Староград

Птичка и клетки

30.12.84

Я всегда очень любила снег, зиму и в особенности новогоднюю пору, даже несмотря на то, что, как и у любого артиста, у меня в это время полный завал. Ибо сколько бы труда не было вложено мной в каждую песню и каждый концерт, он всегда окупится, так как дарить людям радость и ощущение праздника гораздо приятнее звона тысяч монет и отзвуков миллионов оваций.

Кто-то может посчитать это по-детски наивным и даже несколько глупым в реалиях нашего мира. Но ведь со всеми его ужасами должен кто-то бороться? Пусть мне далеко до настоящих героев, вроде пожарных, спасателей, миротворцев и прочих людей, которые делом доказывают, что для человечества ещё не всё потеряно, но я всё же вношу свой маленький вклад как в искусство, так и в настроение слушателей. Он маленький и незначительный, в масштабах цивилизации, однако, как говорится в оливийской поговорке: «По капле будет океан». И свою капельку я исправно вношу год от года.

Для сего я всегда стараюсь сохранять оптимизм и писать, да самолично, в наше время это редкость, только радостные и добрые песни, благо солнечный Cote d'Azur в моей родной Оливии находится, можно сказать, в самом сердце европейского благоденствия и потому сохраняет плодотворную, для подобного творчества, атмосферу, пока весь остальной мир бьётся в агонии войн и революций.

Когда же мой продюсер, во время большого североамериканского тура, внезапно заявил мне, что на Новый год я отправлюсь выступать в Ронию, счастью моему не было предела, ибо я могла подарить праздник тем, кто не видел его уже долгие годы.

Mon Dieu, сколько же горестей выпало на головы этих несчастных людей! Ибо после пяти лет разрушительной войны они попали в цепкие лапы диктатуры и непрекращающейся гражданской войны, что превратили руины некогда процветающей страны в кровавый ад, где не щадили даже детей. По крайней мере, так писали в наших СМИ.

И именно такую картину я рассчитывала увидеть по прибытии в самый канун Нового года. Реальность же оказалась несколько более удручающей и несколько менее ужасающей.

Ещё на подлёте к городу, из иллюминатора вертолёта отчётливо виднелись развалины, что простирались к самому горизонту и заканчивались лишь на стыке бетона и необыкновенно тёмного океана, вдоль которого и ютились более-менее сохранившиеся постройки, в том числе и несколько небоскрёбов из стекла и бетона, ещё хоть как-то напоминающих тот цветущий город, который я посещала шесть лет назад, будучи тогда ещё никому не известной молодой девушкой.

Городской аэропорт, когда-то принимавший тысячи человек ежедневно, выглядел так, словно его покинули десятки лет назад. Его место заняла наспех построенная кирпичная коробка. Сквозь потрескавшийся бетон тут и там росла трава, терминал, когда-то являвшийся шедевром архитектурной мысли, вовсе был теперь снесён под самое основание, а прямо напротив него забытым хламом громоздились проржавевшие стальные гиганты, когда-то разрезавшие небеса.

С другой стороны, и совсем безлюдным он не стал, меня встречали несколько сотен человек, заметно оживившихся и посветлевших, когда я наконец ступила на ронийскую землю. Было даже очень странно оказаться в толпе людей, что претерпели столько лишений, а теперь так чествовали меня, какую-то певичку из Европы, ну что же, я их не разочарую!

Однако мой продюсер Венцеслав Вишневски был явно не доволен такому вниманию к моей персоне и чуть ли не силой затолкал меня в подготовленную для нас машину, грубый военный джип, не дав даже толком поприветствовать встречавших. Я крайне поражена такой его реакцией, ведь ранее он никогда не препятствовал моему общению с простыми людьми, а потому не могла не спросить о причинах такого поведения:

— Ты чего это, Darling?

— Сама знаешь чего. У нас нет столько времени, чтобы тратить его на тех, кто нам не платит.

— Не платит? Это что, какой-то необычный концерт? Я, что же, буду выступать не для этих людей?

— Конечно же, нет, у них еды-то нет, что уж говорить о том, чтобы купить билеты на наш концерт!

— С каких это пор мои концерты стали нашими?!

— С тех пор, как ты вляпалась в долги, просадив почти все наши деньги в казино Веци.

— Ну я...

— Что ты? Ты хоть знаешь, что мне пришлось заложить дом, чтобы к тебе не пришли весёлые ребята требовать денег, и продать часть своего имущества, чтобы вся эта история не просочилась на телевидение и в газеты?

— Но это всё было больше года назад...

— И весь этот год нам приходится ездить только туда, где нам могут заплатить. Или твоё доброе сердце не заметило, что мы подозрительно мало бывали на благотворительных концертах и бескорыстных выступлениях в последнее время? Теперь наша публика только та, которая может помочь оплатить твои долги, а эти вояки из Ордена вполне подходят на эту роль, награбив в этой стране столько, что на несколько роскошных жизней хватит!

— Может, ты и прав. Роскошная жизнь сама себя не обеспечит...

— Не может, а прав. В любом случае, мы уже подъехали к отелю, а потому хватит уже этого бессмысленного спора. Ближе к полуночи мы с тобой отправимся выступать к этим воякам, а пока отправляйся в свой номер и, пожалуйста, воздержись от бессмысленных прогулок по этим отвратительным улицам, ибо ты мне нужна живой. А я пока займусь одним очень важным делом, усекла?

— Oui...

Староградский отель «Палаци» представлял собой довольно массивное здание, сложенное из кирпича и практически не пострадавшее после войны. Разве что окна кое-где были потресканы или вовсе отсутствовали, но на лучшее место пребывания в этом городе и рассчитывать было сложно. Даже номер выглядел вполне прилично, словно я взаправду оказалась в хорошей четырёхзвёздочной гостинице.

Здесь были все удобства: кровать, радио, неработающий душ, мини-бар и даже небольшой туалетный столик с зеркалом для приведения себя в порядок, за который, к слову, я села только вечером, за несколько часов до назначенного выступления в одной из пригородных усадеб.

Поскольку я не была сторонником эффектных выступлений и предпочитала живые и честные концерты без лишней буффонады и толп статистов на заднем плане, которые, по-видимому, должны были отвлекать слушателей от посредственного пения некоторых «талантов», на все приготовления у меня ушло совсем немного времени.

Однако прежде, чем я собралась выходить из помещения, в него без стука ворвался Венцеслав, в компании какого-то высокого мужчины в парадных доспехах Ордена.

— Твой рыцарь на белом коне прибыл! — начал было Вишневски.

— Кто?

— Герман Шейм, верный воин Ордена, к вашим услугам! — галантно отвесил мне мужчина, снимая с головы свой смехотворный шлем, словно срисованный со средневековых картин.

— Что всё это значит, Венцеслав?!

— Ну, господин Шейм очень хотел с тобой познакомиться и поболтать на досуге.

— Тогда скажи ему, что я сейчас не в настроении для разговоров. Мне и так придётся жать из себя улыбку на протяжении нескольких следующих часов перед толпой не особо приятных мне людей.

— Ты же сказал, что проблем не будет! — грозно обратился к продюсеру рыцарь.

— Не будет... Не будет... Просто кое-кто ещё не понял, какое счастье упало к ней на голову.

— Ты на что это намекаешь? — раздражённо спросила я.

— Ну как же, герр Герман — очень приятный молодой человек и предмет обожания многих местных девиц, а также твой давний поклонник, который очень уж мечтал познакомиться с тобой поближе...

Всё ещё не понимая, к чему клонит Венцеслав, я заметила:

— А мне какое до этого дело?

— Ну как же ты не понимаешь! Герман — великолепный кавалер, превосходный военный и одна из главных знаменитостей Карнима. А самое главное, что он достаточно богат, чтобы оплатить все твои услуги.

— Скажи, что мне послышалось то, что ты сейчас сказал. Ты что это меня продаёшь?!

— Не продаю, а сдаю в аренду... Да и поскольку сама бы ты ни за что бы не додумалась до столь простого и быстрого способа оплатить все твои долги, мне пришлось самому искать тебе достойную пару.

— Шайзе! Мы далеко не так договаривались! Ты портишь мне всю романтику, мужик! — вмешался Шейм.

— Подожди, сейчас я всё решу, чтоб было так, как договаривались. Будет тебе и романтика, и прекрасный досуг. Я, как внук самого Вацлава Вишневского, гарантирую! — снова вернул себе слово Венцеслав. — А ты, Вивьен, неужели тебе сложно провести пару ночей в компании этого красавца? Глядишь, и самой бы понравилось...

— Да что ты себе позволяешь?!

— Боже, да хватит брыкаться, словно бешеная кобыла, сама же небось не против, просто гордость внезапно взыграла. Подумай просто, тебе уже за тридцать, а до сих пор никто ягодку не сорвал, ещё пару лет и ты придёшь в такое состояние, что продать тебя будет просто невозможно! Я это тебе не как агент, а как друг говорю.

— Да пошёл бы ты с такими предложениями! Я тебе не товар и никаких больше заказных концертов ты от меня не дождёшься... Я надеюсь, что однажды ты подавишься своими деньгами! И считай, что теперь ты уволен! Видеть тебя больше не хочу!

С этими словами я оттолкнула этих двоих от входа в номер и выскочила из двери. Те удивлённо покосились на меня, но я не придала этому особого значения, ибо всё, чего я хотела, так это убраться подальше от этого места. В эмоциональном порыве я вовсе не заметила, как по итогу оказалась на улице.

Поняв, что мне стоит осмыслить произошедшее, я направилась по местами разрушенной брусчатке, куда глядят глаза. В праздничную ночь перемещение по улицам не ограничивали, и народ устраивал свои собственные новогодние гулянья, в кутерьме которых я и заплутала на несколько часов, которые, к слову, пролетели совсем незаметно, ибо мысли о столь отвратительном предательстве со стороны одного из самых близких мне людей и моих собственных принципах заняли меня настолько, что я вовсе перестала видеть окружавшую меня разруху.

Когда я стала так спокойно относиться к выступлениям на корпоративах и светских балах, которые всегда презирала? С каких пор я позволяю крутить своей карьерой другим? И почему я стала забывать свои настоящие ценности и принципы?

Нет, дело не только во мне... Все мы в какой-то мере оставили наши принципы в прошлом, особенно здесь, в Ронии, сильнее всего пострадавшей от главных пороков современности, — жадности, эгоизма, жестокости и полного пренебрежения к жизням других людей. Неужели мы так просто оставим надежды в прошлом? Неужели огонь в сердцах обездоленных людей никогда не загорится вновь, а война оставит в их разуме незаживающий шрам?

Этого я допустить не могу! Просто не могу! Я ведь «Melodie de l'ame», «Прекрасная Тимелия» и золотой голос Оливии... И я могу растопить лёд даже в сердце самой Снёрдхейм! Я, конечно, не пробовала... Но думаю, что у неё тоже есть хоть какие-то чувства, она ведь такой же человек... Верно?

И вот, посреди гремучей толпы, в самом центре какой-то шумной площади, я запела, запела еле слышно. Без музыкального сопровождения и какой бы то ни было надежды быть услышанной, сочиняя слова на ходу. И, как это обычно бывает во время наваждения вдохновения, фразы благозвучно сплетались сами собой.

Люди, до этого суетившиеся вокруг, увлечённые своими делами и не обращавшие на меня никакого внимания, вдруг услышали мой тихий зов, мой крик души. Они расступились, словно море пред Моисеем, и застыли в изумлении, внимая каждому слову песни, что сама собой сейчас возникала в моей голове.

Поймав наступившую тишину и заметив на себе пристальное внимание толпы, я начала петь всё громче и громче, заполняя своим голосом всё пространство площади и привлекая к себе внимание всех, оказавшихся тут, людей своей простой песней, в которую я вложила всю свою душу и все свои переживания. Песней, что была посвящена их стране и их горю, но при этом взывала к стойкости и предрекала лучшее будущее, если за него бороться. Песней, которая поднималась в высоту, туда, к серым тучам, что в ответ сыпали белым снегом, укрывавшим город от всех бед.

И вот, когда часы пробили полночь, я наконец остановилась и взглянула на толпу, что собралась сегодня предо мной. Тут были все: и женщины, и дети, и мужчины, и старики, и даже сам комендант как ни в чём не бывало стоял среди толпы и внимал моим словам. Все эти люди молчали, но на лицах их были улыбки, даже у Салема, которого я ранее видела только по новостям и только в негативном свете. Кажется, мне всё-таки удалось подарить им всем капельку счастья...

Бах! Что это? Почему мои ноги подкашиваются, а тело так и норовит упасть на жёсткую брусчатку? Это что, кровь...

. . .