Столичный доктор. Том VI

Глава 12

Редакція журнала «Врачъ» совмѣстно съ россійскимъ хирургическимъ обществомъ уполномочены заявить, что недавніе нападки въ нѣкоторыхъ газетахъ на коллективъ врачей, подготовившихъ и осуществившихъ операцію покойному Государю-Цесаревичу являются ничѣмъ инымъ какъ клеветническими измышленіями. Изучивъ медицинскую документацію, мы заявляемъ, что означенное оперативное вмѣшательство было проведено безупречно и не имѣетъ никакого отношенія къ смерти Его Императорскаго величества Георгія Александровича, о которой мы всѣ скорбимъ.

Задержка с отъездом была вызвана обычной российской бюрократией – на Жигана и прочих сопровождающих нас лиц МВД никак не выдавало выездные паспорта. Процедура эта простая – дал дворнику рубль, он пошел в присутствие и принес тебе невзрачную книжечку объемом двадцать четыре страницы. У меня документ имелся, с прошлого выезда, а пять лет, в течение которых он действителен, еще не закончились. А вот для Агнесс и слуг должны были выдать новые. И началось – то бланки не завезли, то день неприемный, а то и вовсе – приходите завтра, или, что гораздо лучше – никогда. И не поймешь, то ли мелкий чинуша три рубля мзды ждет, то ли чьи-то ценные указания выполняет. Остальной персонал я спокойно рассчитал, выдал большие премии и отпустил с богом. Гюйгенса и его людей перевел в «Русский медик». Нечего бросаться ценными кадрами. У нас вон, в Знаменке строится научно-производственный кластер. Работы хватит всем, и еще останется. Но совсем близких мне людей – решил забрать с собой.

Сначала я хотел взять в качестве прислуги вдову Кузьмы, Авдотью, с детьми. Но внезапно нарвался на буйное сопротивление. Дама ни в какую не соглашалась покинуть край родных березок и везти детей к ужасным иноземцам. Растить потомство среди нехристей, разговаривающих на тарабарском языке!? Тем более старшие, закончив занятия с репетиторами, уже ходили в гимназии. Спорить мне не хотелось, да и зачем? Учеба – это святое. А работу я обслуживающему персоналу и здесь могу обеспечить.

Всё разрешилось в неделю. За это время скучать мне не дали: всем, с кем работал, внезапно захотелось получить вот прямо сейчас напутствие, инструкции по дальнейшей жизни и секреты успешного ведения дел. Такое впечатление, что мы все внезапно перенеслись в Советский Союз, а я решил эмигрировать в Израиль, куда даже письмо написать невозможно.

Яковлев попытался влезть в такие дебри, что я моментально почувствовал себя полнейшим идиотом. Мне эти железки с загогулинами и без – хуже китайской грамоты. Потому что китайский путунхуа я в теории могу изучить, а вот эти хреновины – никогда и ни за что. В отличие от Сайруса Смита, который в «Таинственном острове» из дерьма и палок создал все блага цивилизации, я бы там загнулся быстро и бесповоротно. В итоге я от всех отбоярился, мотивируя это универсальной отмазкой «Уйди, старушка, я в печали».

Мне и в самом деле не хотелось ни во что вникать. Вроде и готовился к неожиданным поворотам судьбы и считал себя офигеть каким стрессоустойчивым, а вот первый удар показал, что вовсе не так всё гладко, как мне казалось. Но Яковлев как раз лучился энтузиазмом: что-то там у него начало получаться вопреки прежним опасениям. И на самолет новый, более легкий мотор поставили и первые серийные автомобили запустили в производство. Не выдержал и посоветовал идею конвейера. А что? Газеты писали, что в одесском порту уже работает зерновой конвейер конструкции Гарриса – тут один шаг до стального ленточного. Так инженеру и объяснил. Чем вызвал новую порцию осанны и обещания связаться с оным Гаррисом на предмет сотрудничества.

В особняке осталась команда для минимального поддержания порядка и охраны. Не бросать же всё. И Семашко продолжил жить во флигеле, приняв обязательства по уходу за аквариумом. Стоило мне заикнуться, что перевезу его хоть в кабинет Николая Васильевича в министерство, хоть Романовскому домой, упал в ноги и слезно умолял не губить такую красоту. Согласен был даже уволиться со службы, чтобы посвятить себя рыбам.

Наступил день «икс». Собрались, посидели «на дорожку», и двинулись на Варшавский вокзал. Получился целый караван. Мы с Агнесс, Жиган, афророссиянин Вася, плюс примкнувшая к ним камеристка Агнесс по имени Варвара. А еще куча багажа.

Церемоний проводов я не планировал. С близкими мне людьми попрощался накануне, устроив для них ужин. Никакого официоза, совершенно дружеская атмосфера. Правда, немного грустная. Но группу людей, собравшихся на перроне Варшавского вокзала, иначе как толпой назвать не получалось. Человек семьдесят по самым скромным прикидкам. Скорая помощь. Институт Елены Павловны. Министерские. «Российский медик». И еще какие-то люди, которых я вспомнить не могу. Если присмотреться, то кучки почти не смешиваются.

Стоило нам выйти из экипажа, как все эти товарищи окружили нас и вперебой начали желать всяких разных хороших вещей и быстрейшего возвращения. Растрогался я как гимназистка. Даже глаза защипало. Агнесса Григорьевна плакала, не стесняясь. Самое главное: почти все принесли снедь, которую пытались нам отдать. Пришлось погасить проявления волюнтаризма, заявив, что всё мы взять не можем, а обидеть кого-то, отказав в приеме передачки – совесть не позволяет.

В вагоне продолжили сморкаться в платочки и махать ручкой в окошки. Чувствовал, что меня словно бурьян вырывают из родной почвы и выкидывают куда-то в европейскую компостную кучу. Но я ведь не сорняк! А весьма ценный овощ. Нет, точнее фрукт.

– И что теперь будет с твоими клиниками? – Агнесс все никак не могла успокоиться, раз за разом возвращаясь к наболевшей теме.

– Ничего не случится! – убеждал ее я. – Доктор Романовский позаботится обо всем. А в Москве Моровский развернулся вовсю. К тому же мы всегда можем писать друг другу и даже встретиться, если возникнет необходимость.

– А заводы?!

– Есть господин Келер!

С последним тоже состоялась долгая беседа, в ходе которой я почувствовал невольный упрек от партнера. Дескать, все шло так хорошо, бизнес рос как на дрожжах, какого же рожна тебе надо было лезть в легкие Великого князя, а потом еще переругиваться с Помазанником? Конечно, не в таких выражениях, все было оформлено более вежливо… Пришлось объяснять, что нельзя забраться на самый верх и не нажить себе кучу врагов-завистников. Все, что произошло со мной – было неизбежно. И даже удивительно, что не случилось все раньше. Вроде бы Роман Романович все понял, повздыхал и отправился вместе со мной к нотариусу оформлять доверенности.

В поезде работал над статьей о бронхоблокаторе. Фотографии, выписки из лечебных карт – все удалось забрать с собой. Со Склифосовским мы решили так: если нет пророка в своем отечестве – пусть о новой операции узнают в Европе, и уже оттуда методика придет обратно в Россию. Да, путь кривой дорогой, но хоть так. И Вельяминов с Насиловым дали согласие. Поэтому я сразу засел за работу, благо, стук колес по рельсам и мягкое покачивание вагона очень способствовали деловому настрою. Агнесс тоже подуспокоилась, завела знакомство с попутчиками. Ехать больше суток, зачем скучать? А тут и повод появился: к нам в открытую дверь забежал шпиц, за ним – хозяйка, миловидная шатенка лет тридцати. Я ждал, что по прихоти судьбы даму с собачкой зовут Анна Сергеевна. Но не угадал. Вера Филипповна. Не прошло и пяти минут, как в женском клубе уже обсуждали вопросы содержания комнатных собачек и профилактику гибели паркета и гардин от их когтей.

Вслед за супругой явился и муж. Лицо у него было смутно знакомое. Наверное, встречались раньше. Но память моя, сопротивляющаяся загрузке в нее сторонней шелухи типа однократно виденных людей, ответа не дала. Впрочем, сосед по вагону сразу пришел мне на выручку:

– А мы с вами ехали в одном купе из Москвы. После коронации, помните?

– Как же, а я думаю, где мы до этого встретиться могли? Точно, уникальный рецепт окрошки. Позвольте повторно представиться: князь Баталов Евгений Александрович. Предлагаю для простоты обойтись без титулования.

– Данилов Андрей Вениаминович, следую в Берлин, где получил должность секретаря посольства.

– Поздравляю, высокий чин.

– Да, вот даже раньше срока дали коллежского советника.

– И с этим мои поздравления.

– Может, пока наши жены обсуждают свои интересы, мы отлучимся ненадолго? Я прихватил с собой неплохой коньячок, – Данилов совершенно залихватски подмигнул, и встал.

А я что? Статья в лес не убежит. Времени еще куча, успеется. Тем более, если напиток и вправду хороший. Да хоть и не очень.

К долгой дороге работник дипломатического корпуса подготовился как следует: не только коньяк, но и оливки, которые хозяин наколол на зубочистки вместе с порезанным на кубики сыром. Прямо канапе. И рюмочки серебряные в комплекте присутствовали. Мнда… Этот Данилов далеко пойдет.

– Ну, чтобы служба легкой была! – провозгласил я первый тост, который Андрей Вениаминович безоговорочно поддержал.

– Я ведь слышал о вашей отставке, – сказал Данилов, прожевав закуску. – Да кто не слышал? Жаль, конечно, ваша деятельность в министерстве началась очень многообещающе.

– Нет худа без добра, – пожал плечами я, опрокидывая рюмку. – Зато теперь я вволю могу путешествовать и заниматься чем угодно.

А коньячок-то хорош!

– А сейчас куда?

– Пригласили читать лекции, проводить стажировки. Предложений много.

– И долго вы планируете… лекции читать? – совершенно серьезно поинтересовался хозяин.

Интересно, наша встреча случайна? Или молодого дипломата попросили провентилировать настроение? Да какая разница?

– А пока назад не позовут. Трижды, по народному обычаю. Помните, как с Рюриком? «Приходите княжить и владеть нами»…

– … наша земля обильна и велика – подхватил Данилов.

Нет, точно далеко пойдет.

Из Вюрцбурга, где мы провели две недели сладкого безделия, перемежаемого визитами и ужинами, отправились в Бреслау. От предложения Рёнтгена остаться в местном университете хотя бы на семестр, чтобы читать лекции по хирургии, я отказался. Отговорился, что уже обещал Микуличу. Но как только, так и сразу. Вильгельм, к счастью, не очень и настаивал.

Грегор места не находил от радости. Всё твердил, что в такой дикой стране, где власти не уважают величайшего врача, делать нечего. Хорошо, хоть не пытался завлекать в семейный бизнес. И жалел, что с нами нет Николая, замечательного друга и отличного собутыльника. Вот и хорошо. Семашко работать надо на благо России, а не винище ведрами глушить. Вслух я этого из вежливости не сказал, пообещал только передать привет в письме.

Ехали через Берлин. Я решил устроить путешествие с максимальным комфортом. Себе мы взяли купе в пульмановском вагоне, с мягкими креслами и диванами. Слугам перепал второй класс. Проводник предложил питание в новомодном вагоне-ресторане, но мы решили отказаться: и ехать не очень долго, да и в дорогу нас собрали как для кругосветки. Даже в руках у Василия, который переквалифицировался в камердинера, корзина с собранной в дорогу едой выглядела внушительно.

Собственно, даже устать не успели. Вот он перрон в Вюрцбурге, легли немного вздремнуть – и пожалуйте, Анхальтский вокзал. Проводник гонит к нам носильщика, основной багаж выгружают на перрон. Нам, конечно же, о таких мелочах беспокоиться нечего. Мы же первым классом едем! Потому нам – в экипаж, и потихонечку, чтобы не утрясло, на Восточный вокзал. А чемоданы со слугами – где-то в фарватере. И далее то же самое – нам зал ожидания для белых людей, с газетами, официантами и всеми благами цивилизации, а слугам – пихать багаж в соответствующий вагон и ожидать посадки среди аборигенов. Самое странное, что наши сопровождающие, не знающие ни слова по-немецки, с задачей справились на отлично. Стоило нам сесть в наше купе, как заявился Жиган с докладом, мол, всё в порядке, потерь не случилось. От хитрованца пахло пивом. Нет, точно нигде наши люди не пропадут!

Ну и до Бреслау совсем немного ехать пришлось. Пара страниц статьи для меня и штук пять пасьянсов для Агнесс. Хотелось уже просто добраться и выяснить, что путешествие закончилось. Вернее, приостановилось. Сидеть здесь до конца жизни желания не было. Но с Микуличем поработаю. Эх, чувствую, дадим жару!

Пока мы добирались, комитет по встрече трудился вовсю. Мы же не как снег на голову, а по согласованию. Университет меня пригласил, договор подпишем. Квартиру мне сам Иоханн выбирал, я просил, чтобы в тихом месте и недалеко от клиники. Сибарит Микулич написал, что и сам бы в ней жил с удовольствием. Посмотрим, насколько совпадают наши вкусы.

От вокзала по нужному адресу извозчик нас довез минут за десять. Больница и вправду в пределах пешей доступности, я же помню, где она расположена, еще с прошлого раза. Квартира хорошая, сказать нечего: семь комнат на третьем этаже, с пристойной мебелью, относительно свежим ремонтом. И даже пианино есть. И телефон. Дворник, после того как помог затащить багаж, метнулся и привел нанятых заранее кухарку и горничную. Жить можно. Не устроят эти – поменяем, совсем не дефицит.

– Как тебе наше новое жильё? – спросил я Агнесс, когда мы закончили экскурсию по апартаментам.

– Хорошо. Светло. Тихо. И самое главное – мы вместе!

Оставил жену наблюдать, как камеристка с горничной разбирают вещи, а Жиган с Васей снимают чехлы с мебели, и пошел к телефону. Герра Микулича нашли быстро, минуты не прошло. Кстати, качество телефонной связи здесь похуже, чем в Питере, хотя еще месяц назад я сильно сомневался, что это дно можно пробить.

– Приехали? Вас встретили?

– Нет, сами добрались.

– Ну, всё, завтра у меня освободится место ассистента на кафедре! Бездельники! Я еду к вам! Собирайтесь, пойдем обедать!

На следующий день меня представили медицинскому факультету королевского университета Бреслау. Сделал это сам ректор, Рихард Фёрстер, высокий седой дядька с несколько грустным взглядом. В актовом зале собралось человек пятьсот, не меньше. Некоторые даже стояли в проходах! И когда я вошел после того, как меня вызвали, то удостоился натуральной овации. В зале были репортеры – меня еще и вспышками фотокамер ослепили.

Декан медфака по фамилии Микулич спел соловьем о моих заслугах в области хирургии и фармакологии, да так, что мне пару раз даже захотелось оглянуться в поисках такого замечательного парня.

Ну и разошлись, какой смысл людей надолго от дела отрывать? А мы переместились в кабинет начальства. Занесли чай, но без самовара. Йоханн выставил на стол маленькие рюмки и разлил какой-то напиток, чуть посветлее коньяка. В воздухе поплыл аромат слив.

– Чтобы хорошо работалось! – поднял тост хозяин.

Блин, сколько же градусов в этой самогонке? Крепче водки – это точно. Но пьется легко, послевкусие оставляет приятное, даже закусывать не хочется.

– В качестве вступительного взноса хочу подарить тебе мечту, – сказал я, когда мы всё-таки перешли к чаепитию. – Технически это пока неосуществимо, но можно задать нужный вектор движения, чтобы мы застали это еще при нашей жизни.

– Ты меня заинтриговал. Выкладывай.

– Дай мне лист бумаги и карандаш, пожалуйста. Вот, смотри, – и я изобразил нечто похожее на ларингоскоп. – Здесь мы прицепим маленькую лампочку, которая будет питаться от аккумулятора в рукоятке. Этим приподнимаем надгортанник, сюда продвигаем трубку с раздувающейся манжетой на конце, зафиксировав ниже голосовых связок…

– Это можно сделать… Наркоз… круп…

– Не спеши. Сейчас подадут основное блюдо, – улыбнулся я. – Представь себе машину, которая будет через эту трубку дышать за пациента. С регулируемой подачей газовой смеси. Можно будет отказаться от эфира и хлороформа в пользу… да хотя бы смеси кислорода и закиси азота, у которой вероятность осложнений намного меньше.

– Сейчас ты скажешь «но», иначе уже давно бы построил такой аппарат, – грустно улыбнулся Микулич.

– Конечно. Главное – измерение скорости потока. Трубка Пито не подойдет. Клапаны, манометры – это всё сейчас в таком состоянии, что о точности говорить не приходится. Слишком велика опасность осложнений. Из-за этого искусственная вентиляция легких превращается в лотерею.

– И ты хочешь…

– А ты? Деньги для исследований есть. Думаешь, парни с физического факультета при хорошем финансировании смогут всё бросить и заняться только этой проблемой?

– Не смогут – найдем других.

На этом и договорились.

Автомобиль доставили по железной дороге через пять дней после нашего приезда. Грузовые перевозки не такие быстрые как курьерский поезд. Но главное, что довезли в целости и сохранности. Теперь точно заживем! Новый яковлевский мотор, кузов оригинальной версии, смещенный вниз центр тяжести – от «Бенца» не осталось почти ничего. Думаю, можно называть его как захочу. Хоть и «Агнесс». Ударим автопробегом по… по чему именно я еще не придумал, но обязательно соображу. А вот до колес как-то руки еще не дошли, надо заказать шины пошире. Да и с плавностью хода пока не все слава богу, рессоры тоже требуют доработки.

Жиган в Бреслау пока ориентировался не очень хорошо, и первую поездку с женой я решил осуществить без посторонних. Залили нужные жидкости, завели, прогрели – и вперед.

Сначала ехали потихонечку – мостовая возле нашего дома, хоть и уложена по-немецки на совесть, но на скорости больше минимальной начинается легкая тряска зубов. Зато потом вырулили на центральную магистраль… Вот тут можно и разогнаться немного.

Извозчики если пугались, то не очень сильно – всё же автомобилей здесь уже немало. В основном таратайки всякие, но лошадки к громким звукам почти привыкли. Вот я и притопил по прямой от всей души. Километров тридцать под горку выдал, наверное. Вскоре, правда, пришлось притормозить из-за пробки впереди – две телеги ожидаемо не смогли поделить перекресток.

Стоим, ждем, никого не трогаем. Вдруг кто-то стучит в стекло. Поворачиваюсь – полицай. Неужто гаишники уже существуют? Красный, потный, запыхавшийся, с явным избытком веса, сидит на велосипеде, левой ногой стоя на проезжей части. Открыл дверцу, спрашиваю:

– Герр полицай?

– Вы… нарушили… постановление магистрата!

– Да отдышитесь сначала, а потом расскажете, в чем состоит мое прегрешение.

Пока блюститель порядка приходил в норму, к нам начали подтягиваться любопытные, лишая зрителей сценку с вяло переругивающимися извозчиками. Что там нового? Одна подвода с соломой, другая – с досками. Такое добро каждый день видишь. А тут автомобиль неведомой конструкции, да еще и полицейский что-то делать будет.

– Вы нарушили постановление магистрата города Бреслау от сентября девяносто шестого года о запрете передвижения по улицам со скоростью сверх установленной! – выдал нам представитель власти, когда перестал изображать кузнечный мех.

– Но как вы это узнали? У вас есть прибор для измерения скорости? – полюбопытствовал я.

– В постановлении указано двадцать километров в час. Такую скорость может развить велосипедист, проводили специальные замеры. А я вас догнать не мог, пока вы не остановились! Гнался за вами два квартала!

Ну, такому пузану это как раз полезно.

– Сколько же я должен заплатить?

– Штраф три марки! – торжествующе объявил полицейский, доставая из кармана квитанционную книжечку.

– Извольте, – отсчитал я три монетки с профилем кайзера. – А часто скорость превышают?

– Вы первый.

Ну вот… Опять вошел в историю.