Я лежала на животе, на своем матрасе, в доме своего нового владельца. Слезами ручьем катились из моих глаз. Айнур умело прошлась по мне стрекалом. Этим вечером Тима и Тана привязали меня в саду к столбу для наказаний. Другим женщинам, цветам этого сада, приказали собраться, и поприсутствовать при наказании. Моим проступком, как было объявлено остальным цветам, было приближение к стене. Царапины на подошвах моих ног к тому моменту кровоточить перестали, так что их не стали показывать другим девушкам.
— Глупая варварка, — прокомментировала одна из них.
— Они все такие, — заявила другая.
— Зачем ее вообще туда понесло? — поинтересовалась третья. — Она же не смогла бы забраться на нее.
Это было верно, что ни говори. Но я и не собиралась забираться на нее, мне всего лишь хотелось прижать руки к ее твердости и неприступности, знать, что по ту ее сторону есть другой мир, и что я хоть немного приблизилась к нему, услышала шум и крики его жизни. Конечно, каждая из нас знала, что там есть мир, изобильный и беспокойный, полный видов, звуков и запахов, бурлящий, активный мир, совершенно отличающийся от этого сада. И я жаждала жить по ту сторону этой стены. Я хотела жить там, где могла бы бежать по улицам в тунике и ошейнике, где могла бы вдоволь напиться воды из нижней чаши фонтана, где могла пробираться сквозь шумную толпу, неся мешок или кувшин на голове, неспособная защищаться от прикосновений мужчин, которые могли бы трогать меня так же легко, как любой мог бы потрепать по холке домашнюю собаку. Я не стала бы возражать против таких знаков внимания, ведь здесь я была даже меньше чем собака. Я была рабыней. Тем более, что это даже лестно. Это подтверждает мою привлекательность. Это говорит: «Ты соблазнительна! Ты волнуешь их! Вы небезынтересна для мужчин! Они не возражали бы против того, чтобы попользоваться тобой, а возможно даже владеть тобой». Мне так хотелось, чтобы мужчины замечали меня, считали меня желанной. Я хотела видеть желание в их глазах, и чувствовать их пыл и страсть. Я хотела, чтобы они поворачивали головы вслед за мной, чтобы провожали взглядами, когда я проходила мимо них по улице. Я хотела, чтобы они задавались вопросом, как буду я выглядеть голой в их собственных ошейниках или на их собственных мехах, у их ног, в их собственности, как я буду служить им, прилагая все свои способности, любым из способов, какого бы они не пожелали. Я жаждала жить с другой стороны этой бесчувственной стены, даже если бы это означало долгим часам надрываться над работой порученной суровым рабовладельцем. Меня не пугали ни подъем на рассвете, ни тяжелая корзина, ни бег по мрачным улицам на рынок. Я не боялась общих открытых прачечных, где в мелких цементных ваннах можно было бы постирать вещи. Меня не страшили иглы, метлы, кастрюли, дворы, сараи и кухни. Я была бы благодарна даже за старую драную циновку, брошенную мне на ночь. Лучше сидеть на цепи в лачуге, под плетью бедняка, чем быть цветком в этом саду!
Несомненно, остальные девушки были озадачены тем, как долго и жестоко избивала меня стрекалом Айнур, всего лишь за то, что я подошла к стене. Просто, в отличие от самой Айнур и двух ее помощниц, Тимы и Таны, они ничего не знали о высоком, длинноволосом мужчине, приходившем в сад и командовавшим мной, и которому я из страха, но одновременно нетерпеливо и благодарно, отдавалась и служила со всеми отчаянными и непереносимыми потребностями моего тела. Вот только знай они это, не стали бы они от зависти кричать о том, что я должна быть наказана еще суровее? Насколько же голодны мы были в саду! Порой я спрашивала себя, не мечтали ли многие из нас о том, чтобы их бросили в трюм, к галерным рабам.
Я лежала на циновке, прикованная за левую лодыжку цепью к кольцу, вмурованному в пол поблизости. Будь я сегодня так же прикована к этому кольцу во время периода отдыха, то я не вышла бы в сад, не приблизилась к стене и не столкнулась бы с незнакомцем. Несомненно, для меня было бы лучше, просидеть весь этот день на цепи.
А еще мне было непонятно, как он попал в сад? Судя по всему, это должно было означать, что он был известен в мажордому или охранникам. Например, было совершенно очевидно, что Айнур его узнала. Я бы даже сказала, что она была слишком хорошо знакома с ним. Это пугало. Интересно, был ли он известен владельцу этого заведения, текущему держателю прав собственности на меня? Я ни разу не видела своего фактического хозяина, но я, с некоторой долей вероятности могла утверждать, что он меня видел. Скорее всего, это именно он находился позади ширмы, когда я была раздета и показана в первый день моего нахождения в этом доме. Впрочем, это, конечно, мог быть агент или мажордом. В общем, этого я наверняка не знала. Я вообще очень немного знала о своем нынешнем господине. Все мои знания о нем можно было пересчитать по пальцам, причем одной руки: имя, то, что он был очень богат, что, как мне казалось, было довольно необычно, для города, занятого, насколько я знала, иностранными войсками. Еще у него были деловые интересы в работорговле, сельском хозяйстве, а также, я слышала, что он имел некоторое отношение, по крайней мере, к некоторым театрам и театральным труппам в городе. Еще поговаривали, что его принимали даже, в центральной башне города. Этот город, если я не упомянула об этом раньше, называется — Ар. Управляет им, по крайней мере, номинально, насколько я поняла, Убара, по имени — Талена. А вот фактическое управление, скорее всего, находится в руках военного губернатора, человека по имени Мирон, который носит титул Полемаркос с Коса, или, если более строго, Полемаркос из Темоса, который является третьим по величине городом на острове Кос. Говорят, что он является кузеном Луриусу из Джада, Убару Коса. Мне уже приходилось слышать имя этого Луриуса из Джада в бытность мою подземной рабыней в Треве. Это именно он послал в Трев тот отряд ассассинов. Мой нынешний господин, что интересно, ни разу не проявил ко мне никакого интереса. Фактически, насколько я знаю, этим интересом не могла похвастаться ни одна из других рабынь. Мы, или точнее большинство из нас не могли понять этого. Возможно, Айнур понимала, но она никогда не говорила с нами на эту тему. Да, забыла, зовут его Аппаний, Аппаний из Ара.
— Моя дорогая Гэйл, — услышала я над собой голос Айнур.
Я мгновенно напряглась всем телом, с ужасом ожидая удара стрекала. Она подошла ко мне босиком, как ходит здесь большинство рабынь, мягко ступая по каменному полу. Настолько мягко, что я даже не услышала ее шагов.
— Мне жаль, что я вызвала ваше недовольство, Госпожа, — всхлипнула я. — Пожалуйста, не бейте меня снова!
— Ты — всего лишь смазливая маленькая варварка, — сказала она. — Откуда тебе было знать то, что Ты делала? Вот, я принесла лосьон для смягчения кожи на твоей спине. А сейчас лежи спокойно.
— Госпожа? — не поняла я.
— Ага, — хмыкнула она. — Ну что, так лучше?
— Да, Госпожа, — ответила я, чувствуя, как уходит напряжение.
Лосьон приятно холодил мою исполосованную спину.
— Госпожа? — спросила я, напуганная ее странным поведением, еще больше, чем предыдущей поркой.
— Ты не должна была ходить по камням, — сказала Айнур. — Ты же могла повредить свои ноги.
— Да, Госпожа, — вынуждена была признать я.
— А твои ножки должны быть мягкими и соблазнительными, — поучительным тоном добавила она.
— Да, Госпожа, — вздохнула я.
— Ты — девушка сада удовольствий, и должна помнить об этом.
— Да, Госпожа, — сказала я.
— После случившегося, если тебе опять захочется пойти в сад во время периода отдыха, Ты должна сначала спросить моего разрешения, — предупредила женщина, продолжая втирать лосьон в мою кожу. — Это понятно?
— Конечно, Госпожа, — поспешила ответить я. — Простите меня, Госпожа.
— И еще, если в будущем Ты снова увидишь в саду кого-то, кто, как тебе покажется, может не иметь никакого права там находиться, ты должны немедленно поспешить ко мне и сообщить.
— Да, Госпожа, — кивнула я. — Я сожалею, Госпожа, что я ублажала его.
— Ты — всего лишь маленькая варварка, — повторила Айнур, со странно мягкими интонациями. — Ты не смогла бы по-настоящему ублажить такого мужчину.
— Да, Госпожа, — не стала спорить я.
Конечно, в действительности, ничуть не сожалела о случившемся. Более того, я жаждала этого снова. А также, я была уверена, что смогла доставить ему удовольствие, по крайней мере, не меньшее, чем она. Что бы они тут о себе не выдумывали, но на самом деле, многим мужчинам такие варварки как я нравятся. Они очень хорошо умеют проводить нас по нашему пути. И, кстати, уже давно я научилась определять, когда мужчина был удовлетворен, а когда нет. Те, кто носит ошейник, довольно быстро овладевают мастерством такого определения. Фактически, если они не будут довольны, то мы, вероятно, очень быстро узнаем об этом, получив поцелуй кожи, стрекала, ремня или плети.
— Так-то лучше, не правда ли? — спросила женщина, отстранившись от меня, отложив баночку с лосьоном в сторону и вытирая руки полотенцем.
— Да, Госпожа, — признала я, постаравшись, чтобы мой голос звучал с благодарностью.
— Я скоро вернусь, — пообещала она. — Принесу тебе ужин.
Айнур возвратилась, и я села и с удовольствием поела. То, что она принесла мне, можно было смело называть яством. Возможно, наша старшая рабыня выпросила это у мужчин. Кроме того, у нее с собой была небольшая и не глубокая чашка вина.
— Спасибо, Госпожа, — поблагодарила ее я, заканчивая эту трапезу. — Я, правда, ужасно сожалею о своем проступке. Я не хотела раздражать вас или вызывать ваше недовольство. Вы очень добры.
— А теперь, — не обращая внимания на мои извинения, сказала она, — позволь-ка я сниму эти тяжелые, уродливые кандалы с твоей лодыжки.
Айнур, действительно отомкнула браслет и отложила его, вместе с его цепью соединявшей его с кольцом в сторону. Ключи от таких аксессуаров хранились у нее.
— Ну вот, теперь, Ты можешь ходить, где тебе захочется, — сообщила мне старшая рабыня, но тут же добавила: — В пределах помещений, конечно.
— Спасибо, Госпожа.
Что интересно, в данный момент мы с ней в спальне были одни. Куда-то пропали все остальные девушки, не был даже Тимы и Таны, ее вездесущих помощниц.
— Вы очень добры, — повторила я.
— Это — пустяк, — отмахнулась она и легонько поцеловала меня в щеку, после чего собрала посуду и ушла.
Айнур ушла, а я откинулась на спину и задумалась. Мне было не понятно столь резкое изменение поведения старшей рабыни. Я была уверена, что обнаружив меня в руках того высокого, длинноволосого красавца, она почувствовала себя оскорбленной. У меня было мало сомнений относительно того, что он уже захаживал сюда раньше для встреч с самой Айнур. Сегодня в саду она выглядела просто жутко, безумно ревнующей к его вниманию ко мне. Добавим к этому то, что она была унижена на моих глазах, да еще и при ее помощницах. Еще бы, ведь ее поставили на колени и приказали принести сандалии, а завязать эти сандалии поручили мне. Ой не думала я, что подобные оскорбления, такая женщина как Айнур смогла бы забыть столь быстро. Кроме того, у нее, тоже имелись свои потребности, и несомненно столь же сильные, жгучие и жестокие как и любой из нас. Вообще, мне казалось, что жизнь в этом доме, в этом саду, была сплошным огорчением. Иногда, что и говорить, у нас бывали развлечения, в доме или в саду. Кто-то пел или играл, в то время как другие, такие как я, разносили еду и напитки, ухаживая за гостями, в ожидании того момента, когда кого-то из нас не отберут или не назначат служить, как рабыни. Но этого для нас было недостаточно. Разве это не было понятно с первого взгляда на наши шеи? Разве не ошейники были там? Разве эти атрибуты не служили символом того, что в наших животах горели рабские огни? Разве не сами мужчины проследили за тем, чтобы они там загорелись?
Вскоре в комнате, одна за другой, начали собираться остальные девушки. Я украдкой посматривала на них. Под наблюдением Айнур они сдали свои туники и украшения. А через некоторое время появился мажордом со своей обычной вечерней проверкой. Подняв повыше лампу, мужчина проконтролировал, что все мы лежим на своих матрасах, и даже Айнур. Потом он развернулся и вышел, а я услышала как охранник, его сопровождавший, задвинул на место засовы. В этом доме было правило, согласно которому, мы не должны были разговаривать после наступления девятнадцатого ана.
Мне вспомнился высокий, длинноволосый мужчина. Интересно, что он делал в саду? Совершенно очевидно, что он был личностью, известной в этом доме, однако лично я видела его впервые. Как бурно я реагировала на его прикосновения, как повиновалась ему! Как, должно быть, я повеселила его, когда оказавшись в его руках, оказалась полностью неспособна скрыть себя от него. Как хорошо он теперь знал мою рабскую сущность и то, чем я была! Но зачем он хотел знать местоположение тех загонов, в которых меня дрессировали? Какой интерес представлял для него акцент моих похитителей? А еще он хотел знать, смогу ли я прочитать некое слово, а когда не смогла, продемонстрировал знак, который, конечно, был символом или именем города Ара. Его я уже знала. Он встречался много где, например, на печатях. Но что меня напугало сильнее всего, он хотел знать, не слышала ли я когда-нибудь о рабыне по имени «Дженис», и не была ли я когда-либо в Треве. Думаю, что теперь у меня имелись веские причины для страха. Не стоит забывать, что я была не в той ситуации, когда можно было бы убежать или спрятаться. У меня не было ни малейшего шанса выйти из этого дома, за исключением, разве что на прогулку в сад. Двери заперты, ворота заперты. Вокруг высокие стены и строгие охранники. А главное, я была рабыней. Нет и не может быть ни единого шанса на побег для такой, как я. Я не владела своей собственной судьбой. Она была в руках других, в руках рабовладельцев. Нет, я не боялась. Я была в ужасе!
— Погасите лампы, мои прекрасные сестры по неволе, — послышался приятный голос Айнур, и лампы одна за другой начали гаснуть.
Этим вечером наша первая девка казалась в отличном расположении духа. Уверена, что эту аномалию смогли по достоинству оценить все мы. В целом, Айнур очень серьезно подходила к своим обязанностям и была весьма строга с нами. Например, во время осмотра мажордомом мы должны были стоять на коленях строго по линии, наши ноги должны были быть разведены на точно выверенный угол, спины идеально прямыми, подбородки подняты на надлежащую высоту, а руки лежать точно на наших бедрах и так далее. Она никогда не задумывалась и не мешкала с тем, чтобы пустить в ход свое стрекало. В общем, Айнур держала нас в ежовых рукавицах.
Некоторое время я просто лежала в темноте на циновке.
Комната погрузилась в звенящую тишину. Сегодняшний день выпил из меня все силы. А еще саднила моя спина, даже, несмотря на смягчающий лосьон.
В конце концов, я решила, что у меня не было особых причин для страха. Ведь мужчина ушел, а я осталась в безопасности, в доме, который находится под круглосуточной охраной. Кроме того, что еще более важно, я наотрез отказалась признать «Дженис», как и то, что когда-либо бывала в Треве. На этом можно было закрыть вопрос.
Вскоре я уже крепко спала. Уверена, что сон сморил меня задолго до следующей проверки.