— Я — свободная женщина, — сказала Леди Констанция.
— Конечно, — не стала спорить я.
Дело было в ее камере. Моя подопечная как раз закончила со своей едой, и я собиралась покинуть ее клетку. На ней было только короткое, белое, больше похожее на ночную рубашку платьице, к которому девушка питала особую слабость. Обычно его надевают по одежды сокрытия, а по сути, оно мало чем отличалось от рабской туники.
— А вот мне больше всего хочется быть настоящей женщиной! — заявила она.
— Выкиньте эти мысли из своей головы, — посоветовала я ей.
— Но что делать, если выяснилось, что свободная женщина, это совсем не то же самое, что настоящая женщина? — осведомилась Леди Констанция.
— Лично, для меня давно очевидно, что это не одно и то же, — пожала я плечами.
— Вот это-то меня и мучает, — призналась она.
— Лучше бы вам не интересоваться такими вопросами, — честно предупредила ее я.
— Но я должна! — всхлипнула девушка.
— Свободная женщина — понятие политическое, — пояснила я, — с особой историей, относящейся к определенному времени и месту. Настоящая же женщина — понятие биологическое, относящееся к ее виду и ее природе, а также условиям, относящимся к выполнению их требований.
— Я уже побыла свободной, — сказала Леди Констанция. — Теперь я хочу любви.
— Выкиньте такие мысли из головы, — повторила я, — и подальше.
— Но я боюсь любви, — призналась она, глотая слезы.
— Конечно, — кивнула я.
— Она превращает нас в рабынь! — заплакала девушка.
— Это верно, — не могла не согласиться я.
— Дженис, — позвала меня она.
— Что?
— Я хочу быть рабыней! — едва слышным шепотом призналась Леди Констанция.
— Выкиньте эти мысли из головы, — вздохнула я.
— Сегодня, когда мы были там, наверху, когда он подошел ко мне прикованной к кольцу, я расставила перед ним колени! — сообщила мне она.
— Вы не должны были этого делать! — попрекнула ее я. — Вы же свободная женщина!
— Ты, правда, думаешь, что отсутствие клейма и ошейника, делает меня свободной женщиной? — поинтересовалась моя подопечная и, не дождавшись от меня ответа, снова спросила: — Ты думаешь, что то, что я не была порабощена по закону, подразумевая под этим чисто технический аспект, делает меня свободной женщиной?
— Да, — все же ответила я.
— А я люблю его! — воскликнула Леди Констанция. — Я люблю его!
— Да Вы даже не знаете его, — попыталась вразумить я свою подопечную.
— За последние дни мы много раз разговаривали с ним у кольца! — сказала она. — Ему достаточно просто посмотреть на меня, чтобы я стала готовой умолять его о его прикосновении!
— Это все влияние рабской одежды, — пояснила я, — и ошейника.
— В них я становлюсь самой собой! — заявила Леди Констанция.
— Но Вы — свободная женщина, — напомнила я ей.
— Нет! — воскликнула девушка.
— Замечательно, — буркнула я. — Тогда я больше не возьму вас наверх.
— Нет-нет! — тут же пошла она на попятный. — Дженис, пожалуйста, прости меня. Мне очень жаль. Прости меня! Я буду тебя слушаться! Я во всем буду тебя слушаться!
Не переставая причитать, Констанция торопливо облачалась в одежды сокрытия.
Уходя из клетки, я улыбалась про себя. Но дверь закрыть не забыла, более того, заперев замок, я проверила его дважды. Можно было только порадоваться, что у охранников не было ключей, поскольку я уже небезосновательно опасалась, что дверь этой клетки теперь закрывала уже не свободную женщина, а нечто значительно более желанное и заманчивое.