Одетый в черную тунику предводитель незнакомцев, осторожно, в сопровождении одного их своих подчиненных, державшего в руке лампу, дававшую совсем мало света, подошел к двери.
— В коридоре темно, — доложил боец с лампой, опасливо выглянув наружу. — Похоже, он гасил лампы, по мере того, как двигался по коридору.
— Он не сможет уйти далеко, — прорычал их предводитель. — Только не в этих подземельях. Зажгите больше ламп.
Вскоре, все лампы, уцелевшие в том беспорядке, что начался в темноте, уже горели. Светился даже один из фонарей, которому повезло отделаться только разбитым стеклом.
— В моих покоях есть много ламп и факелов, — любезно подсказал хозяин подземелий.
Лейтенант, присев подле своего бойца, первой жертвы, пораженной камнем на цепи крестьянина, аккуратно разогнув края, снял искореженный шлем с его головы. Затем он отложил окровавленный шлем в стороне. На лбу разбитой головы, был виден крошечный черный кинжал, оставленный там этим утром.
— Твои действия приняты во внимание, — прошипел предводитель чужаков, обращаясь к хозяину подземелий, а потом, повернувшись к офицеру, добавил: — И вашим тоже. И о них будет должным образом сообщено властям.
— Конечно, — кивнул офицер, и усмехнувшись добавил: — Вот только сомневаюсь, что Луриус из Джада, образец чести, стал бы потворствовать убийству заключенного.
— А от кого, как Вы думаете, мы получили наше задание? — поинтересовался лидер незнакомцев.
— Он не сможет уйти от нас, — заявил лейтенант, вставая на ноги. — Он где-то поблизости.
— Вам остается только найти его, — усмехнулся хозяин подземелий.
Ни офицер Трева, ни сам надзиратель больше не были под контролем одетых в черное. Тарск, как я заметила, даже спрятал свой кинжал под полой туники. Во всяком случае, на виду он его не держал.
— Я полагаю, что с этого момента, учитывая, что он свободен и крайне опасен, мы можем рассчитывать на вашу поддержку, — заметил капитан чужаков.
— Можете не сомневаться в этом, — заверил его хозяин подземелий.
— Он в ловушке, дальше первых же перекрывающих этот туннель ворот, ему не уйти, — сказал лейтенант.
— Арбалеты зарядить, держать наготове, — приказал их капитан. — Стрелять даже по тени.
Гито все еще наполовину скрытый под слоем соломы, скулил и трясся в углу слева от входа. Предводитель чужаков окинул нас мрачным взглядом. Все рабыни тут же опустили головы. Ни одна из нас не осмеливались встречаться с его глазами. Я думаю, что среди нас не было ни одной, кому в то мгновение отчаянно не захотелось бы оказаться где-нибудь в другом месте, в любом, на самой тяжелой из цепей, в самой грязной из темниц, страдать от морской болезни, привязанной к полке, почти неподвижной и покрытой кишащими паразитами, в зловонном трюме невольничьего судна, потеть на мануфактуре, прикованной цепью к ткацкому станку, носить тяжеленные ведра с водой в поле, даже налегать на постромки, таща сани или фургон, вместо тягловых животных. Да, мы были красивы и являлись другим видом рабынь. Но какое дело было этим мужчинам до нашей красоты, до нашей надежды доставить удовольствие и желания служить? Для них главным было то, что мы увидели слишком много, и возможно, могли бы сделать определенные выводы.
Наконец, капитан отвернулся от нас и вышел из камеры. За ним последовали и его одетые в черные туники подчиненные. Когда последний из них исчез за дверью, покинул камеру и офицер Трева. А мгновением спустя зашевелился Гито, по-видимому, испугавшийся перспективы остаться в одиночестве, выкарабкался из-под соломы и поспешил присоединиться к мужчинам в черном.
В конце концов, в камере помимо нас остался только хозяин подземелий. Он щелкнул пальцами, и мы торопливо принялись подниматься на ноги и выстраивая вдоль стены по росту. В результате, Фина оказалась по очереди третей из десяти, а я — седьмой.
По жесту надзирателя, смутно различимого в отсвет лампы находившейся в руке одного их мужчин по ту сторону двери, мы повернулись и одна за другой направились в коридор, где пристроились в колонну за знакомым мне офицером, Гито и поредевшим отрядом одетых в черное мужчин. Хозяин подземелий замыкал колонну.
Украдкой я попытался освободить запястья, но, конечно, ровном счетом ничего не добилась. Ведь мне, как и всем остальным кейджерам, связали их гореанские мужчины, наши владельцы.
Опять вода в коридоре холодом обдавала мои ноги. Но теперь мне было куда страшнее, чем прежде. Липкий страх шевелился где-то внизу моего живота.