— Ты что творишь? — в ужасе закричал хозяин подземелий.
Я обернулась и пораженно застыла посреди камеры, той самой, в которой был прикован к стене тот крестьянин.
— Повинуюсь, Господин! — испуганно пролепетала я.
— Вниз! — рявкнул он. — На четвереньки!
А мгновенно очутилась на четвереньках как раз перед крестьянином, спиной к стене сидевшим со скрещенными ногами и тупо смотревшим на меня.
Я услышала шорох и поняла, что надзиратель стянул с себя ремень. Стон сам собой вырвавшийся у меня, перешел в отчаянный визг боли, когда этот широкий ремень со свистом обрушился на мою спину. Заливаясь слезами, я завалилась на живот.
Сквозь слезы я смутно увидела крестьянина, все так же спокойно сидевшего у стены и смотревшего в мою сторону, но я даже не знаю, видел ли он меня, а если видел, то понял ли происходящее.
Ремень еще дважды упал на меня, вышибая крик и слезы. До этого момента я даже представить себе не могла, что хозяин подземелий бывает настолько сердитым.
— Пожалуйста, Господин! — глотая слезы, прорыдала я.
— Кто сказал тебе вести себя таким образом? — прорычал мужчина.
— Тот высокий мужчина, — скороговоркой проговорила я, — офицер, тот, которому я служил вчера вечером!
— И кто же дал тебе разрешение появляться перед этим заключенным, одетой в такое? — с угрозой в голосе поинтересовался он.
— Я поняла его распоряжение так, что я должна служить здесь в таком виде! — попыталась оправдаться я.
Вообще-то, это требование он высказал мне прямо и совершенно недвусмысленно, и хозяин подземелий, кстати, тоже слышал эти слова офицера, сказанные именно в этой камере. Я точно помнила это.
— Ты что, пытаешься замучить этого заключенного? — спросил Тарск.
— Господин? — не поняла я.
— Проси у него прощения, — прорычал он. — Немедленно!
И я поползла к крестьянину на животе. Как же мне было страшно в тот момент, как же я боялась оказаться в пределах досягаемости могучих рук этого богатыря. Я сомневалась, что даже хозяин подземелий сможет успеть прийти мне на помощь. Зато я нисколько не сомневалась в том, что у крестьянина хватило бы сил, чтобы оторвать мне голову.
— Простите меня, Господин, — еле слышно пролепетала я.
К своему облегчению, я услышала щелчок пальцев надзирателя, и торопливо я отползла от крестьянина, и только затем поднялась и опустив голову встала на колени перед хозяином подземелий.
— Я видел, как Ты можешь двигаться, — сказал Тарск, гнев которого, судя по всему уже улетучился.
Испуганно посмотрев на него, я поскорей отвела взгляд. Мне все еще было трудно видеть его тяжелые, гротескно-искривленные черты лица, криво посаженные глаза, один из которых был большего другого.
— Но Ты двигалась перед ним не так, как могла бы, — заметил монстр.
— Да, Господин, — вынуждена была признать я.
— Есть разница, — проворчал хозяин подземелий, — между тем, чтобы появиться с голой грудью и в рабской полосе перед охранниками, перед солдатами или свободными мужчинами, обслуживая их на пиру, ползая у их ног, облизывая их бедра, танцуя перед ними, и тем, чтобы показаться в таком виде перед заключенным. Свободные мужчины могут схватить тебя из каприза и подмять под себя для удовольствия. У них есть плети, ударами которых они могут гнать тебя к мехам. Ты можешь, конечно, надеяться, что они окажутся достаточно любезны, чтобы просто использовать тебя для своего удовольствия. Но совсем не то же самое ждет тебя в случае с закованным в цепи узником.
Я испуганно опустила голову.
— И все же, — усмехнулся мужчина, — я уже хорошо изучил тебя. Ты двигалась не совсем так, как могла бы это делать. Почему?
— Я не знаю, — попыталась увильнуть я.
— А я-то думал, что Ты не одна из тех мелочных наглых рабынь, — проворчал он, — которую нужно привязать за запястья к потолочной балке и хорошенько выпороть.
— Господин? — дернулась я как от удара.
— Тебе было сказано мучить его, не так ли? — осведомился Тарск.
— Да, — быстро кивнула я.
— И Ты делала это? — уточнил хозяин подземелий.
— Конечно, Господин! — с жаром попыталась уверить его я.
— Знаю я тебя, земную шлюху, — буркнул мужчина. — Ты можешь даже скалу вынудить кричать от потребностей, но здесь Ты этого не сделала.
— Простите меня, Господин! — всхлипнула я.
— Ты колебалась и саботировала приказ.
— Простите меня, — простонала я, чувствуя холод охватывающего меня ужаса.
— Ты что, боишься его? — спросил надзиратель.
— Да, — закивала я головой. — Я боюсь его.
— Он прикован цепями, — напомнил Тарск.
— Да, Господин.
— Он не может причинить тебе боль, — добавил он.
— Да, Господин, — согласилась я.
— Получается, Ты могла мучить его совершенно безнаказанно, — заметил хозяин подземелий.
— Да, Господин.
— Но Ты отказалась так поступить, — заключил мужчина. — Ты сдерживала себя.
— Простите меня, Господин, — взмолилась я.
— А может тебе просто не кажется благородным, мучить беспомощного пленника? — вдруг поинтересовался Тарск.
— Да, Господин, — прошептала я.
— И как Ты думаешь, я разрешил бы это? — спросил он.
Я пораженно уставилась на него, а потом испуганно вздрогнула, опустила глаза, и в страхе прошептала:
— Нет, Господин. Вы не позволите этого.
В камере повисла напряженная тишина. Наконец, я не выдержала и подняв голова в страдании воскликнула:
— Тогда кому я должна повиноваться? Офицер приказал мне одно, а Вы говорите другое! Чьи приказы я должна выполнять?
— Ты. Повинуешься. Мне! — выделяя каждое слово, отрезал хозяин подземелий.
— Но разве его должность не выше вашей? — робко поинтересовалась я.
— Да, — кивнул он. — Он выше меня, но Ты повинуешься мне.
— Господин? — спросила я.
— Потому, что я ближе к тебе чем он, — шепотом пояснил Тарск.
И его шепот заставил меня задрожать даже сильнее, чем если бы он прокричал это. Да, я действительно была в прямом подчинении у тюремного надзирателя. Именно в его подземных апартаментах находилась моя конура. Именно на стене этой комнаты висела та плеть, которой мне следовало бояться в первую очередь. И именно Тарск был тем человеком, в пределах прямой досягаемости которого я находилась. Я была полностью в его власти, и полностью зависела от его милосердия. Он мог сделать со мной все, чего бы ему ни захотелось. Но теперь я была напугана еще и тем, что понимала, что хозяин подземелий откровенно нарушал приказ своего начальника. Впрочем, он правил здесь так, как считал целесообразным. А значит, это была его ответственность.
— Кому Ты повинуешься? — строго спросил надзиратель.
— Вам, Господин, — ответила я.
Хозяин подземелий повернулся к крестьянину и заговорил своим хриплым, булькающим голосом:
— Она — всего лишь глупая рабыня, а я просто глупый тюремщик. Простите нас. Этого больше не повторится.
Крестьянин все так же безразлично смотрел в нашу сторону. Я не думала, что он понял хоть что-то из того, что здесь происходило.
— В будущем, — сказал тюремный надзиратель, уже обращаясь ко мне, — Ты будешь обслуживать этого заключенного с заботой и уважением.
— Да, Господин, — склонив голову, отозвалась я, но тут же вскинулась, и позвала уже отворачивавшегося мужчину: — Господин!
— Что? — спросил он, обернувшись.
Я согнулась до пола и поцеловала его ноги.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила я его.
Хозяин подземелий отступил прочь от меня, резко разорвав дистанцию, но затем, уже спокойно отвернулся и направился к двери камеры.
Я же, не вставая с колен, быстро собрала миски из-под воды и еды узника. Собственно я и пришла в камеру, чтобы забрать и наполнить их.
Перед самой дверью надзиратель остановился и оглянулся, посмотрев на прикованного узника.
— Время сева уже пришло? — спросил тот.
— Нет, — ответил ему хозяин подземелий.
Может я и ошиблась, но мне показалось, что перед тем как Тарск отвернулся, я заметила, как на его щеке блеснула влажная дорожка.
— Господин! — окликнула я его, пока он еще не успел выйти, а когда он повернулся боком ко мне, спросила: — Как мне одеваться для работы здесь?
Разумеется, я, так же, как и он знала, каково было требование того офицера.
— Ты будешь в тунике, — ответил Тарск.
— Да, Господин, — кивнула я, понимая, что она только что, фактически, взял всю ответственность на себя.
— Но Ты можешь не волноваться, соблазнительная Дженис, — усмехнулся Тарск. — Видеть тебя в рабской тунике будет достаточным мучением для любого мужчины.
— Да, Господин, — вздохнула я.