Столичный доктор. Том VI

Глава 21

САНКТЪ-ПЕТЕРБУРГЪ. Изобрѣтены проволочныя шины упругiя, не разбрасывающiя грязи и дешевыя. Изобрѣтатель получилъ привилегiю и образовалась компанiя для эксплоатацiи изобрѣтенiя. На московскихъ улицахъ появились трехколесныя повозки велосипеды для перевозки товаровъ.

РИМЪ. На международный конгресъ врачей въ Москвѣ ѣдетъ болѣе сорока врачей изъ одного Рима. Въ общемъ Италiя посылаетъ около 500 человѣкъ.

Как вышел, так и остановился. Кто в гости без подарков ходит? Только законченные жлобы. Если своего ничего нет, придется воспользоваться чужим. Совсем рядом, в паре шагов, стоит брошенная тележка с яблоками. Кто-то хотел сделать небольшой гешефт, но временно самоустранился. Даже товар на газоне валяется. Если что, я потом заплачу за самовольное изъятие. Надеюсь, в полицию за это не потащат.

Поднял яблоко, а следом за ним еще два. Запас карман не тянет. И пошел к Густаву. Орангутан, кстати, никуда не делся, сидит и наблюдает за окрестностями. Взгляд не фиксирует ни на чем, зубы не скалит, не шипит. Короче, признаков агрессии вроде не проявляет. Неужели он наружу вылез только потому, что в клетке скучно стало? Я к обезьянам отношусь не очень хорошо, особенно к мелким наглым тварям, обильно присутствовавшим на всех азиатских курортах, но этот выглядит поумнее вроде. Даже бы сказал, «почеловечнее».

– Ну вот, дружище, мы и встретились, – вполголоса обратился я к нему.

Говорю на русском, потому что вряд ли примату понятна человеческая речь, а мне удобнее. Иду медленно, в глаза ему не смотрю, яблоко перед собой выставил, чтобы понятно было: это тебе, товарищ.

– Ты только не переживай, всё хорошо будет. Сейчас перекусим, время-то уже обеденное.

Толпа сзади чуть потише стала. А я приблизился уже почти вплотную, метра два осталось. И вот когда я сделал следующий шаг, продолжая монотонную тихую речь, он протянул лапу за яблоком! А потом спрыгнул вниз с клетки! Я присел на корточки, Густав устроился рядом, начал хрустеть фруктом. Ел он его быстро, прямо с сердцевиной. А я тем временем успокаивающе говорил всякую фигню. И даже решился погладить обезьяна по голове. Тот не возражал.

Тут в толпе появилась полиция, начали оттеснять народ дальше. Я нашел взглядом Агнесс, спокойно ей подмигнул. Бледная стоит, но держится. Вместе со стражами порядка прибыл какой-то не очень умный гражданин, который решил происходящее запечатлеть для потомков. Поставил треногу фотоаппарата, раздался резкий щелчок. Магний вспыхнул, ослепив нас обоих. Вот же дебил! Густав резко вскинулся, прыжком вернулся на исходную – на крышу клетки. Да еще и озираться начал по сторонам, выискивая опасность.

– Не переживай, всё в порядке, – попытался я привлечь его внимание.

Не с первого раза, и не со второго, но мягкими увещеваниями и демонстрацией следующего яблока удалось заманить Густава обратно вниз, вручить ему фрукт. Тот опять его съел в два хруста, и следов не осталось. Начал почесываться, взлохмачивая густую растительность на плечах.

И что теперь делать? Я оглянулся. До открытой калитки осталось совсем ничего, метра полтора, наверное. Медленно встал, шагнул назад, и протянул третье яблоко.

– Понравилось? Давай, не стесняйся!

Нехитрая уловка сработала, и через пару секунд мы с Густавом уже вдвоем были в вольере. И пока он ел презент, я успел выйти и, как воспитанный человек, закрыть за собой дверь.

Будто по заказу, именно в этот момент прибежал запыхавшийся служитель. Потом еще двое. Те уже бежали, раскручивая пожарный шланг. А вот торговец яблоками отсутствовал, бесхозный товар так и лежал рассыпанный на траве.

И ведь потом кто-нибудь скажет, мол, Баталов все подстроил, чтобы прославиться. Сколько меня не было? На минутку отошел всего! Но возле Агнесс уже крутился тот самый деятель с фотокамерой, и лихорадочно записывал в блокнот про «гроссер русишер хирург фюрст Баталофф». Жене я потом выговорю, естественно, нечего всяким подозрительным личностям сливать персональные данные. Подхватил Агнесс под локоток, потащил прочь. Причем провожаемый аплодисментами толпы!

– Может мне не надо писать этот детектив с островом? – острила по дороге супруга. – Можно просто записывать твои приключения!

А уже утром следующего дня, за завтраком, меня ждал сюрприз. Впрочем, ожидаемый. На первой полосе «Basler Nachrichten» красовалась фотография: я, протягивающий яблоко, и орангутан, тянущийся за ним. Подпись: «Русский князь мирит человека и природу».

– Женя, – сказала Агнесс сквозь смех. – Ты просто ходячая сенсация!

– Вот увидишь, ещё сделают меня символом борьбы за охрану животных.

Получив статус общебазельской звезды, я собрался в университет. Впрочем, туда в любом случае пришлось бы отправиться – ведь меня ждет ректор. Согласно заветам одного котенка, если ждут, подводить нельзя.

Встреча оказалась тщательно спланированной. В какой-то момент я заподозрил, что никуда местный начальник не ездил, а визит отложил, чтобы пустить пыль в глаза заезжей знаменитости. Вчерашний чиновник, накануне отфутболивший меня со всей возможной вежливостью, сегодня был сама любезность: кланялся, интересовался, где и как устроились, и даже восхищался мужеством во время инцидента с приматом.

Ректор встречал меня не в кабинете, а на ближних подступах. Судя по выправке – военный. Или фанат гимнастики. Лицо с застывшим суровым выражением, цепкий взгляд за стеклами очков строгого стиля, ухоженные и тщательно уложенные усы. Но приветствовал меня радушно, обозвал князем, сказал про огромную честь и прочее. Естественно, представился – Рудольф Массини, доктор медицины. Тут же пригласил в кабинет, куда немедленно принесли заварник с чаем. Впрочем, на всякий случай предложили и кофе.

Уютно здесь, но без излишеств. На стенах – портреты умудренных медиков прошлого, несколько фотографий хозяина с солидными фигурами. На полках книги, в основном по внутренним болезням. В углу старинный глобус, напоминавший скорее об интересе к географии, чем о врачебном деле. Вполне возможно, он здесь стоит давно, в качестве мебели.

– Пожалуйста, князь, угощайтесь, – показал ректор на стол, сервированный для легкого перекуса. Ой, швейцарский шоколад! Я не мог удержаться, отломил кусочек от плитки. Да еще с фундуком. Ну вообще сказка.

– Давайте обойдемся без титулов, – предложил я, запивая шоколад чаем. – Мы же не на светском рауте, а общаемся как коллеги.

– С удовольствием, герр Баталофф, – тут же согласился Массини.

– В свою очередь, хотел бы поблагодарить университет за высокое звание и приглашение. Давно собирался посетить Швейцарию.

– Справедливости ради стоит упомянуть, что решение принималось при предыдущем ректоре. Но я голосовал «за», – улыбнулся хозяин кабинета. – У нас эту должность надолго никто не занимает, выборы каждый год. Скорее, это дополнительная нагрузка, а не честь.

– Значит, имеется надежда на освобождение, – я поддержал полушутливый тон.

– Да. К тому же, с этого года я выполняю обязанности главного армейского врача. Тоже отнимает много времени. Жена продолжает выражать недовольство. Хотя она примерно лет двадцать уже это делает, ничего нового.

Фанат медицины, однако. Наш человек. И тут он смог меня удивить, причем весьма сильно.

– Надеюсь, вас заинтересует университетская клиника. В прошлом году мы отправили коллегу, доктора Вайса, в Москву, чтобы он там всё хорошенько разузнал. Признаться, он был даже не удивлен, а поражен в самое сердце. Привёз с собой целый альбом фотографий, зарисовок и чертежей. Доктор Моровский был так любезен, что показал всё без исключения. И мы здесь попытались повторить достижения больницы скорой помощи. С некоторыми усовершенствованиями.

Кто-то внутри моей головы начал потирать ладошки в предвкушении чего-то интересного. Прямо как алкаш перед выпивкой. Московская больница создавалась, если не на коленке, то с колес – некогда было, приходилось делать всё и сразу, иначе наша эпопея затянулась бы надолго. А тут кто-то все вдумчиво улучшил.

– И почему мы до сих пор здесь? Пойдем скорее, мне очень интересно!

Даже чай допивать не стали.

Университетская клиника не очень далеко от основного здания. В сравнительно небольших городах всё рядом. Мы решили прогуляться – погода отличная, можно размять ноги.

– Сколько сейчас населения в Базеле? – спросил я.

– Тысяч сто, наверное. Город очень быстро растет, с переписи восемьдесят восьмого увеличился чуть не в полтора раза. Не все этим довольны, особенно дайг.

– Кто это? Местные аристократы?

Ректор раскурил трубку, пыхнул дымом в мою сторону. Ароматный у него табачок…

– Да, разбогатели на шелке. Живут обособленно, в основном в Далбе, на южной окраине. Купить там дом чужаку практически невозможно. На почтовых ящиках только инициалы, кому надо, тот знает жильца, а остальным не положено. Они даже разговаривают на собственном варианте немецкого.

– Всё как везде, – покивал я. У меня было в планах воспользоваться швейцарского конфиденциальностью и банковской тайной – я планировал открыть номерной счет в Wegelin Co. Существовал он аж с 1466 года и вполне дожил себе до 2013-го безо всяких потрясений и скандалов. Как говорится, стабильность – признак мастерства. Доходы от Келера, будущие прибыли по совместному с немцами предприятию я планировал вкладывать через швейцарский банк в их же процентные облигации. Найти невозможно, банкротства не грозит… От добра добра не ищут.

Больница сверкала чистотой. В каждой детали ощущалась легендарная швейцарская педантичность. Думаю, здесь вводить штрафы за нарушение санитарного режима, как я делал в Москве, смысла нет – и так все его соблюдают. Просторные светлые палаты, укомплектованные всем необходимым, широкие коридоры. В аптеке я удовольствием увидел наши лекарства. Вернее, мне их с гордостью показали. И стрептоцид, и зеленку… В ординаторской висел негатоскоп! Очень удобно: воткнул в него снимок и рассматривай не спеша в мельчайших деталях.

В операционной я застыл в восхищении. Они доработали бестеневую лампу! Операционное поле освещается просто отлично! Стол с изменяемым положением плоскости! Красота! Что они сделают, попади им в руки хотя бы прототип аппарата искусственной вентиляции? Каюсь, подкупило, что на меня смотрели не с превосходством, как бы говоря «Ну, русский, уделали тебя по всем статьям?». Наоборот, волновались, будто ученик, ожидающий оценку за правильно сделанное задание. А кому не нравится, что его хвалят?

Станция скорой, небольшая, всего три бригады, тоже поражала продуманностью деталей: и «станок» для носилок в фургоне, и удобно складывающиеся сами носилки. Хороший ящик для медикаментов. Игрушка, а не карета. Ой, пандусы на входе! Вот совсем простая вещь, но почему сделали швейцарцы, а не мы? Массини только кивал согласно, когда заведующий станцией рассказывал, что в скором времени от гужевой тяги откажутся – идут переговоры о заказе специализированных грузовиков с фургонами. Конечно, автомобилей такого типа ещё немного, но они хотят быть в числе первых.

Воодушевили, ничего не скажешь. С одной стороны, обидно самую малость, что у нас до такого не доперли еще, а с другой – остается только радоваться, что люди так переживают за дело.

Наверное, на волне эйфории после увиденного я рассказал ректору о своей мечте – лучшей больнице в мире с медицинской школой. Чтобы лечиться могли все с самыми сложными случаями, независимо от достатка. Собрать лучших врачей, создать самое передовое диагностическое отделение и чтобы стажировку в этой клинике считали неимоверной удачей.

– Отличная идея! – горячо поддержал меня Массини. – Я уверен, что с вашими талантами всё получится. Кстати, если решите осуществить задуманное здесь, обещаю поддержку на всех уровнях! Сами посудите: у нас крупный железнодорожный узел, значит, приехать сюда сможет каждый. Замечательная природа! Найдем подходящий участок земли и поможем всё оформить! Уверен, поиск архитектора превратится в международный конкурс! Если вы готовы, то я проведу предварительные переговоры в ратуше, совет кантона примет решение очень быстро! И даже выделит деньги. Я верю, что ваш проект станет примером для всего мира! – пафосно закончил он свой спич.

– Очень неожиданно, – немного растерялся я от такого напора. – Мне надо подумать, конечно, взвесить все плюсы и минусы. Но недолго. Я дам вам ответ в ближайшее время.

Обратно шел весь в раздумьях. Вот так мозги с Родины и утекают. Поссорился с властью, уехал читать лекции, а тут бац, совет кантона тебе деньги выделяет, горную долину в аренду на сто лет и пожалуйста, делай что хочешь. Только на высшем уровне – чтобы вся Европа лечиться приезжала.

Два века длится эта печальная история – исход умнейших людей России. Вот Мечников. Будущий Нобелевский лауреат, создатель теории иммунитета – а где он сделал свои главные открытия? В Париже, в лаборатории Пастера. Почему не в Петербурге, не в Москве? Потому что там для него не нашлось места, не дали развернуться. Хавкин, великий инфекционист. Под чьим флагом он сделал свои открытия? Что случилось бы, мечтай он о будущем Эрец-Исраэль в России? Правильно, страшного – ничего. Мечтать, как говорится, не вредно.

Я вспомнил про Зворыкина – отца телевидения. Выпускник Петербургского технологического института. А где он создал кинескоп, без которого немыслимо телевидение XX века? В Америке, в лабораториях RCA. Сбежал от революции, как тысячи других. И ведь не только революция виновата – травля учёных началась задолго до неё. Вспомнить хотя бы Лобачевского, которого современники высмеивали за «воображаемую геометрию». А потом его именем называли университеты.

Софья Ковалевская – первая в мире женщина-профессор математики. Где она преподавала? В Стокгольме. А почему? Потому что в России женщине путь в науку закрыт. С огромным скрипом пробили в Питере Бестужевские курсы, и те огорожены так, что туда нельзя, сюда не ходи… А ведь Ковалевская мечтала работать на Родине. Как и Сикорский, создавший свои знаменитые вертолёты в эмиграции. Как и Гамов, чьи работы легли в основу теории Большого взрыва.

– Ты чего такой мрачный? – первым делом поинтересовалась Агнесс, когда я вернулся в гостиницу.

– Ректор горячо поддержал мою идею об открытии больницы в Швейцарии. Кантон, считай, уже в деле, выделят землю, обеспечат финансирование…

– Так чего же ты переживаешь? – удивилась супруга. – Радоваться надо. Ты же сам хотел клинику мирового уровня.

– В Питере не поймут.

– Кто не поймет?! Царь?

– Плевать на царя! Да тот же Склифосовский. Московские коллеги…

На лице Агнесс отразился испуг. Нельзя плевать на помазанника! Иначе Земля «налетит на небесную ось».

– Женя, ты сгущаешь краску, – от волнения она начала говорить не совсем правильно. – Твои коллеги и учителя должны радоваться, что ты сделаешь такое большое дело! Их можно всегда пригласить на работу сюда! Какая разница, в какой страна работаешь? Я бросила всё, приняла новую веру, чтобы быть с тобой! Почему они так не могут?

А правда, почему? Здесь революций в ближайшие сто тридцать лет не будет. И войн. Махновцы не зарубят Софью Александровну Склифосовскую, добрую и милую женщину, переедь она сюда. Дмитрий Леонидович Романовский, мой товарищ и друг, не умрет от стенокардии при отсутствии медицинской помощи в Кисловодске, совсем молодым, ему шестидесяти даже не исполнится. Да сколько их? Но ведь не придешь, не скажешь: поехали со мной, а то здесь будет филиал ада.

Впрочем, вытащить даже тогда наверняка можно. Как говорится, были бы деньги.

Короче, думать на такие темы не стоит, а то точно голова заболит. Времени – вагон еще. И к зарубежным командировкам спокойно относятся. Мечников при встрече в Париже рассказывал, что и сам при нужде в Россию ездит, и к нему тропа не зарастает. Да и эмигрантом он себя не считает, просто работа основная сложилась в Париже.

С этим всем надо переспать. Тогда в голове уложится все по полочкам и можно будет принимать решение. Но странное беспокойство, поселившееся внутри после разговора с Агнесс, никуда не делось.

– Письма пришли, – сказала Агнесс, заходя в комнату. – От портье только что принесли.

– Быстро они, наверное, Вяхирев сразу после нашего отъезда в гостиницу заходил. Что там? Кто нам пишет?

– Сейчас. Микулич, наверное, переживает, что оперировать не с кем. Моровский. Забыл что-то? А кто такой Девяткин!? И почему он постоянно тебе пишет?!

Опс… И что отвечать? Рассказать про тайную переписку с Лизой?