Столичный доктор. Том VI

Глава 24

ПАРИЖЪ. Дуэль принца Орлеанского съ графомъ Туринскимъ состоится завтра и ожидается населенiемъ Парижа съ напряженнымъ любопытствомъ, такъ какъ получила характеръ чисто политической манифестацiи – въ видѣ проявленiй симпатiй къ принцу Орлеанскому.

ПЕТРОЗАВОДСКЪ. Пущенъ въ ходъ Видлицкiй чугунный заводъ Путиловскаго общества. Заводъ построенъ на Ладожскомъ озерѣ для олонецкихъ желѣзныхъ рудъ.

Идея отправиться в Италию через Симплонский перевал принадлежала Агнесс. Мол, после дурдома, в который я превратил свое существование за последний месяц, это будет отдыхом – красивые места, экзотика. Утром выезжаем из Базеля, к полудню прибываем в Бриг, берем почтовую карету – и вечером мы в Италии. Переночуем в гостинице, и с новыми силами доедем до любого университета за пару часов. Необременительная прогулка, если называть вещи своими именами. Многие рекомендуют. Кто числился среди этих советчиков, я не уточнял, да и толку? Мне самому хотелось покоя и тишины. Оформление документов по сделке, постоянные мелкие проблемы в больнице, которые без меня некому было разруливать – всё это в итоге привело к победе пофигизма над моей личностью. В конце концов, полагается мне небольшой отпуск? Сколько можно носиться туда-сюда?

Сказано – сделано. Посмотрим на страну заодно, а то вся Швейцария у нас сосредоточилась в Базеле и окрестностях. А как же те места, что в мое время поминаются чуть не на каждом углу: Цюрих, Монтрё, Райнфалль? А ведь вся страна – неполных четыре сотни километров с запада на восток! Не умеем отдыхать, Евгений Александрович! Да и железнодорожное сообщение здесь развито – не в пример Расее-матушке, прокатиться можно куда угодно.

Короче, сдался. Написал письма, мол, ждите, скоро осчастливлю Италию своими лекциями, готовьте фуршеты. Вырвал из сладкого безделия прислугу, начали собираться. А то Вася уже приступил к интенсивному курсу изучения немецкого с падкими на экзотику горничными. Недавно заметил, как мой лакей вполне уверенно поддерживает беседу с одной из них.

А так – вчерне все дела закончили. Участок на южной окраине под строительство новой больницы оформили. Пятнадцать гектаров живописной долины. Коммуникации рядом, дорогу построят, только работай, товарищ. Объявили конкурс на лучший проект с окончанием в марте следующего года. Вот где скрывалась самая большая засада! Ведь понадобилось вписать все хотелки, а их много!

И напрасно я переживал по поводу мнения коллег. Прямо на душе легче стало, когда пришло письмо от Николая Васильевича, в котором он искренне радовался, что я смогу осуществить грандиозную мечту. И даже лелеял надежду приехать в гости и совместно поработать.

На этом фоне козни герра Фаеша, которые тот пытался чинить, и вовсе мелочью показались. Чванливый дайг тут многим ноги оттоптал, так что мне помогали даже не из любви к великому проекту, и из желания поквитаться. И ситуация просто зависла. Кстати, желчный пузырь он так и не прооперировал.

На вокзал мы прибыли вовремя. Очень смешно, конечно, две сотни метров даже ползком преодолевать недолго. Поезд, естественно, местный, в нем вагон первого класса отсутствует. Впрочем, всех удобств там было – шестиместное купе и диваны с обивкой, не очень мягкие. Это по рассказам дежурного по вокзалу, с которым я остановился поговорить, пока Вася с Жиганом грузили вещи.

Ничего страшного, не растаю. Некоторым и второй класс за счастье.

В вагоне действительно оказалось не хуже, чем обещали. Пассажиров в этом самом купе с нами было всего пятеро, места всем хватало. Я пропустил Агнесс к окну, дабы она сполна насладилась альпийскими пейзажами. Читать не хотелось, писать – тем более. Устрою мозгу разгрузку. Рядом со мной сел пожилой католический священник. Такой типичный деревенский падре с орлиным носом и обветренной кожей, наверняка проживший всю жизнь в этих краях. И сутана не из дорогого сукна, скромненькая, повидавшая виды. Взгляд из-за стекол очков профессионально излучал спокойствие и доброжелательность. Второй – молодой человек лет тридцати с нездоровым румянцем, беспрерывно теребивший шляпу. Мелкий клерк или торговец, видно, волновался из-за предстоящей встречи. Напротив меня у окна села дама лет сорока в простой, но опрятной одежде. В довольно большой корзине явно имелись пищевые припасы: запашок сыра чувствовался отчетливо. Я даже вспомнил по этому поводу эпизод из «Трое в лодке, не считая собаки», где рассказчик обеспечил себе пустое купе в переполненном вагоне при посредстве жестокого амбре. Но тут аромат был, конечно, совсем не той легендарной интенсивности. Почти и не мешал, по крайней мере очень скоро я принюхался и он меня ничуть не раздражал.

Частые остановки напомнили то самое путешествие в Воронеж, когда через пару дней я начал подозревать, что попал в специальный круг ада с бесконечной поездкой на поезде. Кланялись каждому, самому мелкому столбу и не пропускали ни одного полустанка. Впрочем, обещали, что через пять с половиной часов после отправления мы будем в конечной точке маршрута, городе Бриге. А если не верить швейцарским железнодорожникам, то кому еще?

Агнесс быстро наскучило глазеть в окно, и она достала книгу. Конечно же, детектив, другого мы сейчас не читаем. Работа над собственной повестью продвигалась потихонечку, текст подвергался нещадной правке и переписыванию, так что пока были более или менее готовы три первых главы и составлен подробный план на последующие. Что тоже гарантии не давало.

– Простите, если помешаю, – хозяйка сыров не дала моей жене погрузиться в чтение, – а вы до какой станции едете?

– До Брига.

Нравы во втором классе попроще, завести такую вот светскую беседу – в порядке вещей.

– Извините, не представилась, – продолжила дама. – Магда Козицки.

– Агнесс Баталофф.

– Ой, точно, это же ваш муж спас девочку от злобной обезьяны в зоопарке! Я в газете читала!

Пришлось принять участие в беседе и изложить краткую версию моего знакомства с Густавом. Потом подключился священник, заподозрив во мне иностранца – акцент никуда не делся, да и фамилия славянская, «говорящая». Слава богу, дама, фрау Козицки, не дала мне опростоволоситься, назвав его герр пфаррер. А то я сидел уже и ломал голову, как этих пасторов обзывают у местных. Признался, что приезжий. Беседа ожидаемо перетекла на устную версию клуба путешественников.

– Медведи с балалайками? – переспросила фрау Козицки, когда я изложил один из моих любимых анекдотов о России. – Неужели это правда?

– Ну, не совсем, – рассмеялся я. – На самом деле, я предпочитаю ездить на них по заледеневшим улицам Петербурга.

Тут Агнесс не выдержала и засмеялась. Впрочем, и остальные тоже восприняли шутку нормально.

Сохранял молчание только молодой человек, испытывавший шляпу на крепость. Казалось, он даже не слушает. Пару раз он покашлял в платочек – вот и все звуки, которые он издал за всё время.

Часа через три объявили остановку на целых двадцать минут. Мы вышли – больше размяться. Не то чтобы я пресытился пейзажами, но они уже начали мне казаться несколько однообразными. Опять же из любопытства я купил какой-то снеди, в момент покупки показавшейся мне привлекательной. Но Агнесс есть не захотела, да и я передумал: что-то в животе немного бурлило. Съел что-то за завтраком? Да нет, там и было всё то же, что в предыдущие дни – два яйца вкрутую и тосты. Даже кофе я выпил черным, без сахара и молока. Так что продукты питания отправились к Васе, немой тенью сопровождавшего нас с той секунды, когда я вышел из вагона.

– Ты как там? Не пристают? – поинтересовался я.

– Нет, ваше сиятельство. Пялятся, но молчат. Культурные тут все очень.

– Ну и хорошо. Скоро на месте будем, немного потерпи. Давай, перекуси пока. Тебе хватит, или еще что-то купить?

– Благодарю покорно, ваше сиятельство, достаточно. Нашим тоже передам.

Бриг оказался не таким уж захолустным местом – тут имелось все, что положено типичному швейцарскому городишке. Ратуша, собор, больница. У последней была даже своя подстанция скорой помощи – я видел повозку с красным крестом, на которой установили ревун. Не очень понятно только зачем – трафик в городе был минимальный. Ну и основная достопримечательность – замок Штокальпер. Семнадцатого, что ли, века постройки. Но пилить пешком на гору, чтобы посмотреть на памятник архитектуры поближе, не хотелось. Что я, замков не видел? Холодрыга и сквозняки, вот и всё впечатление. Остальное – это вокзал, гостиницы для приезжих и почтовая станция. Узкие мощеные улицы, деревянные дома с каменными основаниями, которых я на подъезде к конечной насмотрелся вдоволь.

– Ну что… Почтовую карету я нанял, всю целиком – попутчиков не будет.

В наш номер гостиницы «Орел» я вошел победителем.

Агнесс сидела спиной ко мне за письменным столом. На номер я не поскупился – заселились в лучший, что имелся здесь. Две комнаты, своя ванная. Слуг пришлось определить по двое – Жигана с Васей и обеих горничных. В принципе надобность в гостинице была минимальная – почтовые кареты ходили каждые два часа, и в Италию можно было ехать сразу с вокзала. Но хотелось привести себя в порядок, перекусить и перевести дух. Я думал даже подремать часок в постели – небось, в карете будет трясти немилосердно. Все-таки горные дороги они такие. Но все должно было искупить виды, воздух…

Плечи Агнесс почему-то подрагивали и я подошел ближе. Сердце вдруг дало сбой, внутри похолодело. На столе лежала пачка писем. И сверху… Я с трудом сглотнул, увидел, что по щеке жены льются рекой слезы. Сверху лежало письмо от Лизы!

– Я…я не хотела, – начала тихо говорить Агнесс. – Перебирала вещи, пачка выпала, стала собирать. Сверху это письмо «поклонника»… Я посмотрела. Боже, Боже мой… У тебя сын от Великой княгини! И дочь! Почему ты мне не сказал? Ты лгал все это время! Вы встречались!

– Это не та тайна, которую кому бы то ни было стоило узнавать. Дорогая… – я попытался взять Агнесс за плечо.

– Убери руки!!

Пачка писем отправилась мне в лицо, рыдания усилились. Я, честно сказать, растерялся. Внутренне готовился, что рано или поздно придется объясниться, но чтобы так, с «колес»… Все заготовленные слова резко пропали. Я стоял в ступоре и не знал, что сказать. И это было хуже всего! Молчишь? Значит, виноват.

– Я сейчас же уезжаю в Базель! Слышишь?!

– Но послезавтра назначена лекция в Падуанском университете!

– А потом, – не слушая меня, тараторила Агнесс, вытирая платком слезы, – я уезжаю к отцу, в Германию!

– Обожди! – совсем растерялся я. – Я не нарушал наших клятв верности! Дети были зачаты до брака!

Звучало это, конечно…

– Ты уже говоришь, как эти швейцарский крючкотворы-юристы, – жена вскочила, начала собирать вещи. – Я уезжаю! Боже, боже мой… Какой позор! Что я скажу отцу?!

Надо было задержать Агнесс, схватить ее в охапку и не выпускать. Но меня охватило какое-то странное оцепенение.

– Возьми с собой хотя бы Жигана, – я наконец смог начать думать, открыл дверь, крикнул слугу. Тут же к нам вбежали испуганные горничные. Принялись успокаивать Агнесс. Я почувствовал себя лишним, вышел из номера. Прислонился лбом к стеклу. Небо над перевалом нахмурилось, появились тяжелые свинцовые тучи.

В итоге я остался вдвоем с Васей. Все прочие отправились на вокзал. Жиган получил приказ следить в оба и беречь. И всё. Самая крупная размолвка у нас за все время. До этого… Да и вспомнить не могу, если честно. Незачем было ссориться.

Оставаться здесь я не планировал, так что отправились прямиком к транспорту. Надо бы перекусить – ехать через перевал даже в хороших условиях часов шесть. Расстояние плевое – тридцать пять километров вроде, но горы, серпантин, ветер, и прочие прелести альпийского маршрута. Но есть не хотелось, утренний дискомфорт никуда не делся, наоборот, появилась какая-то странная тошнота, во рту сушить начало. От нервов, что ли? И я отправил поесть одного Васю. Вот кого можно кормить двадцать четыре часа в сутки – организм большой, топлива надо много. Главное, в жир ничего не переходит – неполных два метра мышц с добродушной улыбкой на физиономии крайней степени загорелости сверху.

Пока афророссиянин ел, я попытался помедитировать и обрести внутреннее спокойствие. Оно мне было очень нужно. Увы, все впустую. Пришлось идти на станцию.

Почтовые кареты впечатляли. Монументальные сооружения. От четырех до шести лошадей в упряжке, каждая размером с быка-рекордсмена. Колеса как мельничные жернова. Пассажирско-багажный салон с солидными широкими ступенями и поручнями для удобства пассажиров. Внутри, как мне сообщили, от пяти до восьми посадочных мест. Пожитки наверху, закреплены на совесть. Смотришь и веришь – такое проедет везде. Танк на гужевой тяге.

Кареты выкрашены в желтое с черным, с гербами почтовой службы. Вселяют уверенность, короче. Даже кучера все как один – здоровенные усатые дядьки с серьезным взглядом. И это на пустяковый перегон, хоть и через перевал.

Нам досталась карета оригинальной расцветки, в полоску, напоминающую Георгиевскую ленту. Полюбопытствовал, откуда такое взялось. Оказалось, что наши и тут отметились. Один из суворовских чудо-богатырей застрял в здешних краях после Альпийского похода. Устроился здесь жить, завёл семью, а его потомки стали заниматься извозом через Симплонский перевал. Вот так, можно сказать, историческая преемственность. Осталось сдать лишние билеты. С этим проблем не возникло – трое попутчиков сразу же начали грузиться. Поглядывали на моего лакея, конечно, внешность неординарная, но зазорным ехать рядом с чернокожим не посчитал никто.

Блин, но чем я отравился? В животе тупая боль, теперь уже в районе пупка, тошнит постоянно. Попробовал выпить чаю – отставил в сторону, чуть не оконфузился прямо за столом. Выпил ударную дозу активированного угля – надеюсь, поможет. Желудочно-кишечные проблемы в дороге – удовольствие ниже среднего.

– Ваше сиятельство, отправляемся, – выдернул меня из бесполезных размышлений Вася. – Просят занять места.

– Да-да, иду, – кивнул я.

Ехать надо все равно, задерживаться в этом крайне живописном месте не очень хотелось.

Горная дорога – это всегда приключение, особенно когда ты уже знаешь, что за каждым выступом может ожидать что угодно. Ага, «за камнепадом идет камнепад…». Но на этот раз игра «Куда повернет дорога?» не увлекала. У меня было своё развлечение – медицинский диспут «Что со мной творится?». Ни фига это никакое не отравление, уже можно исключить. Потому что организм от всякой гадости пытается побыстрее избавиться, исторгая ее наружу кратчайшим путем. А у меня? Температура тридцать семь и две десятых, и это все внешние проявления. В Бриге проверил стандартный путь эвакуации лишнего, и там, можно считать, без сенсаций. Живот на время успокоился, но потом, будто компенсируя передышку, боль усилилась, перекочевав в правую половину живота. В подвздошную область, если точно. И уже почти не отпускала. Наоборот, временами накатывало так, что становилось совсем лихо. Во рту сушит, то и дело знобит.

– Ваше сиятельство, что с вами? – прошептал Вася, настороженно наблюдая, как я в очередной раз сдерживаю стон.

– Успокойся, ничего страшного.

«Пока», – мысленно добавил я. Потому что с диагнозом определился минут десять назад. Даже мне стало понятно. У нас тут типичный случай острого аппендицита. Рекомендован покой, холод на живот и доставка в хирургический стационар как можно скорее. А у нас – трясущаяся почтовая карета, горы и снежный перевал. Впрочем, с холодом всё в порядке: совсем недавно все пассажиры дружно начали натягивать на себя теплые вещи, потому что температура окружающей среды внезапно резко снизилась. Конец сентября, бабье лето, а тут зимой так пахнуло, что не по себе стало.

Еще через час тряски пошел снег. Нет, не отдельные снежинки весело заплясали вокруг, создавая праздничное настроение и вызывая мысли о рождественских прогулках в экипаже с меховой полостью. Повалило сразу и очень мощно, да и ветер усилился. Романтики никакой. И вот тут стало понятно, что деньги за извоз ребята в Бриге берут не напрасно. Я услышал, как кучер снаружи закричал, подгоняя лошадей. И те впрямь двинулись чуть быстрее. Наверное, об экономии сил сейчас думать уже не стоит, тут лишь бы добраться до безопасного места.

Лошади, поначалу рванувшие, двигались всё медленнее, кучер нервно кричал на них, подгоняя. Настроение, и без того отвратительное, упало ниже плинтуса. В такую погоду нечего и мечтать оказаться внизу сегодня к вечеру. Тут бы под крышей спрятаться, чтобы слушать завывания ветра из теплого помещения.

Что хотели, то и получили. Через полчаса, или чуть больше, дверь кареты распахнулась, и насквозь промокший помощник кучера провозгласил:

– Дальше сегодня не поедем. Добро пожаловать в Симплон-Дорф. Трактир вон там, о ночевке я договорился.

«Добро пожаловать» прозвучало почти издевательски. Вот и прибыли… Засада, конечно. И живот как раз скрутило от боли так, что внезапно захотелось завыть. Вряд ли это облегчит состояние, конечно. Все уже вышли, стараясь не смотреть в нашу сторону, мы одни остались.

– Пойдемте, ваше сиятельство! – Вася подхватил меня под руку, практически выволакивая наружу.

– Оставь, я сам пойду.

Кое-как доковылял двадцать шагов до трактира, вошел. Ничего примечательного, обычная деревенская забегаловка: деревянные столы со скамейками вместо стульев, лестница на второй этаж. Наверняка там хозяйские комнаты и общая спальня. Вряд ли кто здесь надолго останавливается, а для таких вот случайных постояльцев места более чем достаточно. Пахло дымом, овечьей шерстью и чем-то мясным, жарившимся на кухне. Тошнота вновь подступила к горлу. Можно ли считать, что меня настигло кармическое проклятие за историю с Агнесс? Интересно, а Великий князь с дражайшей супругой приедут на мои похороны? Какая-то ерунда в голову лезет и лезет…

Я опустился на лавку у камина, притворяясь, что меня не мутит, и обратился к трактирщику – высокому краснощекому бородачу лет пятидесяти, который раздавал ценные указания по поводу ужина и завтрака жене и сыну:

– Врач есть у вас?

– Откуда? – ответил он, не оборачиваясь. – Если есть нужда, возим в долину.

– И даже коновала?

– Нет, господин.

Не надеялся, но спросить надо было.

– Мне нужна комната. Отдельная.

– Только общая спальня, – ответил он, наконец посмотрев на меня. – Но если надо, я могу послать кого-нибудь, узнают у местных.

– Сделайте, и побыстрее. Я сильно болен.

Он кивнул, подал знак сыну, и тот выскочил на улицу. Осталось ждать. Живот сдавило новой волной боли. Боже, как же мне худо…

Комнату мне нашли, и довольно быстро. На этом хорошие новости заканчивались. Потому что холод там стоял собачий. Нет, я понимаю, у меня жар, морозить будет даже при температуре комфорта. Но здесь, блин, дует из окна! Что за люди? У них снегопад в конце сентября ни фига не сенсация, а тут стоит одинарная рама и не топлено. Предъявил претензии, извинились, на подоконник положили плед, печку затопили.

Я лег, так точно легче, да еще и одеялом укрыться можно. Зато Вася, будто не афророссиянин, а уроженец Мурманска, первых десять лет жизни проведший на улице, ходит раздетый, и даже что-то тихо напевает себе под нос.

Лишь бы до утра прекратился снег, и побыстрее расчистили дорогу. С любой стороны, поеду, куда раньше откроется движение. Если нет каких-то экстренных поводов, то с операцией можно и не спешить. Поболит живот, не смертельно. Сейчас как раз будто бы чуть легче стало. Может, даже поспать получится.

Через час, когда вроде в комнате стало чуть теплее, я понял, что до долины, куда возят отсюда больных, могут привезти мой организм с разлитым перитонитом. Температура повысилась до тридцати восьми с половиной, боль стала постоянной, и любое движение приводило к ее усилению. Про кашель не говорю. Живот начало дуть, газы не отходят.

Я с трудом сел в кровати. Ну-с, сейчас проверим симптомы раздражения брюшины, и узнаем, на каком свете. Симптом Щеткина… А я ведь встречался с профессором, Дмитрий Сергеевич акушер, преподает в военно-медицинской академии. И как раз признак этот давно знает, но почему-то не застолбил за собой приоритет. О чем я хоть? У меня как раз всё положительное донельзя.

Неужели придется самому делать аппендэктомию? Хирург Баталов произвел операцию пациенту Баталову. Агнесс, как же не вовремя ты закусила удила! Хоть бы с такой помощницей… Все шансов было бы больше. Мечты, блин. Какой-то врач в Антарктиде оперировал себя, успешно. Как его фамилия? Рогожин? Леонид Рогозов его звали! Но легче от этого не стало. Дама по имени Инес Перес в начале двадцать первого века, находясь в той жопе мира, которая в Мексике, была вынуждена произвести себе кесарево сечение. У нее вообще почти ничего не было, пришлось крепко заправиться алкоголем, но всё прошло успешно. И вот я подвигаю эту очередь, становясь первым. Зачем? Отработка кармического долга? Так я вообще в плюс должен выйти!

– Вася, саквояж мой давай.

Искать не пришлось, уже брал оттуда термометр. Так, что тут у нас? Скальпель – две штуки. Зажимы разные – есть, но немного, я бы операционную медсестру выгнал за такое. Иглодержатель – один. Иглы – совсем немного. Лежат вместе с шелком и кетгутом в спирте. Стерилизатор имеется, все добро должно уместиться.

Слуга завертелся волчком, организовывая самое большое зеркало, дополнительные лампы, прокипятить все необходимое. А мне становилось все хуже. Я уже был готов что угодно сделать, лишь бы это прекратилось. Пропотел знатно, зубы стучать начали в какой-то момент. Но зато упала температура, стало всего тридцать восемь ровно.

Когда я посмотрел на табурет, на котором лежал поднос со свежекипяченым полотенцем, мне стало дурно. Вот этим инструментом оперировать? Да. Других вариантов нет, если жить хочется. Стол оказался коротким, чтобы ноги не свешивались, принесли еще один.

– Вася, раздевай меня до пояса. Бритву бери, вот здесь, – показал я на низ живот, – побрить все волосы. Быстрее.

– А для чего, ваше сиятельство?

– Операцию буду себе делать! А ты что думал, шаманский ритуал готовим?

До слуги только сейчас дошло, в чем ему суждено участвовать. Лицо посерело, руки дрожат, но приказы выполнил.

– Готово, ваше сиятельство!

Заставил его поправить зеркало, передвинуть лампы, а затем помыть руки и натянуть перчатки. Хоть подавать инструменты будет. Хотя главная задача у него – сунуть мне под нос флакон с нюхательной солью, если я отъезжать начну. Будить любой ценой – иначе просто истеку кровью. Никакого перитонита ждать не придется.

Ну что, приступим, помолясь?

Местная анестезия, она такая – как ни старайся, а окончательно обезболить не получится. Морфий добавлять нельзя, голова нужна ясная. Но кокаином обколол всё на совесть. Вроде занемело. Взял в руку скальпель, примерился. Тут бы, конечно, разрез по Мак-Бурнею, он не такой травматичный. Но я выбираю отечественного производителя – авторства моего хорошего коллеги, Петра Ивановича Дьяконова. Потому что подозреваю, с визуализацией будет не очень хорошо. Сначала провел скальпелем сантиметров семь, потом подумал, и еще парочку добавил. Мода на пляжные костюмы сейчас такова, что никто и не заметит.

– Салфетку! Еще! Зажим! Второй! Нитку!

Ну вот, половина дела сделана, лигатуры на подкожные сосуды наложил, не кровит. Поехали дальше. В молодости у нас проходили соревнования – кто быстрее сделает эту операцию. Пятнадцать минут от начала до наложения швов считались довольно средним результатом. Сейчас бы так…

– Пошел вон, – буркнул Вася, и попытался кого-то двинуть ногой.

– Что случилось?

– Кот. Или кошка. Крутится под ногами.

– Зеркало поправь, сдвинулось. Чуть левее. Всё. Смотри, чтобы животное сюда не запрыгнуло.

Я вспомнил про Басика-Барсика – даже смог улыбнуться. Болело уже не так сильно – анестезия работала. В карете гораздо хуже было.

Мне повезло, отросток лежал как на блюдечке, стоило мне разрезать брюшину. Правда, вот тут всё резко заболело, будто никакой анестезии и не было. В глазах потемнело. А если бы какое-нибудь нетипичное положение? Забрюшинное, или подпеченочное? Вот тут и вспомнил бы, что в жизни всегда есть место подвигу.

– Ваше сиятельство! – почему-то прошептал Вася.

– Перерыв одна минута, продолжим.

Иии… поехали. Неудобно, видно плохо, болит, собака, ужасно. Приходится все делать одной рукой, а второй держать края раны. Мелькнула мысль, что мне еще повезло, не левша, тогда совсем туго пришлось бы. Но довел дело до конца. Один раз только, когда зетку накладывал, рука дрогнула, чуть себе палец иголкой не проколол…

После кисетного шва долго собирался с силами. Потому что сейчас будет то, по сравнению с чем всё предыдущее – даже не цветочки. Дай, боже, сил и терпения! Контроль – неизбежная часть операции. Тампоном, который хирурги называют тупфером, проверяем наличие крови в брюшной полости. Отдышался. Проверил состоятельность лигатуры брыжейки. Ну и… Как же не хочется! Вдохнул поглубже, и сунул второй тампон в подвздошную ямку. Повыл. Ладно, слезы потом Вася вытрет. Теперь достае-е-е-е-м. Грешен, каюсь. Но, пожалуйста, больше не надо такого! Смотрим на результат. Хороший. Обнадеживающий. Потому что выпот серозный, и его немного. Зашиваю.

Посмотрел в сторону. Аппендикс лежал на салфетке, с зажимом. Кусочек толстой кишки, чуть меня не убивший. Мелкая фигня, длиной с указательный палец, покрасневшая, разбухшая, покрытая налетом. Флегмонозный. Очень скоро превратился бы в гангренозный, и…

Теперь осталось зашить рану. Вроде и немного, но шов на брюшину… Самое болезненное из оставшегося. Я смогу, страшное позади. Помоги, господи, больше некому! Ну! Укол, и в глазах потемнело…

КОНЕЦ 6 ТОМА.