Страсть огня

Глава 10

Коль души влюблены, им нет пространств; земные перемены что значат им? Они, как ветр, вольны.

Франческо Петрарка

Одна треть Прекрасного Юга была разграблена, поэтому понадобилось двое суток, чтобы распродать рабов, специи, виноградные напитки и многое многое другое, набивая кошели золотыми суратами и серебряными стурами*.

Себе северяне оставили самое ценное и необходимое, то что пригодится в их суровых землях.

Вечером второго дня, порядком облегчённые от груза ящерраны, отошли от берегов Шихайны и направили свои могучие носы в сторону дома. Теперь уже без остановок и промедлений шли корабли к Великому Северу, минуя порты, города и селения. Настроение было приподнятым и радостным, всем хотелось к родному очагу, к семье, к жёнам и детям, у кого такие имелись. Дул попутный северный ветер, слаженно работали гребцы, напрягая сильные, бугрящиеся мускулами, плечи. Алия была так счастлива в эти дни, купаясь в любви и внимании Хаука, что мечты о том, как сложится её жизнь в новых землях рисовались ей яркими красками. Она ведь любима самым сильным и красивым воином и любит сама, у них впереди много счастливых дней. И Алия радовалась и смеялась столько в эти дни, сколько не радовалась за всю свою небольшую жизнь. Хаук не сводил с неё горящих влюблённых глаз. Она всегда чувствовала когда он смотрел на неё и оборачиваясь, одаривала его в ответ ослепительной улыбкой. Волны счастья и любви исходившие от девушки были настолько сильны, что их ощущали абсолютно все воины. От её смеха кружилась голова, от пения туманился разум. Это было невероятно, восхищало и ужасало, как всё необъяснимое. Инг тоже ощущал эти флюиды, острыми стрелами вонзавшимися ему в сердце, он прижимал большие руки к груди, туда, где жгло огнём, от которого он не знал как освободится. Инг дышал через рот, чтобы меньше ощущать её аромат, сводящий с ума, заставляющий выть по ночам диким зверем, затыкая рот кулаками, кусая их до крови, вгрызаясь зубами в подушку, до скрежета, до поломанных ногтей. Он безумно любил Алию и безумно желал, но не смел даже коснуться. Это была мука, это было хуже любой пытки. Хотя Инг был очень молод, двадцать зим прожил, но из них последние шесть ходил в походы, был не в одной битве, получал не раз ранения, терпел как мужчина много боли. Но эта боль, эта мука были невыносимы. Под пытками можно умереть, они заканчиваются, рано или поздно. А здесь…Инг не знал, сколько это продлится и кончится ли.

"Знает ли Алия, что ждёт её там, куда она плывёт?" — думал Инг. Знала ли кто ждёт Хаука дома?

Все знали. Похоже, была в неведении лишь сама девушка. А господин не спешил с ней делиться или не хотел, или….не считал нужным. Ведь он никогда особо не церемонился с женщинами, которые были у него. Но, быть может, Алию устроит такое положение, может она согласится и на такую участь. А если она и воспротивиться, то отпустит ли Хаук её если теперь он глаз с неё не сводит. Если нет, то Инг тогда потеряет её навсегда. Но он всё же жил надеждой, надежда давала ему силы жить как раньше.

Хаук и Алия были неразлучны днём и ночью, за исключением тех случаев, когда он собирал совещания и что-то обсуждал с воинами или когда требовалось обязательное присутствие вахнута и он давал указания своим подчинённым твёрдым, не терпящим возражения, голосом. Да никто и никогда и не оспаривал решения командующего. Воины любили его всем сердцем, беспрекословно слушались и глубоко уважали. Все, без исключения. Его боготворили за примерную храбрость и мужество в боях, за не по годам удивительную мудрость, острый ум стратега и талант предводителя. Он всегда думал прежде всего о них, в самых тяжёлых ситуациях в приоритете Хаука были не прибыль и победа, а именно сохранение жизни его людей, его воинов. И они верили ему даже больше чем себе самим, почитали до дрожи, до преданного по собачьи взгляда, до преклонения. Признавая его превосходство. Поэтому, видя вахнута таким, впервые счастливым, слыша его быстрое и мощное биение сердца, они радовались за своего главнокомандующего.

Алия щебетала птичкой возле любимого, он отвечал ей своей широкой белозубой улыбкой, сводящей её с ума, она растворялась в голубом нежном море его глаз. Днём они не могли дождаться ночи, а рассвет оба возненавидели, потому, что он разлучал их на какое-то время. Хаук чувствовал, что с появлением в его жизни Алии, он стал жить по настоящему, он стал дышать полной грудью, наконец научился с ней смеяться и радоваться, даже мелочам. Впервые за пятнадцать лет, впервые после….. той страшной ночи, отобравшей у него всё. Мужчина, как голодный, наблюдал за всем, что было связанно с девушкой: поворот её головы, как она заправляет за ушко прядь волос, как склоняет голову, когда поёт, как дрожат её ресницы, когда она думает о чём-то. Любая мелочь, связанная с ней, для него не проходила незамеченной. Утром, лёжа в кровати и закинув руки за голову, Хаук наблюдал как она одевается, поглядывая на него и улыбаясь и на её щеках появляются маленькие красивые ямочки. Как умывается, брызгая на него водой и задорно смеясь. Как долго расчёсывает густые косы и мужчина вдыхает их аромат, блаженствуя и растворяясь в нём. Он уже привык завтракать с Алией. Вот она ест, поднося к манящим губам сочный плод, мужчина следит как капелька нектара соблазнительно скользит по грациозной шее, и Хаук, склоняясь к Алии, с наслаждением тут же слизывает её, собирая тёплыми губами сладкий сок. Девушка смеётся, прячась и уворачиваясь от его поцелуев, но он, подхватив её на руки, немедленно несёт к своему ложу и начинает покусывать и рычать, от чего Алия взвизгивает и, запрокинув голову, весело хохочет. Её смех сводит с ума, заставляет кровь бурлить. Но потом его поцелуи, сначала медленно-пряные, опьяняющие, обволакивающие, затягивающие в омут, из которого не выбраться, становятся всё горячее и сумашедшее, пока это безумие не охватывает их двоих огненным вихрем, заставляя забыть обо всём на свете, перенося только в их мир, где нет никого и ничего кроме её глаз и его губ, где только на вершине её вскрик и его рычание.

— Что будет дальше, что скажет король? — шепчет себе в усы Олаф и хмурит рыжеватые брови.

Воины молча переглядываются. Они беспокоятся. Инг сжимает кулаки и мелкие бисеринки влаги над верхней губой говорят о его запредельном напряжении.

Две недели плаванья позади, при таком попутном ветре ещё неделя и их путешествие подойдёт к концу. Но на шестнадцатый день погода вдруг стала портится. Чем ближе к Северу, тем сильнее заявлял о своих правах ледяной бурей, холодный и сильный ветер. Он швырял снасти, трепал паруса, поднимал волны, закручивая их в гребни и со злостью швырял вниз. Море изменило цвет с лазурного на свинцово-серый, стало не спокойным и тревожным.

Хаук и Олаф стояли возле кормчего.

— Надо убирать паруса, ветер крепчает, — подняв вверх большую голову и хмуро смотря на быстро плывущие свинцовые облака говорил Олаф. Хаук согласно кивнул. Воины сразу бросились выполнять распоряжение.

— Приготовьте корабль к шторму, — отдал он приказ.

Алия вышла на палубу, подышать свежим, солёным и ставшим таким привычным за это время, воздухом. Хаук сразу повернул голову к девушке и больше не сводил с неё глаз. Алия, как всегда, чувствуя его, повернулась и помахала рукой, солнечно улыбнувшись."Без неё я раньше просто существовал, это было что угодно, но не жизнь. Она- сама жизнь, моя"-думал Хаук, любуясь стройной фигуркой. Олаф посмотрел сначала на девушку, потом перевёл взгляд на Хаука: тот пожирал её глазами. Верзила нахмурился.

— Ты сказал ей, — вдруг спросил Олаф, — она знает?

— Нет, — отрезал Хаук, сразу поняв о чём он.

— А собираешься? Ещё неделя, максимум дней десять, и мы будем дома, она всё поймёт сама, не слепая же.

— Я поговорю с Алией, — Хаук стиснул челюсти и на скулах задвигались желваки.

— Что будешь дальше с ней делать? — Олаф пристально смотрел на друга.

— А что я должен с ней делать? — зло прищурился. — Алия останется со мной, — Хаук повернул голову и прямо посмотрел на верзилу.

— Тебе надо отправить девушку подальше, продать, подарить, что угодно.

— Нет, Алия только моя и будет рядом. И это не обговаривается, — процедил сквозь зубы.

— И как ты это себе представляешь, Хаук? — вздохнул Олаф-Наигрался, потешился и хватит, подумай…

— Не указуй мне, что делать, Олаф, я твоего совета не спрашивал, — перебил того вахнут и его глаза недобро сверкнули фосфором.

— А если девушка не захочет быть с тобой когда всё откроется? Что тогда? Отпустишь? — Олаф внимательно наблюдал за лицом друга

— Не отпущу. Она моя, хочет того или нет. Я так решил, а ты хорошо знаешь, что своих решений я не меняю, — зашипел Хаук.

— Я же о тебе пекусь, — увещевал помощник, — ты всем нам дорог, Хаук. Ближе брата, роднее отца. Не вызывай гнев короля. Подумай, что скажет Кая.

— Мне плевать на Каю, на то, что она скажет или подумает, — его голосом можно было заморозить кипящую лаву.

— Ты вообще слышишь себя? Огненноволосая тебя с ума свела, что ли? Очнись, же Хаук. Кая не девка подзаборная, не шлюха твоя очередная и не рабыня, как эта! И, ладно Края, но что хуже всего, как на это всё посмотрит повелитель!?

— А что он скажет мне, Верзила, м? Что я не имею права на свою часть, или на свои трофеи, или на своих рабов, полученных в походах? — Хаук закипал.

— Никто не оспорит твоё право, но…

— Тогда, что, а? Что, друг?

— Ты много умнее меня, мой вахнут, но даже такому олуху, как я, понятно, что девушка стала для тебя многим больше, чем просто рабыня, или наложница или трофей. На ней — Твой запах. Зачем ты дарил ей своё семя, зачем ты этим отметил её как свою?! — Олаф впервые в жизни повысил голос, — Она теперь твоя женщина. Все твои люди чуют это. Ты думаешь Визфолл не поймёт? Он же Инной, Хаук?!

— Я решу всё сам! — ответил ледяным тоном, упрямо сжав губы, — И да, она-МОЯ женщина и хорошо бы всем это запомнить, для их же блага, — ответил, бешенно сверкнув глазами.

— Помоги нам всем Великий, — сокрушённо покачал головой Олаф.

— Ты сегодня болтлив, как торговка, дружище. Пойдём Верзила десятники уже собрались и ждут, надо многое обсудить.

Алия не слышала о чём говорили мужчины, но видя их напряжённые лица, поняла, что они яростно спорят о чём-то и немного удивилась этому. Мужчины ушли в каюту. Алия не хотела мешать совещанию своим присутствием, поэтому просто прогуливалась по палубе. Одетые лишь в кожаные штаны, с обнажёнными могучими торсами, воины сворачивали паруса. Казалось, холод их ни капельки не беспокоил. Что ж, и не удивительно, они родились и выросли там, где большая часть года без тепла. Но Алия, не знала, что такое холод. Сегодня девушка одела тёплое платье из мягкой тонкой шерсти, тёмно-синее, которое так подчёркивало красивый цвет её глаз. А невероятно густые волосы согревали огненным покрывалом. Глядя на неспокойное море она вспомнила песню о чайке и стала напевать забытую мелодию, всматриваясь в небо, словно ища взглядом птицу. Инг, неслышно ступая, подошёл к девушке, когда та уже закончила петь.

— Здравствуй, Алия, песня очень красивая, — тихо сказал он, — сама сложила?

— Ох, это ты, Инг, — она вздрогнула, обернувшись, видимо не ожидая увидеть никого возле себя. — Нет, эту песню поют у нас на Юге. Я не слышала, как ты подошёл, — сказала Алия изогнув в улыбке красивые губы.

— Я не хотеть напугать тебя. Море волнуется, вот ты и не слышать меня. Но ты права, Инные могут ступать бесшумно, как звери, если захотят, — улыбнулся парень, но пронзительную зелень его глаз улыбка не тронула.

— Я уже узнала, что северянам очень многое под силу, то, что не подвластно простым смертным, — кивнула Алия.

— Не всем северянам, — возразил воин, — только Инным.

— Но, разве весь северный народ не является Инным? — девушка удивлённо приподняла красивые тёмные брови.

— Нет, конечно, нет, — покачал светловолосой головой парень. — Девочки, например, никогда не рождаются Инными, только мальчики и далеко не все. Великая честь, когда в какой-либо из наших семей рождается Инной. Все такие дети воспитываются и обучаются отдельно от обычных малышей.

— Но почему? — вновь удивилась Алия.

— Потому, что у них судьба и жизнь другая и очень отличается от остальных. Они должны многое уметь и знать. Инные-это рождённые защитники, воины, готовые сражаться и умирать, если нужно, за свой народ, за свою землю.

— От кого защищать? — спросила девушка с неподдельным интересном глядя на Инга, — кто захочет придти на земли Великого Севера, зная, что там лучшие воины всех Континентов и суровый климат?

— Есть от кого, — долго помолчав, ответил Инг и словно тень набежала на его красивое лицо.

— Но всё же мне…

— Алия…я сомневаюсь в праве ли всё рассказывать тебе. Спроси лучше своего мужчину, — перебил парень.

— Да, конечно. Прости, Инг, я, наверно, задаю много вопросов и кажусь очень болтливой, — смутилась девушка.

— Совсем нет, Алия, — парень посмотрел в её глаза, — ты мне красивой кажешься. Очень. Самой лучшей.

— Но Инг… — Алия растерялась, глянув в потемневшие глаза воина и, впервые увидев в них такое отчаяние, смятение и бурю, поражённо умолкла. Она отметила, что он похудел за эти дни и очень осунулся, а мягкие черты лица заострились.

Инг смотрел как ветер играет огненными прядями её волос, струящимися водопадом до колен, прихваченными сегодня только лентой, тонул в тёмной синеве её очей. И Алия вдруг поняла всё и удивлённо распахнула большие глаза.

— Алия, — хрипло начал он и поднял руку, чтобы заправить ей за ухо выбившуюся прядь.

— Нет, — девушка сглотнув, отвернулась к морю, — я люблю Хаука и ничего не изменится. Никогда. Он — мой единственный.

— А ты? — рука воина безвольно повисла вдоль тела, так и не коснувшись её.

— Что- я?

— Ты. Единственная у него?

Девушка резко развернулась к парню.

— Что ты хочешь сказать?

— Спроси у него, Алия. И если тебе не понравится ответ, просто знай, что я всегда буду ждать тебя. Я просил вахнута отдать мне тебя, но..

— Я что вещь, которую можно просто передать, то одному, то другому? — её глаза стали почти чёрными, он слышал как неистово билось её сердце.

— У него ты рабыня, бесправная и да, как вещь, которую можно и отдать, и продать, и подарить, — его слова били наотмашь, больно, до ран, до крови, потому, что прав, потому, что это и было её действительностью, — Я просил Хаука отдать мне тебя в жёны. Я хотел видеть тебя своей женой, Алия, и матерью моих детей.

Инг попытался взять её руку, но девушка тут же выдернула её.

— Замолчи, прошу, — всхлипнула, прикрыв глаза, длинныне, тёмно-каштановые ресницы отбрасывали тень на её побледневшие щёки. — Я никогда не смогу быть с другим, только с ним. Оставь это, забудь. И лучше сейчас.

— Я не могу забыть тебя, Алия, — опустив светловолосую голову, ответил Инг, — в том то и дело, я пытался, боролся с собой, как мог, но… это… это сильнее меня, — он вытер тыльной стороной лоб, — Я никогда не причиною тебе боли, Алия. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

Он развернулся и, не глядя больше на девушку, ушёл.

Буря поднималась на море. Ветры смущения бушевали в душе Алии.