Страсть огня

Глава 19

Ничего не останется от нас,

Нам останемся, может быть, только мы

И крылатое бьётся пламя между нами

И любовь во время зимы.

Мельница

За то время пока девушка хворала, северяне в ближайшем порту пополнили все необходимые запасы. Море было спокойным, ветер попутным. Осталось немного, какие-то считанные дни, и их военный поход будет завершён.

Прошло ещё два дня и силы к Алии возвращались. Она была умыта и опрятна, переоделась в свежее платье. Спутавшиеся за время хвори длинные косы были тщательно расчёсаны и уложены в простую и аккуратную причёску. Алия быстро шла на поправку. Она уже самостоятельно передвигалась по каюте, садилась за стол, чтобы поесть, мыла оставшуюся после ужина посуду. Альбисс ещё пару раз проведывал её. Алию немного забавляло то, с как настороженностью лекарь прикасается к ней, будто может обжечься, прикоснувшись к ней, или же она способна как-то навредить ему. И как он пытливо вглядывается в её лицо, словно пытаясь найти ответы на свои вопросы. Но чего недоумевать, ведь они — Иные, а не простые люди, разве их поймёшь? Осмотрев Алию, знахарь сказал вахнуту, что его тале лекарская помощь больше не нужна, девушка, на удивление, совсем здовова. Поэтому Хаук отпускал её ненадолго постоять на палубе, подышать свежим воздухом. Завидев Алию, к ней подходили Иные, радостно приветствуя, дарили маленькие подарки и красивые безделушки. За время плаванья они по своему привязались к красивой, милой, ко всем проявлявшей доброту девушке, не горворя уже о том, что от одного её вида у мужчин загорались глаза. Даже похудевшая и ещё бледная после смертельной болезни, она всё-равно была дивно хороша. Будто ни хвори, ни холодное дыхание смерти не имели власти над её красотой. Алия на все их приветствия и вопросы отвечала односложно и невпопад. Она словно не различала никого и оставалась отстраненной даже к пытавшемуся веселить её Ингу.

Хаук же радовался и торжествовал-Алия не ушла в Надвечный мир, не покинула его, она осталась с ним. Он может слышать по ночам её тихое дыхание, ощущать под своими руками тепло её тела. Засыпая он обнимал девушку, крепко прижав к своему горячему телу, словно опасался, что опять её потеряет. Хаук был счастлив, что вновь может слышать её голос, сейчас столь редкий и тихий. Но с Алией что-то было не так. Мужчина не мог не заметить, что она стала другой, поникшей, безучастной ко всему, каковой никогда не была. Часто ранним утром, чуть приоткрыв глаза, чтобы она не заметила, что он уже не спит, Хаук наблюдал, как Алия подолгу сидела на кровати, подтянув к себе колени, положив на них голову и молча смотрела куда-то не замечая ничего вокруг. Девушка послушно выполняла всё, что просил её Хаук, будь то найти ему чистую рубаху, накрыть на стол или даже спеть для него. Не уклонялась она и тогда, когда Хаук обнимал её, прижимая к своей груди и гладил по шёлковым волосам. Ночами он не трогал Алию, берёг считая, что она слишком слаба для его бурных ласк, хотя скучал и тосковал по ней невыносимо. По их сумашедшим часам любви, по её стонам, сводившим его с ума, по восхищённым взглядам и весёлому смеху, по соблазнительной дразнящей улыбке, по нежности её рук. Теперь, когда Хаук понял, что он умеет любить и любим Алией, он хотел отдать ей всё своё первое нерастраченное чувство. Он заботливо следил, чтобы в каюте было тепло, а девушка была хорошо одета и не мёрзла, приказывал Бджоргу приносить для неё лучшие куски мяса и пирога. Он усаживал Алию к себе на колени, обнимая и укачивая, как ребёнка, рассказывал ей их северные легенды о разных духах, живущих в лесах, горах и озёрах или захватывающие истории о былых временах, о королях, кто чем прославился. Хаук, как никогда ранее, не мог насытитсяАлией, ему необходимо было чувствовать девушку рядом с собой. Но мужчине казалось, что ей ничего не нужно, что она потеряла интерес ко всему на свете. Будто вернулась с того света лишь её пустая оболочка. Он считал, что окрепнув, девушка станет прежней, но проходили дни, а Алия всё так же оставалась равнодушной.

— Алия мне необходимо поговорить с тобой, нам необходимо поговорить, — сказал однажды Хаук, вконец измучившись от этой странной потерянности.

— Хорошо, господин, — кивнула Алия и Хаук поморщился.

— Как ты чувствуешь себя? У тебя болит что-то? — начал Хаук, беря девушку за руку и нежно поглаживая тонкие пальчики.

— Нет, я здорова господин, спасибо, — снова тихо и покорно ответила она.

— Тогда может быть ты мне скажешь, Алия, что тебя беспокоит, что с тобой такое?

Хаук внимательно всматривался в неё, он уловил лёгкую тень набежавшую на её лицо и мельком отпечатавшуюся в глазах, но и только. Алия молчала. Молчал и Хаук, надеясь получить её признание.

— Я всё ещё жду, — немного жёстче, чем хотел, сказал мужчина и девушка вздрогнула от резкого голоса. Он привык повелевать и всегда на вопросы немедленно получал ответы.

— Пусть господин не тревожиться, — Со мной всё хорошо и нет причин беспокоиться.

Хаук подождал ещё немного, мрачно глядя на Алию, что стояла опустив глаза, тихонько теребя край рукава платья. Понимая уже, что ответа не последует, Хаук отвернулся и, больше не глядя на Алию, вышел из каюты, громко хлопнув дверью. Алия же содрогнулась снова и закрыла лицо ладонями. Что она могла сказать ему того, что он ещё не слышал? Могла ли как прежде обнимать и целовать его? Могла ли позволить себе любить его? Она и любила. До жжения в груди, до боли, заставляющей сгибаться пополам. И девушка знала, что такая любовь не пройдёт, не излечится, не забудется. Но Хаук об этом знать не должен. Он должен отпустить её и забыть. Есть та, которая имеет на него все права. Алия же никто для него, бесправная тала, такой и останется. Никогда уже не будет по другому. У него есть жена, молодая и, наверное, красивая, а второй, третьей или четвёртой женой Алия не станет. Лучше умереть. Она уйдёт и Хаук забудет о ней, быть может, даже очень быстро. Такой мужчина, как Хаук, не долго будет один, ведь его невозможно не любить. А Алия… Она останется довольна и тем, если будет знать, что её любимый жив и счастлив. Он должен отпустить её, она обязана что-то придумать, чтобы он отпустил. Внезапная мысль осенила её. Алия отняла ладони от лица-она знает, что скажет Хауку и, помоги ей Великий справится с этим. Но Великий не поможет-он во лжи не помощник.

Хаук вышел на палубу, прошёл на камбуз: оттуда доносился густой бас Альбисса. Хаук кивнул ему и лекарь отправился следом за своим вахнутом в кубрик, где сейчас никого из воинов не было.

— Она вернулась не та, что была ранее, что с ней? — Хаук спрашивал Альбисса, но тот только пожимал плечами. — От неё прежней осталась только тень.

— Вахнут, тала ещё слаба. Что же ты хочешь, мой господин, чтоб она лихо отплясывала тебе харот или бальсу*? — Альбисс удивлённо поднял светлые брови.

— Ты не понимаешь, — терял терпение Хаук, — она как-будто и не она вовсе. Её словно подменили.

— Что девушка не подменыш*,так это точно, — пробасил лекарь. — Подменыш моих трав, освящённых у Золотого Озера, не пил бы ни в жизнь. А она пила и не один день. Но я тебя предупреждал, вахнут: тала побывала на меже * двух миров, и я пока не могу тебе сказать, как они затронули её разум и душу. Оттуда вообще редко возвращаются и не все такими, что были прежде.

— А душа Алии с ней? Вернулась ли она и её ли это душа? — не успокаивался Хаук.

— Я могу остаться в твоей каюте, чтобы понаблюдать за девушкой. А с собой наберу трав и кореньев-ну вроде как для дела. Вот и поглядим, — предложил Альбисс.

— Идёт, — согласился вахнут.

Так они и поступили.

Утром Хаук привёл лекаря, указав на большой стол, чтобы тот располагался, а сам подошёл к Алии, которая встала при виде вошедших мужчин и коротко поклонившись, снова опустилась на кровать, гладя длинную косу и равнодушно опустив в пол глаза.

— Алия, — обратился Хаук к девушке, — подойди к Альбиссу и помоги ему в работе, сегодня понадобится твоя помощь.

Алия послушно поднялась и подошла к целой горе сушенного разнотравья. Хаук решил долго не задерживаться возле этих двоих. Может, если его не будет рядом, Алия раскроется лекарю. Хоть мысль эта причиняла ему боль и какую-то долю ревности, мужчина решил следовать ей. Да и дел своих у вахнута хватало на корабле возле команды и он не мог просидеть здесь день наседкой. Им нужно готовиться к прибытию на родную землю. Север близко. Поэтому, пробыв малое время в каюте, он вышел, многозначительно глянув на лекаря, тот моргнул в ответ, давая знак, что помнит.

Альбисс и Алия уселись за столом, знахарь сразу сказал ей в какую суму и что ложить. Пока они перебирали травы да корешки, Альбис вёл спокойную речь, рассказывая девушке о том где и какие растения можно найти у них на Севере, неспешно лекарь объяснял какая травка от какой хвори лечит.

— Погляди ка, Алия, вот медуница, она растёт у нас в горах. Хорошо лечит лёгочные хвори. А цветок у него такой синий, как твои глаза, — говорил знахарь доставая из общей кучи сухой стебель травы с тёмно-синими цветками.

— А на Юге тоже растёт медуница, — наконец-то ответила девушка, — только не в горах, у нас гор нет, холмы одни. Мы с матерью собирали её в лесу и называют её у нас медункой.

— Вот как, прям в лесу? — знахарь приподнял густые широкие брови.

— Да, мы весной её рвали. У нас весна очень хороша: тёплая-претёплая, красивая и нарядная, — мечтательно продолжала Алия и глаза её тоже потеплели.

— А деда не боялись, по лесу самим ходить? — Альбисс хитро прищурил глаз.

— Деда? — удивлённо перевела на него взгляд Алия и метательное выражение из её глаз ушло. — Какого такого?

— Как? Ты не зналешь разве? Лесной Дед, который до девиц очень охоч, — ответил лекарь, кашлянув себе в кулак.

— Так как же? — видно было, что Алия совсем растерялась, — он же дед, старенький, немощный, какие ему девицы?

— Да это такой Дед, — Альбисс вытращил на девушку золотистые глаза, чтоб не выдать себя и не расхохотаться, такая забавная была сейчас её мордашка. — Он-всем дедам Дед, молодушек только ему и подавай, закружит в лесу-только девку и видели, уйдёт к нему в жёны и деревцем станет, — лекарь улыбался, сверкая рядом белых крепких зубов и Алия вдруг поняла, что он просто разыгрывает её. Она тоже весело рассмеялась, погрозив пальчиком большому Иному.

— Моховинки да травушницы духи лесные у нас встречаются, да и то в глубоком лесу. Так говорят, но я их не видела никогда, — улыбаясь сказала девушка.

— Так уж и никогда? — недоверчиво переспросил Альбисс.

— Правда, правда, — закивала Алия, — совсем никакие духи не попадались на глаза, ни речные, ни лесные, ни луговые. Отчим говорил, что это мои красные страшные волосы их отпугивают.

— Большей глупости и не слышал никогда, — сразу стал подбадривать девушку лекарь, заметив, как та погрустнела снова. — Если бы отчим твой женщиной был, то сказать такое мог от зависти, а так болтал видно по злобе и дурости. Таким волосам все вальмиды позавидуют, — врачеватель восхищённо взглянул на косу девушки.

Алия снова улыбнулась, прежнее напряжение и грусть ушли и на щёчках показались хорошенькие ямочки, а Альбисс при этом прекрасно понял своего вахнута, сходившего с ума по этой тале. Да и далеко не он один.

— Я тебе о травах да кореньях все уши прожужжал, не скучно слушать? — поинтересовался.

— Напротив, мне очень интересно. Ведь мать моя травницей была и меня многому научила. Я травы знаю, которые при многих хворях помогут, отвары варить умею, немного и мази делать.

— Вот кто помощницей моей станет, — улыбнулся Альбисс, — лишними твои руки точно не будут. А песни о травах знаешь?

— Много знаю и разные, но о травах не слышала.

— Хочешь послушать?

— А ты споёшь? — она всплеснула руками.

И столько было в этом вопросе детской простоты, любопытства и большой доли радости, что Альбисс, совсем забыв о том какой огонь живёт в её теле, потрепал девушку за щёчку, как дитя.

— Спою, конечно, голос у меня с твоим не сравнить, но как сумею.

И Иной, отбивая себе быстрый ритм руками запел густым низким голосом песню-легенду, от которой повеяло холодом призрачного мира и людской любовью и отвагой:

Время нас, Король, не ждёт Год на лето повернёт Повернёт на полдень ночь Дикий Гон умчится прочь. Дикий Гон вернётся вновь Лай собачий, стук подков Но покуда длится день Будет верен Филидель

Ты морозен и искрист Господин мой Остролист Ныне мы узреем вновь Как алеет в листьях кровь Как алеет на холсте В горло сбитый свиристель Повелитель певчих птиц Зимних радужных зарниц.

Ох и тяжела рука Старца-Можжевельника Кудри-ветви на плечах Совы дремлют на ветвях Совы дремлют на костях Над болотом дым и прах

Славный крепкий пьяный дым Обернёшься — жди беды

Ты хозяин верных слов Господин Чертополох Ветер северных племён Мастер истинных имён Мастер истинных мастей Что крапивника в гнезде И окутает теплом И шипом пронзит крыло

Время нас, Король, не ждёт Полдень на ночь повернёт От начала ноября В небо смотрят три царя В небо смотрят три жреца Кто с тобою до конца Кто поклялся быть с тобой Я с тобою, мой Король.

— Ну как, не разочаровал, — спросил лекарь, закончив петь и вновь принимаясь перебираться травы?

— Это было очень красиво. И грустно. Да и не о травах она, глубже мысль в ней. Страшно что-то.

— Что такое страх? — Альбисс пожал плечами, а Алия вспомнила, что Иные не понимают этого присущего всем живым существам чувства, искореняемого у них с раннего детства. Она ещё долго молчала, помогая лекарю и раздумывала над словами пропетой легенды. Ей стало жаль этот народ, вынужденный каждую зиму бороться за своё существование, жаль матерей не знающих доживёт ли её дитя до весны, жаль Иных, которые от младых ногтей и до последнего дыхания живут в битве.

— Куда уплыла уже, уточка, вижу ведь, что не здесь? — поинтересовался Альбисс, внимательно глянув на талу. — Что гнетёт тебя, девушка, расскажи мне.

— Трудно вашему народу, жаль мне вас.

— Трудно, — кивнул, соглашаясь, Альбисс, да я не о том. Тебя, что мучит, куда радость твоя ушла?

харот и бальса*- очень быстрые танцы северян.

подменыш*-злой дух, притворяющийся человеком.

межа*- граница