Столичный доктор. Том VI

Глава 17

ХРОНИКА. Въ воздухоплавательномъ паркѣ производятся теперь опыты съ летучими змѣями американскихъ системъ. Опыты направлены къ приспособленiю змѣевъ для метереологическихъ наблюденiй, для чего они будутъ снабжаться самопишущими апаратами.

ХРОНИКА. Срокъ действiя безплатныхъ билетовъ до Москвы и обратно членамъ XII международнаго съѣзда врачей первоначально назначенъ былъ съ 1-го августа по 1-е сентября. Нынѣ объявлено о продленiи этого срока по 10-е октября.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Несчастные случаи отъ неосторожной ѣзды велосипедистовъ не прекращаются: вчера, въ 6-ом часу вечера, велосипедистъ, проѣзжавшiй по Забалканскому проспекту, сбилъ съ ногъ проходившую черезъ дорогу женщину и причинилъ ей значительные ушибы. Виновный оказался крестьяниномъ, онъ привлеченъ къ отвѣтственности.

МОСКВА. Сегодня въ окружномъ судѣ разбиралось дѣло извѣстнаго авантюриста Карпухина-Покровскаго, обвинявшагося въ цѣломъ рядѣ подлоговъ и мошеничествъ. Залъ былъ переполненъ. Обвиняемый самъ себя защищалъ. Присяжные засѣдатели признали его виновнымъ, и окружный судъ приговорилъ его къ лишенiю всѣхъ правъ состоянiя и ссылкѣ на поселенiе въ отдаленнѣйшiя мѣста въ Сибири.

Больше на фуршете ничего выдающегося не произошло. Все дружно делали вид, что ничего не случилось. Ну грохнут вновь избранного почетного профессора, так даже карьерной подвижки никакой не будет. Наоборот, можно будет собраться и на халяву поесть тарталеток в память о таком замечательном парне. Так что я поулыбался присутствующим, поучаствовал в нескольких бессодержательных беседах, да и отчалил. На прощание дал парочку ценных указаний Вяхиреву, и пошел на почту. Надо телеграфировать Яковлеву. Мое участие в полете тоже есть, и весьма значительное. Потому что финансирование – краеугольный камень всех исследований. Даже математикам надо где-то брать тетрадки и ручки. И очень хорошо бы поздравить инженера с выдающимся достижением. Вписал себя в анналы, почище, чем я с сифилисом и скорой.

А вот после всего этого пошел радовать жену. Она моего тезку тоже очень хорошо знает, в его судьбе участие принимала. Оказалось, что Агнесс планы по опустошению модных лавок в долгий ящик не откладывала. Я даже успел переодеться и выпить чашку чая, когда она соизволила прибыть. Бедный Вася затащил в номер всё приобретенное с двух попыток. И это еще камеристка Варя помогала. Удачно супруга прокатилась, значит. Сделан очередной шаг к извечной женской проблеме: попытке одновременно решить, что надеть и куда девать вещи. Коробок разных у нас теперь на пять лет вперед.

– Только одни магазины? – подколол я Агнесс, когда слуги ушли.

– А вот и нет! – супруга показала мне язык. – Заехала в Пантеон. Он та-ак похож на Исаакиевский собор!

– Это собор похож на Пантеон.

– Пусть так. Я как вошла – замерла. Эта громадная ротонда, колонны…

– Что, дорогая, французы и тут всех переплюнули?

Агнесс подняла глаза к потолку:

– Ты невозможный! Но вообще, знаешь, там такая атмосфера… Торжественная и немного жуткая. Особенно в крипте.

– В крипте? Это где всякие знаменитости похоронены?

– Да! Представляешь, я стояла у могилы Вольтера. Потом Руссо, Гюго… – супруга мечтательно вздохнула. – Надо перечитать его.

Ага. А ещё там ляжет в свинцовом гробу Мария Кюри – единственная женщина, которую похоронили в Пантеоне за научные заслуги. Я достал записную книжку, пометил себе выслать ей статью про вред радиации.

– Как же у нас душно в номере! – жена распахнула окно. – Но знаешь, что самое удивительное в Пантеоне? Там есть маятник Фуко! Прямо посреди здания висит. Я как раз попала на демонстрацию.

– Тот самый, который доказывает вращение Земли?

– Именно! Такой огромный шар на тросе. И знаешь, что забавно? Когда я смотрела на него, какой-то американский турист рядом сказал своей жене: 'Теперь понятно, дорогая, почему французы никогда не успевают на встречи – у них даже часы качаются туда-сюда!

Агнесс засмеялась, я тоже.

– Смотри, любовь моя, какую Яковлев диковину сделал! – порадовал я ее, показывая заголовки на первых страницах. – Мне перевели, теперь американцы должны ему премию выплатить какую-то неимоверную. Надо, наверное, написать, чтобы и нам в Бреслау прислал аппарат. Будем летать в небесах как птицы!

– Нет, – вдруг совершенно каменным голосом сказала внезапно побледневшая Агнесс. – Я не хочу сейчас становиться вдовой. Пока в мои планы это не входит. Ты на этом ужасном автомобиле гоняешь так, что уши закладывает. И это по земле! Аэроплан, – она двумя пальцами подняла газету, будто дохлую мышь, – в сто раз хуже! Вспомни, чем закончился первый полет этого поручика… как его там…

Говорят, лучший способ выучить иностранный – вступить в длительную половую связь с носителем языка. У меня взаимоисключающие оценки этого утверждения. Мой немецкий почти не улучшился, я всё еще строю предложения неправильно и выдаю изумительный московский прононс. Зато жена моя сейчас говорит получше некоторых коренных русаков и практически совсем без акцента. Подозреваю, что в ее арсенале имеются даже аргументы для грузчиков и извозчиков. Не проверял, но не удивлюсь, если так. Возможно, даже для сапожников словцо найдется. Спорить становится с каждым разом всё труднее.

– Так я не сам же… Про выставочные полеты думал, – пошел я на попятный. – Подождем, когда можно будет хотя бы из Бреслау в Вюрцбург долететь, тогда и начну осваивать.

И тут Агнесс сразу успокоилась, подумав, наверное, что это время наступит еще не скоро. Да уж, думаю, пару лет подождать придется. Если есть удачный планер и двигатель, то улучшателей найдется много.

Я сидел на диване и собирался с силами, чтобы обуть левую туфлю. Мешали этому мысли, что скоро придется печатать специальный тираж визиток с лупой, если я, по примеру отдельных честолюбивых персон, буду указывать все титулы и звания. В дверь постучали, и Жиган, увидев разрешающий кивок, открыл ее. На пороге появился Вяхирев.

– Ваше сиятельство! Евгений Александрович! Я обо всем договорился! – радостно воскликнул он.

К счастью, интернациональный жест, призывающий к молчанию, он увидел и прекратил словесные излияния.

– Спасибо, Максим. Я сейчас обуюсь, и мы сможем обсудить наше дело в вестибюле.

Вроде получилось ответить максимально равнодушно. Но поспешим, а то молодой человек может ненароком выдать нашу задумку.

– Я догово… – начал он в лобби.

– Тише, прошу вас. Не хватало еще, чтобы моя жена узнала об этом.

– Извините, не подумал. Мы обо всем условились с полковником Дюпоном, секундантом графа. Завтра, в Булонском лесу. Там получилась такая история…

– Говорите скорее, Максим, ее сиятельство вот-вот должна выйти!

– Вызывающая сторона предложила использовать дуэльный набор графа, но я взял на себя смелость отказаться.

– Правильно сделали, я им не доверяю ни на секунду.

– Да, они сразу согласились, мы поехали в оружейную лавку и взяли там набор напрокат. Оплатила опять же вызывающая сторона, в соответствии с правилами.

– Хорошо. Врач?

– Это тоже за графом.

– Вот вам за хлопоты, возьмите, – я вытащил из кармана портмоне и достал оттуда три коричневых стофранковых купюры.

– Вы что, ваше сиятельство?! Такую сумму! – попытался отказаться Вяхирев.

– Послушайте, берите, – я сунул деньги Максиму прямо в руки. – Будем считать это разовой стипендией кандидату медицины от почетного профессора.

– С-спасибо, – пробормотал мой секундант.

– Время? – быстро спросил я, услышав на лестнице голос Агнесс.

– Шесть.

– Только ради бога, остановите экипаж не под окнами гостиницы. До завтра!

Ну вот, глаза горят, руки трясутся. Побежал, весь в предвкушении. Будет о чем рассказать, когда вернется домой. Если вернется. Европа она такая… засасывает. Французы про охоту на мозги просекли давно, и всех более-менее талантливых выпускников пытаются оставить на месте. И никакой дискриминации! Вон, на фуршете познакомился с Бабинским. Как-то в Варшаву его не тянет, заведует клиникой Сальпетриер, хорошие деньги получает. Потом будут писать, что французский невролог, никаких упоминаний о Польше.

– Зачем приходил этот молодой человек? – как бы между прочим спросила Агнесс.

– Максим? Да договаривался перевести мою статью для публикации в университетском сборнике.

И ведь почти не соврал! Статья про аспирин практически готова, испытания в Питере закончены, пора запускать.

Утром мне удалось незаметно ускользнуть. Агнесс только спросила:

– Ты куда?

– На разминку, – ответил я, поцеловав её в лоб. Она что-то сонно пробормотала и повернулась на другой бок.

Вяхирев не подвел, ждал за три дома до входа в отель. Можно было и на более раннее время договариваться, солнце уже давно взошло. Взобрался в экипаж, и поехали. Никаких волнений ни вчера, ни сегодня я не испытывал. Не знаю даже, мне казалось с самого начала, что это низкопробный фарс и он не может закончиться плохо. Да и что толку от переживаний? Максим тоже молчал. Да и сколько тут ехать до того Булонского леса? Особенно если утренние улицы свободны от транспорта.

С Монтебелло на место поединка мы приехали почти одновременно. Они высаживались из своего экипажа, когда наш выехал на полянку.

Да уж, вид тут не самый презентабельный. Трава примята, тут и там валяются бумажные обертки и мусор. Ожидать идеального состояния территории, конечно, было наивно, но меня немного удивило, что граф выбрал такое неухоженное место. Исторические традиции?

Подошли, раскланялись. Сначала друг с другом, потом с врачом, молодым приземистым шатеном с широким лицом, на котором очень неорганично, будто плохо приклеенные, торчали рыжеватые усы. Доктор поклонился в ответ, и молча встал в сторонке. Секунданты пошли к экипажу Монтебелло. Через минуту вернулись, принесли футляр с пистолетами. Дюпон открыл его и показал.

– Господа, я предлагаю вам примирение, – дрогнувшим голосом сказал Вяхирев.

Дюпон повторил это на французском, но все было и так понятно. Мы с графом практически одновременно сказали «Non».

Что-то бывший посланник еще хуже выглядит, чем вчера. Глаза красные, бледный, шляпа явно побывала на полу и никто не удосужился почистить ее толком. Да и сюртук в каких-то пятнах. Вроде не из бедных, а одет, будто алкаш какой-то. Попроси кто-то примерно так же выглядящий на опохмел у ресторана, ничуть не удивился бы.

– Прошу подойти и выбрать пистолеты, – Вяхирев обратился ко мне. – Князь, так как вас вызвали, вам первому и решать, каким оружием будете пользоваться. Все проверено накануне в оружейном магазине, снаряжено при нас боеприпасом оттуда же. Мастер сам все сделал и гарантировал исправность пистолетов и надежность пороха и пуль.

Взял дальний от меня. Хотя выглядели они совершенно одинаковыми. И тут же, я не успел свой до конца вытащить, второй схватил граф. Что ж ему так неймется? Жажда закрыть гештальт? Ради каких-то глупостей люди рушат судьбы себе и близким.

Заговорил Дюпон. Потом его слова перевел Вяхирев:

– Стреляетесь на двадцати шагах. У вас будет по одному выстрелу. Начинайте одновременно по команде. Сейчас вы встанете спиной друг к другу, и когда я скажу, начнете расходиться. Через десять шагов поворачиваетесь и ждете. Команда «Тирэ» даст вам разрешение. Всё понятно?

Я кивнул.

– Ну, с богом! – сказал Максим, и перекрестил меня.

– Турнэ э марши! – рявкнул Дюпон.

И я пошел. На третьем шагу я произнес свое боевое заклинание «Чок!», и мир вокруг меня замедлился. Специально не спешил, чтобы темп ходьбы оставался прежним. Птицы начали щебетать очень неспешно, ветер тоже еле-еле дул. Дошел до десятого шага и развернулся. Монтебелло медленно, как в киселе, поворачивался лицом ко мне. Показалось, будто я вижу, как капелька пота скатывается по лбу и пропадает в левый глаз.

Правая рука графа, держащая пистолет, дернулась, будто он собрался поднять оружие до команды, но сразу же опустилась. Потом он встал вполоборота и приготовился. Я поворачиваться не стал. Даже если каким-то чудом он выстрелит в нужную сторону, я успею уклониться.

– Атенсьон! – протяжным басом протянул Дюпон, и, дождавшись, когда мы поднимем пистолеты вертикально, продолжил: – Тирэ!

Я неспешно протянул руку и приготовился. Сейчас пальну посланнику в плечо, желательно, чтобы в кость не попало. Он дурак, мне его почти жалко.

Граф выстрелил первым. Щелкнул курок, загорелся порох. БААМ! Но я успел увидеть, что пуля пошла в воздух города Парижа. Примерно на метр выше моей головы. Нажал свой спусковой крючок. В последнее мгновение, когда прошипел порох и до расставания кусочка свинца со стволом осталось совсем немного, этот нехороший человек вдруг начал клониться в сторону. Прямо под пулю. Боже, с какими идиотами приходится работать!

Я снова выдохнул «Чок!», и мир вернул свою обычную скорость. Два выстрела сильно ударили по ушам, а граф начал падать назад, отбросив пистолет в сторону.

Все бросились к упавшему на спину Монтебелло. Дышит, уже хорошо. Бледный, одышка, но живой. Сейчас посмотрим, что там стряслось. Доктор как-то слишком медленно расстегивал сюртук. Явно парень не привык к подобным ситуациям. Такая вальяжность хороша на приеме у богатой пациентки, но не здесь. Меня же попытались оттеснить секунданты:

– Ваше сиятельство! Позвольте доктору…

– Режьте уже! – рявкнул я, не давая себя оттеснить.

Не знаю, понимает ли он русский, но вытащил из саквояжа ножницы, разрезал жилет и рубашку. Ну наконец-то. Проникающее в грудь слева, третье ребро примерно, между среднеключичной и передней подмышечной линиями. Уже припухло вокруг раны. Подкожная эмфизема? Доктор нажал пальцами на опухоль, раздался характерный звук снежного хруста. Она и есть. Пневмоторакс у нас. С учетом характера ранения – гемопневмоторакс, кровь там точно в плевральной полости будет.

– Максим, скажите этому коновалу, пусть шевелится быстрее! Дренаж надо ставить!

При словах про эту манипуляцию у коллеги появились странные взгляды. Я бы расценил их как панические, но кто знает, может, он просто осматривает окрестности в поисках чего-то? Блин, как студент на экзамене, когда ответ не знает. Но лучше бы руками работал. А то ситуация требует не то чтобы молниеносного реагирования – граф-то уже синеет. Если ничего не делать, то Монтебелло может и того. А не хотелось бы.

Молчание затягивалось вместе с бездействием. Появилось желание быстренько отодвинуть местного эскулапа и заняться делом самому, но я вдруг вспомнил обстоятельства знакомства с графом Шуваловым. Сейчас то же самое, только в зеркальном отражении.

– Скажите коллеге, что я готов оказать ему помощь, – сказал я Вяхиреву. – У меня большой опыт лечения подобных ранений.

Мой секундант перевел, и доктор взглянул на меня с благодарностью. И облегчением. Вот и славно. Саквояжик… Что тут у нас? Ага, новомодный тонометр имеется. Великолепно. Я подал его коллеге и попросил измерить давление. Всё при деле будет, да и секунданты потом претензии предъявить не смогут.

Монтебелло что-то бормотал, и Вяхирев перевел:

– Просит помочь быстрее и клянет вас на все лады.

– Да он и по-русски неплохо говорит, захочет, скажет.

Так, вот и искомое. Скальпель, иглодержатель, шовный материал. Инструменты в крафт-бумаге, нитки с иголками в склянке. Со спиртом. Карболочка, судя по амбре. Смажем края раны, раз у нас больше ничего толкового. Запах специфический, но что поделаешь? Зато эффективный антисептик. Стоп, а трубка дренажная? Так вон, у аппарата Баталова позаимствуем. Он пока не нужен.

– Сто десять на семьдесят, – доложил Вяхирев.

– Очень хорошо. Давайте сюда тонометр, используем трубку оттуда. Доктор пусть сделает раненому морфий, а вы поищите емкость с водой, нам же надо куда-то дренаж окунуть.

Трубку я промыл спиртом и опустил в него. Минут пять как раз и полежит. Да, ненадежно, но что, если другого нет под рукой?

Графа обезболили, по крайней мере стонать он стал потише. Вяхирев вернулся от извозчиков, гордо выставив перед собой ополовиненную бутылку с вином. Улыбка, будто он только что мир спас. Да уж, поистине полевая хирургия с применением всех доступных подручных средств. Ладно, до больницы довезут как-нибудь.

Обеззаразил края раны, разрезал скальпелем кожу, и начал вводить дренажную трубку…

В гостинице меня ждали. Агнесс стояла у окна и высматривала своего мужа. Ага, заметила, немного оживилась. Но ненадолго. Я помахал ей букетиком фиалок, и спрыгнул с экипажа. Может, у жены на них аллергия? Как-то странно она на меня смотрит. Примерно как мама в детстве, когда оценивала способ и объем телесных наказаний за сожженный соседский сарай. На всякий случай, я осмотрел одежду. Вроде бы в крови графа не запачкался, руки отмыл… Но чует мое сердце, что простой разборкой сегодняшняя «разминка» не закончится. Ничего, переживем. Может быть. Но лучше поспешить, так у противника будет меньше времени на продумывание атаки.

– Монсеньёр! – окликнул меня портье, низко кланяясь.

– Что там? Я спешу! – бросил я, не замедляя шаг.

– Вас ожидают!

Навстречу мне из кресла у окна поднимался мужчина с густыми усами, шикарной эспаньолкой и высокими залысинами. В руках он держал трость и шляпу. У его ног стояло целых два чемодана. Я заметил наклейки с надписью «Genève». Швейцарский город, в который и я и сам скоро собирался.

– Господин Баталов? – бородач сделал два шага вперед, улыбнулся. По-русски он говорил без акцента, и я понял, что на сей раз судьба меня снова свела с соотечественником.

– Он самый. А вы…

– Разрешите представиться. Плеханов. Георгий Валентинович.