Столичный доктор. Том VI

Глава 8

ХРОНИКА. Вчера у насъ была приведена замѣтка изъ «Новостей» о «чудодѣйственномъ» средствѣ отъ рожистаго воспаленiя. Такихъ средствъ оказывается нѣсколько. «Такое средство извѣстно и в моей семьѣ, – пишетъ намъ г. А., – это свѣтящiйся ивановскiй червячекъ. Стоитъ его растереть между руками или натереть на платокъ и прикоснуться имъ къ рожистому воспаленiю, и оно пройдетъ. По словамъ моей матери, деревенскiе шарлатаны пользуются этимъ средствомъ при наговорахъ отъ рожистаго воспаленiя. Обратили ли вниманiе на это представители медицины – не знаю, но на всякiй случай не мѣшало бы этотъ секретъ изслѣдовать».

ВНУТРЕННIЯ ИЗВѢСТIЯ. «Жизнь и Искусство» сообщаетъ, будто одному изъ кiевскихъ фотографовъ-любителей удалось вполнѣ разрѣшить задачу полученiя негатива окрашеннаго во всѣ цвѣта, въ какiе окрашенъ сфотографированный объектъ.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. При вскрытiи кружки, находящейся по Петергофскому проспекту, у дверей прiюта «Ясли», въ ней оказался сторублевый кредитный билетъ. Правленiе прiюта приноситъ благодарность неизвѣстному жертвователю.

Что такое личная жизнь публичных людей, в России образца 1897 года мало кто подозревает. В императорском яхт-клубе – точно. Ко мне трижды в течение непродолжительного времени подкатывали разной степени знакомости личности с вопросами о предстоящей операции с участием цесаревича. Всем я вежливо указывал направление желаемого движения. В министерство двора, можно непосредственно к Воронцову-Дашкову. Или к его императорскому величеству. А у меня, извините, врачебная тайна. У одного особо настырного господина я поинтересовался, как бы он сам реагировал, расскажи я в курительной детали лечения парапроктита у вопрошавшего. Всё равно не доходит. Хоть не ходи сюда обедать, честное слово.

Нет, доклады известно кому мы составляли, все промежуточные результаты озвучивали без прикрас. И все риски даже несколько преувеличивали. Это вам не победные реляции к очередной памятной дате, в такой ситуации любая шероховатость может иметь очень нехорошие последствия. Но самодержец во время приемов только кивал молча, напутствуя нас на продолжение работы. Принимал к сведению, если переводить с человеческого на канцелярит. Даже дату прибытия пациента нам не сообщали. Мне – так точно.

Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Великий Князь Георгий Александрович прибыл в столицу Российской империи двадцать седьмого марта. Через день после празднования дня рождения министра здравоохранения. В этом году Николаю Васильевичу исполнился шестьдесят один, и, в отличие от прошлогодних юбилейных торжеств, отмечали довольно скромно, в узком кругу.

Я долго думал над подарком. Дело тонкое. Подарить набор инструментов? Человек от работы уже мог и устать. Что-то для отдыха? Намек на желание отставки.

По моей просьбе Жиган нашел артиста, который мастерски имитировал чужие голоса. Огромного таланта человек, пока не пьет. Так что оставалось уловить тонкий момент между пробуждением и похмельем, продемонстрировать голос Николая Васильевича, для чего я с утра пораньше завел с ним беседу на улице, и записать на восковой валик фонографа шуточное обращение к служащим министерства и всем медицинским работникам. О разрешении дневного сна на рабочем месте, пятикратном повышении жалования и обязательном отдыхе раз в году на морском побережье.

С серьезным подарком я тоже определился. Хорошо, когда деньги есть, и можно запросто купить пейзаж кисти Левитана. Я не очень большой ценитель живописи, а мой начальник – наоборот. Так что угодил. С шуточным обращением – как бы не больше чем с картиной. Смеялся весь Совет министров.

День приезда Георгия Александровича пришелся на субботу. Так как среди участников лиц иудейского вероисповедания не нашлось, в тот же день провели и первый консилиум. С участием всех заинтересованных участников. Состояние пациента было признано способным перенести оперативное вмешательство подобного масштаба. По крайней мере, Великий князь хорошо питался и проживал в комфортных климатических условиях.

Как по мне, с прошлого осмотра, который я проводил в Пятигорске, мало что изменилось. Преимущественное поражение верхней доли правого легкого. Дело оставалось за малым: госпитализация, обследование, подготовка к операции.

Георгий просто лучился от энтузиазма. Сам шанс если не выздороветь, то облегчить состояние, сделал его глухим ко всему остальному. Он довольно рассеянно выслушал сообщение о возможных рисках и ограничениях, которые последуют после оперативного вмешательства. И настоял, чтобы всё сделали как можно быстрее. Подозреваю, что цесаревичу процедура видится в масштабе похода к дантисту: неприятно, но быстро.

Впрочем, наше дело маленькое: император сказал: «надо», коллектив врачей ответил: «есть». Договорились на понедельник, в клинике Военно-Медицинской академии. За два дня там подготовят палату, комнаты для сопровождающих, охрана скажет свое слово. Ну и прочие организационные моменты числом чуть более бесконечности. К счастью, этим занимались не мы, а специально обученные люди.

Мы же пришли с утра в понедельник, будто никому из нас не надо было на службу. Цесаревич, как и оговорено было, прибыл натощак. У него взяли кровь для определения групповой принадлежности и общего анализа. Я бы попросил биохимию, да кто ж ее сделает? Даже определение уровня глюкозы пока придерживаем, пока не будет запатентован весь процесс. Но к возможному переливанию подготовились.

Также сделали повторную фотографию в икс-лучах. На мокрых еще снимках снова нашли подтверждение своим предположениям: надо полностью выключать верхнюю долю справа. Вся зараза сидит там. Нет, по мелочам и в других местах, как без этого? Но мы свою цель наметили.

Эх, тут бы вытащить на белый свет ту бессмысленную бумагу с отказом от претензий, но кто же нам даст таким заниматься? Впрочем, даже если Георгий подпишет сто таких документов, ничего это не изменит.

Взамен мы получили требование назначить операцию на завтра. Никакие отмазки не проходили. Цесаревич заявил, что жизнь коротка и тратить ее на больницы у него нет никакого желания. А посему получите рескрипт: встречаемся с утра.

Пошли осматривать операционную. Я залез в набор инструментов и обнаружил треснувший зубец на реберном расширителе. Как? Кто? И каким образом? Бучу поднимать не стал, а то тут циркулирует куча народу, которых хлебом не корми, дай злой умысел найти. Подозвал медсестру, одну из двух, назначенных на операцию, молча ткнул пальцем. Побледнела слегка, схватила несчастный расширитель обеими руками.

– Тщательнее инструменты проверьте, чтобы с запасом было, – начал я вдалбливать прописные истины. – К вечеру жду подробный доклад.

Больше всего меня тревожит наркоз. Вот что может стать засадой. Масочный, блин, с хлороформом. Расстояние от «пожалуй, хватит» до «пипец, что же мы натворили?» – мизер. Чуть меньше дашь – больной проснется, увеличишь дозу буквально на полшишечки – давайте поиграем в реанимацию. Плавали, знаем. Поэтому специалистов назначено двое, и за состоянием пациента они будут следить неотступно. Дублируя друг друга.

После наведения суеты в операционной пошли обсуждать планы на завтра. Бригада – три человека. По сложившейся традиции решили тянуть жребий. И хоть мне удалось убедить коллег, что я такой же участник, как и они, от судьбы уйти не получилось. Зрителем оказался Николай Васильевич.

Спал плохо, даже сто грамм на ночь и спокойная фортепианная музыка в исполнении Агнесс помогли плохо.

С утра пошли осматривать пациента. А как же, это святое. Мало ли что там накануне было. За ночь всё могло измениться. К счастью, у нас такого не случилось. Так что торакотомия в плановом порядке должна состояться. Послушали, измерили давление, температуру, выяснили подробности физиологических отправлений, и потянулись к выходу.

– Князь, – позвал меня Георгий Александрович. – Вы мне можете показать… Ну, что вы в меня устанавливать собираетесь.

Как знал, носил в кармане халата мельхиоровый бронхоблокатор. Собирался ведь сам продемонстрировать, и вылетело из головы.

– Да, конечно, ваше императорское высочество. Вот, смотрите. Внешне он напоминает свисток. Или сплюснутую трубку. Вот эти кольца – чтобы изделие держалось на месте и не вылетело наружу, допустим, во время приступа кашля. Здесь клапан, который будет выпускать воздух наружу и не пускать внутрь. Собственно, всё. Вот, можете взять на память. Вам установят не мельхиоровый, как этот, а золотой. Он не будет подвержен коррозии.

Из-за разговора я пришел, когда остальные уже мыли руки. Сразу за мной привезли на каталке цесаревича, уложили на стол, и процесс пошел. Поставили капельницу для венозного доступа, начали давать наркоз. Пока мы вошли, Георгий уже спал. Ну а нам осталась только его грудь: остальное прикрыли, чтобы не мешало.

– Приступим, помолясь, – сказал я, и мы начали.

К сюрпризам я начал готовиться с момента первого разреза. Всё вспоминал тот сломанный зубец. Но нет, надрез прошел хорошо, кровило мало. Вошли в плевральную полость тоже нормально. И к бронху подобрались тоже без сюрпризов. Рассекли, чтобы установить бронхоблокатор – как в учебнике. И даже изделие по размеру подошло с первой попытки. Осматривал операционное поле, проверял сосуды – не к чему придраться. То же самое сделали Вельяминов и Насилов. Молча покивали, а потом для протокола голосом подтвердили, что замечаний нет. Позвали Николая Васильевича в маске и халате – Склифосовский готовился к операции, как будто не вытянул сломанную спичку. И он сказал то же самое. Решили зашивать.

Естественно, никаких «Вы тут заканчивайте, я пойду» ассистентам. И не только потому, что они поименитее и сильно старше. Нет уж, до последней секунды отстоял, до пробуждения великого князя от наркоза. Трубку дренажную проверил, пульс тоже. Еще и легкие послушал сам, никому не доверил. Моя операция, мне и отвечать, если что.

Сам не поверил, что прошло, как по нотам разыграно. Не буду хвалить себя, пока не выпишем. Но из проведенных установок сегодняшняя по качеству – впереди всех.

В ординаторской уже сидел ассистент в ожидании, когда уважаемые профессора продиктуют протокол операции. Передо мной занесли самовар. А потом бутылку коньяку на подносе. Как говорится, кто что выберет. В голове почему-то крутились слова группы Ленинград: «…всё это похоже на какую-то разводку: наркотики нельзя, но можно водку…».

– Я так решил еще с утра: сегодня точно напьюсь, – поприветствовал я всех еще одной песней из будущего. – Три часа двадцать минут. Поздравляю всех. Мы это сделали!

Великий князь бодро шел на поправку – дыхание улучшилось, температура и давление были в норме. Кажется, клапан встал на место, теперь ждать, когда зарастут послеоперационные раны и надеяться, что организм примет изделие. Георгий Александрович с интересом расспрашивал меня о полете планера Жуковского, бензиновом моторе Яковлева… Даже выцыганил разрешение вступить в переписку с инженером – все равно тупо лежать в больничной кровати и читать книги великому князю быстро прискучило. А положить планшетик и писать карандашом… Почему бы нет? Раз уж пациент такой большой фанат прогресса…

Рутинные осмотры скинул на коллег, сразу образовалось время заняться делами лаборатории. Славка развернулся в здании клиники уже на целый корпус. Причем Антонов учел мои просьбы вынести эксперименты с опасными бактериями за пределы города – все это направление уехало в Тамбовскую губернию. Там фактически образовался филиал лаборатории, которую можно было смело приравнивать к полноценному НИИ. Семеро сотрудников трудились над устойчивым и продуктивным штаммом пенициллина, еще шестеро занимались инсулином. Всего в «НИИ» работало уже пятнадцать человек. Причем почти все женщины. Кстати, одна из них, по имени Виктория Талль, сама додумалась высевать плесени на лимоны. И там появилась хорошая перспектива. Фактически Вика стала правой рукой и заместителем Антонова, что меня полностью устраивало – все пристроены и все при деле. Госпоже Талль я и подкинул новую работенку с регенерационной установкой. И даже дал добро нанять в штат полноценного химика с университетским образованием. Займется еще подготовкой к синтезу сложных лекарств – я все-таки не сдавался и пытался выудить из памяти формулу изониазида.

Некоторую проблему создал переезд москвичей в Питер. Жилое крыло здания уже не вмещало всех – пришлось раскошелиться на покупку служебных квартир. Заодно заказал еще два Мерседеса. Один для Агнесс, другой служебный. Начал думать в сторону грузового автомобиля – благо немцы уже начали его производить. На его базе вполне можно уже было сделать полноценную «карету скорой помощи». Пока решил закупить образец для Яковлева. Пусть разберет до винтиков, попробует скопировать. Как мне представлялось – основная проблема была не в маломощном моторе (это дело поправимое), а в том, что такой грузовик не был адаптирован для русской зимы. Минимум нужно что-то придумывать с шинами. Может, посоветовать идею с цепями?

Спустя полторы недели мы сняли швы у великого князя, а еще через шесть дней – выписали домой. Розовощекий Георгий Александрович отдарился именными золотыми Паркерами, долго благодарил. А еще была обещана награда от царя. Скорее всего нам вручат какие-то очередные ордена. Я же попросил не навешивать на меня новую награду, а замолвить словечко за Семашко – ему пора было получить следующий классный чин. Николай выбил несколько штатных единиц у Склифосовского, договорился с несколькими «витязями» из военно-медицинской академии, о выходе на работу сразу после выпускных экзаменов. Министерство прямо на глазах начало омолаживаться – ведь ребята фактически начали проходить у нас практику. Сразу после учебы – шли помогать по отделам.

Нашлось время скататься и на завод военно-медицинских приготовлений. Поставки оборудования для производства пенициллина затянулись, но первые партии уже стали приходить. Начался монтаж. Который осложнился… забастовкой! Часть грузчиков и монтажников потребовали увеличить оплату труда, генералы сходу отказали. Даже не разобравшись и не поставив меня в известность. Бастующие заблокировали проходную, начальство пообещало вызвать казаков для разгона. И вот в этот самый момент князь Баталов – весь в белом – появляется на заводе. Нет, реально в первый раз по совету Агнес надел белый плащ. Последний писк моды в Питере! Половина яхт-клуба ходит в такой модели. И тут сразу же, стоило выйти из машины в меня полетели комки грязи. Занятия ушу я не бросал, поэтому навыки быстро уворачиваться от всего и вся не утерял. Начал «качать маятник» отходя за машину. И как только наружу выскочил Жиган с баллонным ключом наперевес и гаркнул матом на протестующих – все мигом прекратилось.

А вот попытки поговорить с бастующими не увенчались успехом. Народ неодобрительно косился на мой моднявый вид, лузгал семечки… И только обещание привлечь комиссию из министерства труда для разбора ситуации смягчило протестующих. Уезжали мы с целыми окнами и попорченными нервами.

Настроение не улучшилось и в Совете Министров. Янжул мне начал жаловаться на то, что фабричных инспекторов просто не пускают на предприятия, избивают, было даже одно убийство. Которое расследуется ни шатко, ни валко.

– Что же МВД? Кажется, Сергей Васильевич придерживается ваших взглядов на рабочее движение?

– Он-то придерживается. Но промышленники стакнулись и зашли к Горемыкину. И тот тормозит наше сотрудничество с полицией.

И тут все было плохо.

– Я поговорю с Сергеем Александровичем, – пора было заходить с козырей.

– Было бы неплохо, – покивал Янжул. – Я же со своей стороны помогу с комиссией по военно-медицинскому заводу.

Увы, поговорить с Великим князем на тему рабочего движения не удалось. Телефонировал в Госсовет – секретарь ответил, что не знает, когда его императорское высочество будет на месте. Мои фамилия и должность информации не добавили. Дома и в яхт-клубе тоже. Мне уже не про рабочее движение узнать хотелось, не бывает так, что целый Председатель Госсовета бесследно пропал. Должен кто-то знать, куда пропал такой большой начальник? И я хорошо знаю этого человека. Надеюсь, и он меня помнит. Граф Шувалов нашелся очень быстро.

– Вы разве не слышали? – удивился он. – Все сейчас в Царском. Три часа назад скончался цесаревич.