Старый, но крепкий

Глава 1

Телефон звонит не переставая. Открываю глаза — опять задремал в кресле, и иду на звук, хромая и ругаясь — суставы разболелись, каждый шаг сопровождается болью.

Почему-то нахожу мобильник на холодильнике. В старости мозги выделывают и не такие кульбиты: нередко ключи находишь в самых неожиданных местах, или забываешь, зачем шел в комнату.

Над дисплее «Валера сын».

— Сам решил позвонить? — напоказ удивляюсь я. Не хотел язвить, но как-то само собой выходит: сын звонит редко, так еще и суставы разболелись, общаться нормально выходит с трудом, с попыткой что-то сказать выплескивается волна едкости.

— Ага. Привет, пап.

— Привет-привет.

— Опять мне твой сосед звонит, на тебя жалуется.

— Тот, который по ночам музыку слушает? Опять ему недоброжелатель какой-то проводку испортил?

Сын вздыхает.

— В твоем возрасте лучше заниматься чем-нибудь спокойным, а не в подъездного героя играть. Лучше бы сидел на диване, книги читал. Вот я тебе недавно подборку уси и сяньси скидывал…

Давлю смешок.

— А что не так с этими книгами? — сын все-таки услышал, что я веселюсь. По голосу слышно, набычился. Сейчас я ему по фактам объясню.

— Да все так, будь книг такого типа три-пять. Но их десятки, и все с одними и теми же сюжетными ходами, понимаешь? Эти штампы повторяются из книги в книгу. Умерший в современном мире герой попадает в тело культиватора, которого пинают все, кому не лень, и становится сильным за счет какого-то авторского рояля, который ввели чтобы выдвинуть эту тусклую фигуру на первое место.

Сын сопит в трубку.

— А как ему стать крутым, если у него ничего не будет?

— Настоящая крутость в том, чтобы создать себе условия для лучшего роста. Не за счет рояля, а за счет своей смекалки и планирования. Продумать свой рост, выстроить себе путь развития и потом идти по нему. А остальные пусть смотрят и удивляются, как у тебя все гладко получается и поражаются, как тебе так везет.

— А если вот выпал герою рояль, что, не использовать его?

— Смотря каким он будет. Но в реальной жизни меня неожиданная удача насторожила бы. Бесплатный сыр, все дела… В общем, продолжаем. Второй штамп — борьба культиватора в какой-нибудь секте или в школе за ресурсы, в том числе за пилюли или за артефакты, помогающие совершенствованию. Вот скажи, какой нормальный человек будет ограничивать своих учеников в ресурсах?

— Секты хотят, чтобы их ученики стремились совершенствоваться, чтобы только самые сильные достигали высот, поэтому руководство секты отсеивает…

— Стоп, стоп. Ты вот говоришь, что секты таким образом фильтруют людей, оставляя самых ЖОСКИХ. Так у тебя любой человек из тех, с кем главные герои твоих любимых книг сражаются, уже готов людям глотки за силу рвать. Вынеси из загашника артефакт, который им медитацию подстегивает, и пусть сидят толпой человек в сто, медитируют. А в этих книгах ситуация другая: ты же помнишь моменты, как главный герой в секте борется за пилюлю какого-нибудь духовного лотоса? Побеждает противников, становится сильнее, естественно, потому что как с такой крутой пилюлей не стать сильнее. Полторы книги спустя уже соревнуется за пилюлю СВЕРХМЕГАДУХОВНОГО лотоса, притом что в загашнике у него первых пилюль уже десятки, если не сотни, и они уже перестали для него работать. Их настолько много, что возникает вопрос — почему из-за них была такая шумиха, и почему бы главному герою не отдать их бедным. Они уже обесценились, по воле автора или этой калечной соревновательной системы.

— И к чему ты ведешь?

— Секты сражаются друг с другом, так? Так. Каждому главе секты, если он хоть на полпальца заботится о своих людях, важно сыпануть им побольше этих пилюль и прочих ресурсов. Год, а лучше — три года культивации с рациональной тратой пилюль, и у секты будет армия, которая прочие секты с куркулями во главе легко снесет. И у тебя будет еще больше ресурсов, которые ты опять же тратишь на своих людей.

— Ладно! — отрезал сын. — А ты сам бы что делал, если бы попал в настоящий культиваторский мир?

Я даже замер на миг. Легко разбивать в пух и прах несовершенство чужих книг, а представить, что делал бы сам…

— Я бы предпочел не попадать, — признал я честно. — Там такой клубок опасностей и грязи, что выжить без сюжетной брони нельзя.

— Но что, если бы все-таки попал? — не сдавался сын.

— Жил бы в свое удовольствие в какой-нибудь деревеньке и клал на всю вашу культивацию, — признаюсь честно. — Для меня новое тело, в котором ничего не болит — уже огромная удача. Я о культивации и не думал бы: девок бы на сеновал водил, кушал вкусно. Как правило, чем выше забираешься по лестнице к Небу, тем больше у тебя врагов.

— Ага! — завопил сын в трубку. — И умер бы! Потому что любой культиватор может твою деревеньку снести, щелкнув пальцами!

— И зачем ему это делать? Если там мир такой, что даже звери культивируют, то люди были бы дружелюбнее друг к другу, иначе давно вымерли бы все.

— Не все люди гуманисты.

— Конфликты, по идее, можно решить без оружия и драк. Не все, не всегда, но большинство — можно, понял? Это в книжках твоих авторы постоянно ставят напротив героя каких-то обдолбанных тестостероном глупцов, которые никогда не идут на мировую.

— Ладно! А если бы сидеть спокойно не получилось бы? Скажем, если бы тебя что-то мотивировало культивировать?

— То культивировал бы, само собой. Старался бы решать проблемы разговорами и компромиссами, с людьми — нормальными людьми — обращался бы по-человечески, с остальными — по справедливости. Рос бы себе тихонько, силы не выпячивал. Стал бы зельеваром или алхимиком, их стараются без веской причины не убивать. От нечего делать приручил бы какого-нибудь духовного волка.

— В сянься и уся звери не приручаются!

— Это у тебя они не приручаются. Люди за века из волков собак сделали. Хотя чего это я такой далекий пример взял, давай что-нибудь поближе возьмем. Ты знаешь про эксперимент, начатый в России в середине двадцатого века?

— Что за эксперимент?

— Академик Беляев попытался вывести собакоподобных существ из диких лис с помощью селекции более «ручных» животных из остальных. Четыре поколения спустя некоторые из лисиц при виде человека виляли хвостами. Через шесть — лизали человеку лицо и стремились к контакту. Спустя десять поколений двадцать процентов лис напоминали собак: дружелюбные, игривые и жаждущие, чтобы их погладили. Через двадцать поколений число таких лис достигло тридцати пяти процентов, через тридцать поколений их было пятьдесят, и меньше чем через полвека после начала эксперимента все лисы рождались ручными. Ученые получали деньги, продавая их в качестве домашних питомцев. Я смогу проделать то же самое с духовными волками в любой период. Смогу сделать себе собаку.

Слышу щелчки клавиатуры: сын добрался до компьютера.

— Волки достигают зрелости в возрасте двадцати двух месяцев, так что тебе понадобится восемнадцать лет селекции, чтобы вышел достойный пес. Вообрази, как круто будет получить собаку, промечтав о ней восемнадцать лет! — с сарказмом сказал сын. — Да, это будет по-настоящему клево!

— Чем ты не доволен? Я сделаю то, что все культиваторы этого мира не могли сделать тысячелетиями. Более того, мой гипотетический волк еще и в рангах расти будет.

— Это будет интересно… — бормочет сын.

— Что?

Но сын не отвечает. Телефон в моей руке обращается в дым, кухня исчезает, и раньше, чем я успеваю испугаться, меня накрывает темнота.

Не люблю больницы. Больница для меня — что-то вроде личного ада. Облупившаяся краска на стенах, длинные очереди больных людей, постоянные «я тут час назад очередь занимала» и «мне просто спросить». Сидишь в тесноте, на узком сиденьице и наслаждаешься шмыгающими носами, кашлем и перечислением в разговорах своих болячек. Еще и этим запахом постоянно несет из кабинетов: стерильным, резким, будто полы там моют спиртом.

Никогда не радовался, попадая в это место. Ни в детстве, ни на медицинской комиссии перед призывом, ни в последние годы, когда начало беспокоить буквально все: прокуренные легкие, сердце, давление, артрит.

В последние годы бывать в больницах приходилось чаще. На фоне пары недавних обмороков появился страх однажды очнуться, подключенным к капельнице. Вот открою глаза, а вокруг всё белое — потолок, стены, простыни, халаты на врачах: как будто попал в проклятый холодильник.

Страх однажды не проснуться тоже был. Все-таки семьдесят два года, не знаешь, проживешь ли еще лет пять.

Жизнь прошла насыщенно. Вырастил двух сыновей. Работал и плотником, и электриком, и массажистом. По стране поездил: и автостопом путешествовал в студенческие годы с компанией, и один — на своей первой машине. Доезжал от Японского моря до Черного, с остановкой у Байкала. Поколесил по странам бывшего Союза.

Но даже семидесяти двух лет прожитой жизни мне было мало. Вряд ли я отказался бы и от ста семидесяти двух.

Так о чем это я…

Ах да, о больницах.

Когда я очнулся и увидел над собой белый потолок, учуял какой-то травяной запах, в голове возникла мысль: «Все-таки упал в обморок».

И только потом я вспомнил недавний звонок и обнаружил странности.

Во-первых, потолок пусть был белым, но состоял из плотно подогнанных друг к другу деревянных досок.

Во-вторых, пахло не больничным запахом, а какими-то травами. Я в последние годы полюбил заваривать травяной сбор, вот примерно так здесь и пахло.

А в-третьих, вспомнился недавний телефонный звонок, после которого началась какая-то жуть.

Я попытался приподняться на локтях, осмотреться, но не смог. В ответ на мои потуги над кроватью наклонилась женщина, судя по лицу, китаянка или японка. В руках у нее была зажата глиняная табличка.

— nǐ hǎo ma?

Ее голос будто послужил триггером: я начал вспоминать то, чего в моей жизни не было.

Воспоминания приходили постепенно, сопровождаемые легкой головной болью. То я думал о себе, как о пенсионере Станиславе Семеновиче, то вспоминал совершенно другую жизнь, где я — шестнадцатилетний подросток Китт Бронсон.

И вторая жизнь меня не радовала. Она была будто выдернута из каноничной Уси. У Китта была мать и старший брат. Росла семья в нищете и Китта постоянно избивали.

Правда, попаданец в этот раз был необычным для такой истории. Обычно в таких книгах душа, которая селилась в подростка, принадлежала непревзойденному мастеру боевых искусств, какому-нибудь магу, а в некоторых книгах вовсе могущественному богу. И начиналась история вида «Я КНЯЖИЧ РАКОВ ПЕРЕРОДИЛСЯ КОРОЧЕ БЫЛ ЖЕСТКИМ ТЕПЕРЬ СНОВА ГОВНО НО Я ИМ ПОКАЖУ». В моем случае штамп дал сбой.

Немного про мое новое тело. Честно сказать, паренек был не лучшим человеком. Мать пыталась пристроить его на работу в кузнице, чтобы получил нужную профессию, но парень волынил и всем видом показывал, насколько ему не нравится работать. «Случайно» ронял инструменты, с опозданием выполнял указания. Его мечтой была культивация и рост силы, хотя и в этом он не показывал выдающихся результатов. На что он соглашался — периодически работать на полях и выполнять не слишком трудные заказы, которые мать для него подыскивала. Починить крышу, почистить или прокопать колодец.

Крестьянином всю жизнь мне жить не хотелось. Хлебнув воспоминаний Китта, я понял, что мой ответ «сыну» был поспешным. Вряд ли у местного крестьянина, загруженного с утра до ночи тяжелой работой в поле, будет куча времени, чтобы наслаждаться жизнью и валять девчонок по сеновалам.

Отрешившись от личных воспоминаний, переключился на мир, но не нашел ничего хорошего в воспоминаниях Китта. За городами была дикая территория, где люди выживали в укрепленных деревеньках и были в лучшем случае гостями, но никак не царями природы. Мир вроде и с привкусом Китая, но без китайских имен и иероглифов, спасибо Господи.

В этом мире водятся духовные звери, злые духи умерших животных и людей, с которым жестоко обошлись при жизни и которые вернулись для мщения, демоны, которые приобрели магическую силу через практику даосизма. Главная цель этих существ — достижение бессмертия и божественности. Демоны добиваются этого как правило за счёт похищения и пожирания людей и прочих разумных. Вообще, здесь почти любой дух и зверь кровно заинтересован тебя сожрать. И нередко эти твари разумны, что печалит. Люди осели в самом дальнем и бедном уголке мира и назвали этот уголок «королевством».

Воспоминания наконец улеглись. Я открыл глаза и по-новому оценил место, где нахожусь.

Я в больнице. В средневековой больнице, которую бедная семья себе позволить не может. Китт был здесь дважды, и оба раза это приводило к экономии на продуктах и голоду.

Рядом сидит мать Китта, рано поседевшая женщина. Плохая еда и трудная жизнь оставила на ее лице отпечаток.

И похоже, сегодня парень сделал ее трудную жизнь еще хуже.

— Ты… — выдыхаю я хрипло, тестируя новые легкие. — Не нужно было… отправлять меня в больницу…

— Я не могу позволить своему младшему сыну умереть на моих руках.

— Ты и так много сделала для Ки… Для меня.

— Слишком много, знаю. Ты не устаешь повторять это. Но вместо того, чтобы ценить свою жизнь, ради которой я сделала слишком много, ты дерешься. Каждый раз, находя тебя на крыльце без сознания, я молюсь, чтобы ты остался жив. А в этот раз все было гораздо ужаснее, чем раньше, Китт. На тебе не было живого места. Мне сказали, ты чудом остался жив. Промедли я еще немного, и ты умер бы. Истек кровью от разрыва внутренних органов. Умер бы в шестнадцать.

Ах, да, драка с Асурой и его друзьями. Подросток, одногодок Китта, обожал не нападать, а выводить людей, чтобы они сами бросались на него.

Знакомство паренька с этой компанией началось безобидно. Сперва его пригласили в компанию, а потом — начали проверять на прочность. Дети стражников выбрали слова и темы, которые больше всего злили Китта. Сперва целью для насмешек стала его бедность. Потом — то, что его содержала мать (не так далеко от правды, кстати). Потом — предположения, какими способами мать вытягивала семью. Паренек бросался в драку, но постоянно огребал.

Эти темы работали до последней недели. После того, как Китта избили в предпоследний раз, и мама рыдала, он клятвенно пообещал ей, что больше не будет драться.

Когда ублюдки поняли, что темы исчерпали себя, они придумали новую. Они спросили, за сколько можно купить благосклонность матери Китта — за десять медяков, или хватит одного?

Этого он стерпеть не смог. И я оказался в ситуации, которая происходит каждый раз после драки. Только в этот раз последствия хуже, судя по ощущениям и месту, где я нахожусь.

У Асуры и его дружков был уже четвертый этап ранга закалки. У Китта — второй.

Китт занимался тренировками четыре года, с двенадцати лет. Парни занимались столько же. Правда, разница в ресурсах между детьми богатых родителей и Киттом была значительной. На их стороне — хорошая еда, алхимия и целители, делающие их тела сильнее, лучше, быстрее. На стороне Китта — боль и многочисленные тренировки. Нетрудно догадаться, что деньги выигрывали у упорства и стремления стать лучше. Как бы ты ни был силён, как бы ни старался, богатые и бессовестные люди всегда смогут компенсировать твои успехи деньгами и связями.

— Ты не прав, — запоздало сказала мать. — Мы не в больнице. В больнице сказали, что не смогут спасти тебе жизнь, настолько всё было плохо. Мы у целителя.

Её голос звучал слишком спокойно для человека, который только что стал на целый золотой беднее — именно столько стоили услуги целителя. А золотой — это сто серебра и десять тысяч медных монет. На самом деле чуть меньше, около девяноста семи, но целитель обязательно по верхней планке посчитает.

Я вздохнул, понимая, в какую ситуацию попал. Семья и так вальсирует на грани нищеты: денег едва хватает на еду, одежду покупают редко и уже ношеную, дом давно требует ремонта, а теперь еще и долг.

— Я разочарована, — устало добавила мама. — Я думала, что уж на этот раз ты поостережёшься. Я научила тебя письму и счёту — это гораздо больше, чем в своё время дали мне. Гораздо больше, чем есть у большинства детей здесь. А ты тратишь жизнь на драки. Если и в этот раз ты подрался из-за моей чести, то в следующий раз ставь здоровье моего сына выше моей же чести, — сказала она тихо, поднялась и направилась к выходу.

Глядя на её сухонькую фигурку, я почувствовал, как сердце сжалось от чужих эмоций.

— Мам… — беспомощно произнёс я ей вслед.

Она замерла на пороге, но не обернулась.

— Я уже потеряла твоего отца. Он был силён и так же не заботился о своей жизни. Прошу тебя, не повторяй его путь. Я не вынесу ещё одной смерти.

— Я всё исправлю, обещаю.

Меньшее, что я могу сделать в благодарность за новую жизнь. Знать бы только, как выдернуть из нищеты и себя, и ее.

Женщина вышла без ответа, и в груди поднялась обида. Опять же, не моя, а Китта. Я не чувствую, что в этом теле есть другая душа кроме моей, но эмоции паренька живы.

Итак. Что делать? Тренироваться ещё сильнее вряд ли это поможет — я и так выкладываюсь до предела.

Во-первых, не ввязываться в драки. Каждое избиение делало это тело слабее. Китту приходилось долго восстанавливаться: лежать неподвижно часами, чтобы хоть немного унять боль; мазать синяки травяными настойками; терпеть слабость и головокружение. Сейчас я пытался устроиться на кровати в положении, в котором тело болело бы меньше всего. А мог бы потратить это время на тренировки… а вот и стимул развиваться и культивировать, о котором говорил голос в трубке. Чем больше думаю над тем звонком, тем меньше мне кажется, что голос в трубке принадлежал моему сыну. Да и ситуация, в которой я нахожусь, даже не намекает, а громко орет, что разговор я вел с кем-то другим.

Ладно, тяжкие стенания по поводу не до конца прожитой прошлой жизни и прочую рефлексию отложу на потом. Сейчас нужно подумать, как выбираться из моей ситуации.

Значит, культивировать мне нужно, это я уже для себя принял и к этому готов. Я на второй стадии закалки: отличаюсь от тех людей, которые даже не пытались заниматься боевыми искусствами и медитацией, но по сравнению с богоподобными культиваторами из местных легенд я муравей… Пока.

Что я знаю о стадии закалки?

На стадии закалки есть девять уровней. С каждым уровнем кожа, кости и мышцы постепенно становятся тверже и крепче, сила и скорость существенно увеличиваются в сравнении с людьми, которые не культивируют. Качественный скачок сил происходит, когда человек переходит с девятого уровня закалки на стадию Пробуждения.

Когда кто-то пытается освоить девять этапов закалки, он должен принимать питательные эликсиры, чтобы дополнительно укрепить свое тело, прежде чем тренироваться и медитировать. Однако, поскольку эти эликсиры в основном дорогие товары, Китт не мог себе их позволить. Значит, мне нужно искать альтернативу, либо готовить их для себя.

От дальнейших размышлений меня оторвал целитель, вошедший в палату. Мастер Рик, про которого я не мог вспомнить ну ничего хорошего. Знала мама, куда отдать сына на лечение…

— У твоей матери не было денег, поэтому я вылечил тебя в долг, — не размениваясь на приветствия перед плебсом, сказал он. — Можете отдавать его деньгами, можете услугами. И чтобы долг на увеличивался, я время от времени буду предлагать тебе небольшие поручения. Например, собрать травы. У меня не хватает кое-каких растений, а травники за некоторые ломят такие цены, будто собирают их с императорских садов. Идет?

Соглашаться на предложение целителя ни в коем случае не следовало. Китт слышал про этого человека. Зачастую человека, которого «лечили в долг», ставили в группу, которой поручали опасные задания. И каждому из этой группы платили за поход столько же, чем стоил твой долг. И все, что получал такой человек — временное избавление от процентов.

— Спасибо, но я постараюсь закрыть долг без походов, — твердо сказал я. — Я очень благодарен за лечение, не отказываюсь платить, и обязательно начну отдавать долг через пять дней, — именно столько я определил себе на то, чтобы немного сориентироваться в этом мире, понять, куда двигаться со своими знаниями, и устроиться хоть на поля, хоть в помощники плотника — с моими навыками я точно не пропаду. Но сперва лучше понять, куда вообще выгоднее идти.

— Разумеется, юноша, как скажете. Не заставлю же я вас. Лежите, восстанавливайтесь.

Целитель покинул комнату.

А у меня вдруг помутнело перед глазами. Протерев глаза и проморгавшись, я с оторопью уставился на парящее перед глазами окно.

Статус.

Имя: Китт Бронсон.

Ранг: закалка, 2 ступень.

Тело: 1

Дух: 3

Разум: 1

Специальности:

Навыки:

Заклинания:

Наверняка если бы не нищее и голодное детство, в «теле» стояло бы побольше единицы.

Внимание! Вам положен случайный бонус!

Расчет бонуса…

Открыто заклинание эпического ранга!

Кража воспоминаний (Memory Theft)

Вы можете проникать в сознание других людей и похищать их воспоминания, знания или навыки. Это позволит вам быстро обучаться новым умениям или получать скрытую информацию. В зависимости от важности украденного жертва заработает головную боль, потеряет часть своей личности, либо лишится рассудка.

Еще и название зачем-то на английском продублировано…

Я смотрел на рояль, который, как твердили мне книги, должен быть у каждого попаданца-культиватора, и чувствовал, как в голове появляется новый пласт памяти: бессмысленная фраза из странных лающих слов, которую можно пробормотать за секунду, а то и быстрее. Знания всплывали в голове: я понимал, как именно нужно красть навыки и воспоминания. Как сосредоточиться, чтобы разрушить личность человека. И с каждой минутой размышлений я понимал, что мне с «Кражей воспоминаний» не по пути.

К чему приведет использование этого навыка? Не погребут ли меня под собой чужие эмоции, не стану ли я монстром, стремящемся к силе ради силы? Не стану ли мразью?

Наверное — стану. Здесь в описании прямо указывается, что головная боль — это самое слабое, что ждет человека. И я подозреваю, что кража чего-то существенного точно не ограничится простой головной болью, а превратит человека в овощ.

То, что я попал в молодое тело — просто отлично. То, что у меня есть система, тоже хорошо. Но вряд ли я когда-нибудь буду пользоваться этой «замечательной» способностью. В отличие от стандартного КНЯЖИЧА РАКОВА у меня есть мораль и принципы, в которые не входит выдирание из людей того, что их, собственно, и делает людьми.