Столичный доктор. Том VI

Глава 15

ГАЗЕТА ДѢЛО (Львовъ). Мы получили комментарій о возможности династическаго брака для императора Николая. Въ первую очередь разсматривается 13-лѣтняя принцесса Елена Сербская изъ династіи Карагеоргіевичей. Далѣе въ спискѣ Викторія Луиза, дочь кайзера Вильгельма II. Да, ей всего 5 лѣтъ, но ради укрѣпленія связей съ Германіей можно и подождать немного. Нельзя не вспомнить о Матильдѣ Маріи Терезіи Генріеттѣ Кристинѣ Луитпольде Баварской, младшей дочери принца Людвига. И самый желанный для Россіи варіантъ – принцесса Маргарита Викторія Шарлотта Аугуста Нора Коннаутская, 15-лѣтняя внучка королевы Викторіи.

САНКТЪ-ПЕТЕРБУРГ. Трагическая кончина Императрицы Александры Ѳедоровны.

Съ прискорбіемъ сообщаемъ, что 29 мая 1897 года Императрица Александра Ѳедоровна, супруга Его Императорскаго Величества Николая II, скончалась послѣ родовъ. Её уходъ сталъ великой утратой для всей Россіи. Императрица оставила неизгладимый слѣдъ своей благотворительной дѣятельностью, заботой о ближнихъ и глубокой преданностью семьѣ.

Похороны Ея Величества назначены на 12 іюня 1897 года въ Петропавловскомъ соборѣ Санктъ-Петербурга. Въ этотъ день Императрица обрѣтетъ упокоеніе рядомъ съ предшествующими представителями Августѣйшаго дома.

Для участія въ траурной церемоніи прибудутъ представители британскаго, германскаго, датскаго и греческаго королевскихъ домовъ, а также высокопоставленныя дипломаты и монархи изъ другихъ европейскихъ государствъ. Россійская знать, члены Государственнаго Совѣта и духовенство также примутъ участіе въ богослуженіи.

Императорская семья выражаетъ благодарность за соболѣзнованія и приглашаетъ подданныхъ къ прощанію въ Александро-Невской лаврѣ въ дни передъ погребеніемъ.

«Не вздумайте приезжать!». Такую телеграмму от Лизы я получил от почтальона, когда мы с Агнесс уже усаживались в Мерседес ехать на вокзал.

– Это что, угрозы? – спросила Агнесс, посмотрев на бланк.

– Нет, это от Елизаветы Федотовны.

– Все так серьезно?

– Пока ничего не ясно. Газеты пишут, что арестованы главные лейб-медик и лейб-акушер.

– А Николай Васильевич?

– Его-то за что? Лейб-медиков не успели передать в ведение Минздрава.

Так это что получается? Под ударом министерство двора? Воронцову-Дашкову хана? Интересно, а зацепит ли история барона Фредерикса… А «вечный» домашний доктор Гирш? Он получит отставку? Дед уже давно ничего не делает, в основном, лицом торгует, но зато решает, кого к августейшему телу подпустить.

В Берлине спокойным был только проезд в гостиницу. Но стоило мне поехать в больницу Шарите на объявленную лекцию, меня встретили газетчики и вспышки фотоаппаратов. Что они получат на снимках, если я не останавливался ни на секунду, не знаю. Что-то смазанное и невнятное. Зато как эффектно смотрится!

– Князь, это правда, что ваш метод переливания убил русскую царицу?

– Ваша светлость, пару слов о ситуации для нашей газеты!

– Вопросы после лекции, – отмахнулся я и пошел к встречающим.

Жиган сработал на все сто – раскинул руки, оттер папарацци. Да и было их не так уж и много – десятка полтора. Но кто знает, сколько соберется, когда я выйду?

Стоит ли говорить, на лекции в Шарите – одной из старейших университетских клиник, было яблоку негде упасть. В первых рядах заметил светил немецкой медицины – Коха, Эрлиха, Квинке. Даже Беринг, создатель противодифтерийной сыворотки, который, говорят, из Марбурга редко выезжает, и тот присутствует. А вот этот старик с окладистой седой бородой… Эсмарх! И все эти знаменитости пришли меня слушать!

Рудольф Вирхов в качестве ректора Берлинского университета Фридриха-Вильгельма вручил мне диплом почетного профессора, мантию и поздравил с вступлением в весьма достойную компанию. И сообщил: чтобы стать настоящим профессором, достаточно только выразить желание, кафедра для такого ценного кадра найдется моментально.

Начал я со стандартной процедуры благодарности за то, что удостоили меня и доктора Романовского высоких званий, быстренько пробежался по истории открытия спирохеты и лечению сифилиса с помощью гипертермической реакции. Слушали вежливо, вполне доброжелательно. Корифеи одобрительно кивали, улыбались даже. Ничего нового – все всё уже знают, но ритуал надо провести до конца. Ближе к финалу кто-то выкрикнул из зала:

– Переливание крови убило русскую императрицу?

Шевеления особого среди присутствующих не возникло, но взгляды стали откровенно внимательнее. Что нам сейчас скажет этот русский?

– Вероятно, вопрос задал нетерпеливый журналист. Отвечаю: не знаю, в чем причина гибели Ее Императорского величества. Я не присутствовал при ее смерти, не видел вскрытия, не изучал медицинскую документацию и не общался с непосредственными участниками событий. То есть, я имею примерно те же сведения, что и вы. Состояний, приводящих к гипотоническому кровотечению, много. Желающих узнать подробности отправляю к специалистам. Могло ли переливание крови, которое будто было назначено перед родами, привести к фатальным последствиям? Да. Те, кто занимается гемотрансфузией, а не только читает об этом в прессе, знают, что это очень ответственная и опасная процедура. Об этом было заявлено сразу после открытия метода. Многое еще неизвестно, мы в самом начале пути. Поэтому назначать переливание на всякий случай, да еще и в большом объеме – безответственно и даже преступно. Я искренне скорблю о гибели Ее Императорского величества Александры Федоровны, которой я имел честь быть представленным. Надеюсь, и вы все разделяете мои чувства.

Дальше как-то пошло поспокойнее. Раз уж вышли на эту тему, я максимально академично осветил вопрос. На том и закончил. И так молотил воздух почти полтора часа без перерыва. А то там на банкетных столах уже шнапс греется и жаркое стынет.

Но журналюги, они и в девятнадцатом веке хамоватые и настырные. Вместе с опоздавшими их собралось уже человек тридцать. И снова-здорово: а как же так, опасаетесь ли вы, князь, за свою жизнь, а что будет с переливанием, куда же вы теперь после такого, и прочую ерунду, ответов на которую, если бы таковые имелись, я озвучивать не стал бы ни за что. Отгавкивался по стандартной схеме: ничего не знаю, не видел, достоверных результатов нет, и остальное.

Самое странное, что про Ивана Михайловича Сеченова, официального отца определения групп крови, никто не вспомнил. Кроме меня, потому что письмо ему отправил в первый день.

Сам подход к прессе, или как это называется, продлился минуты полторы, не больше. Потом пришел Жиган и сообщил, что караул устал. Уже отходя, я вроде увидел в толпе Андрея Вениаминовича Данилова, новоиспеченного секретаря посольства Российской империи в Берлине. Очень уж он внимательно на меня глядел. Для отчета запоминает?

Банкет был скучный. Ничего не произошло, драк и скандалов не наблюдалось. Академическое сообщество редко доходит до этого. Выпили по паре бокалов невкусного вина, съели среднебюджетные закуски, сказали пару тостов и разошлись. Разве что договорились с Кохом и Квинке списаться насчет новых лекарств, разработка которых уже идет – так я туманно, без деталей прорекламировал инсулин и пенициллин. А ведь на подходе еще аспирин! Байер прислал результаты своих исследований – пора было публиковать научную статью на тему ацетилсалициловой кислоты. Вот же будет бомба!

Что касается университета, то администрация провела мероприятие, я получил красивый диплом для повышения чувства собственного величия, если вдруг понадобится, и разошлись. Все довольны, все счастливы. Экземпляр групповой фотографии обещали прислать в гостиницу. Остановились мы в том же «Бристоле», кстати, в который я в прошлый раз заселялся. А что, Унтер-дер-Линден, комфорт, безопасность. Уж не знаю, известно ли акулам пера мое временное место жительства, но из унитаза никто не выглядывал и в дверь не ломился.

Мы с Агнесс даже пошли прогуляться. Вышли, правда, со служебного входа, хотя возле главного вроде никто не притаился. Но береженого… Мне уже хватило внимания на сегодня.

Душновато в городе в середине лета. Жара, осадков не было, согласно сведениям от портье, больше двух недель. Но мы шли неспешно, осваивались. Я в прошлый раз всё как-то на бегу, а вот сейчас можно и спокойно погулять. Мне спешить некуда, следующий пункт вояжа, Париж, только через неделю. Сорбонна ждет. Надеюсь, там удастся встретиться с Мечниковым.

Короче, вели мы себя как обыкновенные туристы: глазели по сторонам, пялились на достопримечательности, и ели вредную, но очень вкусную еду – рульку, колбасы… Ну и пиво. Куда без него в Германии? Погуляли, да и вернулись. И легли спать в кровать размера двойной кинг сайз.

А утром я только глянул на заголовки газет, и мне стало немного не по себе. Потому что в нескольких, хоть и не самых авторитетных, появилось утверждение, что якобы князь Баталов, херфоррагендер руссишен хирург, в речи, произнесенной в клинике Шарите, потребовал предоставить ему протокол вскрытия руссише кайзерин Александры, урожденной принцессин Аликс Виктория фон Гесссен унд бей Рейн. Еще и фотку мою тиснули. Там где я потрясаю рукой. И ведь поймали ракурс! И всем уже пофиг, что это я просто показывал в сторону доски во время лекции. Скандал!

И что, мне теперь отправлять телеграмму в министерство двора, мол ничего такого я не говорил? Впрочем, думаю, если надо будет, посольские и сами со мной свяжутся, недаром своего представителя приглядывать отправили. Что Данилов там случайно рядом проходил, потому что в Шарите его тетя троюродная лечит рожистое воспаление на ноге, не поверю никогда.

На третий, что ли, день пребывания в столице Германии, случилась знаменательная встреча. Вернулись мы с Агнесс с послезавтраковой прогулки, довольные возможностью ничего не делать для добычи пропитания и продления медового месяца еще на какое-то время. Из Берлина я пока никуда, потому что «Байер» должен как раз завтра прибыть и сообщить о состоянии дел с фабрикой под Питером. А то я уже даже немного переживать начал: про лекарство скоро станет известно и мелкие партии вроде производятся, а вот про отечественный заводик, где у меня доля – ни слухом, ни духом. Даже Келер ничего не пишет, будто воды в рот набрал. Впрочем, я сейчас в опале, понять можно – лучше дистанцироваться, а то неизвестно чем все обернется с герром Баталовым. Николай – злопамятный, может начать рушить все, что было создано в Москве и Питере. Клинику Романовского, завод Байеров, новую фабрику с Келером. Думаю, на скорую рука не поднимется, но вот княжеского достоинства вполне могут лишить. Вот выяснится, что в процессе получения были допущены ошибки – и все, ауфвидерзейн, «ваша светлость».

Стоило нам вернуться в отель, как меня сразу окликнули:

– Герр Баталофф, вас ожидают, – портье показал на сидящего у столика в фойе мужчину.

Ладно, на журналиста вроде не похож, с карандашом наперевес в атаку не бросается, о судьбе покойной кайзерин не вопрошает. Почему бы и не встретиться? Агнесс пошла к лифту, а я, соответственно, к встающему из кресла посетителю.

Низенький, худощавый. Костюм скромный, скоро можно будет сказать, что сильно ношеный. Внешность скорее семитская, что-то в этом носе есть такое, ближневосточное. Лицо бритое, волосы гладкие, на висках немного седины в шатенистый окрас затесалось. Глаза… блин, умные. Лет сорока, наверное, может, и больше. Довольно обильный загар оценить точнее не дает.

– Извините, что отрываю вас от дел, господин Баталов. Позвольте представиться. Хавкин, бактериолог.

По-русски сказал, с легким оттенком того самого знаменитого одесского акцента. Впрочем, может, и показалось. Вот «р» у него вполне себе британская, похожая больше на «ж». Но не как англичайники, а именно как иностранцы произносят, следуя правилам. Ладно, какое мне дело до акцента? Я и сам на всех языках со средне-русским прононсом разговариваю.

– Владимир Аронович, рад встрече, – искренне произнес я, пожимая протянутую руку.

Смутился он, что ли, когда я его по имени-отчеству назвал? Рука замерла даже по пути к карману, но всё же он вытащил визитку – скромную, на плохоньком картоне. Но я ее сохраню, это покруче фотографии с кайзером и всех медалей, что на меня навешали Романовы. Королей до хрена, а победителей карантинных инфекций, да не одной, а двух – единственный экземпляр. Ученый, спасший от чумы и холеры сотни тысяч человек. Практически единолично.

Свою визитку в ответ я тоже дал. Местную, в Вюрцбурге печатал на немецком. С перечислением титула фюрста, то бишь князя, и профессорского звания. И этим здорово смутил бактериолога.

– Я… не ожидал, честно сказать, даже не подготовился к встрече. Совершенно неожиданно узнал, что вы в Берлине. Доктор Вирхов любезно подсказал ваш адрес. Я и зашел, так сказать, наудачу. Портье сообщил, что вы скоро вернетесь. Может, в ресторан? Знаете приличный неподалеку?

– Владимир Аронович, тут при отеле есть свое заведение – пойдемте туда?

По тому, как Хавкин пристально изучал цены в меню, при этом невольно поглаживая сюртук над карманом с портмоне, будто собрался считать остаток наличных средств, я понял – с финансами у бактериолога дела обстоят не лучшим образом. А ведь в газетах писали, что лично королева Виктория наградила Хавкина одним из высших орденов, Орденом Индийской империи. Наверняка там идет в довесок нехилая премия. Что же у него так тухло с деньгами, что приходится ходить в потертом костюме?

Кроме того, как оказалось, Хавкину еще и не всё есть можно – хорошо, что не стал искать кошерную пищу. Впрочем, в Бомбее ее вряд ли кто мог предоставить. Да и в Берлине придется постараться.

– Заказывайте, всё запишут на мой счет. И даже не возражайте, – отмел я сразу все попытки доктора сопротивляться. – Тот, кто победил самую ужасную болезнь за всю историю человечества, достоин, чтобы все заведения европейского общепита, вообще, все – кормили его до конца жизни бесплатно. Ну и поили тоже.

Хавкин тут же отшутился на тему того, что самая страшная эпидемия нынче – это как раз сифилис. И памятник надо ставить нам с Романовским. Вот так, перешучиваясь, мы дождались закусок и аперитива.

Разговор как-то потихоньку свернул в сторону учебы моего гостя в Одессе, и я понял, что вот сейчас, очевидно, будет озвучена и причина нашей встречи. Ведь он пришел ко мне не ради перекуса. И не для обмена любезностями.

Не спорю, Владимир Аронович – отличный собеседник. Эрудированный, остроумный. Про Индию рассказывает так, что кажется, вздумай он издать это в качестве книги, Киплинг получит неслабого конкурента.

– Я считаю, что правильно сделал, уехав из России, – сказал он после рассказа о Мечникове. – Там у меня просто не было будущего. Разве что через крещение, а я не хотел предавать веру своих предков.

– Искренне сочувствую. Считаю, что там вы могли бы принести огромную пользу. Вы слышали о сети пастеровских станций, которые учредили во всех губерниях? Там работы – непочатый край. Пришлось для начала даже студентов отправлять, чтобы побыстрее запуститься.

– Нет, не слышал. Извините, просто отечественные новости в Индию не всегда доходят быстро… Да и работы там – не до российских событий порой. Как вам удалось получить из бюджета финансирование? Это же… Я не посчитаю сразу, сколько надо денег…

– Из собственных средств оплатил, – признался я. – Потом еще подключились дарители. Удалось даже императора сподвигнуть на сумму, равную моим затратам.

На лице Хавкина появилось удивление. В его мирке Романовы ни на что, кроме как на угнетение народа, сподобиться не могли.

– И сколько же составили… расходы?

– Мои? Полмиллиона примерно.

– Это… неожиданно, – удивился Хавкин.

– А мне что, деньги в бочках солить? В гробу карманов нет. Я бы, кстати, и о ваших вакцинах поговорил, чтобы организовать поставки. Я напишу Склифосовскому, министр такие вопросы решит. Если вы не против, конечно.

– Конечно, буду ждать от него известий! Но ваш поступок! Очень благородно! Позвольте пожать вашу руку! – возбудился мой гость. – Это, знаете… Почему вы не предали это огласке?

– Зачем?

– Знаете, здесь тоже есть люди, которым небезразлично будущее России. Я мог бы организовать вашу встречу…

Ну вот мы и добрались до сути нашей встречи. А я то себе навоображал…

– Что за люди?

– Скажем так, левых взглядов.

– Марксисты?

– Скорее социалисты. Есть анархисты, трудовики…

Хавкин явно себя чувствовал «не в своей тарелке». Видимо, не приходилось ему раньше работать эдаким «сводником».

– Что же им от меня надо?

– Думаю, участия в их проектах, – бактериолог начал мять в руках салфетку. – Мне, право дело, неловко, что я выступаю посредником в таких вопросах. Но меня настоятельно попросили. Интерес к этой встрече проявляют и в Лондоне.

Ага, вот мы добрались и до сути. Хавкин работает на англичан – это известно. Ой, зря Аронович еще и в политику полез… Но мне стало любопытно. Кто этот главный кукловод?

– Знаете, Владимир Аронович, пожалуй, соглашусь. Только я здесь пробуду… да, три дня еще. После этого мы уезжаем. Если ваши конфиденты пожелают встретиться, то пусть найдут меня в Париже. Отель Сен-Андре-Дез-Ар.