Столичный доктор. Том VI

Глава 7

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ Городскую Управу поступило ходатайство одного лица о разрѣшенiи возить публику по улицам Петербурга на трехколесныхъ велосипедахъ. Предприниматель обязуется взимать за проѣздъ версты не болѣе пяти копѣекъ. Для опредѣленiя пройденнаго пространства при каждомъ велосипедѣ будетъ находиться автоматическiй отмѣтчикъ. Городская Управа, не встрѣтивъ со своей стороны препятствiй, направила ходатайство къ петербургскому градоначальнику.

ОДЕССА. Неудачный памятникъ А. С. Пушкину, поставленный гражданами гор. Одессы на одесскомъ Николаевскомъ бульварѣ, рѣшено передѣлать. Художникъ-скульпторъ Б. В. Эдуардсъ предложилъ вылѣпить новый бюстъ А. С. Пушкина. За работу и за отливку г. Эдуардсъ не требуетъ денежнаго вознагражденiя, но для отливки новаго бюста одесская городская управа должна ему дать нынѣшнiй бюстъ.

ВНУТРЕННIЯ ИЗВѢСТIЯ. У мирового судьи 29-го участка разбиралось дѣло по обвиненiю директора одной изъ ситценабивныхъ фабрикъ, расположенной на Выборгской сторонѣ, по 129 ст. уст. о нак., карающей виновнаго въ причиненiи поврежденiй въ здоровьѣ. 19-го февраля одному изъ рабочихъ оторвало печатными валами пальцы руки. Разслѣдованiе обстоятельствъ несчастнаго случая выяснило, что 30-го сентября прошлого года на этой же фабрикѣ одинъ изъ рабочихъ потерялъ руку при совершенно аналогичныхъ обстоятельствахъ на этой же машинѣ, при чемъ мѣстный фабричный инспекторъ предложилъ тогда же директору фабрики оградить опасный втягивающiй уголъ, образуемый валиками машины. Огражденiе это устроено не было. Мировой судья призналъ директора фабрики виновнымъ въ поврежденiи руки рабочаго и приговорилъ его къ 10-ти-дневному аресту.

Свои развлечения Агнесс получила почти сразу, едва закончился разговор с Яковлевым. Только, увы, не балет, а совсем иного рода – на заводе случилось ЧП. Точнее, на заброшенном пустыре рядом с ним.

Уже издалека я вижу толпу, суетящуюся вокруг какой-то груды обломков на земле. Жиган нажал на клаксон, народ медленно начал расступаться. К машине сразу бросился бледный инженер.

– Евгений Александрович! Слава богу, вы приехали! Агнесса Григорьевна! Мое почтение.

Тезка целует руку супруге, которая не выдержала и увязалась вместе со мной. А у меня не хватило духу отказать. Ведь знал, что зовут не на фуршет с икрой и шампанским, даже «тревожный чемоданчик» с лекарствами и перевязкой взял с собой. Но нет, стоило княгине сложить руки в молитвенном жесте, как я дал слабину. Извинился перед Романовским, помчался переодеваться. Агнесс тоже.

Мы быстрым шагом идем к «деревянной» куче, по мере приближения к которой я понимаю – это что-то, пытавшееся стать самолетом. Или аэропланом? Короче, тем, что летает. Видны сломанные крылья, хвост, покореженная гондола. Народ под раз, два три, пытается ее перевернуть, рядом суетятся люди в белых халатах. Стоит повозка скорой помощи с красным крестом. Из толпы слышны разговоры:

– Да где же это видано, чтобы человек, как птица летал?

– Славы Икара захотели!

– А что за Икар такой? Мясник с Большой Спасской?

– Нет, тот Игнат.

Наконец, я оказываюсь рядом с гондолой, из нее уже вытащили окровавленного человека в партикулярном костюме.

– Евгений Александрович, а вы как тут? – краем глаза меня замечает знакомый доктор из скорой. Кажется, Воронов. Да, учил его и даже чернявого фельдшера почти помню. Странная фамилия, не русская. Абду чего-то там.

Врачи разгоняют криками толпу, разрезают ножницами костюм на несостоявшемся летчике. Отставить, пилоте, про летчика «Председатель земного шара» Хлебников еще не скоро придумает. Первый отечественный самолет почти сразу после взлета потерпел крушение.

– Пригласили, – коротко отвечаю я Воронову. – Работайте, не буду мешать.

Протиснувшаяся ко мне Агнесс, поскальзывается, теряет равновесие, я еле-еле успеваю ее подхватить под руку, не давая упасть.

Смотрю на землю, а там… каток!

– Вчера заморозки были, – поясняет подошедший к нам Яковлев.

Он помогает супруге перейти ледяную дорожку, Жиган придерживает уже меня.

– Ну мы и решились. Тут, видите ли, под горочку. Залили каток на ночь. А утром запустили мотор, разогнали планер…

Из дальнейшего разговора выясняется, что Яковлев тупо переставил на изделие господина Жуковского, а точнее, Отто Лилиенталя, свой четырехтактный одноцилиндровый автомобильный двигатель. Да еще впихнул баки водяного охлаждения.

– Вы предполетный вес этого изделия посчитать не удосужились?

– Почему не удосужились? – обиделся инженер. – Вместе с лопастями и весом Еремея Ивановича – десять с половиной пудов.

– Что за Еремей Иванович? – интересуюсь я, наблюдая, как скоропомощники продолжают что-то делать со спасенным пилотом.

– Наш испытатель, – объясняет Яковлев. – Отставной поручик. Энтузиаст воздухоплавания.

– Хорошо, высоко взлететь не успел. А то и спасать бы некого было.

Что-то там коллеги долго лечат пострадавшего. Первая в истории летная кататравма – повреждение организма при падении с высоты. Извинившись, пошел посмотреть. И Агнесс тоже, как ниточка за иголочкой не отходит от меня. Иду, а в голове в такт шагам звучит: «Летун отпущен на свободу, качнув две лопасти свои». Менделеевский зять нескоро это напишет. Хотя Блок, наверное, гимназист еще, но как же кстати это «как чудище морское в воду, скользнул в воздушные струи». Ненадолго, но всё же пролетел.

Как фамилия отставного поручика, я не спросил. Но отделался Еремей относительно легко: закрытый перелом левого плеча, ссадины, ушибы. И вишенкой на торте скальпированная рана головы. Вот с ней как раз и борются скоропомощники. Место хреновое: из-за особенностей анатомии сосуды не сокращаются, кровотечение остановить трудно. Давящая повязка мгновенно пропитывается кровью, и следы неудачных попыток багровой кучкой лежат рядом.

– Господа, ну что же вы? Давайте лигатурки наложим, – предлагаю я. – Есть зажимы? Шелк? Если что, у меня с собой имеется.

Всё это, конечно, временно, чтобы довезти пострадавшего до больницы. Там всё равно промывать надо, обрабатывать, шить. Только вытерли кое-как от крови лицо молодого человека лет двадцати пяти, худощавого брюнета с выдающимся носом и тонкими губами, как того бурно вырвало. Ну вот, еще и сотрясение головного мозга вдобавок ко всему. Впрочем, удивительно было бы, если не так.

Хотя, кажется, что переживают только медики. Яковлев с пилотом уже переговариваются, что надо улучшить, чтобы в следующий раз… Я тихо охреневаю с этих людей. Тут только что первый пилот едва жив остался, а они уже планирует, как еще раз подняться в воздух на вот этом разбитом недоразумении.

Скорая забрала поручика, а Яковлев внезапно предложил отправиться на Балтийский – посмотреть строящуюся подлодку. Ведь «Агнесс» уже обзавелась собственным бензиновым двигателем, от которого заряжались батареи. Разумеется, нашего совместного производства.

Услышав название, загорелась супруга.

– Ты назвал лодку в мою честь?!

– Да.

– Как мило! Я обязательно хочу ее увидеть!

Чего хочет женщина – того хочет Бог. Яковлев отдал указания по планеру и мы поехали на Балтийский завод.

Увы, директора на месте не было, Джевецкого тоже. Последний укатил на какую-то европейскую выставку, но регулярно отписывался мне о ходе строительства. Жесткий корпус готов, идет отделка внутри. Электрика по большей части уже проведена, винт тоже навесили на прошлой неделе. И даже медные буквы с названием лодки вделали в рубку.

Увидев их, Агнесс не стесняясь рабочих, обвила меня руками за шею, поцеловала. Однако внутрь, там, где раздавался лязг и грохот ремонтных работ полезть отказалась. Отдуваться пришлось мне одному.

Яковлев показал смонтированные электрические батареи и моторы, которые двигали винт в подводном положении, балластные цистерны для погружения, всплытия, дифферентования лодки. Места внутри было категорически мало, я постоянно бился головой о трубопроводы и ребра набора… Только в небольшой рубке удалось немного перевести дух, подержаться за перископ. Даже маленький экипаж в такой подлодке будет испытывать проблемы с воздухом. Кажется, был какой-то метод, позволяющий поглощать излишнюю углекислоту. Что-то с известью? Надо дать задание Антонову поэкспериментировать с разными веществами и сделать регенерационную установку. Хотя бы прототип.

– А что с экипажем? – спросил я инженера. – Не пора набирать? Пусть осваиваются по мере того, как строиться будет. Чтобы к моменту спуска на воду знали лодку лучше своих карманов.

– Есть идея, пригласим отставников. Думаю, трудностей не возникнет. Хотя… кто знает, всё же над водой и под ней – разные вещи. Да и по сравнению с «Наутилусом» из романа месье Верна наше изделие… не такое.

– Сравнили. Я вам, Евгений Александрович, особенно если фантазию разогнать хорошим аперитивом, такого рассказать могу… От личного телефона без проводов в кармане у последнего бродяги до цветной синема в каждом доме.

– И это без выпивки, – засмеялся Яковлев.

– С алкоголем вы получите рассказ об автогонках, где машины разгоняются до трехсот километров в час.

– Ну уж нет, это точно невозможно. Представляете, какой величины мотор должен стоять на этом автомобиле? А как человек такие перегрузки выдержать сможет?

От футуристических прогнозов меня спасла Агнесс. Она изо всех сил показывала, что ей совсем неинтересно: махала рукой, прогуливалась вдоль лодки и посылала прочие телепатические сигналы через обвиняющие неизвестно в чем взгляды. Устала от железок. Когда мы уже поднялись наверх, первым это заметил Яковлев. Ну у него и стаж семейной жизни побольше моего. Поэтому он внезапно заявил, что просит пардону за порушенный отдых. Только мы сели в экипаж, жена заявила, что меня надо срочно покормить. Пригласили с собой инженера. После сегодняшнего ему точно надо развеяться.

– Давайте поедем в яхт-клуб, там поужинаем. Одеты мы вполне пристойно, даже домой заезжать не будем.

– Ну нет. В таком платье – и в ресторан? Хочешь, чтобы меня там с кухаркой сравнивали?

Пришлось ехать переодеваться. Как по мне, снятое платье от надетого отличалось мало. Но у дам свои тайные знаки, недоступные для понимания грубыми мужланами.

Яковлева я провел, как своего гостя, сразу в курительной представил почтенной публике. И это был фурор! О попытке полета уже знали – слухи по столице разносятся быстро, и на инженера сразу насели со всех сторон. Кто пилотировал, что за мотор, когда следующий полет… Под это дело я прорекламировал наш совместный завод, обмолвился, что есть свободные паи, подписка продолжается, желающие войти в акционеры могут поговорить приватно с инженером, но требуется одобрение всех пайщиков. Что тут началось! К Яковлеву чуть ли не очередь собралась. Не все поголовно, некоторые скептически хмыкали и отходили в сторону, но с дюжину человек заинтересовались деталями.

Агнесс пошла в дамскую комнату припудрить носик, а я бочком, бочком, и направился сразу в зал ресторана. Где нацелился на столик у окна, чтобы, попивая кофе после обеда, любоваться на гуляющих по Большой Морской. И тут меня окликнули. И не пошлешь ведь – Великий князь Александр Михайлович.

– Евгений Александрович! Присаживайтесь, поужинаем вместе.

– Ваше императорское высочество, – поклонился я. – Мы с женой и товарищем. Удобно ли?

– Удобно – великий князь махнул рукой официанту. – Давно хотел познакомиться с вашей супругой. Жаль, конечно, что не довелось побывать на свадьбе. Рассказывают, что фейерверк был какой-то невообразимый.

– Да, соседи вызывали пожарных четыре раза.

– Тогда, конечно, жаль вдвойне, – засмеялся Александр Михайлович и встал из-за стола. – А эта очаровательная дама?.. Она?

Повернулся и заметил Агнесс. Она стояла у входа и, очевидно, ждала, когда я освобожусь. Или спешащий к ней метрдотель проведет к столику. Мы подошли к ней.

– Дорогая, позволь тебе представить: его императорское высочество Великий князь Александр Михайлович.

– Княгиня, – встопорщил усы в искренней улыбки мой собеседник и поцеловал ручку Агнесс. – Рад знакомству. Прошу, без официоза, просто Александр Михайлович. Позвольте пригласить вас за мой столик.

Даже странно, что он один, без компании. Ждет кого-то? Зачем тогда нас приглашает?

– Почту за честь, – улыбнулась моя жена.

– Говорят, вы были на испытаниях воздухоплавательной машины? – без предисловий спросил Великий князь, стоило нам только сесть. Даже меню не принесли еще. Нет, все-таки столица – маленький город. Все всё знают. Чихнешь на Большой Морской – на Васильевском пожелают здоровья.

– Трудно назвать это полетом, – сказал я. – К тому же меня пригласили уже после финала, когда от аэроплана осталась куча обломков. Пилот выжил, получил травмы. В общем, пока хвастаться нечем.

Сначала шел легкий разговор ни о чем, но потом подошел инженер, я познакомил князя с Яковлевым. На столе сразу появилась бутылка шампанского. Выпили за будущие успешные испытания планера, потом за аэронавтику в целом. Александр Михайлович дал пару ценных советов насчет связей с Гатчинской воздухоплавательной командой. Оказывается, с прошлого года капитан Кованько проводит полеты на воздушных шарах и даже планирует закупить за счет бюджета военного ведомства французский дирижабль.

– Я имел обстоятельную беседу с Александром Матвеевичем, – внезапно произнес Яковлев. – Он приезжал ко мне на завод.

– И что же? – удивился Великий князь. – Договорились о сотрудничестве?

– Если на то будет воля военного министерства, – развел руками инженер. – Сам капитан – человек прогрессивных взглядов, много чего подсказал по воздушному винту, тросам управления аэроплана…

– Он, кстати, очень хотел встретится с вами, Евгений Александрович, – Яковлев повернулся ко мне. – Александра Матвеевича заинтересовала ваша схема с винтом спереди самолета, а не сзади. Ведущая европейская мысль идет в другую сторону.

– Пусть себе идет. У России собственная колея.

За исконно-посконный путь пришлось поднимать отдельный тост. После которого раскрасневшийся Александр Михайлович пообещал посодействовать Кованько и Яковлеву в военному ведомстве:

– Уверен, сейчас бюджет министерства позволяет расширить отряд в Гатчине. Да и подальше от любопытных глаз испытания проводить удобнее!

– Если выгорит с Ванновским, – теперь уже я принялся инструктировать Яковлева, – сразу объявляйте в армии первый набор в воздухоплавательную школу. Зовите Жуковского в преподаватели. Надо все с самого начала поставить на правильную основу.

– Вы полагаете, России понадобится так много авиаторов, что их надо учить, как в школе?! – удивился инженер. Агнесс с великим князем тоже с любопытством на меня посмотрели.

– Уверен. Джинн из бутылки выпущен. Мощность моторов будет расти, принципиальная схема расположения винта, рулей управления тоже уже известная. Несколько неудачных попыток и вот, над нами уже парит первый русский аэронавт, – я ткнул вилкой в окно.

Все вздрогнули, на автомате посмотрели в голубое небо. Там, расправив крылья, нарезали круги питерские чайки.

– И хорошо бы нам, в кои-то веки, быть впереди всей Европы! – резюмировал я.

– А если Ванновский откажет в помощи?

– Дам на школу и дальнейшие изыскания собственные средства, – я переглянулся с Агнесс, та мне покивала.

Финансами у нас заведовала супруга, я дал доступ княгине к банковскому счету, специально для нее открытому. И надо сказать, это было удачное решение – немецкая основательность, помноженная на свободное время, привели к тому, что деньги теперь работали и приумножались. Жена размещала свободные капиталы на депозитах, даже покупала векселя и облигации надежных эмитентов на бирже.

– Завтра же визитирую министра и договорюсь насчет гатчинского отряда, – великий князь прихлопнул рукой по столу. Жалобно звякнула посуда, окружающие вздрогнули.