Глава 17

— Ты что творишь? — в ужасе закричал хозяин подземелий.

Я обернулась и пораженно застыла посреди камеры, той самой, в которой был прикован к стене тот крестьянин.

— Повинуюсь, Господин! — испуганно пролепетала я.

— Вниз! — рявкнул он. — На четвереньки!

А мгновенно очутилась на четвереньках как раз перед крестьянином, спиной к стене сидевшим со скрещенными ногами и тупо смотревшим на меня.

Я услышала шорох и поняла, что надзиратель стянул с себя ремень. Стон сам собой вырвавшийся у меня, перешел в отчаянный визг боли, когда этот широкий ремень со свистом обрушился на мою спину. Заливаясь слезами, я завалилась на живот.

Сквозь слезы я смутно увидела крестьянина, все так же спокойно сидевшего у стены и смотревшего в мою сторону, но я даже не знаю, видел ли он меня, а если видел, то понял ли происходящее.

Ремень еще дважды упал на меня, вышибая крик и слезы. До этого момента я даже представить себе не могла, что хозяин подземелий бывает настолько сердитым.

— Пожалуйста, Господин! — глотая слезы, прорыдала я.

— Кто сказал тебе вести себя таким образом? — прорычал мужчина.

— Тот высокий мужчина, — скороговоркой проговорила я, — офицер, тот, которому я служил вчера вечером!

— И кто же дал тебе разрешение появляться перед этим заключенным, одетой в такое? — с угрозой в голосе поинтересовался он.

— Я поняла его распоряжение так, что я должна служить здесь в таком виде! — попыталась оправдаться я.

Вообще-то, это требование он высказал мне прямо и совершенно недвусмысленно, и хозяин подземелий, кстати, тоже слышал эти слова офицера, сказанные именно в этой камере. Я точно помнила это.

— Ты что, пытаешься замучить этого заключенного? — спросил Тарск.

— Господин? — не поняла я.

— Проси у него прощения, — прорычал он. — Немедленно!

И я поползла к крестьянину на животе. Как же мне было страшно в тот момент, как же я боялась оказаться в пределах досягаемости могучих рук этого богатыря. Я сомневалась, что даже хозяин подземелий сможет успеть прийти мне на помощь. Зато я нисколько не сомневалась в том, что у крестьянина хватило бы сил, чтобы оторвать мне голову.

— Простите меня, Господин, — еле слышно пролепетала я.

К своему облегчению, я услышала щелчок пальцев надзирателя, и торопливо я отползла от крестьянина, и только затем поднялась и опустив голову встала на колени перед хозяином подземелий.

— Я видел, как Ты можешь двигаться, — сказал Тарск, гнев которого, судя по всему уже улетучился.

Испуганно посмотрев на него, я поскорей отвела взгляд. Мне все еще было трудно видеть его тяжелые, гротескно-искривленные черты лица, криво посаженные глаза, один из которых был большего другого.

— Но Ты двигалась перед ним не так, как могла бы, — заметил монстр.

— Да, Господин, — вынуждена была признать я.

— Есть разница, — проворчал хозяин подземелий, — между тем, чтобы появиться с голой грудью и в рабской полосе перед охранниками, перед солдатами или свободными мужчинами, обслуживая их на пиру, ползая у их ног, облизывая их бедра, танцуя перед ними, и тем, чтобы показаться в таком виде перед заключенным. Свободные мужчины могут схватить тебя из каприза и подмять под себя для удовольствия. У них есть плети, ударами которых они могут гнать тебя к мехам. Ты можешь, конечно, надеяться, что они окажутся достаточно любезны, чтобы просто использовать тебя для своего удовольствия. Но совсем не то же самое ждет тебя в случае с закованным в цепи узником.

Я испуганно опустила голову.

— И все же, — усмехнулся мужчина, — я уже хорошо изучил тебя. Ты двигалась не совсем так, как могла бы это делать. Почему?

— Я не знаю, — попыталась увильнуть я.

— А я-то думал, что Ты не одна из тех мелочных наглых рабынь, — проворчал он, — которую нужно привязать за запястья к потолочной балке и хорошенько выпороть.

— Господин? — дернулась я как от удара.

— Тебе было сказано мучить его, не так ли? — осведомился Тарск.

— Да, — быстро кивнула я.

— И Ты делала это? — уточнил хозяин подземелий.

— Конечно, Господин! — с жаром попыталась уверить его я.

— Знаю я тебя, земную шлюху, — буркнул мужчина. — Ты можешь даже скалу вынудить кричать от потребностей, но здесь Ты этого не сделала.

— Простите меня, Господин! — всхлипнула я.

— Ты колебалась и саботировала приказ.

— Простите меня, — простонала я, чувствуя холод охватывающего меня ужаса.

— Ты что, боишься его? — спросил надзиратель.

— Да, — закивала я головой. — Я боюсь его.

— Он прикован цепями, — напомнил Тарск.

— Да, Господин.

— Он не может причинить тебе боль, — добавил он.

— Да, Господин, — согласилась я.

— Получается, Ты могла мучить его совершенно безнаказанно, — заметил хозяин подземелий.

— Да, Господин.

— Но Ты отказалась так поступить, — заключил мужчина. — Ты сдерживала себя.

— Простите меня, Господин, — взмолилась я.

— А может тебе просто не кажется благородным, мучить беспомощного пленника? — вдруг поинтересовался Тарск.

— Да, Господин, — прошептала я.

— И как Ты думаешь, я разрешил бы это? — спросил он.

Я пораженно уставилась на него, а потом испуганно вздрогнула, опустила глаза, и в страхе прошептала:

— Нет, Господин. Вы не позволите этого.

В камере повисла напряженная тишина. Наконец, я не выдержала и подняв голова в страдании воскликнула:

— Тогда кому я должна повиноваться? Офицер приказал мне одно, а Вы говорите другое! Чьи приказы я должна выполнять?

— Ты. Повинуешься. Мне! — выделяя каждое слово, отрезал хозяин подземелий.

— Но разве его должность не выше вашей? — робко поинтересовалась я.

— Да, — кивнул он. — Он выше меня, но Ты повинуешься мне.

— Господин? — спросила я.

— Потому, что я ближе к тебе чем он, — шепотом пояснил Тарск.

И его шепот заставил меня задрожать даже сильнее, чем если бы он прокричал это. Да, я действительно была в прямом подчинении у тюремного надзирателя. Именно в его подземных апартаментах находилась моя конура. Именно на стене этой комнаты висела та плеть, которой мне следовало бояться в первую очередь. И именно Тарск был тем человеком, в пределах прямой досягаемости которого я находилась. Я была полностью в его власти, и полностью зависела от его милосердия. Он мог сделать со мной все, чего бы ему ни захотелось. Но теперь я была напугана еще и тем, что понимала, что хозяин подземелий откровенно нарушал приказ своего начальника. Впрочем, он правил здесь так, как считал целесообразным. А значит, это была его ответственность.

— Кому Ты повинуешься? — строго спросил надзиратель.

— Вам, Господин, — ответила я.

Хозяин подземелий повернулся к крестьянину и заговорил своим хриплым, булькающим голосом:

— Она — всего лишь глупая рабыня, а я просто глупый тюремщик. Простите нас. Этого больше не повторится.

Крестьянин все так же безразлично смотрел в нашу сторону. Я не думала, что он понял хоть что-то из того, что здесь происходило.

— В будущем, — сказал тюремный надзиратель, уже обращаясь ко мне, — Ты будешь обслуживать этого заключенного с заботой и уважением.

— Да, Господин, — склонив голову, отозвалась я, но тут же вскинулась, и позвала уже отворачивавшегося мужчину: — Господин!

— Что? — спросил он, обернувшись.

Я согнулась до пола и поцеловала его ноги.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я его.

Хозяин подземелий отступил прочь от меня, резко разорвав дистанцию, но затем, уже спокойно отвернулся и направился к двери камеры.

Я же, не вставая с колен, быстро собрала миски из-под воды и еды узника. Собственно я и пришла в камеру, чтобы забрать и наполнить их.

Перед самой дверью надзиратель остановился и оглянулся, посмотрев на прикованного узника.

— Время сева уже пришло? — спросил тот.

— Нет, — ответил ему хозяин подземелий.

Может я и ошиблась, но мне показалось, что перед тем как Тарск отвернулся, я заметила, как на его щеке блеснула влажная дорожка.

— Господин! — окликнула я его, пока он еще не успел выйти, а когда он повернулся боком ко мне, спросила: — Как мне одеваться для работы здесь?

Разумеется, я, так же, как и он знала, каково было требование того офицера.

— Ты будешь в тунике, — ответил Тарск.

— Да, Господин, — кивнула я, понимая, что она только что, фактически, взял всю ответственность на себя.

— Но Ты можешь не волноваться, соблазнительная Дженис, — усмехнулся Тарск. — Видеть тебя в рабской тунике будет достаточным мучением для любого мужчины.

— Да, Господин, — вздохнула я.

Загрузка...