"Обернули жемчужины шею В три ряда, в три ряда
Говорил, ты будешь моей иль ничьею Никогда, никогда.
Ты был львом и оленем Ты из гордого племени
Живущего там у небесной черты
Где ночи крылаты, а ветры косматы
И из мужчин всех доблестней ты"
Мельница."Далеко"
— Что? — девушке показалось, что она ослышалась или может он вдруг решил с ней так пошутить. — Хаук, знаешь, это ведь совсем не хорошая шутка.
— К моему сожалению, малышка, я не шутил. Это так-у меня уже есть жена.
Алия смотрела на Хаука, в его потемневшие глаза. Постепенно осознание его слов стало жгучей болью, подобно тупому клинку, медленно погружаться в её сердце. Она убрала свои ладони от его лица. Сердце вдруг стало биться с такой страшной силой, что Алия начала задыхаться.
— Алия! — крикнул Хаук, видя какой смертельно бледной стала девушка и как пытается сделать вдох.
Подскочив к столу, он взял кружку с водой и поднёс к её губам. Но она отвергла его помощь. Справившись с дыханием, Алия попыталась подняться с кровати на ноги, но корабль так сильно раскачивало, что она упала на пол, оказавшись в этот раз без поддержки и сильно ударившись. Иные крепко держались на ногах, привычные с детства к любой погоде на море и на суше, но Алия была всего лишь хрупкой южной девушкой. Она неловко поднялась и теперь стояла, ухватившись со всей силы за стул, намертво прибитый к полу. Хаук попытался подойти к ней, но Алия остановила его, предупреждающе подняв руку. Было очень больно, но что была эта боль по сравнению с той, что сейчас терзала её душу, жгла калёным железом, выковыривала по маленькому кусочку сердце и безжалостно топтала, бросив его под ноги. Алия чувствовала себя преданной и обманутой человеком, или не совсем человеком, но безумно ею любимым, которому она отдала, без оглядки, всю себя. Алия совсем запуталась. Почему? Почему он так поступил с ней? Почему подарил надежду, что она действительно любима? Зачем говорил столько ласковых слов ей? Конечно, она стала его рабыней и он бы мог даже убить её, если бы пожелал. Но почему он сразу не сказал, что его ждёт жена? Это многое изменило бы ещё тогда и он оставался бы для неё только господином, она постаралась бы не впускать его так глубоко в сердце. Глупое сердце…
— Почему? — она спросила так тихо, что сквозь рёв бури, простой человек никогда бы не услышал её вопроса. Но Иной услышал отчётливо. Хаук, до этого не сводивший с неё глаз, прищурился.
— Почему не сказал раньше? — уточнил.
Алия кивнула.
— По началу- не считал нужным, а потом…когда…когда…Потом- не мог, — его голос был хриплым. Он не сказал, что "потом",это тогда когда она въелась в его сердце, когда накрепко и намертво проросла в нём.
Девушка подняла на него глаза и Хаук задохнулся от той невыносимой муки, которая плескалась в них, грозя вот- вот вылиться через край.
— Не мог? Ты? Всесильный вахнут, господин и не мог сказать рабыне? — она не отрываясь смотрела в его глаза, пытаясь найти ответы на дне его ледяных родников. Почему-то вдруг пришло воспоминание, что сколько раз она, вот так, пила из этих источников и была счастлива.
— Не мог, — поджал губы.
— Почему?
Почему…
С тех самых пор, как Хаук понял, что одержим девушкой, с тех самых пор, как она, не спрашивая разрешения, вошла в его сердце он ждал и заранее ненавидел это "почему".Потому, что она обязательно произнесёт своё "Почему".
Потому, что ему теперь было жизненно необходимо видеть в её глазах восхищение. Она смотрела на него так, даже в те первые дни когда он ещё думал, что ненавидит её и она всеми силами сторонилась его, а он избегал её(хотя сложно было держаться подальше друг от друга, находясь на одном судне). Потому, что ему впервые жизненно необходимо было чувствовать её любовь, от которой его кровь кипела.
— Почему? — он начинал сердится, — Почему? Потому, что хотел всю тебя, без остатка. Хотел, чтобы моей была. Захотел не только твоё роскошное тело, но и сердце твоё и душу. И чтоб каждая ресничка и пальчик твой, каждая улыбка, вдох и даже слеза. Всё чтоб принадлежало мне.
— Но. ведь это так эгоистично, ты совсем не подумал о том, каково будет мне, Хаук? Ведь рано или поздно, всё открылось бы.
Хаук молчал, застыв, как каменное изваяние.
— Ты и не собирался мне говорить, ведь так? Если бы я не спросила, ты бы и дальше отмалчивался. Неужели я настолько ничего не значу для тебя, что недостойна даже правды? Самого малого, простой правды, Хаук?
— Именно потому, что ты стала слишком много значить для меня я не мог. Но я собирался, Алия, правда, Олаф, он подтвердит. Я каждый день думал, что вот сегодня расскажу тебе. Ведь это тоже мука для меня, Лисичка.
— Не называй меня больше так, — одинокая слеза, хрустальной каплей скатилась по щеке и, оставляя мокрую дорожку пробежала по нежной шее.
— Разве ты была бы моей если бы знала всё сначала?
— А разве у меня, твоей рабыни, был бы выбор?
— Нет, не было, — упрямо сжатые губы, трепещущие крылья точёного носа выдавали его тревогу и раздражение. — У тебя не было выбора. Ты бы в любом случае принадлежала мне.
— Тогда, почему!?
— И я спрошу тебя, Алия: знай ты правду, отдала бы мне свою любовь? Добровольно?
— Нет, — Алия сжала маленькие кулачки и Хаук опустил на них глаза.
— Вот и ответ, — слушая эхо её слова, медленно произнёс он. — Значит, тогда я поступил правильно, — он вновь поднял глаза и устремил тяжёлый взгляд на неё, — Потому, что мне мало только твоего тела, которым я грезил вначале, пусть даже такого совершенного, я хотел получить всю тебя. Я хотел владеть и твоей душой, знать о чём ты думаешь, чего хочешь. И я давно обдумал всё и уже решил: когда мы приплывём домой, я женюсь на тебе, дав вольную. Ты больше не будешь рабыней, станешь свободной женщиной, моей женой, которую все уважают и почитают. Я буду, как и сейчас, заботится о тебе, дарить дорогие вещи и украшения.
— И любить? — последняя искра надежды мелькнула в глазах Алии.
— Алия, — Хаук устало провёл широкой ладонью по своему лицу, словно стирая усталость, — я же говорил тебе, что женщинам, возможно, немного присуще это чувство, но мужской любви нет в природе, не существует её и…
— Я не стану твоей женой, — Алия закрыла глаза, услышав, как с прощальным звоном разбилась надежда на его любовь. Единственное, что ей было нужно.
Вахнута никогда не подводил слух, но сейчас он впервые в жизни подумал, что ослышался.
— Ты что? Повтори.
— Я.Не стану. Твоей. Женой.
Мужчина удивлённо поднял тёмные брови, наблюдая упрямо поджатые губы девушки и спокойный решительный взгляд.
— Не станешь моей женой?
Алия молчала, ей больше нечего было сказать в ответ.
— Ты забыла, быть может, малышка, — говоря тихо и вкрадчиво, он стал медленно, как хищник, приближаться к ней, — каково сейчас твоё положение? Разве ты не знаешь, что талы, рабы- бесправные существа, которых и за людей то не считают? Тала может убить всякий, после заплатив хозяину за ущерб его имущества, почти вещи? И ты отказываешься получить вольную и стать моей законной женой?
— Я не отказываюсь от воли. До встречи с тобой я, как ты знаешь, не была рабыней. Так что было бы справедливо, если бы ты вернул мне то, что забрал. А жена у тебя уже есть. Без второй ты жил раньше и сейчас проживёшь, — грустно ответила девушка.
Хаук в мгновение ока оказался рядом и схватив её за плечи хорошенько тряхнул, так, что Алия прикусила губу и тонкая струйка крови побежала по её подбородку. Хаук большим пальцем нежно стёр алую дорожку. Он не рассчитал свою силу и не хотел причинить ей боль. Хаук наклонился к девушке, чтобы поцеловать, утешив, подарив свою ласку, но Алия отвернулась и его губы скользнули только по щеке. Хаук прищурился. На его скулах заходили желваки.
— Не тебе мне указывать с кем мне жить, женщина. Отказываешься от замужества и предпочитаешь остаться рабыней?
— Если дашь…
— Не дам. Вольную не дам, — он взял её за подбородок и повернул к себе лицо так, чтобы видеть её глаза, такие невозможные, такие ведьмовские, он бы сказал, такие любимые, но это выдумки. — Если получишь вольную, ты ведь уйдёшь от меня, — скорее как утверждение, чем вопрос, все так же прожигая её взглядом.
— Уйду, — выдохнула, глядя в его глаза и стараясь запомнить каждую его чёрточку.
— Тогда ты не сможешь от меня освободиться. Уйдёшь только мёртвой, только смерть сможет освободить тебя, — его взгляд фосфорился и Алия теперь понимала, что он в тихом бешенстве. — Потому, что я не дам тебе воли. У тебя два пути, малышка: моя жена или. моя рабыня. У тебя, как у свободной, есть право выбора, — усмехнулся.
— Лучше быть рабыней, чем твоей женой..
Алия вздёрнула подбородок, рука Хаука взметнулась вверх чтобы ударить невероятно дерзкую… талу. Алия закрыла глаза, привычно, как с Аббасом, ожидая удара. Но его не последовало. Она посмотрела на мужчину: он стоял опустив большие руки, страшный и мрачный, как шторм, бушующий сейчас за окнами, и как-то разочарованно смотрел на неё, будто видел впервые.
— Я никогда не бил женщину, но ты будишь во мне зверя. Я никогда не верил женщинам, потому, что они изменчивы, как море. Только своей матери верил, потому, что она была сама любовь и преданность. Но я, глупец, так же поверил тебе, слушая твои сладкие заверения в любви. Наверное, поверил потому, что больше всего на свете желал этого. Но, похоже, это были только слова. Многие свободные женщины у нас на Севере, красивые и достойные, мечтают стать моей второй женой. Я достаточно богат и, кажется, не уродлив как троль. Они не притворяются, желая моего тела и моего богатства. Что же не нравиться тебе, м? Что не подходит маленькой южной тале? — Алия чувствовала как клокочет его ярость. Он подошёл к окошку, оперевшись одной рукой о деревянную стену, повернувшись к девушке спиной и смотря в непроглядную темень ночи.
— Может ты такая жадная, Лисичка, что переживаешь, что с Каей придётся делиться нарядами и дорогими побрякушками? Так я тебя засыплю ними.
Так вот как зовут его жену, и это всё не кошмар, не сон, это многим хуже. Это теперь её явь. Алия прижала руки к груди, туда где невыносимо пульсировала боль.
— Или боишься, что лучший кусок пирога ей перепадёт? Ты скажи, я пойму, ведь, судя по хрупкой фигурке, тебя плохо кормили и почти совсем не одевали.
Он бил словами наотмашь, не жалея, беснуясь. Алия отвернулась, не в силах выносить всё это. Хаук резко повернулся и подошёл к ней так близко, что она ощутила на своей шее его дыхание, от чего предательстве мурашки волной пробежали по спине.
— Или тебя смущает, что у меня сил не хватит тебя удовлетворить, раз мне приходится ещё вылазить в постели и на неё?
Хаук вдруг замолчал, увидев, что маленькие плечи его Лисички трясутся. Он развернул девушку к себе и сразу отпрянул, увидев, что она беззвучно рыдает. Алия закрыла ладонями лицо, ей невыносимо было терпеть такое унижение от того, кто был для неё всем миром, её вселенной. Лучше бы он бил её, как отчим. Тогда страдало бы только тело, а сейчас он своими руками разрывал на части её сердце.
— Прости, малышка, прости, меня, — шептал он, беспорядочно целуя её мокрое лицо, руки, шею, огненные волосы, — я становлюсь безумцем с тобой, Алия, что ты делаешь со мной, девочка, Лисичка, моя малышка?
Его горячее дыхание и отчаянный шёпот делали её боль нестерпимой. Потому, что девушка понимала, что Хаук потерян для неё навсегда. Но, выходит, что он никогда и не был её, просто она не знала об этом и позволила себе несбыточные мечты. Что ж она сама и виновата во всём. Она всё придумала себе.
— Хаук пожалуйста, отпусти меня. Дай мне вольную.
Он отстранился и смотрел на неё не отрывая измученных глаз, выглядя каким-то больным. Хаук долго молчал и наконец прохрипел:
— Возможно, ты изначально рассчитывала на это, разыгрывая любовь, сделать из меня посмешище, получить вольную и быть с Ингом, выйдя на берег.
— Что? Нет. Хаук, что ты говоришь? — прошептала Алия, — ты бредишь, ты не слышишь себя сейчас.
— А может и не с Ингом. Они же, мои воины, постоянно увивались возле тебя. Разве только не скулили и не ели с твоих рук.
— Хаук, это ревность затмевает твой разум.
Он вдруг захохотал, запрокинув назад светловолосую голову, но так же резко замолчал.
— Чтобы ревновать, надо любить. То один, то другой, пятый, десятый. Бегали, как псы, возле меня осаждая просьбами о твоём выкупе. Что ты им пообещала, м? Тоже свою любовь, своё тело, что? Ненавижу тебя, лживую. Вот уж и вправду Лиса.
— Хаук, остановись, — просила Алия заламывая руки, — всё что было между нами, истина. Не было притворства с моей стороны. Я люблю тебя и сейчас. Но не могу стать твоей женой, потому, что не смогу видеть, как ты целуешь и ласкаешь другую, её..
— Каю! — процедил сквозь зубы.
— Хорошо. Я запомнила, Каю. Не смогу выносить, слыша, как шепчешь ей нежные слова. Не могу делить тебя с кем-то. Я виновата сама во всём, я позволила себе мечтать, что единственная для тебя, я виновата, что придумала себе будто ты полюбил меня. Но я теперь поняла, Хаук, господин, что это безумные мечты рабыни. Но не смотря, на то, что я тала я не смогу видеть тебя с ней. Я никогда не притворялась с тобой, не обманула тебя ни в чём. Посмотри мне в глаза, любимый, и скажи врут ли они..
— Замолчи, пока я не заставил тебя замолчать, — он больно схватил её за руку, девушка поморщилась, — тебе всё-равно придётся быть со мной. Потому, что я тебя не отпущу и прихвостням твоим ты не достанешься.
— Хаук, — Алия глотала слёзы, но мужчина как ослеп и оглох.
— И,да, ты сама выбрала свою судьбу. Хочешь быть рабыней, забери тебя Ёларсборф, так будешь. Я не привык отказывать женщинам.
— Отпусти меня, Хаук во имя тех ночей, не мучь меня, потому, что та боль, что причинял мне отчим будет не сравнима с той, что причинишь ты мне, оставив возле себя. Лучше побои и плеть.
Вдруг дверь с грохотом отворилась и в каюту вломился Олаф, больше похожий на жуткого троля: волосы и борода его были всклокочены, одежда порвана в нескольких местах и с него, как с морского монстра непрерывно стекала вода, тут же образовав вокруг него огромную лужу. Он ворвался без стука и только ему сошла с рук такая вольность. Хаук повернулся и первый помощник похолодел, взглянув на жуткое, перекосившееся в безумном гневе лицо своего вахнута.
— Что? — рявкнул тот, перекрывая шум бури.
— Вахнут, тебя срочно ждут на палубе, как бы беды не случилось. Я не припомню такого шторма.
Хаук, отпустив Алию, развернулся и тут же вышел, даже не взглянув на девушку. Олаф, бросив мрачный взгляд на неё, вышел следом, хлопнув дверью.