Староград

... родится новая любовь?

25.12.84

Любовь — самый странный миф на этой планете, ибо в её существование почему-то верят все вокруг. Дарят друг другу странные подарки, проводят бессмысленный досуг, страдают при расставании и вновь ищут свою «вторую половинку». Те, кто поумнее, пользуются этим, бесцеремонно эксплуатируя эту тему и зарабатывая неприличные суммы на ней, при этом так же продолжая верить, что существует какая-то штука в сердце, заставляющая его биться чаще рядом с «любимыми».

Как профессиональный хирург, я могу заявить, что это полная чушь, а сердце — просто уродливая мышца. Но, возможно, людям просто нравится обманываться и обманывать других. Они искренне считают, что, испытывая примитивное влечение, на деле занимаются чем-то возвышенным, чем-то, чему можно посвятить свою бессмысленную жизнь и миллион однотипных произведений.

Хорошо, что я не привыкла врать самой себе, а потому здраво оцениваю все эти отношения, используя их исключительно в прагматичных целях. Нет, я отнюдь не меркантильна, ибо деньги — это совсем не то, что мне действительно нужно. А вот целая страна, захлёбывающаяся в хаосе и терроре, — это совсем другое дело. Какой же это простор для творчества и научных изысканий! Особенно в плане образцов для тестирования и отсутствия контроля с чьей-либо стороны.

Да, тот же Салем всё же направляет вектор моих исследований, но в то же время он определённо без ума от меня, а потому я без проблем получаю всё, что мне нужно для работы, и большую часть времени могу посвящать тому, что интересно лично мне, лишь иногда показывая сделанные на коленке сыворотки и химикаты. Так что очень большой вопрос, кто кем командует на самом деле.

Да, иногда мне приходится ходить с ним по разным местам досуга, где он наивно пытается мне угодить, на что я обыденно стараюсь вовсе не обращать внимания, как и на его причитания, к слову. Ибо меня он, видимо, вообразил каким-то психологом, которому можно излить душу обо всех своих проблемах и получить нужный совет. Но и это тоже можно стерпеть.

Даже периодические вынужденные встречи с максимально неприятными мне людьми я могу пережить. Но вот его периодические опоздания на наши «свидания» — это просто невозможно...

Я променяла мой любимый лабораторный халат на сковывающее движения вульгарное платье и неудобные каблуки, дабы изобразить ложный интерес к его персоне, а он решил пренебречь моим наиценнейшим временем, которое я могла потратить на что-то действительно полезное. Надеюсь, хоть блюда на сегодняшнем ужине будут хороши так же, как и в прошлый раз, и за очередным пустым разговором я смогу хорошо подкрепиться перед ночными экспериментами с депривацией сна у психостимулируемых подопытных.

Прошло около часа, прежде чем Эрвин наконец решил явиться. Выглядел он неважно и явно был чем-то очень встревожен, так что, похоже, что меня опять ждал рассказ о государственных делах и бесконечных проблемах коменданта. Так и получилось, бесцеремонно плюхнувшись на стул напротив, Салем сразу же начал взволнованно разглагольствовать:

— Как думаешь, Элл, может ли человек выжить, упав с высоты шестьсот метров?

Что за безмерно глупый вопрос?

— Нет, а у тебя есть сомнения?

— Да так... Вот читала, наверное, про то, что мы проводили вчера контртеррористическую операцию?

— Я не читаю газет, ибо в них никогда не пишут ничего нового и уж тем более хоть сколько-нибудь полезного.

И почему Эрвин меня никогда не слушает? Этот факт я озвучивала раньше, и далеко не один раз.

— Ну, тогда вкратце расскажу. Вчера мы подорвали телебашню «Атлант», ту, что посреди старого паркового комплекса, ну и не просто так, ведь там в тот момент находился Меласки да горстка безумных сектантов. И знаешь что?

Какой вообще он ожидает услышать ответ? «Знаю, я же там была!»?

— Нет...

Это было одно из тех многозначительных «нет», которые собеседник никак не может понять, а потому продолжает говорить, как ни в чём не бывало.

— Я почти сразу же снарядил несколько поисковых отрядов, ну чтобы найти труп чертового бунтаря и показательно его повесить.

— Да ты настоящий гуманист! Хотя мне даже интересно, как бы ты весил ту лепёшку, в которую он, скорее всего, и разбился. С такой высоты вряд ли хоть что-то получится собрать...

— Ну, по крайней мере, я рассчитывал выставить то, что осталось на всеобщее обозрение, как музейный экспонат. Но вот главная шутка в том, что за целый день работ они его так и не нашли. Ни в каком виде! Ни одного кусочка! Кучу сектантов откапать смогли, а вот Меласки и след простыл, словно и не было его.

— Может, его и правда не было? Стал бы герой войны и лидер повстанческой организации ударяться в какую-то маргинальную религию, это очень бьёт по имиджу, знаешь ли.

— В этом я уверен на сто процентов, мои разведчики работают почти идеально, и Меласки точно был в тот момент в башне. Сбежать он тоже бы не успел, ибо за входом, да и за той площадкой, где он находился, следили снайперы. Его бы пристрелили, если бы он вышел раньше времени. Конечно, может, его ещё и получится отыскать, но пока результаты настораживают.

Боже, ты жалуешься мне на то, в чём даже не уверен.

— Я надеюсь, что ты не собираешься потратить весь вечер, плавая в догадках по поводу какого-то доходяги.

— О нет, нет, прости, я просто только что встречался с управляющим поисками, вот и решил поделиться. Давай лучше о тебе поговорим.

Ну вот, опять он будет льстить...

— Хорошо. Спрашивай!

— Мне вот давно было интересно, Элл — это же явно сокращённое имя, как тебя зовут на самом деле?

Ещё хуже...

— С чего ты взял, что у меня есть полное имя? Чем тебе моё текущее не нравится?

— Да нет, что ты, очень нравится, просто оно, ну... нетипичное. Не думаю, что твои родители были большими фанатами коллектива «Э.Л.Л.».

Если это первое, что тебе пришло в голову, Эрвин, то у тебя самого довольно специфичный вкус. Более того, ещё и паршивый.

— Нет у меня родителей. Если у тебя настолько крутая служба разведки, мог бы и осведомиться обо мне.

— О, прости, я этого не знал. Да и не слежу я за теми, кто не представляет опасности для протектората, я же не диктатор-параноик.

— Да нечего тебе извиняться, в этом, в сущности, нет ничего страшного, я без них вот всю жизнь провела и ничего, всё равно стала одним из умнейших людей на земле. Да и детский дом, в котором я и провела всю юность, дал мне жизненные уроки, за которые я ему до сих благодарна, какой бы адской дырой он не был. А что насчёт твоих родителей, Эрвин?

Мне, конечно, неинтересно. Я спрашиваю из приличия.

— О, ну мои вроде в порядке, мать вон сейчас живёт на своей фермочке недалеко от города, и я её периодически навещаю. Ну а отец... Он, как бы это сказать, странный и в последнее время очень сильно избегает меня. Я, конечно, искренне рад тому, что он держится от меня подальше, ибо в последние годы его помешательство прогрессирует, и общаться с ним ну просто невозможно, но в то же время мне его не хватает.

Мне плевать на твои сопли, Салем, честно!

— Довольно трогательная история. Очень жаль, что у вас с ним такие отношения.

— Это точно. Ну, ты так и не ответила на мой вопрос...

И что он так прицепился к моему имени? Ладно...

— Эпсилон Фон Глиммер-Мительмарх — такое у меня полное имя.

— Фон... Так, получается, ты из знатного рода?

— Отец мой, Освальд Фон Мительмарх когда-то был частью знатного рода, но он погиб во время «Германских погромов» в Босгоре, за месяц до моего рождения, успев тайно обвенчаться с моей матерью, Шарлотой Глиммер. Она же, к слову, умерла уже при родах, успев дать мне это дурацкое имя, которое теперь мне приходится сокращать.

— И что никто из родственников не решился забрать тебя?

— Родственники моего отца — те ещё подонки, ибо отказались от меня только потому, что мать моя была обычной учительницей математики и, соответственно, не являлась достойной парой Клаусу. Ну а я, с их точки зрения, вообще была, да и остаюсь «грязным» ребёнком, что не заслуживал богатства и достойной жизни. Вот я и открестилась от отцовской фамилии и вообще от какой-либо принадлежности к «сливкам общества».

— Боже, это просто ужасно!

Так ты и прочувствовал двадцать лет лишений и унижений, конечно. Лучше бы ты просто промолчал, вместо этого притворно сочувствуя высказываниям.

— Опять же, ничего страшного на самом деле нет. Пускай мне обидно за моё скудное детство, а им сейчас ещё обиднее, ибо они явно кусают локти, смотря на мои успехи. К чёрту, давай лучше сменим тему и поговорим о чём-нибудь полезном, например, о работе.

— О да, я тоже хотел об этом с тобой поговорить. Раз уж ты почти закончила проект психотоников, то, может, захочешь заняться кое-чем абсолютно новым?

— Я ещё не закончила тесты на людях, да и те, которые провела, показывают, что препарат не всегда действует запланированное время, а галлюцинации могут быть и вовсе абстрактными, то есть не передающими приказы. А ещё уровень, при котором происходит передозировка, мне тоже пока не известен.

— Это не так важно. Главное, что препарат уже можно использовать в крайних случаях. Сейчас у тебя будет более важная цель. Сможешь ли ты помочь решить проблему повстанцев?

Мне кажется, он совсем не понимает, о чём просит.

— Я не солдат, Эрвин, я учёный! Вряд ли я смогу помочь тебе в вашей мышиной возне с этими аборигенами, тем более я вовсе не стремлюсь вставать на чью-либо сторону. Ты же знаешь, я приехала сюда не для того, чтобы лезть в политику, здесь просто гораздо больше свободы, чем в той же Европе. У Ронии вообще есть невероятный потенциал стать Меккой для учёных со всего мира, если бы ты того захотел и всё-таки решил основные проблемы этого милого края.

— Может быть, когда-нибудь так и будет. По крайней мере, когда я окажусь под покровительством Снёрдхейм, у меня будет гораздо больше возможностей, чтобы поменять местный общественный базис. Но перед тем мне действительно необходимо избавиться от проблем. Одну я уже решил и обезглавил их. И если ты поможешь мне избавиться от остальных повстанцев, мы оба станем ближе к нашим мечтам, касательно этого края.

— А как же твоя хвалёная разведка? Они разве не могут справиться со столь простой задачей: просто взять да и накрыть всех этих оборванцев там, где они засели? В конце концов, это их прямая обязанность.

— Они словно сквозь землю провалились. Нападают из ниоткуда, исчезают в никуда. У меня даже не получилось заслать к ним агента, чтобы тот узнал о местоположении их структур. Не хочу быть параноиком, но мне порой кажется, что у них точно есть лазутчик в моём стане, который докладывает им о каждом моём шаге.

Знал бы ты, как близко был к истине, вырвал бы себе все волосы на голове.

— Я смотрю, ты всё пытаешься подмести задний двор до приезда его настоящей хозяйки?

— У меня нет выбора, Элл, либо я подчинюсь, либо не будет ни меня, ни Ронии вообще...

— Выбор есть всегда, просто другие варианты тебя не устраивают, а их, на самом деле, очень даже немало. Не знаю уж, действительно ли ты её боишься, или она тебе просто нравится, но ты сам выбирал преклонить колено.

— Ничего она мне не нравится! Это ты просто ревнуешь.

Наивно думать, что я могу полагать, что у тебя есть хотя бы шанс даже просто поговорить на равных с такой, как Кая.

— Если только её к тебе. И даже не оправдывайся, словно дитя. Она действительно очень даже ничего, вся из себя такая идеальная, бесчувственная и властная, да ещё и абсолютно недостижимая. Даже я не могу не признать то, что в неё невозможно не влюбиться.

— Чушь, абсолютная чушь! Она настоящий монстр, и в день её приезда я увидел это максимально чётко. А чтобы не попасть в чрево чудовища, необязательно его любить, достаточно не класть голову в его пасть.

— В отличие от «монстров», к которым ты её относишь, она справедлива. В её суровости и жестокости, на самом деле, лишь прагматизм и забота. Обывателям вряд ли когда-нибудь получится понять ход её мыслей. Но я-то понимаю, что Кая любит всех своих подданных так, как могут любить только лидеры и политики, жестокой любовью.

— Получается, что я не политик и, вероятно, ещё и не лидер...

— А тебя, Эрвин, никто к ним и не относит.

— Прозвучало чересчур обидно и несколько жестоко.

— Не хочу тебя обидеть, правда, но факт есть факт: ты всего лишь номинальный предводитель этой страны, пусть и обладаешь некоторой свободой. И ты будешь таким, что при магистре, что при конунге, что в вольном плаванье. Может, просто такая судьба у тебя.

— Я не считаю себя фаталистом, так что это, вероятно, можно исправить. И лучше бы ты мне подсказала, как мне стать таким же ужасающим тираном, как эта ледяная ведьма. Только без открытия секретов бессмертия, овладения силой хлада и прочих вещей, неподвластных простым людям. В конце концов, в отличие от неё, внутри я всё ещё человек.

— На самом деле, чисто биологически, вы не столь разные, как тебе кажется. Внутри она тоже сапиенс, хоть и пытается это скрыть всеми возможными способами. Я самолично выяснила это, когда пыталась решить некоторые её проблемы... А в итоге досконально изучила это чудо человеческой природы. Не представляешь, но на ощупь, кожа её мягкая и тёплая.

— Да... Да... Очень интересно... — с нескрываемым отвращением произнёс комендант, а уже через секунду, видимо, осознав смысл моих слов, с удивлением воскликнул. — Погоди, ты что, ещё и касалась её?! Я слышал, что это невозможно, и все, кто пытался, обращались льдом.

— Верно, но, насколько мне удалось выяснить, она сама управляет своими силами и может подавлять свой защитный механизм, если захочет, конечно... Возможно, я вообще единственный человек на земле, кому удалось это выяснить и лично проверить, чем я, конечно, горжусь.

— Я должен говорить, что всё, о чём ты сейчас мне рассказала — самое странное из того, что я когда-либо слышал?

Даже учитывая положение дел в твоей стране?

— Ох, прости, я что-то слишком увлеклась, у меня в этом плане чисто профессиональный интерес, да... И меня просто нездорово влечёт к таким чудесам человеческой природы. Давай теперь наконец вернёмся к работе, пока я все свои странные увлечения не выложила...

— Да уж, — он усмехнулся, — знаешь, если у вас такие «особенные» отношения с конунгом, то почему ты сбежала от неё? Если не секрет, конечно.

— Нет никакого секрета. Здесь просто нет больше свободы и нет никаких внешних преград. Нет тебе ни ледяных объятий, ни кучки много из себя строящих академиков, ни устоявшейся бюрократии. Настоящее непаханое поле! Знаешь ведь, что чтобы что-то построить, нужно сначала что-то разрушить. А тут прямо таки чистый лист.

— Не очень лестное сравнение, но, в целом, я тебя понимаю. Я ведь и сам согласился быть комендантом, осознавая весь потенциал этой земли, что ж, могу тебя заверить, что я был полным дураком.

Первая стоящая мысль за весь вечер. Ты действительно круглый дурак, дорогой Эрвин.

— Ну ладно, хватит про личное. Так тебе нужно просто что-то, что могло бы быстро уничтожить всю организацию повстанцев?

— Да, и желательно, чтобы при этом пострадало как можно меньше людей из городского гарнизона, да и потери среди гражданских мне не нужны. Я предоставлю столько подопытных из числа военнопленных, сколько тебе потребуется, только придумай способ раз и навсегда избавиться от этой опухоли на лице Старограда.

— Вообще у меня уже созрела одна идея...

«Уважаемая мисс Глиммер, если вы вдруг читаете нашу газету, пожалуйста, всадите скальпель в шею коменданта или глаз, как хотите. Так вы точно вылечите Ронию от её главной болезни».

Революция ЗАВТРА, выпуск 6.12.

———

Gula «Поклонение без жертвенности»