Сварливый роман

ГЛАВА 17 ЧАСЫ ПРИНЦЕССЫ

КЕНИЯ

— Привет, пап. — Мой взгляд скользит к Фелиции. — Я не знала, что вы оба придете.

— С чего бы твоему отцу завтракать без меня? — Беззаботно спрашивает Фелиция, сдвигая солнцезащитные очки на макушку.

Клянусь, я впервые слышу от нее такой снобистский тон. Фелиция всегда была ко мне исключительно добра. Здесь нет мачехи-золушки. Я до сих пор помню, как она нарядила меня на мое первое возвращение домой.

В тот год никто не пригласил меня на танцы. Я плакала, потому что мне казалось, что все мои друзья получают розы, в то время как ни один парень не хотел со мной разговаривать.

Фелиция нашла меня плачущей в ванной и обняла меня.

“Это потому, что я слишком темная? Или из-за моих прыщей?”

“Абсолютно нет. Эти парни идиоты. Они просто еще не видели, насколько ты сногсшибательна”.

В тот вечер Фелиция достала свой набор косметики и наняла чернокожего парикмахера, чтобы тот позаботился о моих волосах. Она стала моей феей-крестной и отправила меня на бал.

Она всегда была такой. Никогда не стремилась заменить память о моей матери в моей жизни, но всегда была материнской фигурой. Я с трудом помню, что она не связана со мной кровным родством.

Но сегодня я остро осознаю это.

Неодобрение вспыхивает в ее карих глазах, и она держится чопорно, когда я обнимаю своего папу. Я колеблюсь, прежде чем тоже обнять ее.

Она похлопывает меня по спине, а затем отодвигается. — Давай присядем. Я не ела со вчерашнего дня.

— Я удивлен, что вы двое все еще в городе. — Я беру меню и поднимаю его.

— Да, ну, со свадьбой нужно много чего сделать, и Саша не справится со всем этим одна.

Я грубо набрасываю меню.

Папа похлопывает ее по руке. — Фелиция, давай пока не будем это обсуждать.

— Почему? — Голос Фелиции срывается на оскорбленный визг. — Разве я не могу сейчас упомянуть о свадьбе Саши? Один из самых счастливых моментов в жизни моей дочери, и я должна замять это дело?

Я впиваюсь пальцами в ламинированную страницу, пока она не хрустит.

Папа прочищает горло. — Давай поговорим об этом после еды.

— Поговорить о чем? — Огрызаюсь я. — О чем именно ты здесь, чтобы поговорить, папа?

Он опускает взгляд.

Фелиция наклоняется вперед. — У Саши не так уж много друзей.

— Ну и дела? Интересно, почему? Может быть, она тоже спала с их парнями.

У Фелиции отвисает челюсть. — Что ты только что сказала?

— Фелиция — Папа пытается потянуть ее за руку.

Она отводит локоть назад. — Почему ты не можешь просто забыть об этом, Кения? Это случилось так давно!

— Забудь об этом? — Мои глаза чуть не вылезают из орбит. — Как, по-твоему, я смогу пережить что-то подобное?

— Саша плачет перед сном каждую ночь. Ее разрывает то, как ты с ней обращаешься. Она должна быть радостной и взволнованной. Вместо этого ей приходится беспокоиться о тебе. — Фелиция трясет пальцем у меня перед носом. — Каким ты можешь быть эгоистом? Ты ничего не чувствуешь к своей сестре?

У меня внутри все переворачивается.

Эгоистично?

Я ненавижу, что Саша плачет и расстроена. Я ее защитник. Я была той тем, кто часами разговаривал с ней, когда что-то ее огорчало. Я бы бросилась в драку, чтобы сохранить ее рассудок. Не имело значения, с кем или с чем мне пришлось столкнуться, если это заставило ее улыбнуться.

Эта моя сестринская сторона все еще жива и действует.

Но я просто не могу забыть тот факт, что она предала меня.

— Это несправедливо по отношению ко мне, — говорю я сквозь стиснутые зубы, — ожидать прощения так скоро. Я все еще работаю со своими чувствами. Прошло всего несколько недель.

— А ее свадьба через четыре месяца.

Мои глаза поднимаются на нее. — Почему это так скоро?

Ее щеки заливает румянец. — Дело в том, что Саша действительно хочет, чтобы ты была частью этого. Ради своей сестры ты должна преодолеть все проблемы, которые у тебя есть, и быть рядом с ней. — Ее глаза дико сверкают. — Это то, что делает семья.

Я хочу высказать свое мнение. Кое-что о том факте, что она не моя семья. Что она не моя мать.

Но у меня отяжелел язык.

Я не могу подобрать слов.

Фелиция вошла в мою жизнь, когда я чувствовала себя неуверенно и одиноко. Она и Саша были моими людьми. Мы сформировали женскую команду против моего отца, постоянно ополчаясь на него, чтобы мы могли выбирать самые девчачьи фильмы на семейный вечер или исполнять дрянные поп-песни в семейных поездках.

Мой взгляд опускается на стол. — Папа?

Он подпрыгивает, как будто не ожидал, что этот разговор коснется его.

— Ты тоже так думаешь? Что я должна просто забыть о том, что Саша предала меня, лгала мне и причиняла мне боль? Ты тоже считаешь меня эгоисткой?

Папа молчит.

Я поднимаю взгляд и смотрю ему в лицо. Возраст образовал глубокие морщины на его лбу. Сейчас его щеки больше, они давят на глаза. Темная кожа, оттенка толченой черники, обтягивает крепкое тело и пивное брюшко.

Он мой отец. Мне от него достались мои глаза. Моя любовь к чтению. Моя решимость усердно работать и добиваться успеха во всем, что я делаю.

Мой голос срывается. — Правда, папа?

— Я думаю, ты нужна Саше прямо сейчас, — говорит он. — Сейчас не время разделять нашу семью.

Мое сердце разлетается на миллион осколков. Я слышу, как оно разбивается, как стекло падает на пол.

Фелиция бросает на него одобрительный взгляд, и я наблюдаю, как мое уважение к этим двум людям сгорает дотла.

Я не маленькая девочка Фелиции.

Я понимаю это.

Я понимаю, что иногда кровь гуще воды.

Но, похоже, в случае с папой это неправда.

Он выбрал Сашу.

Его малышка.

Я быстро моргаю, чувствуя, как подступают слезы, но отказываясь их выпускать. Есть ли что-нибудь более жалкое, чем рыдания из-за того, что ты наконец столкнулся лицом к лицу с правдой?

Я кладу ладони на стол и встаю так царственно, как только могу. — Я больше не голодна. Но вы двое наслаждайтесь.

— Кения, — зовет меня папа по имени.

Я игнорирую его.

Фелиция кричит: — Ты будешь на примерке платья?

Она бредит.

Я выхожу на яркое солнце. День воскресный, но тротуар заполнен людьми, наслаждающимися прогулкой или направляющимися в рестораны.

Мое сердце болит так сильно, что кажется, будто оно натыкается на тернистые ворота. Я смахиваю слезу, которая скатывается по моей щеке. За ним следует другая, и я смахиваю ее тоже.

Не плачь.

Нет смысла оплакивать свою судьбу, когда я ничего не могу изменить.

Моя семья твердо на стороне моей сестры, и я эгоистка за то, что не уступаю тому, чего хочет Саша.

Прекрасно.

Тогда, наверное, я просто останусь одна.

Но слезы продолжают литься. Я размахиваю руками и бегу по другой улице, пытаясь убежать от боли, которая цепляется за мои пятки.

Когда я замедляю шаг, я понимаю, что мои ноги горят.

Солнце светит мне в макушку, как будто пытается преподать мне урок.

Я оглядываюсь в поисках скамейки, чтобы присесть и перевести дыхание, когда замечаю маленькую девочку, сидящую в одиночестве. Она маленькая и очаровательная, с двумя косичками, завязанными на конце желтой лентой. Платье на ней пышное, почти как пачка.

Слезы катятся по ее щекам, которые ярко-красные — либо от солнечных ожогов, либо от ее слез. Я оглядываюсь. Где ее родители?

Когда кажется, что никто не обращает на ребенка никакого внимания, я придвигаюсь к ней на дюйм ближе. Опускаясь на корточки, я говорю нежным голосом. — Привет, милая. Почему ты плачешь? Где твоя мамочка?

— Я не знаю, — кричит она. Затем ее рот снова открывается, и она начинает плакать громче.

Кто-то проходит мимо и бросает на меня странный взгляд. Мне хочется поднять обе руки и сказать им, что я не доводила ребенка до слез, но я сопротивляюсь этому порыву.

Снова наклоняясь к малышке, я говорю: — Все в порядке, милая. Мы можем найти ее.

— Нет, мы не можем. — Ребенок шмыгает носом. Ее глаза кажутся знакомыми.

Я вглядываюсь в них, пытаясь вспомнить, где я видела их раньше. — Почему нет?

— Потому что моя мама на небесах.

Мое сердце перестраивается. О, бедняжка.

Я успокаивающе улыбаюсь ей. — Моя мама тоже на небесах.

Она моргает и, наконец, перестает плакать. — Правда?

— Да. — Я киваю.

— Ты думаешь, наши мамы вместе на небесах?

— О, определенно. Я думаю, что наши мамы — лучшие подруги. Они, наверное, каждый день пьют вместе кофе. И читают книги. И играют в игры.

Она выглядит заинтригованной. Хотя в ее глазах все еще блестят слезы, они больше не текут по ее лицу.

— Я Кения. — Я протягиваю ей руку.

Она смотрит на это и прижимает пухлую руку к животу. — Мой папа говорит, что я не должна разговаривать с незнакомцами.

— Твой папа?

Она качает головой.

Я улыбаюсь. Значит, у нее есть родители. Мне просто нужно найти способ связаться с ними. Или, может быть, мне следует позвонить в полицию, чтобы они могли быстрее найти отца.

— Милая, ты случайно не знаешь номер телефона своего отца?

Она раскрывает губы бантиком купидона и начинает напевать мелодию. Я понимаю, что она произносит номер телефона. Ее отец, должно быть, научил ее запоминать это в песне. Умный человек. Если бы только он был более ответственным. Как он потерял след своего ребенка?

— Подожди, детка. Взволнованно я спешу открыть свой телефон и нажимаю кнопку вызова. — Продолжай.

Она поет это снова.

Я набираю первые пять цифр, и мои брови начинают подниматься.

Почему мой телефон сообщает мне, что я знаю этот номер?

Дрожащими пальцами я продолжаю набирать номер, и у меня отвисает челюсть.

Злой Босс

Моя голова вскидывается.

Это номер Алистера.

Я смотрю на драгоценную маленькую девочку новыми глазами.

Так это, должно быть,… Дочь Алистера, Белль.

— Белль, ты меня так напугала. — Алистер подхватывает дочь на руки и прижимает к груди. Впервые за все время он выглядит обезумевшим. Как будто он трещит по швам.

Он целует Белль в щеку и обнимает ее еще крепче. — Почему ты отпустила руку миссис Хэнсли? А?

— Я искала маму, — говорит она, сама невинность и большие карие глаза. Неудивительно, что она показалась мне такой знакомой. Ее лицо — точная копия лица Алистера. Я уверена, что у Белль тоже есть черты ее мамы. Я просто пока этого не вижу.

— И я нашла ее, — взволнованно говорит Белл.

Взгляд Алистера поднимается и падает на меня.

Я застываю в шоке.

— Она с мамой мисс Кении. — Белль одаривает своего отца ослепительной улыбкой. — Они пьют кофе.

Алистер моргает и моргает.

Я чувствую, как жар приливает к моим щекам.

Худая пожилая женщина с седеющими волосами и полными слез глазами набрасывается на Белль прежде, чем кто-либо успевает пошевелиться.

Она начинает рыдать. — Ты милая девочка. Из-за тебя у меня чуть не случился сердечный приступ. Никогда больше так не делай, слышишь меня? Никогда.

— Мне очень жаль. — Белль похлопывает пожилую женщину по спине, как будто она взрослая.

— Спасибо, что нашла мою дочь, — говорит мне Алистер, его глаза блестят, как закат.

— Конечно.

Рядом с машиной Алистера останавливается еще одна машина. Из нее, спотыкаясь, выходит высокий красивый мужчина. На нем простая футболка и отглаженные брюки, но с таким же успехом он мог бы носить военную форму.

Его шаги резкие и решительные. Его спина прямая, как шомпол.

Он бросается к Белль и пожилой женщине. — Слава Богу. Ты в порядке, Белль?

— Дядя Даррел.

— С ней все в порядке? — Дядя Даррел спрашивает Алистера.

Он кивает. — Кения нашла ее.

При его словах все трое взрослых поворачиваются и смотрят на меня.

На лице дяди Даррела появляется неподдельное облегчение.

Пожилая женщина смотрит на меня так, словно хочет нарядить в золото. Ее нижняя губа дрожит, и она крепче сжимает Белль, как будто маленькая девочка — единственное, что мешает ей схватить меня и расцеловать в щеки.

Я извиваюсь. Они придают этому большее значение, чем это было. Все, что я сделала, это побежала, плача, в этом направлении. Я не герой.

— Спасибо, — говорит дядя Даррел.

— Э-э, это было в основном совпадением.

— Моя мама и мама мисс Кения читают книги на небесах, — объявляет Белль. — Мисс Кения рассказала мне.

Я вздрагиваю. Она очаровательна. Но обычно я не распространяюсь о том, что потеряла свою мать.

Алистер подхватывает дочь на руки и подходит ко мне. Белль кладет голову отцу на плечо. Ясно, что Алистер обожает ее, но, очевидно, это происходит в обоих направлениях.

— Я не знаю, как я заглажу свою вину перед тобой, но я обещаю, что заглажу.

— Алистер, правда, — я качаю головой, — это не то, о чем стоило говорить. Можно даже сказать, что она нашла меня. Она чрезвычайно умная девочка. — Я улыбаюсь Белль, которая одаривает меня застенчивой улыбкой в ответ. — Она запомнила номер своего папочки и отдала его мне, не забыв ни единой мелочи. Она герой.

Улыбка Алистера мягкая. Мягче, чем я когда-либо видела на его великолепном лице.

Он не купился на мое уклонение.

— Папочка, — Белл выпячивает нижнюю губу, — мне нужно пописать.

— Хорошо, принцесса. Когда мы вернемся домой…

— Нет, сейчас, — шипит она.

Он обменивается беспомощным взглядом с пожилой женщиной.

— Я могу отвезти ее, — говорит она.

— Я пойду с тобой. — Он крепче прижимает к себе дочь. Должно быть, его сердце вырвалось из груди, когда он услышал, что она пропала. Он все еще выглядит встревоженным. Переводя на меня свои карие глаза, Алистер говорит: — Я найду ванную где-нибудь здесь. Мы сейчас вернемся.

— Конечно.

— Ты ведь останешься, правда?

У меня отвисает челюсть. Не думаю, что я слышал, чтобы Холланд Алистер просил меня о чем-нибудь с тех пор, как я его знаю.

Рычать на меня? ДА.

Требовать своего? Определенно.

Но спросить так, что я не смогу дышать, если ты не скажешь "да" способом?

Никогда.

Пока он и пожилая женщина уходят, я замечаю, что дядя Даррел… Ну, Даррел — он слишком молод и слишком сексуален, чтобы быть моим дядей, — пристально смотрит на меня.

Хотя я видела его мимоходом, не думаю, что мы официально знакомы. Я решаю представиться. — Привет, я…

— Кения Джонс. — Выражение его лица ничего не выдает, и все же я могу сказать, что он доволен. — Я много слышал о тебе.

— О? От… Алистера?

Его улыбка загадочна. У меня такое чувство, что никто не сможет вытянуть из этого человека какую-либо информацию, даже если они будут пытать его несколько дней.

Я постукиваю пальцами по своей руке. — Ты, э-э, ты брат Алистера?

— Шурин. — Его зеленые глаза изучают мое лицо, как будто он отмечает каждое мое микро-выражение. — Брат Клэр.

Я потрясенно моргаю.

Он кивает. — Не хотите ли присесть?

— Э-э…

Он указывает на скамейку, и я следую за ним. Не потому, что я хочу поговорить, а потому, что у меня вот-вот подкосились ноги. Волнение от встречи с Белль отвлекло меня от усталости, но я снова начинаю чувствовать напряжение.

Мы вместе падаем на скамейку. Даррел бросает взгляд на здания вокруг нас, его спина прямая, как стрела.

— Вы были военным? — Спрашиваю я, не в силах сдержать свое любопытство.

— Нет. Мой отец был. Это передалось мне и Клэр.

— Понятно. — Я наклоняюсь и ударяю кулаками по бедру, чтобы ослабить напряжение. — Неудивительно, что она построила успешную компанию с нуля. Это требует дисциплины.

— Она была потрясающей.

Я отвожу взгляд. — Алистер никогда не говорит о ней.

— Он винит себя. — Даррел щурится от солнечного света. — Он был в машине в ту ночь, когда она умерла. Вообще-то, он был за рулем. После того дня он больше никогда не садился за руль машины.

Мои глаза расширяются. Такое чувство, что я смотрю на человека в костюме босса Годзиллы изнутри.

— Значит, он никогда не водит машину? Никогда?

Даррел качает головой. — После Клэр он полностью замкнулся в себе. Мало разговаривал. Не смеялся. Почти ничего не ел и не пил. Нам пришлось убедить его продолжать цепляться за жизнь, чтобы он мог быть рядом с Белль. Только тогда он принял душ, побрился и снова начал есть. Белль спасла его.

— Она обожает его.

— Это взаимно. — Он опускает подбородок. — Она — воздух, которым он дышит. Все, что он делает, из кожи вон лезет ради Belle's Beauty и пытается увеличить прибыль, это для того, чтобы он мог отдать это ей.

— Вот почему он одержим желанием лично участвовать в Belle's Beauty, — бормочу я.

— Сначала это не было его видением. Ему было трудно думать об этой компании после смерти Клэр, но в то же время он не мог оставить это в покое. — Зеленые глаза Даррела останавливаются на мне. — Он только недавно решил быть более практичным, и именно тогда он нашел тебя.

Я ерзаю под его испытующим взглядом. — Я не знаю, что ты слышал, но ты все неправильно понял. Я не такая важная персона в компании.

— Нет?

— Я недавно получивший повышение второй помощник.

— Да ладно вам, мисс Джонс. — На его лице появляется подобие улыбки. Он абсолютно потрясающий, и, если бы мое сердце уже не было захвачено моим боссом-зверем с удивительно мягкой стороной, я бы, вероятно, заискивала перед ним. — Мы оба знаем, что это неправда.

Мои глаза отворачиваются от его.

Даррел придвигается ко мне. — Алистер прошел долгий, трудный путь. Если честно, я думал, что он никогда не найдет новое направление. Но он нашел это в вас. Вы — его свет в конце туннеля, мисс Джонс.

Мое сердце замирает.

В этот момент я замечаю, что возвращаются Белль, Алистер и пожилая женщина. Белль вся улыбается, обнимая папу за шею.

Когда она видит меня, ее голова вскидывается. — Мисс Кения!

Я улыбаюсь и вскакиваю на ноги. — Да, милая?

— Можем ли мы пить кофе, как наши мамочки?

— Я думаю, ты немного молода для кофе, Белль, — говорит Даррел, одаривая ее нежным взглядом.

Белль выпячивает нижнюю губу.

Она слишком очаровательна.

Мое сердце тает. — Я имею в виду… мы можем выпить чаю.

— Я думал, ты ненавидишь чай? — Говорит Алистер.

Я бросаю на него острый взгляд. — Я положу в свой сахар. С добавлением искусственных подсластителей он не может быть таким уж плохим.

Он выглядит удивленным.

— Папа, папочка, можно мисс Джонс выпить со мной чаю?

— Я не знаю. — Он поглаживает свой подбородок. — Это зависит от того, сможешь ли ты пообещать мне, что больше никогда не будешь убегать одна.

— Я обещаю, — восторженно говорит она.

Пожилая женщина прижимает руки к груди и вздыхает. — Какая прелесть.

То же самое, леди. То же самое.

Алистер притворяется, что думает об этом, а затем кивает. — Я не против. — Он выгибает бровь в мою сторону и бросает на меня горячий взгляд. — Мисс Джонс, не хотели бы вы пообедать с нами?

Я не могу отдышаться. С солнечными лучами, играющими на его густых волосах, и руками, так заботливо обнимающими его дочь, он выглядит так, словно мог бы быть отцом моих детей.

Что просто смешно.

Я сглатываю. — Ты уверен?

— Я устрою пир, — говорит пожилая женщина. — Что-нибудь достойное сегодняшнего героя.

— Пожалуйста, не называйте меня героем. Правда. Я ничего не делала.

Алистер подходит и обнимает меня рукой за талию. — Тогда как мне тебя называть?

— Зови ее мисс Кения, — говорит Белль.

Я смеюсь, совершенно очарованная. — Она такая милая.

— Она моя дочь. Конечно, она милая, — говорит он. — Все люди, которые принадлежат мне, идеальны во всех отношениях.

Я быстро моргаю.

Алистер делает шаг назад и хватает меня за руку. — Бернард ждет. Миссис Хэнсли, давайте вернемся домой. — Он оглядывается через плечо. — Даррел, ты идешь?

— Я пропущу это. Я был на задании до того, как ты позвонил по поводу Белль.

Алистер останавливается и окидывает его оценивающим взглядом. — Клиент с детьми?

Он медленно кивает.

— Их маму нашли?

Даррел качает головой, его губы плотно сжаты.

Там есть история, но я не успеваю спросить, потому что Алистер усаживает меня в свою шикарную машину и увозит в свой замок.

Поиграв с Белль весь день, миссис Хэнсли — няня Белль — приглашает меня остаться на ужин. Поскольку миссис Хэнсли отправила меня прямиком в рай еды во время обеда, я быстро ухватилась за это предложение.

Оказывается, то, что она сделала сегодня днем, было всего лишь демонстрацией ее мастерства. Эта женщина вложила душу в сегодняшнее блюдо. У меня никогда не было подобного опыта.

Когда я росла, никто в моем доме не любил готовить. К этой рутинной работе мы все подходили с большим ворчанием. Но с миссис Хэнсли я наконец-то понимаю, как еда может раскрыть чье-то сердце. Она могла бы найти менее жирный способ сказать "спасибо". Мои бедра никогда мне этого не простят. Я откидываюсь на спинку стула и расстегиваю пуговицу на джинсах.

Громкий зевок привлекает мое внимание к маленькой девочке через стол. Голова Белль поворачивается, как будто ее шея потеряла несколько мышц. Она вскидывается, ее глаза полуприкрыты. Ясно, что она пытается не заснуть, и у нее это эффектно получается.

Я хихикаю. — Похоже, кому-то пора готовиться ко сну.

— Давай, Белль. — Алистер отталкивается от стола.

— Нет. — Она качает головой. — Я хочу остаться с мисс Кенией.

Мои глаза расширяются от удивления.

Алистер ухмыляется. — Я тоже. — Он наклоняется к своей дочери. — Что ты скажешь, если мы не отпустим ее домой сегодня вечером?

У меня отвисает челюсть.

Миссис Хэнсли тихонько посмеивается.

Мне хочется раствориться в земле. Особенно когда Алистер одаривает меня злобной ухмылкой, полной дурных намерений. О чем, черт возьми, он говорит в присутствии своей дочери?

Миссис Хэнсли вскакивает на ноги. — Пойдем, Белль. Давай почистим тебе зубы.

— Нет. Она ерзает. — Я хочу мисс Кению.

Я медленно поднимаюсь, не уверенная, что нарушаю правила. — Я не против помочь.

— Вы уверены? — миссис Хэнсли смотрит с сомнением.

Алистер подпирает подбородок ладонью и одаривает меня еще одним горячим взглядом. — Если ты останешься и уложишь Белль спать, я отплачу тебе тем же.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

Миссис Хэнсли толкает его в плечо. — Алистер.

— Это хорошая сделка. — Он кивает своей дочери. — Верно, Белль?

— Да!

— Продолжай, Алистер, и я возьму у тебя тайм-аут, — выплевываю я.

Он одаривает меня игривой улыбкой.

Мое сердце почти перестает биться. Этот мужчина — шести футов роста из цельного камня и рельефных мышц. Он монстр, который топает по коридорам и заставляет сотрудников разбегаться в поисках укрытия. Но когда он здесь со своей дочерью, он мягкий. Повседневная обувь. Его волосы растрепаны, а плечи расслаблены. Это как увидеть его с другой стороны. Привилегия. И это все еще так сбивает с толку. Почему мне это предлагают?

Я качаю головой, потому что Алистер не увидит, как сильно он влияет на меня.

Протягивая руку Белль, я вывожу ее из кухни и веду в ее комнату. Это страна чудес для маленькой девочки, полная плюшевых игрушек, кухни размером с детскую и даже мини-маркет.

Белль ведет меня к своей гардеробной, которая размером примерно со всю квартиру Санни, и показывает мне пижаму, которую она хочет надеть. Я помогаю ей переодеться, а затем позволяю отвести меня в смежную ванную комнату.

Эта маленькая девочка живет лучше, чем восемьдесят процентов взрослых в мире.

— Все готово! — Я поднимаю ее, чтобы она могла выплюнуть зубную пасту в раковину.

Закончив, Белль обвивает руками мою шею. Ее крошечные пальчики мягкие и теплые. Я чувствую, как мое сердце еще сильнее тянется к ней. От нее пахнет детской присыпкой и мятой. Я обнимаю ее немного крепче, пока веду обратно в спальню принцессы.

Алистер там, откидывает пододеяльники. Он выглядит высоким и чрезвычайно мужественным рядом с ярко-розовым одеялом принцессы.

— Вот и мои девочки.

Я выгибаю бровь, глядя на него.

Он подмигивает и забирает у меня Белль. — Готова идти спать, милая?

— Мисс Кения.

— Мм? — Я наклоняюсь над ее кроватью.

— Как ты думаешь, у наших мамочек бывают вечеринки с ночевкой?

Я обмениваюсь взглядом с Алистером.

Он одаривает меня нежной улыбкой.

— Э-э, да. Я люблю… Моя мама любила вечеринки с ночевкой.

— Папочка?

— Да, Белль?

— Моей маме нравились вечеринки с ночевкой?

На секунду его лицо становится напряженным. А затем он кивает. — Конечно, нравились.

— Папочка?

— Белль, — говорит Алистер с легким намеком на требование в голосе, — тебе нужно перестать задавать вопросы и идти спать.

— Еще один.

Он вздыхает, но я могу сказать, что, если бы она попросила еще сотню, он все равно сказал бы "да". — Что еще?

— Могу я снова увидеть мисс Кению?

Алистер смотрит на меня. — Если будет моя воля, ты увидишь мисс Кению завтра за завтраком”.

Пламя разгорается в моих венах.

Я тяжело сглатываю и отвожу от него взгляд. — Спокойной ночи, Белль.

— Спокойной ночи. — Она протягивает ко мне руки. Я наклоняюсь и обнимаю ее. С этим последним объятием то, что осталось от моего сердца, падает прямо ей в карман.

Алистер поправляет на ней одеяло, когда я отступаю. Он гладит ее волосы, его глаза темные в тени. Его прикосновение нежное, почти как прикасание к бесценной вазе.

Он сексуален, когда отдает приказы в офисе. Раздражает, но никто не может отрицать харизму, которая исходит от него подобно солнечным лучам. И все же я предпочитаю этого сдержанного, нежного Алистера.

Он подлинное. Он настоящий.

Я практически чувствую, как из него льется любовь к его дочери. И это что-то значит для меня.

Он берет меня за руку, выводит из комнаты Белль и закрывает дверь, оставляя ее слегка приоткрытой. Миссис Хэнсли заканчивает мыть посуду, когда мы входим на кухню.

Я хмурюсь. — Я хотела помочь тебе прибраться.

— О, ты такая милая девушка. Но в этом нет необходимости.

— Я должна чем-то отплатить тебе за этот ужин, — настаиваю я. — Моя душа покидала мое тело по крайней мере дважды во время ужина.

Она смеется, ее щеки вспыхивают. — Ты милый собеседник. Неудивительно, что Алистер тебя обожает.

Я напрягаюсь.

Алистер подходит ко мне сзади и обнимает за талию. — Вы все неправильно поняли, миссис Хэнсли. Меня достал ее грязный рот.

Я даю ему пощечину.

Он смеется и целует меня в щеку.

Она выглядит довольной. — Я не могу выразить вам, как я рада видеть, что Алистер снова встречается. В какой-то момент я подумала, что он стал монахом.

— Он не монах.

— Потому что я слишком сексуален?

— Потому что монахи — это все о мире и гармонии. А из-за тебя у всех в офисе аневризма.

Он прищуривает глаза, глядя на меня. — Ты понимаешь, что я имею в виду? Даже когда я мил, она все равно вызывает у меня нахальство. — Он притягивает меня крепче. — Я уже говорил вам, что из-за этого рта у вас будут неприятности, мисс Джонс.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику. О каких проблемах мы говорим?

Миссис Хэнсли хихикает. — Молодец, Кения. Ему нужен кто-то, кто уменьшит его на размер.

Он хмурится. — Белль уже на своей стороне, миссис Хэнсли. Вы тоже не можете сбежать с корабля.

Я громко смеюсь. Этот Алистер… вау. Он такой свободный и непринужденный.

Я абсолютно заинтригована.

— Теперь я оставлю вас двоих наедине.

— Позволь мне проводить тебя.

— Не нужно. — Она машет рукой.

Он настаивает и следует за ней к двери.

Пока его нет, я прохаживаюсь по гостиной. Фотографий его жены нет, и я задаюсь вопросом, не слишком ли больно на них смотреть.

По словам Даррела, Алистер винит себя в аварии. Трудно представить, что мой неприкасаемый босс уходит в себя. Он похож на человека, который скорее пойдет ко дну, пиная ногами, чем позволит утащить себя в темноту.

Его шаги приближаются ко мне.

Я указываю на каминную полку, полную детских фотографий Белль. — Сейчас она еще более очаровательна, чем была тогда.

— Да. — Он берет рамку. — Раньше она все время орала изо всех сил. Мы не могли понять, о чем она плакала. Мы читали каждую статью в Интернете и бесчисленное количество книг, чтобы понять это.

— Каков был ответ?

— Некоторые дети просто более капризные, чем другие. У Белль была самая громкая пара дудочек, и она хотела ими воспользоваться.

Я хихикаю.

Он смотрит на меня так, словно я какое-то мистическое существо, которое вот-вот исполнит все его желания.

Мной овладевает застенчивость. Я отвожу взгляд. — Она очень похожа на Клэр?

Я ожидаю, что он снова напрягется или сменит тему. Его голос остается ровным. — Да. Она — смесь нас обоих.

— Ты все еще скучаешь по ней? — Небрежно спрашиваю я, проходя вдоль ряда фотографий.

Алистер продолжает молчать.

Я оглядываюсь назад, удивляясь, почему ему вдруг нечего сказать.

Без предупреждения мой сумасшедший босс выходит вперед, сбивает меня с ног и тащит к дивану. Прежде чем я успеваю возразить, мы садимся на дорогой белый диван.

Он сажает меня к себе на колени. — Если мы собираемся сделать это, мне нужно прикоснуться к тебе.

Мое сердце колотится. Он смотрит на меня так, словно хочет высосать душу из моего тела.

— Какого рода прикосновения?

— Вот столько. — Его голос мрачнеет. — На данный момент.

Я с трудом сглатываю.

Он проводит пальцами по моему лбу. — Я никому, кроме Даррела, этого не рассказывал. Не миссис Хэнсли. Не родителям Клэр. Никто.

Ожидание витает в воздухе. Как воздушный шар, наполненный водой, растянутый до предела. Как что-то, что вот-вот взорвется. Это окутает меня чем-то новым. То, от чего я никогда не смогу вернуться.

Я обвиваю пальцами его шею. Большой, рычащий Алистер со склонностью сводить меня с ума — это не тот, кто сидит передо мной. Этот мужчина — отец. Муж, который потерял весь свой мир и должен был научиться жить дальше.

— Я слушаю.

— В ту ночь, — его пальцы переплетаются с моими, — мы с Клэр были за пределами штата, на конференции. На следующее утро рано у меня была встреча, и я хотел быть там вовремя. — Он запинается, как будто слова застряли у него в горле. — Клэр умоляла меня не садиться за руль той ночью.

Его глаза дрожат.

Его пальцы сжимаются вокруг меня.

Я беру себя в руки, хотя и знаю, что за этим последует.

— Я настоял. Сказал ей, что я с этим разобрался. Она предупредила меня, что я не спал. Что это опасно. Я сказал ей, что все будет хорошо. — Его адамово яблоко подпрыгивает.

Я прижимаюсь к нему, пытаясь отдать ему свое тепло. Свою силу.

— Я сожалею об этом выборе каждый день. Если бы я только послушал ее. Если бы я вылетел ранним рейсом, как она хотела, она все еще была бы здесь.

Наблюдение за тем, как этот сильный, способный мужчина разваливается на части, потрясает меня до глубины души. Я хочу слиться с ним и собрать его воедино любым доступным мне способом.

Алистер прерывисто дышит и обнимает меня, как будто я единственное, что поддерживает его рассудок. — Клэр была бы все еще жива, если бы не я. И я не могу отделаться от мысли, что я должен был умереть вместо нее.

— Алистер.

— Она была лучшим человеком, чем я когда-либо мог бы быть. Отдавая. Любя. Всегда готовая помочь. Они взяли не того.

Я чувствую, как слезы подступают к моим глазам.

Он прочищает горло и натягивает улыбку, которая едва скрывает его боль. — Мне снились кошмары об этом. Постоянно. Я бы продолжал переживать тот момент, когда она сказала мне остаться. Потом… — Он потирает затылок.

— Что?

— Однажды ночью появилась ты.

— Я?

Он кивает. Пристально смотрит на меня. — В моих снах.

Я моргаю в шоке. Я не знаю, как на это реагировать.

— Я думал, это было одноразово, но это было не так. Ты продолжала врываться и набросилась на меня. — Он хихикает и подносит мои пальцы к своим губам. — На свой, кенийский манер, ты напоминаешь мне, что я не застрял в том гостиничном номере.

Я задерживаю дыхание.

— Сначала это напугало меня. — Его голос повышается. — И это разозлило меня. Я хотел, чтобы ты ушла. Я хотел остаться в темноте, потому что это то, чего заслуживают убийцы.

— Алистер.

Он качает головой. — Но тебе было наплевать на то, чего я хотел. Ты продолжала появляться со своим нахальством, своими улыбками и своими безумными идеями, которые каким-то образом срабатывали. Той ночью, когда я сказал, что не могу выкинуть тебя из головы, это не было попыткой залезть к тебе в штаны. Я имел в виду именно это. Ты в моей голове, Кения. Ты, черт возьми, встроена в мой череп.

Мой рот образует букву "о".

— Я не показываю слабости. И я никого не подпускаю к своей дочери.

— Поверь мне, я знаю.

Он усмехается. — Но если я собираюсь открыться и показать этот бардак кому-нибудь, то это будешь ты. Только ты.

Потрясенная до глубины души, я поворачиваюсь у него на коленях и беру его за подбородок. — Холланд.

Его ресницы трепещут.

Удивление расползается по его точеному лицу.

Мое сердце бьется так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Я прижимаюсь к нему и снова произношу его имя. — Холланд.

Он втягивает воздух.

Я понижаю голос и шепчу: — Даже если это больно, я хочу, чтобы ты знал, что я рада, что ты выжил.