Староград

Подземный мир

01.03.85

Как только мои ноги коснулись липкой холодной жижи, щедро разлитой по полу, по всему телу пробежали мурашки. Я невольно поморщился и украдкой, про себя, поблагодарил бога, что ротхаут дал мне противогаз, прежде чем мы спустились под землю. Ибо, учитывая состояние этого места и тошнотворный вид месива, в которое я ступил в своих новых лакированных берцах, запах здесь стоял такой, что не будь я защищён фильтром, он просто разъел бы все рецепторы в моём носу.

К слову о той локации, в которой мне не посчастливилось очутиться. Это городские канализационные тоннели. Скажу честно, странное место для того, чтобы устроить переговоры, но самое подходящее, чтобы здесь могли скрываться крысы, подобные Меласки, во всех смыслах.

Эти бесконечные коллекторы, водосборники и трубы сейчас заброшены и вряд ли в ближайшее время снова заработают, ибо их просто некому чинить. Как в Ронии найти людей, которые разбирались бы в проектировании столь сложных систем? Где найти старые схемы и карты всех коллекторов и труб этой сети? Даже то, сколько всё это будет стоить, некому рассчитать, ибо в правительстве военных сложно найти хоть одного хорошего архитектора, который разбирался бы именно в подобных титанических сооружениях.

Вот тоннели городской канализационной сети и стали слепой зоной, распластавшейся прямо у нас под ногами. Неудивительно, что повстанцы ведут свои дела именно здесь, и странно, почему никто в администрации так и не додумался поискать их в этих зловонных лабиринтах. С другой стороны, я и сам предпочитал откладывать все вопросы о городских коммуникациях и вряд ли бы пришёл сюда по какому-либо иному поводу, ибо зловоние, разруха и спутанность подземного мира (в разы более нелицеприятные, нежели на поверхности), никак не могли быть спутниками хоть малость приятных размышлений.

— Ты чего завис? — удивлённо спросил меня ротхаут, протягивая мне увесистый электрический фонарь.

— Да так, размышляю над тем, почему вы выбрали именно это место для того, чтобы прятаться от нашего взора, — ответил я, взяв в руки фонарик и направившись вслед за своим проводником, который постепенно удалялся в липкую темноту.

Мы шли, пригнувшись, по стальной утробе. Жижа, вполне понятного и крайне отвратительного содержания, была здесь практически по колено, и у меня создавалось ощущение того, что я постепенно увязаю в болоте или зыбучих песках. Каждый шаг давался с трудом, а мерзкое месиво так и норовило стащить с меня ботинки, только чудом не заливаясь прямо в них.

— Удивлён, что мы доверяем тебе достаточно, чтобы посвятить тебя в местоположение нашей организации? — вновь обратился ко мне спутник.

— Нет, это вполне логично. Вряд ли вы приведёте меня прямиком в вашу ставку, здесь можно устраивать тайные встречи где угодно, и, даже зная, что вы располагаетесь где-то в канализации, я не смогу точно определить, где именно находится ваш штаб. Слишком уж колоссальны эти подземелья. А потому тут нечему удивляться, вы, считай, ничего мне и не раскрыли.

— Верно, в этом и прелесть этих сооружений, являющихся настоящим подарком предков! Это и бункер, и укрытие, и отличный плацдарм для вылазок во все концы города...

— ...И верная смерть для любого непрошеного гостя.

— Да, идеальная стратегическая позиция, особенно для асимметричного конфликта.

— Только вот еду и воду неоткуда брать.

— Учитывая, что у нас есть доступ ко всем уголкам города, порой даже очень неожиданным, с едой проблем нет. С одного только склада «Ангунум» мы уносим достаточно банок, чтобы прокормить армию вроде вашей.

— Только вот эти банки предназначаются для гражданских...

— Мы берём ровно столько, сколько и вы. Однако, даже заметив пропажу, свою долю вы не уменьшаете, сокращая вместо этого пайки гражданских. Да и вообще, раньше у нас был честный договор с директором завода, который в свою очередь был повязан с комендантом, по которому мы доставали ему различные туши, а он взамен отдавал часть продукции. Но Салем, видимо, прознал о наших связях и устранил его по надуманному поводу.

Тайком разворовывают наши запасы? Что же, они всё больше и больше походят на крыс. Особенно этот ротхаут, горделиво рассказывающий об успехах своего движения. Ну вылитый грызун, ищущий, куда бы ещё залезть своим непомерно длинным носом. Образ, который я видел столь много раз, что и не сосчитать. Неужели я действительно одной крови с этим уродцем? Что же, в таком случае я и сам немного уродец...

— А воду откуда берёте?

— А прямо отсюда, вон её сколько разлито, черпай — не хочу.

Я направил фонарь на лыбящуюся глупой улыбкой рожу. Поняв мой серьёзный настрой, лицо провожатого тут же приняло более привычное, горделивое выражение. Странно, с чего он вообще решил со мной шутить.

— Да из реки, конечно. Откуда весь город берёт, оттуда и мы берём, тем более в очень многих местах канализация выходит прямиком в городской канал.

— Ну для гражданских мы воду завозим из пригородов.

— Питьевую. По талонам. В малых количествах. А для всех технических нужд воду все берут из той самой реки, где вы периодически купаете трупы. И всё потому, что Салем даже пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то решить проблему водоснабжения.

— Легко сказать «Реши проблему!» и продолжить мешать нам действовать, особенно учитывая, что вся администрация — это солдаты. А дело солдата — стрелять, а не в водотоке разбираться.

— Тогда к чёрту такую администрацию! И к чёрту управленцев, подобных тебе. А то так и получается: живём без воды, зато на всех недовольных всегда найдётся пуля. Так ещё и никто при этом и невиновен получается, все делают свою работу.

— И не боишься мне такое говорить?

— А чего мне бояться? Я тебе всё как на духу говорю потому, что даже приставь ты мне вдруг пистолет к голове, внезапно на правду оскорбившись, всё равно в ловушке будешь ты, а не я. Ибо без меня ты никогда отсюда не выберешься. А вот я без тебя рискую разве что немного расстроить своего командира.

— Вполне справедливо.

— Ещё бы. К слову о командирах, мы почти пришли.

Индеец как вкопанный остановился перед металлической заслонкой, которая, по-видимому, была переходом из трубы в более крупный резервуар. Индеец четырежды постучал по поверхности преграды, и вскоре с другой стороны зазвучало какое-то копошение. Через несколько минут заслонка распахнулась, и моему взору предстало просторное и слегка освещённое помещение, куда сходилось около десятка различных тоннелей.

Посреди этой странной развилки стоял стол, за которым сидело два человека. Кроме них и моего провожатого, в помещении присутствовал ещё один человек, который, собственно, и открыл нам проход внутрь. По странному стечению обстоятельств или по задумке Меласки, все присутствующие были мне знакомы.

Собственно, первый из них — это он сам, восседавший за столом вместе с... Ришар? Боже, что же она забыла в этом злачном месте? Уставшая, грязная, растрёпанная и тем не менее всё ещё прекрасная и неповторимая, она скромно восседала рядом с самодовольной фигурой, рассматривая свой старенький, не по размеру подобранный комбинезон, покрытый плотным слоем заплаток. Это было словно видение падшего ангела, испачкавшего свои райские одеяния и белоснежные крылья, но не утратившего той прекрасной божественной искры. Чёрт, кажется, меня ждёт крайне сложный разговор.

Ещё более ясно я понял это, когда наконец разглядел третьего человека. И более неприятного собеседника сложно было бы найти, ибо больше всяких получеловеческих отродий в Ордене не любят только отступников. Таких, каким предстал предо мной мой бывший боевой товарищ Альберт Кляйн. Долговязый и тонкий, словно ожившее дерево с длинными руками-ветками, бывший рыцарь был одет строго по орденской форме и вызывал в моей душе смесь негодования и ярости.

— Неужели это тот самый знаменитый ронийский коллаборационист? Какая редкая птица в наше время!

В ответ Альберт презрительно фыркнул и процедил сквозь зубы:

— Я хотя бы не пришёл на поклон к давно проигравшему свою войну врагу.

Я еле-еле сдержал в себе желание ударить по этому предательскому рылу заготовленным на крайний случай ножом. Тем не менее, как бы я не хотел сейчас же совершить вендетту за старые обиды и честь всего Ордена, я остановил себя, решив, что столь нерациональный поступок разрушит тот стройный план, который я тут намеревался провернуть.

— Садись, пожалуйста! — внезапно ко мне обратился лидер повстанцев, указав на стоящую с противоположной стороны стола бочку.

Ещё раз обменявшись злобными взглядами с бывшим сослуживцем, я принял приглашение Меласки и уселся на перевёрнутую стальную бочку.

— Я даже не знаю, с чего бы мне начать... Я удивлён. Даже зная, что ты придёшь, я всё ещё не могу прийти в себя от столь необычного развития событий, — произнёс Виктор, когда я наконец оказался напротив него.

— Ну да, не каждый день получаешь такой подарок судьбы. И, если не возражаешь, я перейду сразу к делу.

— Нет, не стоит. Благодаря нашим общим друзьям я знаю, что ты можешь нам предложить, и крайне рад тому факту, что тобой был выбран такой союзник, как я. Думаю, что мы даже поладим и ты станешь идеальным дополнением к моему плану. Но перед этим тебе стоит кое перед кем извиниться.

Я сразу понял, о чём он говорит, но так и не смог вновь взглянуть в сторону Вивьен. Мне было крайне неудобно, что после того странного эпизода в отеле мы встретились снова именно в такой странной обстановке.

— Я... Я даже не знаю, что сказать в своё оправдание... Мадам Ришар, боже, я правда надеюсь, что вы меня простите за тот злосчастный вечер. Я ничего плохого не имел в виду, честно, мне просто хотелось провести праздник в компании своего кумира, не более. И уж точно никто не мог знать, что всё выйдет так...

— Tu as raison, — звонкий голосок Вивьен, полный странного сочувствия, словно бы придал мне уверенности, — я не держу на вас зла. Вы действительно не виновны в том, что я оказалась на той злосчастной площади. Однако всё же ваша вина есть в том, что после всего, что я пережила, мне уже не вернуться домой. Я застряла здесь ровно до того момента, пока la révolution, что месье Меласки планирует устроить, не свершится.

— Что вы имеете в виду? Я не очень понимаю...

— Это же по вашему приказу было совершено нападение на конвой Босгора, который перевозил нашу милую Ришар? — вмешался в наш диалог Меласки.

— Что, простите? Я думал, что это кто-то из ваших...

— У нас нет и не могло быть такого оружия.

— Но в официальном отчёте, который, к слову, составлен экспертами Босгора, говорится о том, что вас снабжают оружием люди из Арбер Цвейта.

— Чушь собачья! Даже повстанческие ячейки баварцев не имеют никаких связей со своими коллегами из Старого Света и уж тем более Дальнего Востока. После победы Карнима они посчитали нерациональным поддерживать наше движение и прервали все контакты с нами. Да и неимоверно глупо нападать на того, с кем у тебя на носу были переговоры о прекращении огня. Мы и так-то были на плохом счёте у интервентов, из-за преступлений Соколова, а теперь они и вовсе в бешенстве, раз подключили к расследованию даже МТН. И в этой стране никто, кроме вас, теперь не мог бы позволить себе заполучить столь смертоносные газы.

— И зачем бы мы, по-вашему, стали расстреливать колонну?

— Я это и хочу узнать. Если не вы лично за этим стоите, то уж точно должны быть в курсе, для чего Салем это сделал.

— Комендант мне ничего подобного не приказывал, а всё командование войсками, чтоб вы знали, в основном, сейчас лежит именно на моих плечах. Миномёт подобного типа явно не прошёл бы мимо моих глаз, имейся он у нас.

— А как же генерал Соколов? Он вполне на такое способен.

— Генерал сейчас зациклен на поисках Староградского Мясника. Он более ни о чём другом не думает и в последнее время всё чаще пренебрегает своими прямыми обязанностями, в пользу своего безумного расследования, впрочем, я вполне могу понять его беспокойство за дочь. А вот Салем уже думает отправить его на покой, переложив всё командование армией протектората на меня. Чем, как я и говорил, фактически всё последнее время и занимаюсь. А потому с точностью могу сказать, что нет, комендант и его приближённые не могут быть ответственными за это, ибо без моего содействия такого просто не могло произойти.

— Вот мы и вернулись к тому, с чего начали.

— Бессмыслица какая-то, замкнутый круг! Если это не кто-то из нас двоих, то должна быть некая третья сторона, которая имела свой интерес в этом нападении.

— Если бы в городе был кто-то, кто имел бы достаточно ресурсов и людей для подобного, мы все уже об этом знали бы. Миномёт вместе с расчётом и ящиком запрещённых конвенцией боеприпасов сложно даже привезти в край, подобный нашему, не то что незамеченным разгуливать с ним средь бела дня.

— Если только тот, кто всё это организовал, не является хитрым и вёртким, как тысяча лисиц.

— Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь... Но Ратенпешт, исходя из наших данных, в этот момент ехала с комендантским конвоем в абсолютно другую сторону, она просто не могла быть причастна к этому, хотя соглашусь, это очень похоже на действие интербригады.

— Ja, я лично встретил её по прибытии к башне. Но вот где всё то время, что она находилась у Босгора, находились её люди, никто не знает. Может, они решили попытаться освободить своего лидера, прибыли в нашу страну и перепутали конвои. Это объясняет то, что девушка осталась единственной выжившей, но не объясняет то, как именно они узнали, что Салем запросит взамен на диву эту террористку, и как они умудрились перепутать наших и босгорцев, учитывая уровень профессионализма интербригад.

— Monsieur Салем хотел обменять меня, как вещь? — голос Ришар звучал столь разочарованно и подавленно, что после её слов сразу же наступила гнетущая тишина.

Ни я, ни тем более Меласки не могли ответить на её вопрос. Да и никто в мире, кроме Салема, не мог действительно ответить на него. После всего, что я видел за последние несколько лет, обмен человека на человека не является чем-то необычным.

Да и вообще, в Ронии, ну и в Ордене тоже, давно пропала «бесценность» человеческой жизни. У всех есть своя стоимость: кто-то дороже, а кто-то столь незначительный, что на него нельзя и пулю пустить. Людей ломают, убивают, порой даже едят, если голод сильно замучает. Может, они теперь ещё менее ценны, чем вещи. Если какую-нибудь вещицу, особенно импортную, сломаешь или потеряешь, то можно порой и погоревать знатно, ведь другую такую сложно достать. А человеческое существо что-то навроде грязи: сколько не копай, всё равно не кончится.

Да, когда отправляешь кого на тот свет, немного горестно, конечно, и совесть помаленьку грызётгде-то глубоко внутри. Но здесь нет никакой трагедии, это скорее обычная рутина, где сегодня ты, а завтра уже тебя.

Но Ришар... Она словно крошечный беззащитный кролик, забрёдший в тёмную чащу, полную хищников. В её жизнь невероятным образом настойчиво врывается то насилие, о котором она даже помыслить раньше не могла. Её милый и радостный мир треснул, как стеклянный шар, а за ним оказалась лишь бездна.

Молчание и, соответственно, мои размышления о Ришар прервал голос Меласки:

— Так, хорошо, лучше сменим тему. Про отряд психопатов с кучей оружия, приехавших вызволять своего командира и ошивающийся где-то поблизости, мы ещё успеем наговориться. Лучше скажи, ты, кажется, упоминал, что Салем хочет назначить тебя командиром основных сил вместо Соколова.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что ты можешь помочь нам обезвредить все войска в протекторате, когда мы будем готовы дать Салему последний бой.

— Исключено.

— Почему это?

— Даже если он всё же назначит меня главным, то без его ведома я вряд ли смогу, например, увести войска из города, да и младшие офицеры, на пару с солдатами, могут отказаться выполнять странный приказ. Слишком много людей могут почувствовать неладное. Плюс ко всему, комендант при первой же необходимости вернёт Соколова на должность, или и вовсе, сам возьмёт командование, у него всё-таки есть какое-никакое военное образование. Так что в этом плане у меня полностью связаны руки. Хотя, вероятно, я и не потребуюсь для вашего «финального сражения», если вы, конечно, вовремя его начнёте.

— И когда же его стоит начать?

— Сразу же после смерти великого магистра.

— Опий, конечно, старик, но умрёт он, скорее всего, крайне нескоро. Мы не можем положиться на удачу и ждать, пока этот дряхлый дед испустит дух. Ещё чуть-чуть, и Империя начнёт действовать полномасштабно, окончательно отдалив нашу победу.

— Если ему не помочь, конечно. Что, собственно, я и хочу сделать, когда он наконец впервые посетит Староград. А это случится уже довольно скоро. После этого я сразу же смогу занять его место. Тогда Рония окажется в одиночестве. Босгор, договаривавшийся о размещении контингента с Орденом, а не с Салемом, также будет вынужден бездействовать, пока резко изменившаяся ситуация не станет понятна Мировой Лиге. И тут вы нанесёте свой удар, подняв народные массы, ну или как вы там планируете смести режим коменданта.

— Присутствие лишь гарнизона самого протектората сильно облегчает задачу. Что же, спасибо за то, что поделился своими планами. Но если ты претендуешь на власть, то почему готов так легко отказаться от столь лакомого куска, как Рония?

— Может, он и был лакомым несколько лет назад, теперь же протекторат лишь обременяет Карним. Магистр не хочет это признать, потому что тогда ему придётся признать и то, что вся эта война была абсолютно напрасной прихотью старого маразматика. Правда в том, что после неё всё стало во много раз хуже даже в самом Ордене, не говоря уже о вашей дыре. И я даже не представляю, как тебе будет сложно пытаться восстановить государство здесь... После смерти коменданта вся Рония превратится в одно огромное осиное гнездо.

— Ты прав, гражданская война, после нашего освобождения, уничтожит в Ронии то, что не успели Орден и комендант. Но дело в том, что её не будет, ибо никто не решится бросить мне вызов, — с определённой долей самодовольства заявил Меласки.

— Никто не решится бросить вызов? По-моему, ты слишком кичишься.

— Не веришь? Что же, вот тебе мой любимый фокус.

Сказав последние слова, Виктор достал из кобуры свой пистолет и положил его прямо передо мной.

— Выстрели в меня! — спокойно произнёс он.

— Это какая-то шутка?

Я был в некотором замешательстве, услышав подобную просьбу, и оглянулся вокруг, чтобы понять, как на это отреагировали окружающие. И Альберт, и Вивьен, и ротхаут сохраняли странное спокойствие. Видимо, такое повторялось далеко не в первый раз. Тем не менее я всё ещё ожидал какого-то подвоха и не очень понимал, к чему вообще идёт дело.

— Я абсолютно серьёзен, стреляй!

— Он же не заряжен... да? Или это муляж? Всё это какая-то проверка на верность?

— Твоя верность не будет оспариваться, как только ты увидишь ЭТО своими глазами. Ежели ты не веришь, что пистолет заряжен, можешь достать магазин и проверить.

Следуя его совету, я нажал на кнопку-фиксатор патронника, и тот послушно выехал наружу, обнажая полную обойму патронов 9x19. Этот довольно популярный в армии Ордена патрон я узнаю невооружённым взглядом. Определённо настоящий.

Вернув магазин на место и взведя курок, я направил оружие прямо в лицо Меласки. Видимо, всё будет даже проще, чем я планировал. Хотя спокойствие Виктора, даже перед направленным в голову пистолетом, меня удивляет и вводит в некоторое замешательство, но убить его так просто и быстро я шанс не упущу.

Выстрел отразился в ушах раскатом грома. Лидер повстанцев слегка качнулся, схватившись за лицо, а затем упал на пол с диким грохотом, вместе с той бочкой, на которой сидел. Вдобавок к этому, на меня брызнуло несколько капель крови. Сомнений в том, что мой выстрел был смертельным, возникнуть не могло.

И Виктор действительно лежал без движения так, словно бы уже находился на пути к праотцам. Я осмотрелся. Все всё так же сохраняли абсолютное спокойствие, лишь Ришар вздрогнула во время выстрела и, поморщившись, отвернулась от трупа. Какая странная у всех реакция...

Я уже продумывал про себя план того, как я сейчас убью ротхаута и Альберта из того же пистолета, которым только что отнял жизнь их предводителя, и буду выбираться из этих лабиринтов, на пару с Вивьен. Но этому плану не было суждено сбыться, ведь через несколько десятков секунд бывший труп спокойно поднялся на ноги, поднял перевёрнутую бочку и вновь уселся на неё, как ни в чём не бывало. На том месте, где недавно зияла дыра, теперь вновь была чистая плоть.

— Ха, прямо в глаз попал, довольно метко и, чего уж греха таить, больно! — сказал Виктор, потирая место, где была рана.

— Что за...

— Удивлён? Все первое время удивляются. Это, можно сказать, мой любимый трюк.

— Но... как?

— Честно? Понятия не имею, как это работает. Но тем не менее это работает. Я практически бессмертный, любые раны на моём теле заживают, а все попытки меня убить заканчивались смертью тех, кто пытался. Ибо благодаря этой особенности я практически неостановим.

— Кажется, я очень вовремя сменил сторону. И, принимая во внимание то, что я сейчас увидел, у меня остаётся лишь один вопрос. Как с такой силой ты ещё не выиграл войну?

— О, это просто замечательная история, и ты, к слову, в ней тоже принял невольное участие...

“Меня часто спрашивают, когда протекторат наконец займётся починкой городских коммуникаций? Я всегда отвечаю, что на самом деле я в них абсолютно ничего не понимаю и всё ещё пытаюсь разобраться с документами. Я всё-таки артиллерист, а не водопроводчик”.

(С) Полковник Марио Кналь, глава Старводоканала

В интервью Вестнику Цитадели