Эрроувейл, королевство Эвермир, флаберк — гриар 1126 Эры Пророка.
Эдмунд Ларк, учитель фехтования с Якорной улицы, в третий раз за последний час выглянул из дома в проулок. Ларк никогда не относил себя к тем тронутым, которые начинают паниковать из-за каждого пустяка, но тут был особый случай. Его дочери Эсса и Виэри никогда не задерживались так надолго после школы. Уже прошел час с того момента, как они должны были вернуться.
Когда дело касалось его близких, Эдмунд Ларк становился настоящим безумцем. Быть мужем чародейки, тем более бродячей магессы, вообще нелегко. А три мага в семье — жена, младшая дочь и живущий с ними ученик жены — ежесекундно подвергали уютный мирок, который так тщательно создавали и оберегали супруги Ларк, тройной опасности.
— Не волнуйся так, дорогой, — попыталась успокоить Эдмунда его жена Соланн. — Наверняка они торчат в лавке со сладостями, Виэри готова там поселиться.
— Хорошо, если так, — отозвался Эдмунд, ненадолго успокаиваясь.
«Леденцовая башня» — недавно открывшаяся лавка сладостей на Караванной Площади — притягивала к себе не только детей из окрестных кварталов, но и многих взрослых. Ее владелец, Рохелио, родом из Офрейна, стремился привлечь покупателей чем только мог. На его центральной витрине высилась та самая башня, в честь которой был назван магазинчик. На одном из балконов башни даже была сахарная фигурка мага с посохом из леденца. А на соседних витринах располагался целый сладкий мир. Чего стоила одна только изысканная кукольная гостиная, в которой вся мебель и ковры были сделаны из пряников! А сражение шоколадных солдатиков, раскрашенных цветной глазурью, среди холмов из зеленой сахарной ваты, никого не оставляло равнодушным. Неудивительно, что дети часами простаивали около витрин, любуясь этим великолепием.
— Мастер, может быть, мне сходить за ними? — предложил Квентин, подмастерье Соланн. Ему было уже пятнадцать, школу он закончил весной и теперь помогал Эдмунду в школе фехтования, продолжая учиться владению оружием у фехтовальщика и магии — у его жены.
— Не стоит, — ответила вместо Эдмунда его жена. — Вон они.
Действительно, в проулке показались бредущие со стороны площади фигуры двух девочек. Старшая, четырнадцатилетняя Эсса, ласково обнимала за плечи младшую, семилетнюю Виэри, и что-то ей тихо говорила. Виэри заливалась горькими слезами.
Эдмунд выскочил из лавки. В два прыжка он оказался рядом с дочерьми, подхватил младшую на руки и подбросил в воздух:
— Что случилось? Кто обидел мою птичку?
При упоминании прозвища, которым ее называли в семье, девочка захлебнулась от нового приступа рыданий и уткнулась в плечо отца:
— Папа! Там, в лавке, птичка! Ей так плохо, папа!
Эдмунд вопросительно посмотрел на старшую дочь. Та пояснила:
— Мастер Рохелио завел у себя в лавке клетку с малиновкой. Она дикая, боится, бьется о прутья. Мы просили его отпустить птичку, даже деньги предлагали, правда, немного, но он отказался.
Эдмунд ласково погладил волосы девочки:
— Пойдем домой, малышка, мы с мамой вас заждались. А вечером все вместе подумаем, как мы можем спасти твою малиновку.
— Тебе не кажется, что дети слишком переживают из-за этой малиновки? — Соланн сидела перед зеркалом в спальне, расчесывая густые темные волосы.
Эдмунд замер посреди спальни, расстегивая рубашку:
— Слишком? В семь лет увидеть такое и оказаться не в силах помочь — это большое горе.
— Им всем придется когда-нибудь столкнуться с тем, что невозможно изменить. И научиться смиряться тоже придется, — покачала головой чародейка. — Двое из них — маги. Ты прекрасно понимаешь, что это значит.
— Они должны научиться бороться, — твердо сказал Эдмунд. — И сдаваться только тогда, когда все другие способы уже испробованы. Да и тогда — всё равно не сдаваться!
Соланн внимательно посмотрела на мужа и едва заметно улыбнулась:
— Если бы не это твое «бороться до конца», я бы никогда не узнала, что такое собственная семья. Ты прав. Давай посмотрим, что у них выйдет. Ну, а если ничего не получится, придется нам вмешаться.
— Согласен, — кивнул Эдмунд, — Пусть так и будет!
На следующий день Эсса и Виэри пришли домой вовремя. Виэри светилась от счастья:
— Мама, папа! — заявила она с порога. — Мастер Рохелио сказал, что если я буду помогать ему в лавке, то на праздник Явления, в День рождения Пророка, он позволит мне выпустить малиновку на волю! Вы ведь мне разрешите ему помогать, правда?
— До праздника Явления еще почти три месяца, — с сомнением покачал головой Эдмунд. — Справишься, птичка?
— К тому же у тебя еще школа и мои уроки, — добавила Соланн. — Если ты начнешь хуже учиться, мне придется запретить тебе помогать в лавке.
— Всё будет в порядке! — с жаром заявила девочка. — Вот увидите! Я наверх, переодеваться — и к мастеру Рохелио!
— Я могу ей помогать, — улыбнулась Эсса, провожая взглядом сестру.
— Я тоже! — поддержал Эссу Квентин.
Эдмунд покачал головой:
— Нет, дети. Для Виэри будет ценнее, если она пройдет этот путь сама. Мы и так ее слишком оберегаем, страхуем каждый ее шаг. Пусть спасение птички станет ее собственной маленькой победой.
— Это мудрый совет, — улыбнулась Соланн. — Пусть Ви справляется сама. А мы будем просто наблюдать издалека — на случай, если ей действительно понадобится помощь.
Теперь Виэри просыпалась рано утром, и, быстро позавтракав, убегала в «Леденцовую башню» — помыть полы и протереть пыль с витрин. После школы, едва пообедав, она снова бежала в лавку, подавать товар и помогать его упаковывать — у мастера Рохелио отбою не было от клиентов.
Школьные домашние задания девочка теперь делала прямо в лавке. Когда покупателей было поменьше, Рохелио сам сажал Виэри за уроки. Вечером же, когда наступало время закрывать магазин, Виэри еще раз протирала полы в лавке и расставляла на полках товар для завтрашней торговли. Иногда, в качестве награды, мастер Рохелио разрешал ей почистить малиновке клетку, сменить воду и насыпать свежего корма. В такие моменты Виэри была просто счастлива. Вечером за девочкой приходил кто-то из родителей или старшие дети, и она отправлялась домой — ужинать и спать.
Поначалу Виэри приходилось непросто. Труд в лавке оказался тяжелым и однообразным. Но, едва бросив взгляд на несчастную пленную птичку, девочка принималась за работу с удвоенной силой.
Училась Виэри по-прежнему хорошо. В школе даже стали говорить о том, что девочка стала более серьёзной и ответственной. Эдмунд и Соланн, которые с тревогой наблюдали за младшей дочерью, согласились между собой, что она стала взрослее.
Наконец настал долгожданный день Явления. В этот день было принято зажигать в доме много свечей и готовить богатый праздничный ужин, чтобы вечером сесть за стол всей семьей. А еще в день рождения Пророка было принято выпускать на волю птиц, чтобы они несли всем добрую весть.
Эдмунд всегда с тревогой переживал этот день. Он прекрасно знал, как больно его жене готовить праздник в честь того, из-за кого магические способности теперь считались проклятием, а те, кому они достались, стали изгоями и преступниками. Вот и сейчас он предвкушал, как весь день Соланн и Квентин будут обмениваться невеселыми усмешками. Потом, после ужина, Соланн сама уберет со стола, отказавшись от помощи его и Эссы, и отправит всех спать, чтобы побыть в одиночестве, пусть даже над раковиной грязной посуды.
Весь этот день Эдмунд незаметно поддерживал Соланн: мимолетным взглядом, улыбкой, прикосновением. А она пыталась, чтобы и для него, и для детей, особенно для маленькой Виэри, праздник всё-таки оставался праздником. Для того и семья, чтобы поддерживать друг друга.
Виэри проснулась раньше всех, наскоро позавтракала, надела свое самое нарядное платье и, весело что-то напевая, вприпрыжку пустилась в «Леденцовую башню».
Соланн и Эсса с утра готовили еду. Эдмунд и Квентин выдвинули большой дубовый стол на середину столовой и расставили на подоконниках серебряные подсвечники на десять свечей каждый, которые использовались только по особым случаям. Квентин принес букет маргалейда, или дара Пророка — скромных, но очень душистых белых цветов, которые обычно распускались к празднику, несмотря на то, что снег только начинал таять.
К вечеру все они собирались зайти в лавку Рохелио, чтобы посмотреть, как Ви будет выпускать птичку.
Виэри вернулась домой гораздо раньше. Тихая и молчаливая, она аккуратно сняла плащ и повесила его на гвоздь в прихожей, а потом так же медленно и отрешенно отправилась наверх, где была их с сестрой спальня.
— Виэри, что случилось, милая? — окликнула дочку Соланн.
Та обернулась.
— Мастер Рохелио не выпустит птичку, — деревянным голосом сказала девочка. — Он сказал, что письменный договор мы не заключали, а то, что он мне обещал, было без свидетелей.
Виэри разрыдалась и убежала. Наверху хлопнула дверь.
— Вот негодяй! Как он посмел так с ребенком! — зарычал Эдмунд. — Я сейчас пойду туда и просто выпотрошу его!
— Подожди, — Соланн положила руку на плечо мужа и понизила голос. — Давай не будем доводить до скандала. Нам эта ссора вовсе ни к чему. Сейчас ты успокоишься, мы все поужинаем, а потом мы с тобой сходим к Рохелио и попробуем сами выкупить эту птицу. Если же и у нас не получится, придется Виэри смириться с этим обманом. Не всегда вокруг нее будут кристально честные люди.
Эдмунд с досадой махнул рукой. Будь он один, он бы просто пошел и расквасил физиономию этому негодяю. Но с тремя магами в семье такое внимание к своей персоне привлекать было опасно.
— Мама, можно мы с Квентином пойдем погуляем? — Эсса перегнулась через перила. — Сегодня отличная погода, а Анабел с ребятами собирались в город петь гимны.
— Э-э-э… Можно, мистресс Соланн? — Квентин выглянул из столовой.
Фехтовальщик посмотрел на старшую дочь, потом — на воспитанника. Глаза Эссы блестели, она улыбалась. А вот Квентин, похоже, совершенно не ожидал приглашения, но был очень рад — ему нравилась Эсса. «Задумала что-то, — решил Эдмунд, — Или я совсем ее не знаю».
— Идите, — Соланн скрылась на кухне. — Только к ужину возвращайтесь.
— Да, мама, — благонравно заявила Эсса. Даже слишком благонравно.
Старших как ветром сдуло. Эдмунд посмотрел им вслед. Точно что-то затеяли.
Эсса и Квентин успели как раз к ужину. Виэри лежала в кровати лицом к стене и, несмотря на все уговоры родителей, не хотела спускаться. Но когда старшая сестра зашла к ним в комнату переодеться, вниз девочки спустились вместе, обе нарядные и причесанные. И теперь Виэри тоже выглядела как заговорщица.
Соланн улыбнулась: «Все в сборе? Отлично. Садитесь скорее за стол».
Они чинно вошли в столовую: Эсса, привычным жестом обнимая за плечи младшую сестру, за ними — Квентин. Но как только Эдмунд разлил по бокалам грог для взрослых и имбирный чай для детей и приготовился резать запеченную утку, в дверь громко и настойчиво постучали. Пожалуй, слишком громко и слишком настойчиво.
Эдмунд подскочил, жалея, что беспечно не положил поближе свои кинжалы, и перехватил поудобнее разделочный нож. В руках умелого фехтовальщика даже такое нелепое оружие становилось смертельным. Добровольно отдавать свою семью Ордену Эдмунд не собирался, а вот дорого продать свою жизнь и утащить с собой пару-тройку рыцарей в Чертоги Единого — очень даже. Эдмунду даже было плевать, что Пророк может ненароком расстроиться, встретившись в свой день рождения с теми, кто считал себя исполнителями его миссии на Каэроне.
Фехтовальщик сделал знак жене и детям. Они уже много раз обговаривали, как будут действовать в случае, если за ними придут рыцари: быстро перебраться в кухню. Там, в подвале, для каждого из них собраны вещи первой необходимости. А еще в подвале — тайный ход в городскую клоаку. Эдмунд шесть лет копал его сам — пригодились знания, полученные в Гильдии.
Но тут те, кто стучали, решили не дожидаться ответа. Точнее, один стучавший — в дом, размахивая птичьей клеткой, ворвался мастер Рохелио.
— Мастер Эдмунд! — торговец сладостями кипел от ярости. — Посмотри, что натворили твои старшие дети! — и он выставил вперед клетку, как рыцарь на турнире выставляет щит.
На дне клетки лежала огромная дохлая крыса. У Эдмунда отлегло от сердца.
— Что это? — спросил фехтовальщик. Ситуация начинала забавлять его.
— И ты еще спрашиваешь?! — вскипел торговец сладостями. — Это, почтеннейший мастер Эдмунд, дохлая крыса! Та самая, которую твои старшие дети подбросили в клетку, когда украли оттуда малиновку! Я требую наказать их и как можно строже. Если ты будешь потакать им, вот увидишь, они закончат на виселице!
— А с чего ты взял, что это сделали именно мои дети? — спросил фехтовальщик, бросив строгий взгляд в сторону кухонной двери, откуда уже высовывались любопытные детские головы.
— А кто же еще?! — возмутился Рохелио. — Мальчишка стоял и заговаривал мне зубы, а девчонка тем временем вытащила птицу и заменила ее… вот на это!
— То есть ты не видел своими глазами, как это произошло? — любезно улыбнувшись, спросил Эдмунд.
— Нет, конечно, но ведь твоя младшая дочь так хотела отпустить эту проклятую птицу!.. — настаивал лавочник. — Наверняка она подговорила старших и…
— Вот что я скажу тебе, мастер Рохелио, — холодно отозвался Эдмунд. — Во-первых, в твоей лавке около этой клетки всегда толпятся дети. И совершить такое ради озорства мог любой из них. Во-вторых, как ты вообще осмелился сюда явиться? Ты обманом заставил мою Ви три месяца работать на тебя бесплатно, а теперь пришел в мой дом, чтобы оболгать Эссу и Квентина?
— Никакого договора ведь не было… — начал было Рохелио, но замолчал.
— Именно поэтому я еще не переломал тебе ноги, — отрезал фехтовальщик. — Убирайся отсюда и крысу свою захвати. Потому что о том, чтобы я сейчас не спустил тебя с лестницы, тоже никакого договора не было.
— Когда-нибудь ты совершишь промах, мастер Эдмунд! — покачал головой Рохелио. — И когда ты его совершишь, я буду тут как тут.
— А ты уже совершил промах, обидев моих детей, — отозвался фехтовальщик. — Катись отсюда.
Рохелио ушел, громко хлопнув дверью. К Эдмунду подбежали хохочущие дети. Он улыбнулся и обнял всех троих.
— Ваша работа? — спросил он, глядя в хитрое личико Эссы, с улыбкой смотрящее на него снизу вверх. — Ведь ваша же!
— Наша! — с гордостью сказала его старшая дочь. — Всё было так, как он сказал. Я просто восстановила справедливость. Будешь ругаться, папа?
— Не буду, — покачал головой фехтовальщик и погладил дочь по голове. — Просто помни, котенок, что решать проблему, нарушая закон, можно только тогда…
— …когда нет другого выхода, — хором с отцом произнесла Эсса. — Его и не было. Идем ужинать, пап.
— Ну что, воспитал разбойницу? — улыбнулась Соланн мужу, когда они остались наедине. — Наша старшая дочь — твоя полная копия.
— По крайней мере, у нас очень дружные дети, — улыбнулся в ответ Эдмунд. — А это значит, что они не пропадут.