранда и цепко обхватила папину шею. — Нет! Я хочу быть с тобой!

— Втроем нам здесь будет тесно, — зевая проговорила женщина. — Ступай-ка лучше с папой назад.

— Нет, там эта мышь! На диване!

— Выдумаешь тоже! — сказал папа, натягивая на себя пижамные штаны. — Надо все-таки пойти взглянуть, что там приключилось, — объяснил он женщине. — Вставай, Миранда!

Он взял дочку за руку и зажег на пороге свет — как раз вовремя, чтобы приметить ноги Калле, торчавшие из-под дивана. Калле выполз наружу, он уже успел поймать мышь, и лицо у него было красное-красное.

Миранда дернула отца за руку, попятилась назад:

— Калле выпустил на меня мышь, папа!

— Это правда? Зачем ты хотел напугать ее, Калле?

— Ерунда, — сказал Калле угрюмо. — Я просто пошутил. А она плакса, так чего еще ждать от нее?

В руках у него пищал и трепыхался зверек, а Калле стоял, испытующе глядя на этих двоих, вовсе ненужных в его доме.

Он не отвел глаза. И стойко выдержал взгляд Лео: двое мужчин столкнулись лицом к лицу. Лео поднял Миранду на руки:

— Ступай к себе и ложись, — велел он Калле. — Большие парни не пугают маленьких девочек. А я посижу здесь с тобой немножко, — сказал он Миранде, готовясь уложить ее на диван.

— Нет! Хочу домой! — Миранда думала: «Хочу к тебе!» и так крепко уцепилась за шею отца, что он с трудом переводил дух.

— Пошли, — вздохнул Лео. Он закрыл дверь за Калле с его мышонком и понес Миранду назад к своей постели, стараясь ступать без шума.

— Лежи тихонько-тихонько, — прошептал он ей на ухо.

А Миранда лишь по-прежнему всхлипывала и прижималась к отцу, готовая пообещать ему все, что угодно. Он обошел вокруг постели и, забравшись внутрь, повернулся к женщине спиной, потом осторожно придвинулся к ней — так, чтобы девочка могла поместиться с краю. Как-то неуютно все это.

— Что такое? Опять она здесь? — произнес усталый голос.

— Тс-с, спи! Мы все сейчас уснем. Просто Калле напугал ее мышами, — еле слышно сказал Лео. Он откинул с лица девочки волосенки, влажные от пота, та закрыла глаза: «Я дома».

— Что еще за выдумки! При чем тут Калле? А мне здесь и не повернуться, — сказала женщина. — Нельзя так баловать детей, Лео.

— Конечно нельзя. — Лео чувствовал у своего затылка дыхание женщины, а у груди — дыхание ребенка. Он лежал не шевелясь и снова у него мелькнула мысль:

«Как-то неуютно все это!»