Средь других имен

Утром рано, на рассвете,

Корпусной придет,

На поверку встанут дети,

Солнышко блеснет.

Проберется лучик тонкий

За высокий щит,

К заключенному ребенку

Лучик добежит.

Но светлее все ж не станет

Мрачное жилье…

Кто вернет тебе румянец,

Солнышко мое?!

За решеткой, за замками

Дни словно года.

Плачут дети. Даже мамы

Плачут иногда,

Но выхаживают смену,

Закалив сердца.

Мальчик мой, но верь в измену

Своего отца.

Как он вынес суд неправый,

Клевету, разбой?

В море горя и отравы

Встретится ль с тобой?

Тише, тише… Дремлют дети.

Солнца луч угас.

День весенний, свежий ветер

Прошумят без нас.

Из моих доверчивых рук

Слишком много жизнь отняла,

Но с тобою, маленький друг,

Как же я расстаться смогла?

Нам навстречу рдела заря

В путевых, тревожных бросках,

Я тюрьму, этап, лагеря

Прошла с тобой на руках.

Темный ветер трудной поры

Нас кружил с каждым днем сильней,

Я согретые солнцем миры

Находила в улыбке твоей.

И как храбро ты, наконец,

Зашагал впервые ко мне,

Так кидается в воду пловец,

Вскинув руки, бежит к волне.

За забором шумы лесов,

Дали синие широки,

Нам отмеряно двести шагов

Для прогулок, надежд, тоски.

За работой и за игрой

На примятой, скудной траве,

Обрывая ромашковый рой,

Мы гадали о милой Москве.

Да заладил дождь обложной,

И потек барак — наш причал…

Безучастный, совсем больной,

Ты, как взрослый, только стонал.

Всю бы кровь свою отдала,

Чтобы хрупкую жизнь удержать…

Свет мигал, срывалась игла,

В неумелых пальцах дрожа.

А потом иней пал вокруг.

Над двором, над скопленьем бед

Уносились птицы на юг,

Ты смеялся, махал им вслед.

До сви-дань-я! Вольный полет

В детский сон войдет тишиной:

И бесправье, и долгий гнет

Ты не будешь делить со мной.

До свиданья! Поезд, стучи

По мостам и пространства рви,

Только ты, заплакав в ночи,

Больше маму свою не зови!..

Запуржило пути. Снег кружит

Белым вихрем по всей стране…

Брату старшему ты скажи,

Что не надо скучать обо мне.

Мир молчит. Над мерзлой листвой

Дней пустых сочится вода,

И не знать о вас ничего,

Может, месяцы, может, года…

Тот же тесный, замкнутый круг

Снов обманчивых, тяжких дум,

И ненужного сердца стук

Заглушает машины шум.

Обступила, сдавила стена.

Но настанет же день иной —

Не покинет нас наша страна

Даже здесь, за этой стеной.

Не сдавайся, малыш, держись,

Я к свободе, к счастью приду

И за ручку тебя поведу

В длинный путь, что зовется — Жизнь!

Мир не так просторен и прост,

как казалось еще вчера,

но спокойствию учусь у звезд

в одинокие вечера.

За барачным низким окном

тени синие пролились.

Я весь двор прошагаю кругом

и смотрю в огромную высь.

Чуть морозит, и звезды смелей

начинают со мной разговор.

Жизнь моя… Что сказать о ней?

Подымать ли старинный спор?

Вот в колодце с водой ледяной

отразилась внезапно звезда.

Так бывает теперь со мной,

так надежда мелькнет иногда.

Приглушен здесь голос и взгляд.

И в самой тишине —

непокой,

часовые на вышках стоят

над бессильной нашей тоской.

И огромный серый паук

ткет узор обреченных лет..

Или жизнь — заколдованный круг,

из которого выхода нет?

Даже зверь в неволе суров,

о квадраты решетки стальной

раздирает раны —

и кровь

отмечает след круговой.

Даже пес — он к цепи привык —

часто воет ночь напролет…

Как сдержать

беспрестанный крик,

мне изрезавший сжатый рот?

Как поверить,

что надо так,

чтобы честных, простых людей

угоняли в холод и мрак

казематов и лагерей?

Как уйти хоть на миг, на час,

если мы остаемся людьми,

от бездомных загнанных глаз

матерей, разлученных с детьми?

Нам дается жизнь только раз,

вспышка краткая считанных лет.

Разве можно из жизни украсть

честь и правду, тепло и свет?

Кто решит неотступный вопрос,

кто ответит: зачем? За что?

Что же сделалось, что стряслось

с нашей Родиной, с нашей мечтой?

Угасает созвездий игра,

звонче шаг по мерзлой земле.

Одинокие вечера, вечера

в затерянной мгле.

Рослый парень, добрый парень,

Ты с ружьем наперевес

Тихих женщин строишь в пары

На корчевку в дальний лес.

Истомленных и одетых

Неприглядно, кое-как,

В неуклюжих жар-жакетах,

В деревянных башмаках.

По бокам, как ассистенты,

Две овчарки начеку,

Тропок траурные ленты

На нетронутом снегу.

Вязнут ноги, наст некрепок,

И в глазах от снега боль,

Но кричит стрелок свирепо:

«Поворачивайся, что ль!»

Снег и ветер в поле чистом,

И идут, ровняя строй,

Жены русских коммунистов,

Как, бывало, шли на бой.

Парень русый, парень рослый!

Лица женщин, окрик свой

Ты, наверно, вспомнишь после,

Покачаешь головой.

Но ведь служба, долг солдата,

Все втолковано ему:

Если взяты —

виноваты,

Сталин знает, что к чему.

Кто ж из них, зачем ночами,

Мирным снам наперекор,

Материнскими очами

Смотрит на тебя в упор?