Староград

Путь ненависти

Столица Ордена - Цитадель Карним. Пышный и пафосный городишко, прогнивший с окраин и до самого центра. Не мудрено, ибо слово «Carnis», от которого происходит название крепости, а вместе с тем и всего их мерзкого государства, переводится с одного древнего и давно мёртвого европейского языка, как «мясо» или «плоть». Стоит ли удивляться, что их «ОрдоКарним» считают за мясников?

Местная архитектура вызывает у меня глубочайшее омерзение, сравнимое разве что с ненавистью к рыцарям, её населяющим. Иррационально громадные и мрачные чёрные шпили замков в стиле неоготики, высились посреди ужасающе жаркой пустыни, словно недобрый мираж.

К большому сожалению, ни пугающие башни Цитадели, ни громадные городские предместья за стенами главной крепости, не были простым видением. Они скорее были насмешкой над суровой природой и народами, которые здесь когда-то жили.

Когда-то, в старой книжке, я видел изображение городов племён Мохаве. Ну, до того как пришли колонизаторы и разрушили их до самого основания. Они были очень похожи своими размахами на тот вид, который сейчас приняла мрачная столица Ордена. Нет, они были многим красивее, больше и ярче!

Вместо тёмных шпилей и паутины толстых стен, повсюду стояли массивные храмовые пирамиды и аккуратные поместья, сложенные из красного песчаника. Рыночные площади, стадионы для игры в уламу и прочие величественные постройки моего народа канули в лету под катком рыцарских завоеваний.

И пусть бетонные застенки Специального Комитета по Вопросам Коренных Народов (СКВКН или просто Комитет), находящиеся в бывшем здании бойни, в которые меня бросили, гораздо больше походят на уже ставшими родными бункеры и убежища, но меньше отвращения не вызывают. Особенно учитывая то, что меня вот-вот должны продолжить пытать.

Вот, в маленькую комнату, без мебели и окон, вошёл орденский рыцарь. Он сел на корточки перед моим, ослабшим от избиений и распластавшемся на полу, телом. Говоря на моём языке без какого-либо акцента, он спросил:

– Ну что, долго ещё будешь терпеть? Четыре недели ты треплешь нам нервы. Может, хватит уже упорствовать? Вряд ли ты выдержишь больше...

Едва шевеля языком, я слегка приподнялся на дрожащих руках, и, сплюнув кровь, произнёс:

– А может ты уже наложишь на себя руки, псина орденская?

Истязатель усмехнулся, а затем отстегнул от своего пояса увесистую флягу. Грубо взяв меня за подбородок и насильно открыв рот, он начал вливать её содержимое в меня. На вкус это была... вода. Обычная, чистая вода. Даже без привкуса ржавчины. Живительная влага наполняла энергией моё иссохшее нутро.

Закончив поить меня, офицер вновь заговорил:

– Вас, в Освободительной Армии, самих, словно собак, с самого детства, натравливают на всё, что связано с Карнимом. Вас, хоть стреляй, хоть газом трави, да всё равно ненависть эту не вытравишь. Но мы с тобой попробуем иную тактику. Вместо кнута, я предлагаю тебе пряник.

Тут рассмеялся уже я:

– После всего, что вы сделали? После того как веками перерабатывали мой народ в пепел? Вы видели толпы осиротевших детей, на глазах которых твои колпакоголовые братья проводили свои чистки? Их худенькие сгорбленные тела, потерянный взгляд и одежду, свисавшую лохмотьями? Думаете хоть что-то может перебить этот вид и убедить меня сотрудничать? Ну тогда подумайте ещё раз.

– Я уже ни один раз видел своими глазами, как молчуны ломались, стоило нам перейти к "пряникам". Так что есть определённый опыт. Кроме того, я покажу тебе, что под землю вы сами себя загнали. Некоторые из вас могли бы даже жить как люди... Но нет! Надо противиться неизбежному, надо убивать простых карнимцев… Может, ты и убеждён, что Орден несёт лишь смерть вашему народу, я всё же попробую тебя разубедить.

– С чего бы это вдруг?

– Скажу честно, мне очень нужно знать, как ты смог несколько месяцев шпионить в самом сердце Карнима. Да ещё и не выдать себя, своей ротхаутской внешностью. Я должен узнать, кто тебе помог. И за эту информацию, готов даже закрыть глаза на твои преступления. Знаешь ли, далеко не всех террористов, взрывающих здания в центре города, прощают подобным образом. К слову, зачем ты вообще взорвал тот культурный салон? Если бы не этот акт, мог бы ещё долго злодействовать у нас под носом...

– Не смог больше терпеть. Меня послали лишь наблюдать, но видя день ото дня то, как ваши граждане, беззаботно совершают вечерние променады, да пьют кофе в кафе, я уже не мог сидеть сложа руки. Сразу захотелось стереть эти улыбочки с их лиц. Вот я и решил, что подниму на воздух несколько ваших «культурных заведений», вместе с их посетителями. Жалею только, что не все бомбы сработали и я забрал слишком мало ваших сограждан.

– Ну и кадр... Неужели почувствовал несправедливость?

– Именно. Это нечестно, что вы жуёте сдобные булочки и радуетесь жизни, пока в бесчисленных лагерях к востоку, дети, с самых малых лет, работают на подпольных фабриках на благо Индейской Армии Освобождения!

– Разве это не плата за бесконечную войну со своими благодетелями? В чём же ситуация «нечестная»?

– Какие вы благодетели?! Вы уничтожили и растоптали все надежды на светлое будущее многих народов! Вы убили бессчётное количество людей, которые лишь защищали свою землю от ваших посягательств. Вы хотите стереть нас с лица земли. Вот в чём несправедливость! Вот в чём ваше преступление, за которое вы не понесли наказания. Преступление, на которое весь остальной мир, два века закрывает глаза.

– Ну не надо вот этого морализаторства. Скорее всего, до вас, на этих землях тоже жили какие-то люди. И вы их наверняка сместили с насиженных мест. Может даже вырезали подчистую. Это, понимаешь, закон мироздания: сильный ест слабого. Тупиковые эволюционные ветви вымирают. Для тех из вас, кто не противится у нас даже есть альтернатива.

– И что же это за «альтернатива»? Что могут предложить чудовища?

– Ты скоро сам узнаешь. Ну и касательно чудовищ, хочу сказать, что убивая мирных граждан, ты сам нам уподобился.

– «Мирных» среди вас нет. Да и невиновных тоже.

– Забавно, я ведь считаю точно также... Давай, вставай! Перейдём уже к прянику.

Я не смог подняться сам, а потому меня взяли под руки двое солдат и отнесли к машине, в которой, к тому времени, уже сидел допрашивавший меня офицер. Усадив на заднее сидение, меня повезли куда-то далеко за пределы Цитадели. Вероятнее всего даже за пределы самого Ордена. Видимо в Ронию. Мы ехали несколько часов, мимо проносились пустыни, горы и долины. Порой мы проезжали маленькие деревеньки и городки, пока наконец не въехали в одно из таких поселений.

Оно было огорожено высоченной стеной, с колючей проволокой наверху. У массивных стальных ворот дежурили солдаты Ордена. Сопровождавший меня офицер, подал им знак и те открыли проезд. То, что довелось увидеть внутри... поразило.

Это была точная копия городов мохаве с тех картинок... Неразрушенный, с праздно гуляющими по улице людьми, в наших национальных костюмах. Аккуратные домики, запах свежих кукурузных лепёшек витающий по улице, приветливые лица и звучавшая отовсюду речь на родном языке, сводили меня с ума. У меня даже пропала способность говорить, пока мы ехали по широкой центральной улице...

Вернулась она, лишь в тот момент, когда меня усадили за столик в одной из местных столовых. Приветливая официантка налила мне кофе и поставила огромную тарелку супа суккоташ. Передо мной сел мой мучитель, также снабжённый вкусной едой. Он сказал, жуя хрустящий жареный хлеб:

– Ну что? Как тебе вид?

– Что всё это...

– Это то, как могла бы выглядеть Америка, не сопротивляйся вы нашей власти.

– Это что, постановка такая?

– Нет, ты что! Это наша резервация. Для тех ротхаутов, что отринули свои дикарские убеждения и решили жить в ОрдоКарним. Спроси у кого угодно из местных.

Я начал озираться по сторонам, решая, у кого бы спросить. Все прохожие выглядели безмятежно и подозрительно счастливо. Мой визави произнёс:

– Можешь встать и походить по округе. Всё равно тебе не сбежать. Город огорожен стеной и охраняется целым гарнизоном.

Я последовал совету и поднялся из-за стола. А затем осторожно побрёл по сухой брусчатке, всматриваясь в каждое встречное лицо. Двое солдат хотели было меня сопроводить, но офицер жестом остановил их.

Лица местных, казались мне такими знакомыми и такими потерянными. В них не было той надежды и ярости, которые свойственны глазам жителей военных лагерей в Индейской Армии Освобождения. Они улыбались, но как-то натянуто, фальшиво.

Я подошёл к старику, который сидел на ступенях одной из пирамид и сел рядом. Я спросил у него, на языке мохаве:

– Как... как вы тут живёте?

Он ответил мне, также на моём языке:

– Очень хорошо живём, не жалуемся. Тебя привезли «ломать»? – пожилой мужчина говорил крайне медленно, будто продумывал каждое слово, прежде чем сказать.

– Я так понимаю, что не первый, кого сюда привозят для этого...

– Половина из тех, кто здесь живёт, раньше были пленниками Комитета или военнопленными, взятыми на поле боя.

– А вторая половина?

– Те соплеменники, что жили в Ронии до того, как... – дед словно бы не мог произнести это вслух.

– Началась «Великая» кампания.

– Она самая. Сразу после того, как Карним взял под контроль эти земли, нас всех свезли в этот город, как потенциально опасных граждан. Чтобы мы строили лучшее будущее... отдельно от будущего остальных ронийцев. Эти городки-резервации на месте исторической индейской застройки и приезжим журналистам можно показывать, и в пропаганде светить, мол не такой уж Орден жестокий.

– И вы... подчинились им?

– А что мы могли поделать? Подчинились, конечно. Тем более здесь вполне себе приятные условия жизни. Да, наружу не выйдешь, но можно спокойно жить среди своих... Разве не об этом мечтали наши предки?

– А как же те свои, что остались в Ордене? Нужно поддержать их и открыть второй фронт в тылу врага! Почему вы до сих пор сидите сложа руки, зная, что наших людей убивают колпакоголовые звери?

– На территории Ордена своих нет. Там только те сволочи, из-за кого нас всех закрыли в этом городке. Если бы не их порывы к свободе и жажда мести, мы бы жили почти на равных с захваченными ронийцами!

– Да как ты вообще смеешь так говорить?

Гнев снова застелил мне глаза, как тогда, во время посещения богемного салона. Мои руки сами собой сжались в кулаки. Ярость влила топлива в давно обесформленное и обессиленное тело. Дальше всё произошло крайне быстро. Удар по наглому лицу старика. Мои крики: «Предатель! Тварь! Гниль!»

На них же прибежали те два солдата, что хотели меня сопровождать. Они было попытались меня скрутить и это стало их главной ошибкой. Я был разъярён и вспомнил все те боевые приёмы, которым меня учили с самого детства. Невзирая, на любые удары, я вытащил у одного из противников нож, ловко подцепив тот с пояса. И дальше уже было дело техники.

Лишившийся своего клинка сразу же пропустил удар в живот, а его напарник, ничего не успевший понять, получил порез на шее. Когда к нам выбежал офицер с пистолетом наголо, я уже вооружился винтовкой и встретил его метким выстрелом в голову. Несмотря на то, что местные граждане стояли как зачарованные, наблюдая картину расправы, я знал, что на звуки борьбы скоро сбежится вся колпаковская рать. Я плюнул в сторону съежившегося старика и бросился в путаный лабиринт между жилыми домами.

Конечно, теперь я был вооружён и даже относительно свободен, но тягаться с охраной целого городка, я вряд ли бы смог. Мой путь лежал вглубь этого странного подобия былых городов моего народа. Это не было мне на руку, ибо в отличие от меня, мои противники знали местность. Кроме того, им могли подсказать местные «псевдомохаве», что, то и дело встречались на моём пути. Чёртовы предатели!

Моя ненависть к ним и орденцам, питала меня лучше адреналина битвы. Но вряд ли она сможет снабжать энергией вечно, поэтому мне, прежде прочего, было необходимо место, где я мог бы перевести дух. На одной из безлюдных улочек, я наткнулся на небольшую лечебницу. Погони за мной пока ещё не было, да и свидетелей того, что я захожу внутрь не наблюдалось, так что я спокойно проник в ветхое помещение.

Больница состояла буквально из двух комнат: регистратуры и кабинета врача. Тётка за стойкой регистрации тут же была отправлена в отключку. Лишние свидетели мне не нужны. Внутри же единственной приёмной, я застал доктора фасовавшего одинаковые баночки с таблетками. Увидев меня он, видимо, подумал что я орденский солдат в гражданской одежде и залепетал на вражьем, с явным акцентом:

– Нет, вам таблетки не выдам больше! Ваш командир меня с потрохами съест, если узнает, что я нарушил его запрет и снова выдал вам транквилизаторы. Они только для заключённых.

– Транквилизаторы значит... – произнёс я на языке мохаве, – Так вот почему все здесь такие... угашенные.

У доктора округлились глаза и он выронил банки из рук, те разбились вдребезги и разметали по полу сотни серых пилюль. Дрожащим голосом, перейдя на родной язык, он спросил:

– Неужто беглец?

– Нет, император Анджей Второй решил посетить тебя с официальным визитом. Давай, мужик, не придуривайся или пущу пулю. – для убедительности я передёрнул затвор винтовки и направил на него, – Теперь отвечай на мои вопросы. И чтоб без лишних телодвижений, понял?

– Понял.

– Хорошо, теперь скажи мне, ты же сам эту гадость не пьёшь?

– Не пью, мне положено быть в трезвом уме на работе. Как и всем медработникам в этом лагере...

– Колпаки тоже этим балуются?

– Почти все. Здесь особенно нечего делать, вот они и...

– Понятно, значит противник вполне может быть в не самом адекватном состоянии. Выходы из города знаешь?

– Есть двое главных ворот, но они серьёзно охраняются. Ещё есть несколько канализационных стоков...

– И они не охраняются?

– Нет.

– И никто не додумался сбежать через них?

– Зачем? Мне думается, все здесь довольны своей жизнью. Никто из тех, кто согласился здесь жить и не знает, мне кажется, куда ему бежать. Вокруг леса и территории оккупированной Ронии, а внутри еда и жильё. Даже солдаты, которых здесь поставили, не держат нас, а мешают тем кто мог бы попытаться попасть внутрь.

– Какие убожества. Вас будто зверей в зоопарке заперли, а вы и довольны.

– Ну знал бы ты, куда хозяева отправили несогласных жить в резервации...

– И не хочу знать. Ибо, в любом случае, туда не собираюсь. Скажи лучше насчёт того, кому может понадобиться проникать сюда?

– Ронийским повстанцам, например...

– Это кто такие?

– Террористы, что покою правительству протектората не дают. Их в окрестностях немало шастает. Да всё никак не могут переловить.

– Кажется, компания будет мне подстать.

– Но найти их очень непросто!

– За меня то ты не переживай, я то их внимание привлеку. Скажи, есть ли в этом чёртовом городишке что-то взрывоопасное?

– Разве что... топливные цистерны, в северной части города. Но если их поджечь, половина города сгорит в адском пламени...

– Это меня устроит. Ненавижу это место. И предатели вызывают у меня ещё больше ненависти, чем колпаковские собаки в костюмах. А теперь, ложись на пол, док. За то, что дальше произойдёт, я не буду извиняться.

Поняв, что я собираюсь от него избавится, врач попытался было рвануть в сторону окна. Пришлось ударить в спину. Пусть радуется, что для него всё закончилось быстро.

В его шкафу я нашёл комплект чистой одежды, не напоминавшей тюремную робу. Он, конечно, был великоват, но, для того чтобы сойти за местного, вполне подходил. Мной также были забраны несколько банок с серыми пилюлями, а вот от огнестрельного оружия пришлось избавиться. Я оставил, разве что нож, который спрятал под новой, белоснежной рубахой.

Хорошенько умывшись и надушившись, чтобы больше походить на городского жителя, я вышел на улицу и прогулочным шагом побрёл на север. С того момента, как я зашёл в клинику, успела подняться паника. Солдаты суматошно бегали по улицам, расталкивая зевак и заглядывая во все закоулки.

Один, из брошенных на поиски отрядов, выхватил меня из толпы прохожих. Его командир тряс меня за плечи и кричал:

– Видел его?! Сбежавшего шпиона из ИАО?! Куда он побежал, знаешь?!

Я, улыбнувшись так блаженно, как только мог, кротко произнёс:

– Что?

Поняв, что получить какую-нибудь информацию у меня не получится, военный отступился и отряд направился дальше. Когда они отдалялись, я уловил недовольный возглас офицера:

– От этих угашенных ротхаутов никакой пользы!

Дальше я старался держаться небольших улочек, ибо на ключевых разъездах, орденцы вполне могли бы уже догадаться установить свои блокпосты с проверкой документов.

Да, в моём кармане лежал слегка помятый пропуск доктора, на котором, к тому же, не было его фотографии. Однако, вряд ли на посту поверят, что мне больше пятидесяти лет. Кроме того, если солдаты брали у врача препараты, то наверняка знали, как он выглядит. Лучше было не рисковать, особенно учитывая то, что мне не придётся бежать по главным улицам.

Так, окольными путями, я добрался до внушительных цистерн, представлявших собой топливную станцию. На ней уже стояло несколько тентовых грузовиков, которые стерегли всего пятеро солдат. Кроме них, поблизости не было никого. Да и сама зона не была огорожена. Видимо, колпаки местных совсем не боялись. Какой позор...

Я, не выходя из образа городского обывателя, уверенно подошёл к охране. Они даже не напряглись. Медленно, стараясь пародировать индейский акцент, я заговорщически завёл разговор с военными на их родном языке:

– Ребят, не хотите немного расслабиться?

– Допустим, – сказал один из них, – у тебя есть серые пилюли?

– Пара чеков и они могут появиться и у вас.

В качестве подтверждения своих слов, я вынул заранее взятые баночки.

– Как-то дёшево за несколько пачек. – недоверчиво произнёс другой колпакоголовый.

– Мне срочно нужны деньги. – сказал я.

Довольные своей покупкой охранники, осмотревшись на предмет наличия начальства, оставили свои посты и удалились в близлежащую коморку. Я отшвырнул полученные монеты в сторону и сразу принялся за своё тёмное дело.

Первым делом, я создал себе путь к отступлению и открыл ближайший канализационный люк. Затем, мной были сняты заправочные шланги и открыты вентили на всех цистернах. Следовало выпустить из них как можно больше топлива, чтобы они сразу же не взорвались, под давлением внутри резервуара.

Спички удалось достать в одной из автомашин. Это были хорошие окопные спички, прекрасно загоравшиеся и державшие огонь. Я поджег сразу несколько штук и бросил в уже изрядно растёкшуюся чёрную жижу. Дожидаться результата не стоило, а потому я положился на удачу и ретировался в подземелье, не забыв закрыть за собой крышку.

Внизу было темно и очень сильно воняло, но выбирать не приходилось и я направился в ту сторону, в которую текла вода. Местами было достаточно места, чтобы стоять во весь рост, в то время, как в некоторые части городских стоков приходилось заползать на карачках. Лишь на развилках я пользовался спичками, определяя путь по большему количеству, утекавшей в него, воды.

В какой-то момент моего путешествия, сверху раздался взрыв такой силы, что со стен посыпалась пыль. На сердце сразу стало тепло. План удался.

Ещё лучше мне стало, когда я наконец увидел свет. Я вышел наружу у какого-то небольшого водоёма, за пределами стен. Там же умывшись от всего, что налипло на меня во время путешествия по канализации, я приметил небольшой холм, неподалёку.

С него открывался прекрасный вид на содеянное. Богопротивный город пылал и всем, кто был внутри, явно уже было не до меня. По крайней мере, пока они его не потушат.

Я уселся на склоне и вдыхал сладкий аромат свободы. Через некоторое время, ко мне подсела непримечательная девушка. Она завела обыденный разговор, начав цитировать стихотворение одного поэта из моего племени:

– Друг мой, скорее вооружайся, оружие в руки бери! Встреться лицом с колпаковской напастью и череп зверью проломи. Бери под контроль их дома и заводы! И свергнут пусть будет проклятый совет! И над океаном, тёмные воды...

– ...окрасит наш новый рассвет! – закончил я.

– Именно! Твоих рук дело? – она указала на пылавший городок.

– Да. Не было сил смотреть на то, что они сделали с моими соплеменниками.

– У нас тоже не осталось сил смотреть... на всё, что сотворил Орден. И нам бы пригодились такие люди, как ты. Нам, если честно, любые сторонники нужны.

– Большие сложности?

– Именно. Коллаборационисты и армия не дают нам жизни. Мы несём большие потери, прячемся по лисьим норам и лишь иногда показываем клыки. Так что всё, что наша организация может тебе предложить, так это кровь, тяжкий труд, слёзы и пот.

– Как удачно, что именно эти вещи я и ищу. Ну, если к ним, конечно прилагается сотня-другая мёртвых карнимских солдат.

– Это уж я могу гарантировать от лица всего движения повстанцев.

– Что ж, тогда у меня нет выбора. Я с вами! Пусть теперь вас будет чуть больше, чем немного.

– И мы будем велики в своём скромном количестве. И мы будем мстительны в своём прощении. И мы будем жестоки в своей доброте. Ибо волкам, милосердно, мы несём их волчью смерть!

– Не слишком ли пафосные у вас лозунги?

– Чуть менее, чем у наших врагов.