Тайны Фанкор-Зора

Глава 3

Где-то посреди Сурового моря, глит 1133 Эры Пророка.

Аделл Неттли по прозвищу Бессердечный, капитан фрегата «Летящий», был не на шутку обеспокоен. На его судне стали твориться странные вещи. Похоже, что во время их последней охоты на работорговый бриг империи Эн-Калех, где команда «Летящего» знатно поживилась, его матросы подцепили какую-то редкую заразу.

И речь тут шла вовсе не о наложнице капитана эн-калехи̇, которая оказалась той еще заразой. Она была совсем юной и глупенькой, эта Коломба из Шеоллы. Как только имперец под улюлюканье команды «Летящего» прогулялся по доске, она принялась усиленно искать себе нового покровителя. Девицу капитан приказал не трогать и пальцем и был уверен, что так оно и будет. Он прекрасно понимал, чего опасается девчонка: лучше уж кто-то один, и желательно, конечно, капитан, чем вся команда сразу.

Неттли положил много сил, чтобы успокоить дикарку. Он пообещал Коломбе, что после всех дел обязательно сменит курс и отвезет ее на родину, и даже предложил поискать там ее семью, ведь Шеолла — государство небольшое.

Девица так обрадовалась, что тут же захотела отплатить капитану единственным известным ей способом. Аделл пришел в ужас, юная красотка годилась ему в дочери. Но он взял себя в руки и попросил Коломбу ему погадать, ведь шеолланки — известные на весь Каэрон провидицы!

Польщенная девушка согласилась. Конечно, о том, что ему наворожила шеолланка, капитан никому не рассказал, но с этого момента истерики прекратились. Успокоились и девица, и команда. Теперь Аделл видел Коломбу при каждом удобном случае мурлыкающей с юнгой Редманом, который, похоже, положил на нее глаз. Это капитана вполне устраивало.

Странному поведению команды, скорее всего, была совсем другая причина. Возможно, тому виной были «особые» эн-калехи̇йские благовония, пару мешков которых они нашли в капитанской каюте имперца. Они стоили целое состояние. Но Аделл сразу же распорядился выкинуть дурь в море и лично за этим проследил.

Оставалась одна причина: кофе. Аделл Неттли этот напиток очень любил и был просто счастлив, когда на борту имперского брига они обнаружили добрый десяток мешков лучшего кофе, который только выращивали в Империи Эн-Калех. По доброте душевной он поделился им с матросами. Будучи человеком образованным и весьма утонченным, капитан Неттли пытался приобщить своих матросов к эстетике. С кофе у него получилось. Но, возможно, на этот раз с эстетикой он переборщил.

С того самого момента, как его команда начала по утрам пить кофе, всем, кто его пил, стал мерещиться енот. Впрочем, не всем. Самому капитану Неттли никакой енот не мерещился. Не говорил о еноте и боцман Бенсон. Аделл уже был склонен полагать, что не видит енота исключительно из-за того, что пьет кофе давно и совершенно к нему привык, а Бенсон не замечает енота потому, что считает кофе, как он не раз выражался, «дрянным пойлом, недостойным настоящего мужика». Боцман употреблял внутрь все, что горит, и трезвым бывал только один день в году, когда поминал свою семью. В остальное же время Бенсон не просыхал и бродил штормовой походкой даже при полном штиле. Но и в таком состоянии он тоже не видел енота.

Было еще одно совпадение. Примерно в то же самое время как-то ночью капитан Неттли был разбужен громким стуком. Что-то большое дрейфовало и билось о борт прямо на уровне его каюты. Разумеется, вахтенные подняли тревогу. Дрейфующий предмет был поднят на борт и оказался огромной просмоленной сосновой бочкой. Моряки не стали долго гадать, откуда к ним прибило этот предмет, мало ли вокруг гибнет судов.

А потом на «Летящем» случился енот.

На самом деле, никто не знал точно, енот ли это, но первым его начал видеть корабельный кок Форман. Он прибежал к капитану, горя праведным гневом, и заявил, что кто-то таскает у него со склада съестные припасы. Пропали сырые овощи — морковь, несколько картофелин, половина кочана капусты.

— Крысы? — поинтересовался капитан и вздохнул, скучая по корабельному коту.

Кота выпросила дочь, и Неттли не мог ей отказать. А теперь на "Летящем" обнаглели крысы. В первом же порту капитан снова отправит Редмана за котенком, но по прежнему, рыжему, он очень грустил. Утешало одно — его дочка обожала кошек, и одноглазый оторвяга с драным ухом и половиной хвоста наверняка отлично устроился.

Форман покачал головой:

— Да какие крысы, кэп! Крысы что — погрызут да нагадят. А этот вчистую спер! Да и много — крысам столько не сожрать! Ты же знаешь меня, кэп, у меня все посчитано!

— В таком случае, возможно, это приворовывают наши, кхм, пассажиры из трюма?

В трюме «Летящего» разместили рабов, которых команда в числе прочей добычи сняла с имперского судна. Кок махнул рукой:

— Да что ты, кэп, какие пассажиры?! Они нас так боятся, наружу носа не показывают. К тому же ты велел кормить их как следует, я и кормлю!

И вот тогда капитан произнес ту самую фразу, за которую теперь себя корил:

— Ну, и кто же это был, по-твоему, — енот?

Кок на мгновение остолбенел. На лице его отразилась печать озарения. А потом он яростно закивал:

— Кэп, я всегда говорил, что ты голова! Енот, как есть енот! Крыса столько не сожрет, а эти зверюги куда хитрее.

Весть о том, что на корабль пробрался енот, разлетелась среди команды мгновенно. А зверь начал хулиганить вовсю. Теперь он воровал со склада не только овощи, но не побрезговал и копченым окороком. Он забирался на камбуз и ел прямо из кастрюль. Он тащил у матросов все, что плохо лежит — кисет с табаком, трубку, огниво, полбутылки джина у боцмана, у юнги — его любимый охотничий нож. Юнга впал в отчаяние. Его шеолланская красотка млела от того, как Редман с небрежным шиком кидал этот нож. Юнга с закрытыми глазами лихо попадал точно в центр нарисованного мелом на мачте крестика. И что самое странное — этого енота никто и никогда не видел.

Капитан прекрасно понимал, почему его команда так увлеченно поддерживала эту идею. Когда вокруг себя ты месяцами видишь лишь бескрайнюю воду и одни и те же рожи, дурацкая фантазия про енота становится отличным развлечением. Но воровство — вещь недопустимая. А на корабле, где по любому поводу может вспыхнуть резня, еще и опасная. Поэтому деятельность таинственного енота надо было пересекать, кем бы он ни был, пока Неттли ещё держал ситуацию под контролем.

На какое-то время таинственный вор затаился. Но потом совершил роковую ошибку: он стащил у капитана Аделла его утренний кофе прямо в кофейнике, нагло сняв его с плиты в камбузе, как только кок и старший помощник Хоббс, который всегда варил кофе для капитана, отвернулись. Такого Бессердечный простить не мог.

— Так, все, — он стукнул кулаком по столу.

Кок, принесший Аделлу вместо кофе плохую весть, боцман и старший помощник, с которыми капитан обычно вместе завтракал, нервно подпрыгнули.

— Объявляю охоту на енота, — сказал капитан и решительно посмотрел на кока, — Но сначала — охоту на акулу. Форман, готовь свое самое вкусное жаркое, то, что из акульих плавников. Брать будем на него. У него такой аромат — мертвого поднимет. Бенсон, размести пару парней на камбузе и вооружи чем полегче, чтоб не попортили шкуру. А я с сетью буду дежурить на выходе. Будем брать злополучного енота живым.

— Ик! Кэп! А за… зачем нам ребята, я… это… ик! …сам его изловлю, — прогудел боцман.

Капитан покачал головой. Идея Бенсона ему не нравилась, но если уж тому в пьяную голову пришла вообще какая-то идея, боцман хватался за нее так, что его было не свернуть.

— Ну хорошо, — со вздохом сказал капитан, — Но возьми кого-нибудь себе на подмогу, вдруг зверь кусается.

Матросы во главе со старшим помощником капитана Хоббсом постарались на славу. Весь вечер накануне они обсуждали с коком, какая наживка больше всего может понравиться акуле. Кок кипятился и говорил о том, что все идет наперекосяк, и, по-хорошему, надо бы сначала поймать енота, и тогда вопрос наживки отпадет сам собой, а жаркое он приготовит остальным в честь славной победы. Но Бессердечного такой расклад не устроил, и решено было поймать какую-нибудь крупную рыбу, которую можно было бы использовать, как наживку.

На следующее утро «Летящий» лег в дрейф, и вся команда увлеченно занялась рыбалкой, с каждым новым уловом споря о том, стоит ли остановиться на этом, или попробовать выловить что-нибудь покрупнее. Наконец, их воодушевление передалось самой акуле, которая, увидев, что на приманку юнги Редмана клюнул приличных размеров тунец, решила воспользоваться моментом и утащить тунца, а заодно, на десерт — и самого юнгу.

Акула мертвой хваткой вцепилась в тунца, юнга мертвой хваткой вцепился в удилище, а команда такой же мертвой хваткой вцепилась в юнгу. Победила жадность, и уже через каких-нибудь полчаса уставшую акулу затащили на борт под вопли кока, что помогать ему разделывать и консервировать эту тушу будет вся команда. Кок смирился и угомонился только тогда, когда боцман Бенсон сжалился над ним и дал успокоения ради отхлебнуть из своей заветной фляги.

Аделл Неттли по прозвищу Бессердечный мрачно наблюдал за командой. Список кар, которым он намеревался подвергнуть несчастного енота после поимки, становился все длиннее и длиннее.

К вечеру для ловли енота все было готово. Жаркое пахло на весь корабль. Охотники затаились на камбузе, гостеприимно оставив открытыми иллюминатор и дверь. Боцман, сжимая в руках самый большой половник кока, забрался в кухонный шкаф и изредка там кряхтел. Кок сидел под разделочным столом. В углу притаился юнга со вторым половником и крышкой от котла на манер щита. «Наверняка показался в таком героическом виде своей пассии», — усмехнулся про себя капитан Неттли, стоящий за дверью и держащий наготове сеть.

Ждать пришлось недолго. Вскоре в темноте они заметили, как в иллюминатор ввинчивается чья-то тонкая фигура. Предполагаемый енот бесшумно спрыгнул на пол камбуза и осмотрелся. Как и предполагал капитан, енот был подозрительно похож на человека — совсем молодого, возможно, всего года на три-четыре старше их юнги. Юноша был худым, но в нем чувствовалась большая сила. Про таких обычно говорят «жилистый». Что-то еще в темноте разглядеть было сложно.

Парень с наслаждением втянул носом воздух, приблизился к котлу с блюдом и достал из-за пояса оловянную ложку, которой как раз вчера с утра не досчитался кок, и потянулся к котлу с преступными намерениями.

Душа кока этого не вынесла.

— Вот я тебя сейчас! — завопил он из-под стола и с силой дернул вора за ногу.

Тот упал, но тут же снова подскочил, ринувшись назад к иллюминатору, где его уже ждал боцман с половником. Увернувшись от удара, «енот» приложил боцмана в челюсть и сделал подсечку. Боцман накренился и схватился за котелок, который тут же опрокинулся на вылезающего из-под стола повара. Из угла выскочил отважный юнга и, испустив боевой клич: «Тебе конец, енот!», ринулся в драку.

Пару минут капитан Неттли наслаждался увлекательнейшей картиной. На полу завязалась борьба в жарком из акульих плавников. Она была похожа на женскую борьбу в грязи — весьма экзотическое развлечение, которое он как-то видел в Марранде. Вокруг дерущихся скакал воинственный юнга с половником и крышкой от кастрюли и наносил удары тому, кто оказывался сверху. Когда капитан счел, что на сегодня экзотики с него достаточно, он просто накрыл все это безобразие сетью.

Четверть часа спустя все уже были в кают-компании. В центре понуро стоял виновник торжества — грязный, оборванный и худой юноша лет двадцати. Он был настолько тонок, что казалось, что от него остались одни глаза — большие, серые, наполненные отчаянием. За столом сидели удачливые охотники. Капитан был единственным из них, кто не пострадал в этой схватке и сохранил опрятный вид. Юнец, сопротивляясь, ухитрился подбить боцману глаз и выбить коку зуб. Юнга в порыве отваги стукнулся головой о шкаф с посудой и набил себе шишку сам. Вдоль стен стояли недовольные матросы.

— Рассказывай, кто ты такой, — спокойно сказал капитан.

— Мое имя — Мате̇ос А̇рра, — ответил юноша хриплым низким голосом, неожиданным для такого молодого и худого человека.

— Ну, и откуда ты свалился на наши головы, Матеос Арра? — спросил капитан чуть дружелюбнее.

— Бежал от хозяина, — глухо ответил молодой человек, — Меня продали в Офрейн, а дома, в Трезеньеле, остался мой младший брат Мигуэль. Он тоже раб. Я хотел сбежать и вернуться за ним. У нового хозяина собственное судно, большое, роскошное. Мы плыли на нем. Я сначала хотел украсть шлюпку и сбежать на ней, но шлюпки очень хорошо охраняли.

— И тогда ты решил поплавать в бочке, — кивнул капитан Неттли, — Что ж, весьма оригинально. И главное — совершенно незаметно.

Юноша опустил голову. Капитан внимательно посмотрел на него и вздохнул:

— И что же нам с тобой теперь делать, енот?

Матеос поднял голову и горько усмехнулся:

— Отправить в трюм, к остальным? Я видел там людей. Вы ведь из стервятников — работорговцев, кто отбирает чужой товар? Считайте, что я достался вам бонусом.

И тут капитан улыбнулся. От этой улыбки боцман мгновенно протрезвел, повар сделал охранительный жест, а матросы попятились. Аделл Неттли медленно встал, вышел из-за стола и подошел к Матеосу.

— Скажи мне, мой юный друг… — произнес он ласковым, вкрадчивым, леденящим душу тоном, — Видел ли ты на этих людях, там, в трюме, цепи? Или, может, ошейники? А может, ты видел кнуты у кого-нибудь из моей команды? Если видел, покажи мне этого человека, и он сразу же отправится по доске. А если ты мне сейчас же ничего из этого не покажешь, то по доске, мой друг, прогуляешься ты.

Матеос отступил на шаг и покачал головой:

— Нет, капитан, ничего из этого я не видел. Похоже, я действительно ошибся и напрасно оскорбил тебя. И если ты решишь бросить меня за борт, я готов. Только ответь мне, пожалуйста, для чего тогда тебе эти люди и куда ты их везешь?

К ним, прихрамывая, подошел боцман и опустил тяжелую руку на плечо капитана:

— Остынь, Аделл, — Он перевел взгляд на юношу, — Мы забрали этих людей у имперцев и сейчас везем в Энье̇с.

Матеос опустил голову. Лицо его залилось краской:

— Прости, капитан. Теперь я готов прогуляться туда, куда скажешь. Ты — самый странный пират, о котором мне доводилось слышать.

Капитан Аделл Неттли, прозванный Бессердечным, долго и пристально смотрел на Матеоса. Тот вздохнул, но не отвел взгляда. Наконец, капитан сказал:

— Мою команду называют Полуживыми. Почему, ты скоро поймешь. Я дал клятву помогать нуждающимся в этих водах и восстанавливать справедливость. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе нашу историю. А пока — не прогуляться ли тебе с нами до Эньеса, дружище енот? Только сначала верни наворованное, а потом живо на камбуз — убираться.