Староград

Экспресс

16.01.85

Война — это всегда жертвы, просто потому, что твоя жизнь, свобода и идеалы далеко не бесплатны и требуют того, чтобы за них ты отдавал что-то столь же ценное. А что в этом мире может быть столь же ценно? Жизнь, свобода и идеалы другого человека, конечно. На обычной войне ты приносишь на жертвенный алтарь врагов, а на гражданской — своих же сограждан.

Повстанцы понимают это. И сколько бы нас ни нарекали смертоносной и безумной силой, сколько бы наше руководство ни грызлось между собой, какой бы ужас мы ни наводили на гражданских своими деяниями, все они стоят того. Ибо на кону свобода и возможность самостоятельно выбрать дальнейший путь, каким бы он ни был.

Да, каждый описывает эту цель по-своему. Для одних — это порядок, для других — равенство, для третьих — возможности, но суть всегда одна — дать Ронии самой решать свою судьбу. И ради этого каждый из нас готов убить и даже умереть. Пускай свобода повлечёт за собой тысячи, сотни тысяч новых смертей, в результате грызни за будущий облик государства, это всё равно лучше, чем все те же смерти, только совмещённые с лизанием ботинок орденской швали.

Мне вот, если честно, всегда было плевать на то, как именно будет выглядеть свободная Рония и как она будет называться, единственное, чего я хотел с тех пор, когда променял свою скромную лопату на винтовку, так это того, чтобы моя земля принадлежала мне, а не каким-то уродам, возомнившим, что если у них есть танки, то они могут показывать свои мерзкие рожи из своей гадкой пустыни и претендовать на наши плодороднейшие поля и прекрасное побережье.

Нет, я не испытываю особенного отвращения к Карниму и его жителям, как некоторые мои товарищи, мне, если честно, вообще плевать, какой именно нации будут те, кто позарится на наши земли; их всех в равной степени должна ждать расплата за все те ужасы, что принесли они в наш дом.

Я говорю об этом просто потому, что порой сам удивляюсь тому, что среди ронийцев очень сильно укрепилась ненависть именно в сторону карнимцев, не как в сторону очередных посягателей на нашу идентичность и свободу, а как в сторону чуждой и отвратной культуры, которую мы никогда не сможем принять. Можно подумать, что если бы на нас напал любой другой сосед или давний враг, то всё сложилось бы иначе.

В конце концов, не бывает среди стран хороших друзей, и в особенности среди соседей, ибо кроме всех обыденных разногласий между ними появляется ещё и закономерное соперничество за клочки земли на границе, порой доходящее до абсолютного абсурда.

Вот, к примеру, Государство Малой Каскадии, или, как они теперь себя величают, Босгорская Автономия Новой Каскадии, почти двести лет были в составе Большой Каскадии, так Ронию называли до войны за независимость. Наша Родина же помогла им освободиться из-под колониального гнёта Босгорской Империи, запустив тем самым настоящий «Парад антиколониальных восстаний».

Однако проведя все эти двести лет в достатке и имея множество привилегий, жители Малой Каскадии, видимо, возомнили о себе слишком многое, и как только началась война, они всадили нож в спину тех, кто их когда-то освободил, объявив о своей независимости и выходе из войны под протекцией Босгора. То есть фактически они забрали четверть территорий и треть промышленного и ресурсного потенциала нашей страны, добровольно уйдя в новое колониальное рабство.

И их стремление к такой специфичной независимости ещё можно понять и даже простить. Но вот то, что это произошло прямо в самом начале войны, являет собой самое настоящее предательство. И тут абсолютно не важно, сделано оно со злым умыслом или просто было удобной возможностью выйти из ненавистного им государства. Предательство непростительно и искупить его невозможно.

Даже того, что мы сотворим сегодня, будет неимоверно мало, чтобы отомстить за все те унижения, что мы испытали по их вине. К слову об этом, я чуть было не забыл упомянуть одну из главных транспортных артерий континента, которая невероятно активно использовалась до и даже во время войны, а также была приоритетной целью реставрации после неё, и по которой до сих пор, пусть и в гораздо меньшем объёме, ездят люди и различные грузы.

Я говорю про Североамериканский Экспресс — железную дорогу, что соединяет все крупнейшие страны Северной Америки. Начинаясь у самого края полуострова Флориды, простираясь вдоль восточного побережья и всех его стран, она делает огромный крюк вдоль южной границы Винленда и, проходя Малую Каскадию, заканчивается в Старограде, крупнейшем городе западного побережья.

И вот, из новообретенной колонии Босгора, поезда в Староград ходили с очень завидной регулярностью, по многим причинам. В основном, конечно, экономическим. Ибо, как я уже говорил, их часть Каскадии вовсе не пострадала от этой кровопролитной войны и была невероятным образом заинтересована в доставке товаров первой необходимости по завышенным ценам, как нашему правительству, так и просто на продажу.

А ещё бедную и разбитую Ронию северяне любили использовать в своей, довольно специфичной пропаганде. Ибо за довольно небольшие деньги, при полном согласии салемского кабинета, возили пропагандистские экскурсии на пассажирских поездах для всех желающих, словно насмехаясь над горем нашей родины, будучи при этом одной из причин этого самого горя...

Наш план был довольно прост и хорошо проверен великим множеством повстанческих организаций со всего мира, но ещё ни разу не доходил до Ронии. Ибо до сей поры повстанческие организации не были настолько смелы и озлоблены, чтобы решиться на такой подвиг, поскольку угроза отчаянного сопротивления, которое могли оказать как со стороны Каскадии, так и со стороны военных Салема, останавливала лучше любых стен и преград.

Однако Салем точно не мог держать свою стальную хватку вечно. Прошло уже больше четырёх месяцев с момента начала оккупации Ронии, и, судя по недавним событиям, а также попытке покушения, срок коменданта истёк. А значит, что настало время дерзнуть и взять то, что нам причитается.

Несколько наших агентов, включая меня (координатора операции), должны будут проникнуть на такой экскурсионный состав под видом рядовых туристов и с помощью пронесённого тайком оружия, а также угроз расправы, захватить локомотив и взять всех пассажиров в заложники, чтобы после потребовать выкуп за их жизнь и свободу.

При удачном раскладе, в котором мы практически не сомневались, мы бы не только получили довольно значительную сумму на офшорный счёт нашей организации, но и пресекли туристические, а возможно, и торговые поездки из Малой Каскадии, лишив Салема притока денег и товаров, а также испортив отношения между нашими странами. Одни сплошные выгоды, включая стандартное для подобных терактов устрашение всего мирового сообщества и лояльных правительству людей.

Но, как некоторые уже поняли, всё сложилось несколько по-другому...

Да, поначалу всё шло в точности с нашим планом, и даже лучше, чем мы могли бы предполагать, ибо мы даже не встретили ни одного охранника или военного ни на станции, ни внутри поезда. Один из наших агентов без особых проблем проник в кабину машиниста и получил полный контроль над движением поезда, экстренно остановив состав и дав сигнал к действию тем, кто сидел в самих вагонах. Я, как и мой напарник, мигом достали из сумок припрятанные штурмовые винтовки и сделали пару предупредительных выстрелов в потолок.

Ещё мгновение назад улыбавшиеся и тыкающие в ронийцев за окном, словно то были обезьянки в зоопарке, пассажиры теперь ошарашенно смотрели на нас. Видимо, никто из них не ожидал, что жестокая реальность, на которую они приехали поглазеть, достанет их и в этом уютном транспорте с мягкими креслами и вагоном-рестораном...

Без лишних слов и восклицаний в сторону заложников, которые и без того практически сразу бросили какое-либо сопротивление и вжались в свои сиденья, я вышел на связь с агентом в локомотиве и приказал ему заставить машинистов связаться с ближайшей станцией, чтобы те, в свою очередь, вызвали людей из правительства на переговоры. Последних долго ждать не пришлось, однако, вместо нескольких полицейских машин и штатного дипломата, на вызов приехали более грозные гости.

Это была настоящая военная колонна, в составе более пяти грузовиков, укрытых тентами, одной офицерской бронемашины и настоящего многотонного танка, угрожающе целящегося прямо в локомотив. Стоило им приблизиться на расстояние пары десятков метров, как из грузовиков тут же выскочило около сотни человек, вооружённых до зубов. Они быстро рассредоточились вдоль поезда, взяв окна на мушки.

Из бронетранспортёра вышел всего один единственный человек, в форме коллаборационистского офицера и с громкоговорителем в руках. Я сразу его узнал, ибо это был второй человек в правительстве и правая рука Салема, генерал Соколов. Небрежно поднеся аппарат ко рту, в котором была зажата неизменная папироса, офицер заговорил, обращаясь к нам:

— Итак, раз уж вы «Серьёзная организация», сразу перейдём к делу. У вас есть два варианта. Первый: вы складываете все свои игрушки и мирно покидаете состав, а за это мы подарим вам быструю и безболезненную смерть, пулей в затылок. И второй, на который я рассчитываю: вы отказываетесь выполнить мои требования, и мы открываем огонь по этой железяке. У вас ровно три минуты, чтобы подумать!

Такое развитие событий не могло не насторожить, однако я всё равно не верил, что Соколов решится стрелять по гражданским (даже для Салемского режима, теперь это было бы абсолютным варварством), скорее всего, он просто блефует, о чём я тут решил ему заявить, взяв припрятанный для такого случая рупор:

— Ты думаешь, что я так просто поверил тебе?! Нас так просто не запугать! Мы убьём всех здесь, если ты продолжишь пытаться блефовать!

Протяжно зевнув и чуть не выронив, при этом, изо рта тонкий бумажный свёрток, офицер взглянул на свои наручные часы и абсолютно безразличным тоном произнёс:

— У вас осталось меньше двух минут.

Он что, даже не обратил внимания на моё восклицание? Быть может, он и не шутит... Хотя чёрт, нет, меня действительно не напугать таким отношением. Что этот Соколов вообще о себе возомнил?! Однако мог ли я что-то противопоставить его безразличию, пускай даже наигранному? В размышлениях об этом я даже не заметил, как пролетело отведённое им время, и из раздумий меня вырвал всё тот же бесчувственный бас:

— Время вышло. Всё, как я и думал! — сказал офицер, сплюнув в сторону.

Махнув рукой солдатам, он вернулся в свой бронетранспортёр. Последние все как один вытащили из своих походных сумок по небольшому шприцу, подобному тем, которыми обычно колют адреналин, и по команде одновременно всадили их прямо в шею, замявшись на несколько секунд.

После чего они вновь подняли оружие и без предупреждения и сигналов начали просто расстреливать поезд так, что я еле успел лечь на пол. Правда, от последовавшего ужаса это меня не спасло, и уже через мгновение на меня обрушились осколки стекла, клочки ткани и то месиво из мяса и внутренностей, что отлетало от людей, которым повезло гораздо меньше, чем мне, и град бронебойных пуль превратил их в настоящий дырявый фарш.

Хотя можно ли сказать, что мне повезло? Нет, определённо нет, я будто бы оказался посреди настоящего ада, где крики ужаса смешивались с грохотом стали и внезапным хлопком. Судя по всему, это танк выстрелил по локомотиву, полностью уничтожив последнюю надежду спастись.

Всё это месиво продолжалось в течение бесконечно долгих минут, в продолжение которых я молил всех богов, каких знал, о том, чтобы в меня ненароком не попала шальная пуля. И они действительно смиловались надо мной, и в один момент стрельба прекратилась, двигатели вновь заработали, и колонна, судя по звукам, начала постепенно удаляться от поезда. Неужели меня пронесло?

Судя по всему, военные не сомневались в том, что после такого обстрела в поезде не осталось ни единой живой души. И, вероятно, я действительно был единственным, кто смог каким-то чудом уцелеть после этого бесцеремонного акта жестокости. Судьба меня явно любит! Чёрт, мне явно стоит выбираться отсюда как можно скорее, и не дай бог мне снова связаться с повстанцами! Больше мне так может уже и не повезти...

Тихонечко проползая по усыпанному стеклом полу между креслами, я медленно продвигался к концу вагона, где располагались выходы из него. На следы окружавшего меня безумия я старался вовсе не поднимать глаза и полз, уставившись в миллионы окровавленных осколков.

Так я, наконец, добрался до выхода и, облегчённо выдохнув, спрыгнул с подножки. Кажется, вокруг никого... Щёлк!

Я обернулся и обомлел, ибо всего в двух шагах от меня стоял Соколов, направивший прямо на меня пистолет очень странной формы, словно и не боевой вовсе. Я, дрожа с головы до ног, медленно поднял руки. Несмотря на то, что генерал был один, тягаться с ним у меня вряд ли бы получилось, ибо он держал меня на мушке и явно был готов в тот же момент наделать во мне не один десяток дырок, если этой штукой в его руках вообще можно было проделывать дырки.

Тем не менее рисковать, проверять на своей шкуре боевой потенциал оружия, которое генерал держал столь уверенно, я не хотел. Да и если бы я всё же не схватил пулю, то драться с человеком, который был на голову выше меня и слыл буйным, непобедимым, громилой всю свою жизнь, было бы чистым безумием. Да и у старого пса явно далеко не один приём в запасе, как раз для подобных ситуаций.

Да и выглядел он так, словно бы ожидал меня тут увидеть, и ничуть не удивился тому, что я выжил после такого чудовищного града пуль. Хотя, возможно, что на этом лице, закалённом войной, вообще никогда не отражалось и доли удивления. Он сухо бросил мне:

— Я смотрю, ты живучий. Хорошо, он точно будет доволен.

Ещё один щелчок ознаменовал выстрел, что отнюдь не был осечкой, ибо в тот же момент мне в живот прилетел тонкий дротик. После чего моё тело ослабло и осело на землю, а глаза сами слиплись, унеся меня в темноту.

“В этой ситуации абсолютно очевидна вина повстанческих организаций. В память о погибших в этот день ни в чём не повинных пассажиров туристического поезда, кабинет коменданта объявил минуту молчания и день всеобщего траура, в солидарность с правительством Малой Каскадии. Мы никогда не забудем тех злодеяний, что совершили бунтари!»

Вестник Цитадели, выпуск 15.01.