Столичный доктор. Том VI

Глава 14

ПЕТЕРБУРГСКІЙ ЛИСТОКЪ. Изъ Бреслау сообщаютъ, что профессоръ князь Баталовъ, читающій лекціи по хирургіи въ Королевскомъ университетѣ, былъ оштрафованъ за превышеніе скорости, передвигаясь на автомобилѣ «Бенцъ Вело», значительно улучшеннымъ инженеромъ Яковлевымъ. По нѣкоторымъ сведеніямъ, была достигнута скорость выше 30 километровъ въ часъ.

ЛОНДОНЪ. Взрывъ въ поѣздѣ подземной желѣзной дороги, какъ разъ противъ Сити, приписывается всѣми динамиту; полагаютъ, что виновники взрыва – фенiи.

ХРОНИКА. Въ нынѣшнемъ году въ городахъ, ближайшихъ къ Петербургу, впервые послѣдуетъ открытiе небольшихъ бактерiологическихъ кабинетовъ, которые будутъ снабжены на средства мѣстныхъ земствъ и городскихъ думъ необходимѣйшими апаратами.

Только самый резвый цыган успел добежать до меня. Получил ногой в корпус, покатился по земле. Я рванул ошеломленную Агнесс за руку, дернул дверь балагана с уродцами, и немедленно ее захлопнул. Слава богу, в наличии имелся засов, который я тут же задвинул до конца.

– Ты как?!

Супруга была бледна, но падать в обморок не собиралась.

– Я… вроде бы… все в порядке.

Мы оглянулись.

Бедные уродцы столпились в самом дальнем конце балагана. Выглядели они испуганно. В дверь ударили раз, другой. Вроде держит. Потому что сняли под это дело какой-то амбар или склад. Я услышал полицейские свистки и совсем успокоился. Вряд ли теперь они продолжат ломиться, скорее всего, разбегутся.

– Есть тут главный?

Я подал руку жене, мы подошли ближе. В свете керосиновой лампы рассмотрел собравшихся. Итак, кто у нас тут в наличии? Негр, индеец, мужчина-альбинос. Два карлика. Гигантская женщина – на голову выше меня. Явно что-то не так с гипофизом, это во мне уже доктор говорит. Ну и довеском дама с волосатым лицом и вообще не пойми кто с пятнами по всей коже. Человек-леопард. Так было написано на афише, возле которого нас прихватил зазывала.

– Пётрек?! – я увидел знакомое лицо, подошел ближе.

Паренек стоял рядом с большой фотографией, на которой его запечатлели в сиамском состоянии вместе с погибшим во время операции Яношем.

– Пан профессор?!

Я пожал руку парню, отметил румянец на его щеках. Да он еще и подрос!

– Как твое самочувствие? Что ты тут делаешь? Дорогая, – я повернулся к Агнесс. – Это тот самый Пётрек, которому мы с Йоханном делали операцию по разделению с братом.

Парень поклонился супруге, рассказал, что после того, как вышел из клиники Микулича, нигде не смог себя найти, в приюте его уже не ждали. Кто-то из врачей поделился фотографией, где был запечатлен с братом. Это мы снимали еще до операции. С ней парень и отправился к директору цирка.

– Уже второй сезон катаемся по разным городам. Народ валом идет.

Ну да… История с разделением прогремела на всю Европу. Микулич показывал мне мешки с письмами, что ему приходили. Но как парень подрос в развитии! До операции он в основном изъяснялся односложно, короткими предложениями, а тут вон какой словарный запас!

В дверь цирка вежливо постучали.

– Рад был тебя увидеть. – я пожал руку Пётреку, – Надоест гастролировать, возвращайся в клинику. Поговорю с Йоханом, чтобы взял на работу санитаром или в лабораторию. Будешь помогать.

Если отпустят, конечно. Кто же выпустит такого персонажа просто так? Хотя вроде артисты накормлены, одеты пристойно. Ладно, не моя судьба. Но парню я бы помог, мне не жалко.

Мы вернулись ко входу, я, внутренне перекрестившись, распахнул дверь. И там стояло сразу двое полицейских.

Хитрые цыгане, услышав звуковое оповещение опасности, видимо все разбежались. Остался только зазывала, который, увидев меня, начал изображать из себя жертву. Артист больших и малых академических театров, блин. А фамилия его слишком известна. Этот клоун рассказал, как подозрительный незнакомец (вот прямо так и выпалил – фердештигер фремдер) попытался напасть на бедного артиста, да тут пришли неравнодушные граждане и защитили сиротку.

– Я – князь Баталов, это моя супруга, – представился по всей форме. – Мою личность может подтвердить бургомистр, господин Йохум. Или ректор университета, господин Ферстер, который пригласил меня читать курс лекций. Или…

Про кайзера полицейский вставить не дал, прервал меня.

– Герр фюрст, в ваших словах сомнения нет – усатый страж порядка вытер пот со лба платком, погрозил кулаком зазывале. – Этот негодяй будет задержан и наказан. Прошу прощения за доставленные неудобства. Вы можете продолжить развлекаться на ярмарке, никто вас не потревожит! Обещаю.

Что мне нравится – никакого лизоблюдства. И применил в обращении самое ходовое титулование для князя – не обидное вовсе, очень уважительное. Сиятельством здесь главу княжества называют.

Кавалерия из-за холмов продолжила прибывать. Сначала на огонек заглянули проходящие мимо ассистенты кафедры хирургии. Как же, помню, польский парень… Зденек, или Збигнев. Подошел, поприветствовал, поинтересовался, не нужна ли помощь. Полицай на него с любопытством взглянул. И последним в очереди оказался Жиган. Судя по запаху, хитрованец не только все выяснил про шнапс, но даже его успел продегустировать.

– Ваше сиятельство!

С лица Жигана можно было прикуривать – так ему стало стыдно.

– Простите ради Христа!

– Дома переговорим.

Мы решили, что хватит с нас приключений. Агнесс так и не дошла до палатки со знаменитой предсказательницей мадам Гретой. И катания на пони тоже не случилось.

Уильям Стюарт Холстед, для друзей просто Билли, оказался высоким, чуть сутулым, и с торчащими как локаторы ушами. Не скажешь, что ему уже сорок пять. Веселый дядька, душа компании. Чтобы приковать к себе всеобщее внимание, американцу оказалось достаточно просто войти в комнату. Мне он понравился. Особенно после истории о прямом переливании крови своей сестре с помощью шприца. К счастью, у них оказалась одна группа. Про мой вклад в открытие Сеченова он знал, и искренне восхищался таким простым способом. Никакой зависти, только порадовался, что теперь есть хорошая штука, которую врачи во всем мире могут использовать в любой момент.

В кабинете у Микулича американец честно нам рассказал и историю борьбы с веществами. Пристрастился он к кокаину, испытывая его обезболивающие свойства. Пытался вернуться к нормальной жизни, но ничего не получилось. И тогда его устроили в санаторий, в котором зависимость от кокса удалось вылечить. Путем замены на морфий. Кошмар привел к ежедневной дозе в три грана. Я мысленно перевел в миллиграммы. Двести. Двадцать ампул однопроцентного раствора по миллилитру. Не каждый выживет после такого. И только благодаря жене началось постепенное снижение дозы. Процесс продолжается уже семь лет, сейчас он обходится половиной грана.

Умереть и не жить. Мужик каждый день сражается с соблазном уколоться. Причем даже искать наркоту не надо: свободно продается в аптеках. Уважаю. И при этом он продолжает оперировать и преподавать. Кстати, оказалось, что госпиталь я всю жизнь называл неправильно. Имя филантропа, выделившего рекордные семь миллионов долларов – Джонс Хопкинс. Почти два рубля за доллар курс сейчас… Четырнадцать миллионов рублей на госпиталь и медицинскую школу… Я надеялся, что обойдусь меньшими суммами. Да и нет у меня таких свободных средств. «Байер» с аспирином еще не запустился, а зеленку, тонометры и стрептоцид конкуренты Келера очень быстро научились делать и без нас. Роман Романович, разумеется, собирается судиться. И в России и в Европе. Но пока суд да дело, продажи упали, поступление денег тоже. Нет, я уже вышел в миллионеры – этого никому не отнять. Но хотелось бы стать и первым миллиардером. Так сказать, утереть нос Рокфеллерам, да Морганам. Ну и Хопкинсам тоже.

Зато у меня теперь хоть ориентир есть, во сколько примерно мечта насчет собственного госпиталя обойдется. Только вот в связи с последними событиями интересно, где ее осуществлять? Но где бы я ее не построил, называться она будет «Русская больница». А при ней свой медицинский институт! Звучит? И в завещании обязательно напишу, что название менять нельзя.

Мечты, мечты. Работать надо, здесь и сейчас. Йоханн решил использовать нас по полной. Нашел пациентку с опухолью хвоста поджелудочной. Специально, что ли, искал, в качестве алаверды за питерскую эпопею? Операция не новая, Шлюнгер в восемьдесят втором умудрился успешно провести такую в первый раз. Сошлись на том, что все трое подобную процедуру выполняли, длительной подготовки не потребуется.

Зато меня ждал сюрприз: умельцы в Бреслау сотворили самый натуральный ретрактор, очень похожий на использованный при операции по установке бронхоблокатора. И ведь Микулич даже не спрашивал ничего, ему хватило черновика статьи! Я не в обиде. Потому что сам потырил конструкцию у Финочетто. Лет на десять раньше облегчил работу всем хирургам. Патент специально не брал.

И снова решали, кто войдет в состав, с помощью жребия. Холстед – основной, Микулич – ассистирует, и я на подхвате, если что пойдет не так. Наконец-то я побуду в роли зрителя! Мне решительно везет! Так что мы отправились потренироваться в анатомичку, а больную начнут готовить к операции – в основном морить голодом. У нас, как и у солдат перед атакой – пустое брюхо предпочтительнее полного.

На следующий день и приступили. Билли, похоже, с утра дозу принял – движения плавные, на лице улыбка. Не завидую. Как говорят наркологи, у наркомана только первые несколько месяцев в кайф, остальная жизнь – борьба с ломкой.

Переоделись в свежие костюмы, пошли мыться все втроем. Операционная для меня не новая, знаменитое разделение близнецов как раз здесь происходило. Пока зашли, пациентка готова к процедуре: анестезист сработал как следует. Доложили показатели – всё слава богу, никаких сюрпризов. Группа крови определена, на всякий случай литр заготовили, пробу провели. Вот захочешь – и придраться не к чему. Даже скучно стало.

Холстед выбрал срединный разрез. Он – главный, ему и карты в руки. Сказал бы делать субкостальный – ничего не имел бы против, хотя он мне кажется не таким удобным. Вскрыли живот, оценили состояние. Выделили поджелудочную, на селезеночные сосуды наложили лигатуру. Я обратил внимание на технику американца: движения вроде и размашистые, но точные. Где я управился бы за два, а то и три движения, ему одного хватает. Красиво, конечно, но рискованно. Иногда разница в пару миллиметров дает совершенно разные результаты.

Я вслух ничего не говорил! И даже не думал! Случилось, блин! Вот тот самый непредвиденный эффект и наступил. Не рассчитал оператор, скальпель соскользнул, и… Сдавленная ругань сразу на английском и немецком. Слово «дерьмо» в синхронной двуязычной озвучке. Что там у нас? Почка левая, известное дело. Пора и мне подключаться, как раз в такой ситуации лишняя пара рук не помехой будет, а помощью.

Никого не спрашивая, подошел к столу, отодвинул чуть в сторону Микулича. Он так же молча уступил мне пространство. Сейчас не до политесов: надо быстро найти место катастрофы, остановить, а потом уже оценивать масштаб бедствия.

Надпочечник сорвали. Это стало понятно после кучи кровавых салфеток. Кровотечение останавливали долго и упорно. И слова никто не проронил за это время, только медсестры вслух считали салфетки. И анестезист докладывал о давлении и пульсе. Одно падало, другое, соответственно, росло. Кровь начали лить сразу. Когда там еще соберем пролитое в брюшную полость, чтобы перелить назад?

Заканчивал операцию Холстед. А что, после каждой проблемы хирурга менять? Так и врачей не напасешься. А осложнение – не повод для замены. На ногах стоит? Руки шевелятся? Голова работает? Вот и работай, доктор, не стесняйся.

Но уже после, в ординаторской, Билли повинился. Попросил прощения, поблагодарил за помощь. Хороший врач. Я бы с ним поработал.

Уехал Холстед через неделю, как и планировал. Мы совместно сделали еще четыре операции, одну показательную. На нее собрались больше сотни зрителей в театре медицинского факультета. Что они там видели – не знаю, но аплодировали нам, будто мы были артистами.

Следом за Биллом собрался и я. А что, лето кончится скоро, студенты на каникулах, прокатимся с Агнесс по университетам, произнесу благодарственные речи. Развеемся, попутешествуем.

Как говорится, строй планы, богу будет весело. Стоило нам набросать маршрут, чтобы дать задание секретарю написать письма и организовать мероприятия, как грянул гром. С последующей бурей вселенского масштаба. Все утренние газеты вышли с шокирующим известием: императрица российская Александра Федоровна скончалась во время родов. Младенец, девочка, осталась жива. Никаких подробностей больше не было. Воды в сообщениях сколько угодно: кандидатуры невест, догадки, из-за чего это случилось, и прочие гадания на кофейной гуще. Ну и конечно, целая полоса соболезнований от правящих домов и правительств.

А я пребывал в полном офигевании. Как так-то? Что могло случиться, что пошло не так? Я кроме того самого воротника никак к здоровью Александры Федоровны не касался. Да, сейчас гибнут в родах даже августейшие особы, потому что и у лейб-медиков нет ни реанимации с интенсивной терапией, ни толкового медикаментозного обеспечения. Но я же точно знал, что как раз эта перенесет целых пять, блин, родов, и погибнет совсем от другого. И намного позже!

Побегал по потолку, сгонял на почту отправить срочные телеграммы. Лизе, ее супругу, Склифосовскому… Потом переборол себя, послал депешу в Царское на имя Николая. С соболезнованиями. Перед этим долго думал, стоит ли вообще таким способом напоминать о себе? Но потом все-таки решил, что общественный долг выше личных опасений.

– Почему на тебе лица нет? – поинтересовалась Агнесс. Ей газеты читать некогда – занималась тем, что контролировала весь прислугу, которая упаковывала вещи. Сколько же барахла мы уже нажили…

– Царица умерла родами. Ночью.

– Боже мой! – жена прижала руки к лицу. – А ребенок?

– Девочку спасли.

Отложить выезд на день – было правильным решением. С утра пришла развернутая телеграмма от Николая Васильевича. Даже трудно представить, сколько он за нее выложил. Читал я ее за утренним кофе и когда дошел до слов «переливание крови» – напиток полился мне на сорочку.

– Дорогой! – вскрикнула Агнесс, выхватывая у меня чашку и вытирая салфеткой черное пятно. – Was passiert?!

– А происходит, дорогая… – я пытался дочитать послание, но все никак не мог сосредоточиться. – Главный лейб-медик за день до родов внезапно решил, что у царицы малокровие. Дескать, бледна, астенична… Рекомендовал перелить литр свежей. Это мол, и для плода будет хорошо. Какой же ду-урак!

Я грохнул кулаком по столу, тарелки обиженно загремели. Агнесс одной рукой попридержала чайник, другой забрала у меня телеграмму. Впилась в нее глазами.

– Что такое атоническое кровотечение?

– Из матки, остановить практически невозможно.

– Они… переливанием усилили кровотечение накануне родов?!

– ДА! Просто ради того, чтобы мелькнуть перед царем новомодной процедурой. Совершенно бессмысленной в данной ситуации. И даже вредной!

– Почему вредной?

– Потому, что атоническое кровотечение после родов купируется только удалением матки и перевязкой сосудов. Там жгут не наложишь!

Я показал на жене, где именно это «там». Впрочем, она и сама догадалась.

– А лейб-медики удалить матку не могли?

– Это тебе не зуб вырвать! Пока вызовешь хирургов, пока подготовят операционную…

– Ой! А ведь это ты первым показывал царю переливание!

Агнесс опять прижала руки ко рту.

– Я.

Увы, в телеграмме подробностей не было. Надо ждать письма. И у меня зрело ощущение, что ничего хорошего Склифосовский мне не сообщит.