Староград

Кровь и металл

10.12.84

Сложно увидеть человека, одарённого огромной властью, не в состоянии перманентного и всепоглощающего высокомерия. Ибо власть закрывает человеку глаза на все ужасы и бедствия, а также на всех тех, кто находится внизу. Тем более странно было видеть испуганным и пресмыкающимся такого человека, как Салем, что и до власти никогда не был склонен искать компромиссы с кем-либо и всегда действовал жёстко и дерзко.

Однако сегодня, в окружении почти всех сливок нового ронийского общества, он повёл себя именно так. Что же стало причиной столь резкой перемены? Всего одна перестановка в сегодняшней делегации от «Пакта Старой Крови», альянса, что объединял в себе ведущие нации Европы и несколько более мелких государств, а теперь, с вступлением в него Республики Малой Каскадии, и вовсе находился у самых границ молодого протектората. Но какая перестановка!

В самый последний момент, считай в день торжественного приёма, о своём приезде заявила конунг Кая Снёрдхейм, лидер Великой Федерации Ярлов, от одного появления которой действительно стынет кровь. Ибо более холодного, высокомерного и жестокого человека сложно найти, если её ещё можно назвать человеком, конечно.

Будучи избранной на совете ярлов, как законный наследник почившего конунга Льётольва Волчьего Черепа, девушка показала себя как дочь своего отца и перерезала всех своих трёх младших сестёр, дабы более никто из семьи не мог претендовать на её трон. После чего она на многие десятилетия ввергла своё государство в пучину ужаса, сжав стальными клещами всех своих подчинённых до такой степени, что стоит только на них нажать, и всё нутро полетит наружу. А затем начала строить под себя своих же, и без того верных, союзников, силой направляя огромный альянс, расположившийся на четырёх континентах, отстаивать свои личные интересы.

Даже император Босгора, традиционно занимавший лидирующее положение в пакте, слепо следовал за Каей, ведомый то ли старыми клятвами, то ли страхом. Что уж говорить о других, более мелких царьках и диктаторах, таких, как наш Салем, который, кроме всего прочего, ещё и зависел от поставок мирмидия, редкого активного металла, переработкой и добычей которого Рония всегда и жила, и из-за которого война с Карнимом формально и началась.

По иронии судьбы, из-за войны почти все шахты оказались либо разрушены, либо приватизированы орденскими промышленниками, которые вовсе не хотели вкладываться в нашу убитую промышленность и предпочитали продавать всё по завышенной цене заграницу. А производство и вся энергетическая промышленность Ронии всё ещё держались на мирмидии, а потому и пришлось обращаться к федерации, что монополизировала всё оставшееся мировое производство металла.

А сейчас, похоже, она явилась за последними неподконтрольными месторождениями руды, от которой, в прямом смысле, питается наш мир. Ибо мирмидиевые реакторы и станции являются основой электропитания городов, благодаря своей долговечности и количеству выделяемой энергии. Они же питают многие фабрики-колоссы, что день и ночь создают различные товары массового спроса. Из мирмидия делаются очень дорогие украшения, его же, в очень малых количествах, добавляют и в бытовую химию из-за лечебных свойств.

Хотя некоторые маргинальные исследователи и считают, что он может вызывать опухоли и различные проказы из-за своего излучения, мирмидий всё равно добавляют даже в пищу. Но самое главное в этом металле — это то, что он питает собой военную машину самых передовых стран. В частности, почти вся элита военных сил развитых стран поголовно вооружена невероятно дорогими ОРМ винтовками, работающими на малых мирмидиевых аккумуляторах.

А потому, захватив весь «космический металл», Кая, конечно, не подчинит себе весь мир, но приблизится к этому так близко, как никто ранее. Потому что захватить мир — это не захватить всевозможные земли, это в первую очередь сделать так, чтобы никто не помешал тебе забрать то, что твоё по праву меча, после чего наступит самый сложный этап — удержать то, что завоевал. И с ним, пока что, ни один великий завоеватель не справился.

Но вернёмся в настоящий момент, когда в роскошный зал усадьбы Розе, последней сохранившейся в первозданном виде, должна явиться виновница всего торжества, а все прочие гости замерли в ожидании, как замирают обвиняемые в момент произношения смертного приговора. Ибо все чувствовали приближение чего-то очень нехорошего, а в воздухе повисло давящее на подкорку напряжение.

И вот «нехорошее» нагрянуло. Большая, украшенная искусными золотыми ручками, двойная дубовая дверь распахнулась, и в помещение дунул сильный поток ледяного воздуха, а прямо за ним шествовала маленькая процессия, которую возглавляла укутанная в пушнину снежная королева, время над которой было не властно. Пронзительный бесчувственный взгляд лазурных глаз, тонкие черты лица, нежная кожа цвета слоновой кости, пшеничные волосы — всё это создавало образ нежного цветка, который холили и лелеяли всю жизнь.

Однако стоило приглядеться чуть внимательнее, и сразу становилось понятно, что цветочек, на деле, ядовит и колюч. Холод взгляда таил за собой вовсе не отстранённость, а скуку, свойственную обычно хищникам, что оказались на вершине пищевой цепи и более не могут найти себе ни достойного соперника, ни достаточно вёрткую жертву.

И Рония, к сожалению, вряд ли была стоящей добычей, с которой конунг хотела бы возится и бороться, а потому рассчитывать хотя бы на продолжение агонии и без того слабого государства было нельзя. Салем, жизнь которого зависит теперь от его нахождения у власти, это понимал. Я же, в свою очередь, как министр иностранных дел протектората, понимал, что без Салема все его сторонники долго не проживут.

А потому мы вдвоём, словно последние войны своей страны, стояли сегодня насмерть в дипломатической битве с заведомо непобедимым соперником, пришедшим лишь объявить наше поражение. И вот госпожа Снёрдхейм уже застыла прямо перед нами в окружении суровых «Воинов Нифльхейма», конугской гвардии федерации, представлявших собой неприступную стену из мышц и современнейшего снаряжения, которые, однако, явно сторонились своей предводительницы, вокруг которой чувствовалась странная аура из холода и ужаса.

Кая оценивающе окинула взглядом людей вокруг, остановив его лишь на спутнице коменданта, докторе Глиммер, насколько мне известно, занимавшуюся здесь какими-то военными разработками. Конунг быстрым шагом направилась к ней. Та же ответила лишь косым взглядом, по которому трудно было угадать, какую эмоцию она испытывает на самом деле. Однако они явно узнали друг друга.

— Доктор Глиммер, — абсолютно холодно начала Снёрдхейм.

— Кая! Я хотела было написать о своём внезапном отъезде, но тут, пока я пересекала полмира от Грипканта до Старограда, столько всего уже успело произойти, что я так и не смогла поймать момент, чтобы наконец объясниться...

— Ты ценный ресурс, но не настолько, чтобы меня интересовало твоё местоположение, — не дрогнув ни одной лицевой мышцей, произнесла конунг.

Элл, кажется, покраснела, словно слова Снёрдхейм были комплиментом, и, улыбнувшись, произнесла:

— Я крайне рада, что ты не против! Конечно, это временная мера, призванная дать мне глоток свежего воздуха и простор для реализации амбиций...

— Мне неинтересны пояснения, — перебила Кая, ничуть не повышая голоса. — Единственное, что важно, готова ли ты продолжать исполнять мои приказы, как только мне потребуется?

— Абсолютно.

— Тогда лично тебе пока ещё не о чем беспокоиться и незачем оправдываться, а двери моего двора остаются для тебя открытыми. Возвратишься, когда сочтёшь нужным. Хотя не могу не заметить, что своим поведением ты всё сильнее напоминаешь мне Воттин.

— Мне крайне льстит твоё сравнение с кошкой.

— Она не просто кошка. Это единственное живое существо на всей этой планете, что может заставить меня улыбнуться и которое я действительно люблю. Разумеется, что такое сравнение — это высший комплимент, который только может получить от меня человек.

— Что же, после всего, что было, я действительно думаю, что быть домашним животным не такой уж плохой вариант.

— А я иногда, и правда, думаю, что позволяю тебе слишком много. Например, забывать о правилах приличия. Но стоит быть немного снисходительной к людям. Говорят, это молодит.

— Тебе-то и грезить о молодости! — несколько язвительно произнесла Элл.

Дерзость, о которой даже и помыслить не мог бы любой здравомыслящий человек, знавший хмурый и суровый нрав Снёрдхейм, Глиммер произносила легко и с искренней улыбкой, словно дружески подшучивала.

— Забавно, я действительно почти улыбнулась, — все мышцы лица конунга всё так же покоились на своих местах, — но хватит дружеских любезностей, мы ещё успеем вдоволь поговорить. Кто правит этими развалинами?

Доктор указала в сторону Салема и Снёрдхейм, медленно приблизилась к нам, оценивающе рассматривая коменданта. Тот было начал говорить:

— Госпожа, я так рад тому, что вы приехали, меня зовут...

— Мне плевать! — прервала его Кая. — Ты похож на вещь, от которой ещё может быть польза. Этого достаточно. Мне ни к чему тебя запоминать. Перейдём сразу к делу: организуй мне отдельную комнату для беседы с глазу на глаз и поудобнее, налей выпить лучшего алкоголя, что сможешь найти, принеси съедобных закусок, а затем притащи в ту залу себя и своё самое доверенное лицо в политических вопросах. И самое главное, избавься от лишних попыток меня задобрить, я не хочу попусту тратить на них своё бесценное время. У тебя ровно пять минут!

Наконец зал ожил, все вокруг закопошились, словно жуки в гнилом древе, и уже через три минуты я, Салем и Снёрдхейм сидели в лучшей комнате особняка — кабинете старого графа. Конунг задумчиво разглядывала содержимое своей стеклянной чаши, то и дело слегка наклоняя её в разные стороны. Наконец понюхав янтарный напиток, девушка сделала лёгкий, едва заметный глоток и тут же откинула чашу в сторону, словно то была отрава.

— Так себе. Это вы называете вашим лучшим вином? Двести лет, которые оно томилось в чьем-то подвале, прошли зря. Хотя, быть может, потому, что вы не добавляете пряности? В любом случае, оно абсолютно неудобоваримо, как и закуски, к слову. Вегетарианский салат — это не еда. На обед, похоже, придётся лететь в Винленд, а потому давайте не затягивать этот разговор. Моё терпение не бесконечно.

— Я могу... — начал было снова комендант.

— Можешь помолчать и наконец меня послушать. Тем более сегодня счастливый день для тебя и всей Ронии, или как там она сейчас называется? В любом случае, я щедро дарую этой стране свою протекцию и освобождение от ксенофобов в смешных костюмах, что предполагает собой установление марионеточного государства со всеми вытекающими, вроде вступления в мой альянс, экономической помощи и, что важно лично для тебя, наместничество от моего имени для того, кто будет достаточно верен.

— Это даже слишком щедро с вашей стороны, госпожа, но что взамен? Шахты?

— Да. Эта страна тоже получит свою долю от добычи. Однако клятва верности мне означает, что ваше имущество становится моим имуществом, а мои мысли становятся вашими, поскольку без меня вы никто. Но чтобы транслировать мои мысли, вы должны хотя бы минимально соответствовать любому другому моему вассалу. Для этого вы должны навести в своей стране порядок — никаких повстанцев, никаких развалин, никакого голода. Всё должно быть идеально, как минимум на вид, а что там по сути, меня не слишком интересует.

— А что с Орденом? Фактически, я всё ещё под юрисдикцией карнимцев, и они меня так просто не отпустят, по крайней мере, без боя. Это было бы самоубийством идти на них войной.

— Рония сейчас — разрозненный военный лагерь, где осело огромное количество вооружённых мужчин, в основном коллаборационисты и ошмётки армии ордена, теперь подчиняющиеся напрямую тебе. Сможешь совладать с этой махиной и развернуть её против своих же, и я отправлю к тебе в помощь своих викингов, чтобы уничтожить крайне ослабленных войной орденцев.

— А если я не справлюсь?

— Я найду более способного слугу или, если эта страна окажется совсем безнадёжной, войнам Федерации придётся шествовать напролом, по головам простых ронийцев. А это никак нельзя назвать успешным вложением. Зачем мне очередная пустошь?

Получается, Снёрдхейм хочет не только заполучить монополию на рынке ресурсов, но и подмять под себя все земли Ордена и Ронии, сохранив у последней всё тот же феодальный статус, заставив ронийцев и карнимцев вкалывать на своих шахтах и предприятиях, при этом понеся практически нулевые затраты и оставшись чистой перед Мировой Лигой, что не обратит внимания на ввод войск, если эти войска одного из самых видных мировых деятелей просто поддержат «восстание против порабощения». Но что будет после? Ведь никто не гарантирует свободу и безопасность ни Салему, ни всему правящему аппарату протектората, особенно учитывая характер и репутацию конунга, а значит, и я в опасности.

Возможно, вместе с Орденом и осуждением от мирового сообщества мы ещё сможем защитить свои жизни и остановить агрессию пакта, пусть и оставшись у окончательно разбитого корыта. Но если мы сейчас подчинимся, то точно окажемся в цепких лапах ледяного демона и более оттуда не вырвемся, тем более живыми. А значит, я просто обязан вмешаться, сейчас или никогда.

— Мы отказываемся!

Всего одно мгновение, и Снёрдхейм легко махнула рукой в мою сторону, и в тот же миг по моей спине пробежал колючий холод, за пару секунд охвативший всё тело. Я даже вскрикнуть не успел, как все мои внутренности окаменели, я чувствовал, как я теряю возможность не только двигаться, но и даже просто дышать. Несмотря на это, я не задыхался, я лишь чувствовал то, как воздух в моих лёгких превращается в лёд и царапает их каменные стенки. Чувствовал я и кровь, что так же, в один момент, обратилась льдом внутри моих вен и органов. Это было очень странное чувство, я будто вмиг застыл, потеряв любую способность к движению, но не потеряв чувств, в том числе и боли, бездонной и колючей, что сразу же растеклась по всему телу и застыла вечным мучением. Я ещё слышал и видел всё, что происходит вокруг, но наблюдал теперь, будто бы со стороны, не в силах больше сделать хоть что-то.

Кая же, одарив меня презрительным взглядом, вновь обратилась к Салему:

— Я хочу кое-что пояснить. Я не предлагаю тебе сделку и не даю тебе возможности выбирать. Я приказываю! И за невыполнение приказов я справедливо наказываю. И несмотря на то, что я выбрала именно тебя для этой задачи, не думай о себе слишком много. Ты всего лишь штука, наподобие авторучки, которую можно без зазрений совести заменить, выкинуть или сломать. Ни больше, ни меньше.

Эрвин, похоже, не сразу понял, что именно произошло, а потому переводил испуганный взгляд то на конунга, то на меня. Когда же до него наконец дошло, он проглотил слюну, а затем дрожащим голосом ответил, преклонив колено:

— Будет сделано, Ваше Величество...

Снёрдхейм еле заметно кивнула, а затем добавила:

— Ну и последнее моё поручение: раз уж доктор Глиммер выбрала именно эту страну для своей деятельности, тебе следует обеспечить её полную безопасность. Выполняй всё, что она у тебя попросит, и считай, что теперь она мой официальный представитель здесь. И чтобы ни один волос не упал с её головы, тебе ясно?

— Да, моя госпожа!

— Я буду очень ждать оценки твоей деятельности от Элл спустя несколько месяцев. Если она будет тобой недовольна, то я не буду разбираться касательно того, что стало причиной, и просто введу войска для зачистки всех, кого посчитаю обузой для своей власти. Помни об этом, комендант!

Сказав последние слова, конунг неспешно удалилась. Неужели Рония погибнет сегодня?

«Не знаю, почему многие так боятся Каю. Как по мне, так она довольно милая!»

(С) Доктор Глиммер