Том 68. Чехов

Будьте здоровы. Жму вашу руку. Напишите, когда удосужитесь.

Ваш душевно А. Плещеев

См. письмо Чехова к Плещееву от 30 декабря 1888 г. (XIV, 266—267).

Шутливое прозвище И. JI. Леонтьева (Щеглова).

Суворин предложил Чехову стать штатным сотрудником «Нового времени». Как известно, Чехов предложение Суворина не принял и переезд его в Петербург не состоялся (XIV, 279—280). Об этом эпизоде —см. выше, во вступительной статье.

Плещеев был знаком с Сувориным с 1860-х годов и в то время помог ему матери­ально (см. Александр Плещеев. Что вспомнилось, Актеры и писатели, т. III.СПб., 1914, стр. 6). С тех пор между ними установились дружеские отношения, хотя Плещеев не разделял политических взглядов и стремлений СувориНа: «Нас разъединили лите­ратурные течения, и мы в некоторых вещах принципиально расходимся». (Письмо Пле­щеева к Суворину от 17 января 1886 г.— «Письма русских писателей к А.С. Суворину». Л., 1927, стр. 124). Плещеев отмечал также лживость Суворина, который «слову своему йе хозяин» («Слово», стр. 260).

Режиссер Александринского театра Федоров (настоящая фамилия Юрковский) (1842—1915) взял для постановки в свой бенефис пьесу Чехова «Иванов». В связи с этим Чехов подверг пьесу, написанную в 1887 г., доработке, причем особенно изме­нил роль Саши(см.письма Чехова к Плещееву от 30 декабря 1888 г. и 15 января 1889 г.— XIV, 267, 295—296). Пьеса была опубликована в мартовской книжке «Северного вест­ника» 1889 г.

Роман А. Шеллера (Михайлова) «Победители», напечатанный в «Северном вест­нике», 1889, № 1—4, и повесть П. Боборыкина — «Изменник», напечатанная в № 2—6.

Обещание дать рассказ к апрельской книжке было высказано Чеховым, очевид­но, в личной беседе, так как в его письмах конца 1888 г. упоминаний об этом нет. В ап­рельской книжке «Северного вестника», 1889, никаких произведений Чехова напечата­но не было.

В «Новом времени», 1888, № 4602, от 19 декабря была напечатана сочув­ственная заметка о сборнике «Красный цветок» Особенно неприятным для Плещеева был имевшийся в этой заметке намек на издателей сборника «Памяти В. М. Гаршина», названных «строго замкнутым кружком литераторов».

• В «Новом времени» была отмечена описка, допущенная Я. В. Абрамовым в его статье о Гаршине в сборнике «Памяти Гаршина». К цитате из «Ревизора» была да­на ссылка на «Горе от ума».

Предсказание Плещеева оправдалось. В статье о сборнике Буренин дал ему рез­ко отрицательную оценку, охарактеризовав напечатанные в нем материалы как «обиль­ный рудник характеристического вздора, пущенного в печать различными мнимыми приятелями и друзьями под видом почтения памяти покойного» («Критические очерки». — «Новое время», 1889, № 4632, от 20 января).

В сборнике «Красный цветок» был напечатан «Отрывок из поэмы „Тиверий"» В. Буренина.

В письме к Суворину от 3 января 1889 г. Чехов спрашивал: «Отчего у вас ни слова не сказали о „Памяти Гаршина"? Это несправедливо» (XIV, 282).

В Москву в декабре 1888 г. Короленко не приезжал, и встреча его с Чеховым не состоялась (XIV, 281).

Николай Алексеевич Плещеев, младший сын поэта, за учиненный в пьяной офи­церской компании скандал сидел под арестом на гауптвахте. Грессер — петербургский градоначальник.

Петровский — московский студент, гостивший на Луке у Линтваревых.

22

Петербург. 3 января 1889 г.

Милейший Антон Павлович.

Место вашему «Иванову» в мартовской книжке найдется. Высылайте его. За обещание же дать рассказ к апрельской книжке большое спасибо Будем надеяться.

Сегодня была в редакции добрейшая обер-офицерская вдова [96]. Ей кто- то поручил получить гаршинский сборник по подписному билету, а у ней где-то вытащили кошелек и этот билет. Она приходила советоваться, что делать. Билет был выдан Абрамовым. Туда ее и направили.

Вчера был в «Литературном обществе». Полонский читал новую по­эму. Эта не так скучна, как предыдущая³. Есть очень красивые места, фабула же, хотя и занятная, но какая-то странная. Там описывается, как колдун заставил пожилую богобоязненную девицу в бочку лезть голой, для того, чтобы сделать ее молодой, по ее желанию. Все его одобряли за стремление к реализму; и в печати, вероятно, Превознесут,— Буренину, присутствовавшему тут же, это, конечно, подаст повод лягнуть кого-ни­будь из юных поэтов. Григоровича видел. Он недоволен вашей сказкой, напечатанной в «Новом времени» [97]. От других тоже слышал отзыв, что она непонятна... как будто это прославление денег... что они всё в жизни.

Всё или не всё,— а жаль, что мы с вами нынче 200 тысяч не выиграли. Вы, впрочем, может быть и выиграли. Я не знаю.

А вот сказку вашу в «Петербургскую газету» действительно нельзя одоб­рить ⁵. Новый год встречал у меня только Жоржинька. На другой день ходили с ним «Ревизора» смотреть. Давыдов был великолепен.

Ждем вас. Приезжайте ставить комедию свою. Ее в субботу будут чи­тать в комитете ⁶.

Обер-офицерша сказала, что вы 17-го именинник, тем лучше. Выпьем кларету.

Поклон вашим. До свиданья.

А. Плещеев

P. S. А о гаршинском сборнике «Новое время» изрекло, что прекрасные рисунки вполне искупают «бессодержательность текста». Как по-вашему — это справедливо?

приглашал. Он меня спрашивал, не говорили ли вы мне о том, что он звал вас; я отвечал, что ничего не говорили. Вероятно, говорю, он забыл. Пожалуйста, не выдайте меня. Жду вас к себе непременно сегодня вечером.

Ваш душевно А. Плещеев

Письмо датируется двадцатыми числами января 1889 г. по сопоставлению с ответ­ным письмом Чехова (см. XIV, 298). Это подтверждается также и тем, что в первых числах февраля Чехов уже находился в Москве (см. письмо его к Баранцевичу от 3 фев­раля 1889 г. — XIV, 299).

(Петербург. Конец января 1889 г.*

Антон Павлович!

У меня сидит Леонтьев. Мы в приказчичий клуб не пойдем, потому что там нет сегодня ничего интересного. А если вы туда пойдете с «эроти­ческой» целью, то мы с Леонтьевым окажемся тут лишними; вдобавок нам обоим нездоровится. А вот если бы вы и Жоржинька пришли ко мне (до клуба) напиться чайку, очень бы меня обязали. Я сегодня один, ибо мои сегодня едут на Цукки, так как сын им достал билеты. Посидев у меня, вы можете с Жоржем ехать в клуб.У меня готовы для вас входные билеты, полученные от Базаровой — даже четыре билета. Ответьте — придете ли и, если придете, то приходите немедленно по получении этой записки.

Ваш А. Плещеев

Рукою И. Л. Щеглова (Леонтьева): С подлинным верно.

Жан Щеглов

Письмо датируется по сопоставлению с ответным письмом Чехова (XIV, 298).

(Петербург.) 7 февраля 1889 г.

Дорогой Антон Павлович.

Только сейчас принесли мне вторую половину «Иванова». Первую от­дал вчера в типографию. Корректуру вышлю вам немедленно, как наберут. Анна Михайловна поручила мне спросить вас об условиях, так как вы пи­сали мне, что возьмете за «Иванова» подешевле ',ия тогда это ей заявлял. Теперь, как вы знаете, материальное положение журнала заставляет нас несколько сжаться и не выходить из определенного на книжку бюджета. Это, впрочем, не относится к гонорару ваших других произведений, за ко­торые вы будете получать на прежнем основании, и вашего рассказа мы, согласно вашему обещанию², будем все-таки ждать.

Статья об «Иванове» Суворина мне понравилась; она очень хороша по своему тону и множеству верных замечаний, хотя в то же время кое с чем можно поспорить³.

Как бы то ни было, это лучшая рецензия на «Иванова». В тот же вечер, как вы уехали, я присылал к вам с своей карточкой одну молодую актри- ску ⁴ (и мою куму,— я у ней крестил), которой хотели передать роль Са­ши, после Мичуриной, игравшей на втором представлении.

Она очень желала с вами посоветоваться о роли. Я думал, что Суворины вас удержат до следующего дня. Но, к сожалению, она уже вас не застала.

«Иванов» идет на этой и на следующей неделе по два раза. А «Медведь», которого я не видел и который прошел, говорят, с фурором, идет только

на последний день масляннцы. Я пойду непременно. В понедельник весь спектакль состоял, такпм образом, из Чехова.

Модест, вероятно, сообщил вам в подробности о втором спектакле ⁵. Мне же говорили актеры, что вас шибко вызывали. Что Шоржпнька? Уехал или в Москве застрял? Поклон низкий всем вашим.

Ваш душевно А. Плещеев

Не видаетесь ли с Островским? Он уж с месяц, кажется, не писал мне. Не болен ли, или не в претензии ли на меня за что-нибудь? Буду писать ему на днях ⁶.

Чехов 30 декабря 1888 г. писал Плещееву о папечатании «Иванова» в «Северном вестнике»: «Я с вас очень дешево возьму, так дешево, что вы удивитесь» (XIV, 267; см. также 307—308).

Обещание Чехова прислать рассказ было передано Плещееву через Егора Михай­ловича Линтварева («Слово», стр. 261—262; см. также XIV, 296).

Рецензия Суворина на пьесу «Иванов» была напечатана в «Новом времени», 1889, № 4649, от 6 февраля.

Отзыв Плещеева о суворинской статье совпал и с чеховской ее оценкой (XIV, 304).

О ком идет речь, установить не удалось.

Упоминаемое письмо М. И. Чайковского к Чехову неизвестно.

Письмо Плещеева к П. Н. Островскому неизвестно.

П. М. СВОБОДИН

Фотография с дарственной надписью Чехову:«Милому Антону Павловичу Чехову от полюбившего его П. Сво­бодина. Петербург, 31 янв. 89 г. Первое представление „Иванова"»

Свободин исполнял в спектакле роль Шабельского

Дом-музей Чехова, Ялта

26

21 июня 1889 г. Шевино под Петербургом)

Дорогой Антон Павлович.

Вчера прочел в газетах о постигшем вас и все ваше семейство горе ¹.

Никак я не ожидал такой печальной и, в особенности, такой скорой развязки, хотя Елена Михайловна на днях еще писала мне, что здоровье бедного Николая Павловича становится все хуже и хуже ². Но ведь чахот­ка такая болезнь, которая года тянется. Очень грустно, что лето для вас отравлено этим горестным событием. Прошу вас передать Евгении Яков­левне и всем вашим мое душевное соболезнование.

Полагаю,что вы теперь долго не усидите в Сумах и, повинуясь «весь­ма мучительному свойству, охоте к перемене мест», опять пуститесь стран­ствовать по бел^ свету ^s. Суворин, как я Слышал, нанял было тоже где-то поблизости от вас, но Анна Ивановна ⁴ отговорила его и увлекла за гра­ницу. Вероятно, он и вас туда будет звать, хотя, сколько я мог заметить, вас всегда больше тянет не за границу, а на какие-нибудь русские окра­ины или на восток. Напишите, куда решитесь ехать. Я уж более месяца не имею от вас известий. Пишете ли вы что и что именно, если пишете? Окончили ли пьесу?⁵

Всего верней, что нет. Не до писанья вам было, когда у вас на руках брат умирал. Из письма Елены Михайловны узнал, что у вас гостит П. М. Свободин. Передайте ему от меня сердечный поклон, если он еще не уехал. Я живу себе мирно и тихо. Лето стоит бесподобное (для дачников, но не для крестьян и помещиков), места здесь, как я уже вам писал, тоже восхитительные, и я всего раз был в Петербурге с тех пор, как переехал.

Пробыл там два дня с половиной. Сходил в баню, сходил во француз­скую оперу, сходил в редакцию... словом, как говорит гоголевский Иха- рев, «исполнил долг образованного человека». В редакции нового только то, что Анна Михайловна опять возвратила Протопопова «для оживления журнала», и с будущей книжки он опять начинает ругаться в библиогра­фии ⁶. Короленко писал ей недавно, что готовит кое-что для «Северного вестника», но что именно, я в точности не знаю. Что это как «Новое время» всегда становится скучно с отъездом Суворина! Ничего-то в нем нет сколь­ко-нибудь интересного — хоть шаром покати. Я здесь много читаю — не рукописей, которых, к счастью, летом поуменыпилось, но книг; и кое- что работаю. Хотелось бы мне очень что-нибудь соорудить для сцены. Лавры Щеглова меня соблазняют, а отчасти и невежинские (подумайте только — восемь тысяч! эдакую уйму денег взять за «Вторую молодость!» '). А теперь, кстати, еще и театральный журнал основывается, значит, есть куда сбыть пьесу, и театров частных в Москве множество ⁸. Я недавно встретил одну писательницу, Назарьеву, которая свою пьесу Горевой про­дала за четыреста рублей, на чистые деньги ⁹.

Напишите, голубчик, несколько слов. Соскучился я без ваших писем. Мои все поручили вам кланяться и также Марье Павловне. Передайте ей и мой поклон. Линтваревым всем тоже и особливо милому Жоржу. Не были ли на Луке Смагины?

Если они там — сообщите мне, я к ним писать буду.

Крепко жму вашу руку. С каким бы я наслаждением прочел теперь какой-нибудь ваш рассказец. Присылайте хоть к августу. Не покидайте горемычного «Северного вестника», который все газеты, не знаю за что, ругают¹⁰. А подписка понемножку все идет, да идет...

Ваш душевно А. Плещеев

Николай Павлович Чехов скончался 17 июня 1889 г.

Елена Михайловна Линтварева — дочь А. В. Линтваревой. Это письмо ее к Пле­щееву неизвестно.

⁸ После смерти брата Чехов уехал в начале июля в Одессу, оттуда в Ялту, где он пробыл до конца августа.

Анна Ивановна — жена Суворина.

Пьеса «Леший» была закончена Чеховым только к концу октября 1889 г. (XIV, 407, 412).

^вМ. А. Протопопов ушел из «Северного вестника» в ноябре 1888 г. (см. прим. к пись­му 20). Возобновил сотрудничество в журнале в мае 1889 г., выступив в Шестой кййжке с некрологом М. Е. Салтыкова. «В будущей книжке у нас появится опять Протопопов, с некрологом Салтыкова, и я думаю будет продолжать и потом писать; я лично неболь­шой охотник до его статей, чересчур уже задорных, а порой узковато прямолинейных. Но он публикой очень читается, и в таланте, в бойкости ему не откажешь» (письмо Пле­щеева к Короленко от 10 мая 1889 г., ЛБ, ф. 135, раздел II, 31/67).

«Вторая молодость» — пьеса И. М. Невежина, шедшая в казенных театрах Моск­вы и Петербурга, а также в провинции, имела значительный успех.

«Артист» — театрально-музыкальный художественный журнал, начал выходить в Петербурге с сентября 1889 г. Издатель Ф. А. Куманин, редактор А. ГипПиус.

В Москве, кроме частного театра Корша, в сезон 1889 г. функционировали част­ные театры А. М. Абрамовой и Е. Н. Горевой.

Очевидно, Плещеев имеет в виду пьесу «Чужая», проданную К. В. Назарьевой для частного театра Е. Н. Горевой.

«Новое время», 1889, № 4618, от 6 января. «Критические очерки» Буре­нина. В них он обрушивался на «Северный вестник» за публикацию на его страницах «20 неизданных стихотворений М. Ю. Лермонтова», называя их не более как «подгото­вительным уроком поэтического творчества». В другой статье («Новое время», 1889, № 4646, от 3 февраля) Буренин критикует беллетристику «Северного вестника» и, в том числе, повесть Короленко «С двух сторон». «Ругательные» отзывы о «Северном вестнике» в «Русской мысли», 1889, № 5, отд. «Библиография», стр. 211—219.

Плещеев писал по этому поводу Короленко: «...ругательства сыплются на журнал со всех сторон, начиная от „Нового времени" и кончая „Русской мыелью"...» (письмо Плещеева от 10 мая 1889 г.—ЛБ, ф. 135, разделИ, 31/67).В более позднем письме ему же: «„Русская мысль" в каждом номере с похвальнейшей аккуратностью ругает „Северный вестник", в особенности за беллетристику, и находит все маленькие рассказы, Пе­чатаемые в нем,— крайне плохими. Конечно, у всякого свой взгляд, но неужели рас­сказы, помещаемые в „Русской мысли" вроде „Красавицы Дуньки" или романа Гр. Да­нилевского (...) можно назвать художественными произведениями? В „Вестнике Евро­пы" тоже не ахти какая беллетристика, и я еще ни от одного человека не слыхал похва­лы роману Ольги Шапир. Где же взять, наконец, беллетристов, когда нет Талантли­вых? Не родить же их редакциям» (письмо от 24 августа 1889 г.— там же).

27

(Петербург.) 12 сентября 1889 г.

Спасибо вам, милый Антон Павлович, что хоть изредка сообщаете о се­бе. Простите, что несколько замедлил ответом. Только 5-го числа пере­брался с дачи,и теперь еще в доме далеко не все приняло свой обычный вид. Анна Михайловна по получении вашего письма телеграфировала вам, и моя подпись фигурировала также на этой телеграмме вместе с редактор­ской ^х. Хотя я очень понимаю, что вам хотелось бы подольше посидеть над отделкой вашей повести[98], но не могу не просить вас — убедительней­ше — пришлите ее хоть к 18-му. Мы без вас пропадем. Ведь подписка при­ближается, а у нас пока ничего сколько-нибудь художественного, тонкого «для знатоков» нет в беллетристике. Роман «Душевные бури»[99]— это для массы, для невзыскательных по части поэзии. Короленко хотя сам же пи­сал Анне Михайловне, что пишет рассказ, но ничего не прислал и не отве­чает на письмо, которое я написал ему. Вероятно, рассердился за статью Мережковского, которого и «Русская мысль» аккуратно в каждой книжке ругает за эту статью [100].

Но ведь эти «Два настроения» Короленки [101] действительно дерьмо, са­мое настоящее.

Да и рассказ его в «Русских ведомостях» ⁶, который я начал было чи­тать с таким удовольствием и от которого ждал чего-то, в конце концов.

тоже не выгорел. В нем есть картинки две, много три, не лишенные поэ­зии, но все в целом очень швах! Знаете ли, мне кажется, что он дальше не пойдет. Сколько уж времени он все на одном месте топчется. Вы совершен­но справедливо замечаете, что свежести у него уже нет⁷. Ради бога, го­лубчик, присылайте рассказ. Я давал читать Анне Михайловне то письмо, где вы мне писали, что у вас уже написано на 200 рублей, т. е. лист печат­ный, и это слово подчеркнул ⁸, дабы она приняла к сведению, что вам надо платить за лист именно эту цифру, и прибавил на словах,что вам нет никакого резона получать в «Северном вестнике» меньше, чем вы получае­те в «Новом времени». А Суворин застрял во Франции. Да и как не заст­рять? Я с лихорадочным интересом слежу за тем, что там делается, и каж­дый день жду телеграмм о выборах ⁹. Вы этого не поймете. А для нашего брата — человека второй половины 40-х гг.— Франция очень близка сердцу. Тогда во внутреннюю политику не дозволялось никому носа со­вать,— и мы воспитывались и развивались на французской культуре, на идеях 48 года ¹⁰.

Этого не истребишь... Во многом, конечно, пришлось разочароваться потом, но многому мы остались и верны...

Боборыкина дело, как мне сдается, не выгорит, если судить по газет­ным отзывам... Если исполнение плохое, то какой ни будь репертуар, толку не выйдет¹¹.

А он с большой горячностью отдался этому делу. Но, всего вероятней, что он сбежит. Ведь этот закулисный мир — помойная яма. Газеты про­славляют театр Абрамовой¹². Это немудрено. Она кулебякой угощала всех рецензентов и драматургов. Буренин ей тоже продал свою византийскую белиберду¹³. У него не купить она, конечно, не посмела.

Не видали ли вы Островского? Этот тоже на меня должно быть за что- нибудь прогневался... Он вообще строг.— Бог с ними со всеми!

Крепко жму вашу руку. Пишите, пожалуйста. Ужасно мне скучно без ваших писем.

Поклон сердечный всем вашим. Жорж мне не писал, и Павел не захо­дил еще, хотя он здесь.

Ваш душевно А. Плещеев

к- (.A- wU-J^ 7,-K-^rJ /M^J yitc,

Г . и L 7 ^y

Of а г» ^ Mo to д ^

9 l-V^TU-i- , -

i •u-.ikv* 7 *^{/ д}

' Л ¹ ) fe

' ' J

l/i ^ и л^ с-, f'c^"»-* * Jl

СКУЧНАЯ ИСТОР1Я.

(Изь записок» стжpa)о чьловгк*).

Есть вь Poccih заслуженный профессор» Николай Степано­вич» такой-то, тайный совИ-иикь и каьзлерь: у не;о таг» хною

pfcknjil 11 HHOCTpSHHhlS» орденовъ, 410 кч! « i , .. j и¹ с я

-надЬват» их», то студенты величают» его кконо' i ¹ гь. Зва- коттво ; нею сдиое ари. огратичсскос; крайни икр* за п ! .тмн.1 2i- 30 лЬт» вь Poccin Htn к не бмл» такого мл- пени arc учеч . (i которых» онь не ,,-•• бы коротка зна- кок». Теперь дружить с*) ■ сь «'„и». но, cc.iи говорить о прошлось, ю иин^ый список» ег« млииыхъ дpjjci. аака-:чн- ваекя та кия и киеиаки, к»к» Пирогов», Каледин» и во и i. Не­красов», даривнне его сакой искренней * ionj н дружбой. Он» состоит» членов всЬх» р)х:к!'х» и ipe«o заграничных» уни ь ^игс-тов». II прочее, и прочее. Все jto и многое, что euie г.- ■ - б и г к я )j ■. состав/ес! ь то, что называется иди»» и»ене*п.

jio кос имя _ j л я р -. В» Poccih оно шн»стчо каждому

граксгяому человеку а за: ранниею оно упоминается с» кафедр» сь прибавкою из*Устный и почкнчын. Принадлежит» оно к» числу тЬхь не*но!ихь счастливых» и «ев», бранить который, или увоиинать их» всуе, и» лублигк и в» лечаi и считается при- звакох» дурного тона. Так» это и «oj-j'ho быт». Bt.jt. с» шли яг иненек» гкено связано нонтте о челов кк! начеиитпмi. богато одаренной» и несомнквно полезно»». Я трудолюбив» и выно­слив», как» верблюд», а это вахно, н талантлив», а. то еще

ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ ЧЕХОВА НА «СКУЧНОЙ ИСТОРИИ» (Оттиск из журнала «Северный вестник», 1889, № 11): ♦ Князю Александру Ивановичу Сумбатову в 8нак дружеского расположения от автора.

Который преуспел И мудро сочетать сумел Ум пламенный с душою мирной И лиру с трубкою клистирной...» Собрание И. С. Зильберштейна, Москва

партиями, которые объединились вокруг генерала Буланже, политического деятеля бонапартистского толка, стремившегося к диктатуре или к восстановлению монархии. На выборах республиканцы одержали победу, и после этого популярность генерала Буланже, демагогически завоеванная им ранее, быстро пала (см. Ал. 3 е в а э с, История Третьей республики (1870 — 1926). М.— Л., 1930, стр. 156—199).

Как и другие участники кружка петрашевцев, Плещеев в молодости испытал сильное увлечение революционной Францией 1848 г. И после ссылки он сохранил живой интерес к политической борьбе во Франции и к разнообразным системам утопического социализма, являвшимся идеологическим выражением этой борьбы. В сочинениях Леру, Фурье, Кабе Плещеев ценил прежде всего их критику капита­листической системы. См. его письмо к Добролюбову от 25 февраля 1860 г. («Рус­ская мысль», 1913, № 1, стр. 145) и письмо к Е. И. Барановскому от 22 декабря 1859 г. (Сб.«Шестидесятые годы». М.— Л., 1940, стр. 454.)

П. Д. Боборыкин заведовал в течение нескольких месяцев сезона 1889 г. ре­пертуарной частью театра Е. Н. Горевой в Москве. Чехов писал о нем Плещееву 3 сентября 1889 г.: «Мне симпатичен Боборыкин, и будет жаль, если он очутится в поло­жении курицы, попавшей во щи. Труппа у него жиденькая, набранная, если можно так выразиться, из элементов случайных. Мечтает он о классическом репертуаре — это хорошо, но что труппа его из классических вещей будет делать черт знает что — это очень скверно» (XIV, 391—392).

Мария Морицовна Абрамова (1865—1892) — драматическая актриса, жена Д. Н. Мамина-Сибиряка. Содержала в течение одного сезона свой театр в Москве.

Драма В. Буренина «Пленник Византии».

28

Петербург. 16 сентября 1889 г.

Ужасно я хохотал над вашим вопросом, дорогой Антон Павлович,— не задавило ли где-нибудь нашего друга Жана¹ кулисами?

До сих пор я его еще не видел и не знаю, во что он теперь погружен. Пишет ли новую повесть, ставит ли в каком-нибудь клубе комедию, раз­думывая, кому отдать главную роль: г-же Пыжиковой или г-же Двин- ской-Стульской 2-й. Или же просто предается кейфу на Петербургской стороне, наслаждаясь отсутствием «роковой» бабушки, которую, наконец, скачал с шеи. А хотелось бы его повидать. Несмотря на его вечное нытье, я все-таки питаю к нему до некоторой степени нежность.

А я в нынешнем году буду лишен возможности посещать театры да­ром ². Комитет хотят сократить, и меня оставят, конечно, за штатом, ибо ко мне начальство не совсем-то благоволит, и я еще в прошлом году ожидал, что меня уволят по третьему пункту, как Боборыкина³. На днях Поте- хин мне сам сказал, что по приезде министра двора последует преобразова­ние (а, может, и окончательное уничтожение) комитета. Я только потому и дорожил этим местом, что мог ходить во все театры бесплатно. Это ведь очень большая статья расхода. Конечно, и триста рублей, которые давали мне заседания, были нелишние, при крайней скудости моих средств. Но это еще, авось, как-нибудь наверстаю. А вот театра-то жаль. Вообще по возвращении в Петербург мне уже пришлось испытать не одну неприят­ность. Всякий день почти приносит мне какую-нибудь гадость, повергаю­щую меня в весьма невеселое настроение.

Отчего вы восчувствовали вдруг к Боборыкину антипатию?⁴ Мо­жет быть, он в некоторых отношениях и чудак, но человек он недурной; я люблю его за его «жизненность», за его деятельность и энергию. Никогда он не унывает, не падает духом. И все же это человек образованный и мно­го видевший. Верьте мне, что он лучше очень многих, ругающих его и смот­рящих на него свысока. Горевский театр — сам по себе, а Боборыкин сам по себе.

Я совсем не знал о вашем обмене телеграммами и письмами с Анной Михайловной ⁵, которую несколько дней не видал. Если дело устроилось согласно вашему желанию, то тем лучше.

Нынче нашел у себя карточку Григоровича. А Суворина все еще нет. Он все еще пишет маленькие письма из Биаррица. А я жду его нетерпели­во. Он мне очень нужен.

Про Островского никак нельзя сказать, что его взгляды на нравствен­ность, политику и т. д. сумбурны,— и еще менее, что он мало образован... Напротив, образован он очень. Читал он массу, и взгляды его совершенно определенны, но в последнее время он стал чересчур уж консервативен,— и о некоторых вещах я не могу разговаривать с ним⁶. Он говорит чуть не с пеной у рта. Но, помимо этого, у него есть черты крайне симпатичные и человек он все-таки душевный, к которому можно пойти в трудную ми­нуту жизни с уверенностью, что он отзовется участливо на ваше горе...

Получил я 1-ю книжку журнала «Артист». Составлена интересно ⁷. Меня зовут писать туда о петербургских театрах⁸. Я бы не прочь, но если придется покупать билеты в театр, то плата пять копеек за строчку слишком ничтожна. Игра свеч не стоит.

Прощайте, голубчик.- Всего вам хорошего. Поклонитесь вашим. Не­терпеливо жду вашей повести. Очень вы меня заинтересовали ею⁹. Креп­ко жму вашу руку.

А. П л е щ е е в

Ваше «Предложение» имело, говорят, огромный успех¹⁰ . В пятницу у нас идет в первый раз пьеса Боборыкина «С бою»¹¹.

Жан — И. JI. Леонтьев (Щеглов). Чехов осведомился о нем в письме от 14 сен­тября: 1889 г. (XIV, 401).

Плещеев как член Театрально-литературного комитета имел право бесплатного посещения театров.

Увольнение «по третьему пункту» применялось при удалении с государствен­ной службы «неблагонадежных» лиц.

О своем, новом отношении к Боборыкину Чехов писал Плещееву 14 сентября 1889 г. (XIV, 401). .

Телеграммы Чехова к А. М. Евреиновой неизвестны. В письме к Евреиновой от 7 сентября 1889 г. Чехов сообщал, что работа над «Скучной историей» идет медленно, и поэтому отправка ее в «Северный вестник» задерживается. Ответ Евреиновой вос­произведен Чеховым в письме к Плещееву от 14 сентября 1889 г. (XIV, 400).

В письме к Плещееву от 14 сентября 1889 г. Чехов отмечал, что П. Н. Оетров- ский «умный и добрый человек; беседовать с ним приятно, но спорить так же трудно, как со спиритом. Его взгляды на нравственность, на политику и проч.— это какая-то перепутанная проволока; ничего не разберешь. Такую путаницу приходится чаще всего наблюдать у людей много думающих, но мало образованных» (XIV, 401).

В первой книжке Театрально-музыкального художественного журнала «Артист» были помещены: статья С. А. Юрьева и В. А. Гольцева «О целях и задачах нашего жур­нала», статьи и стихотворения, посвященные памяти С. А. Юрьева, «Дон Карлос» Шиллера, «Сон в летнюю ночь» Шекспира — статья И. И. Иванова, вальс «Шутка» П. И. Чайковского,«Парижские письма»П. Д. Боборыкина,«Цепи»—драма А. И. Сумба- това и др. произведения.

Плещеев своих статей в «Артисте» не печатал.

Повесть «Скучная история», о которой Чехов сообщал поэту в письме от 14 сен­тября 1889 г. (XIV, 400).

«Предложение» было напечатано в «Новом времени», 1889, № 4732. от 3 мая и шло в Петербурге в Царскосельском театре 9 августа 1889 г. с большим успехом (см. письмо Сдободина к Чехову от 10 августа 1889 г.— «Записки», вып. 16, стр. 195—196).

Премьера пьесы Боборыкина «С бою» на сцене Александринского театра состоя­лась в пятницу 22 сентября 1889 г. Пьеса посвящена изображению жизни и быта мос­ковской старообрядческой купеческой семьи. Несмотря на участие в ней Савиной и Варламова, пьеса успеха не имела. Критика отмечала, что Боборыкин, задавшись целью написать «комедию нравов, вывел целый ряд несуществующих субъектов, опи­сывая по действительность, а самую грубую карикатуру» («Сын отечества», 1889, № 256, от 24 сентября).

29

(Петербург. 3—4 октября 1889 г.[102]

Добрейший Антон Павлович. Я ничего не говорил с Анной Михайлов­ной относительно высылки вам денег сейчас же Я знаю, что она теперь находится в довольно стеснительных обстоятельствах, и сам получил в понедельник вместо следующих мне ста пятидесяти за этот месяц всего толь­ко пятьдесят, вследствие чего нахожусь в самом скверном положении, по­тому что с переезда в город перебиваюсь со дня на день. Давно так не бедствовал.

Получив ваше письмо, сопровождавшее рукопись ², Анна Михайловна, кажется, поняла так, что она должна начать вам высылку денег с 1 но­ября, т. е. со дня напечатания рукописи. Но если вы к ней напишете, то она, может быть, изыщет средства вам выслать. Я же вообще не люблю и не мастер вести с ней переговоры о денежных делах. Редко эти перего­воры приводили к желаемому результату. Извините меня, пожалуйста. Крепко жму вашу руку.

Ваш душевно А. Плещеев

В письме к Плещееву от 30 сентября 1889 г. Чехов просил передать в контору журнала, чтобы ему выслали первую часть гонорара за «Скучную историю» к 1 октяб­ря (XIV, 407).

Письмо Чехова к Евреиновой от 24 сентября 1889 г., посланное ей одновременно с рукописью «Скучной истории» (XIV, 403—404).

30

Петербург. 18 октября 1889 г.

Что поделываете, в каком настроении обретаетесь, милый Антон Пав­лович? На днях видел Свободина и спрашивал о вашей пьесе. Кажется, он уж не намерен ставить в свой бенефис вашей пьесы так как Всеволож­ский и Григорович нашли ее несценичной и выразили такое мнение, что великие князья, которые будут, без сомнения, на его бенефисе, могут найти ее скучной². Я ожидал от него более самостоятельности. Он мог ответить, что хотя бы пьеса и оказалась недостаточно интересной на сцене, но раз автор отдал ему ее, он считает себя обязанным ее поставить. Никогда на этих актеров нельзя рассчитывать. Сколько раз мне приходилось быть сви­детелем подобного образа действий с их стороны.

Поставят ли, не поставят ли вашу пьесу, но я вам предложил бы ее напечатать в «Северном вестнике», в январской книжке³. Если вы ничего против этого не имеете, то пришлите мне ее или поручите взять где-нибудь. Двоедушный Григорович, впрочем, с похвалой отозвался Суворину о вто­ром акте вашей пьесы. Я, признаюсь, никакой цены не придаю его отзы­вам. На днях он читал нам (у Вейнберга) с М. Чайковским свою новую повесть⁴. Первая половина ее туда-сюда, а вторая никуда не годится. Все это так избито, истрепано, шаблонно, устарело и анекдотично. Еще о повести он иногда может высказать верное суждение, но о драматическом я от него никогда не слыхал дельного слова. Теперь, когда наш комитет похерили, его будет заменять триумвират из Всеволожского, Потехина и Григоровича (пока самого Потехина не похерят, что, говорят, тоже скоро последует). Суворин рассказывал, что Буренин читал им на днях свою но­вую пьесу ⁵ и Всеволожский все время раскладывал пасьянс. Это довольно характерно...

Из «Северного вестника» ушел г. Южаков ^в, если хотите знать подроб­ности этого ухода, не лишенные интереса и хорошо рисующие современ­ного русского литератора, то спросите у Петра Николаевича, которому я писал об этом обстоятельно; повторять это долго и скучно.Скажу только, что относительно Анны Михайловны он поступил как прохвост. И весь их кружок с Михайловским во главе выказался здесь вполне с своей ин­квизиторской нетерпимостью. Теперь они кричат на всех перекрестках, что в «Северном вестнике» не осталось ни одного литератора и что «Север­ный вестник» до января не дотянет. Вероятно, мы лишимся также и сотруд­ничества Короленко, который падает в прах перед Михайловскими Гле­бом Успенским и для которого Лесевичи и Южаковы также неприкосновен­ны ⁷. Помимо моей симпатии к «Северному вестнику», я бы желал, чтоб он подольше существовал уже для того одного, чтоб показать, что журнал может идти без этой клики — никого и ничего не признающей, кроме своего кружка.

Прощайте пока, дорогой Антон Павлович. Вчера я долго сидел у Су­ворина. Много говорили о вас и вашей новой повести ⁸, о Луке, о Линт- варевых, о театральных делах и прочем. Когда вы приедете? Пожалуй, теперь отложите надолго свой приезд? ⁹ Мой искренний поклон вашему семейству. Крепко вас обнимаю и лобызаю. Ответьте поскорей, если най­дете свободную минутку.

Ваш А. Плещеев

P. S. Забыл сделать вам вопрос: некоторые из читавших вашу «Скуч­ную историю», как, например, Мария Дмитриевна¹⁰ и Суворины, утверж­дают, что Катя любит самого старика, ведущего записки? Я положитель­но этого не заметил в повести.

Свободин хотел поставить пьесу Чехова «Леший» в свой бенефис на сцене Алек- сандринского театра в Петербурге, и в начале октября 1889 г. он приезжал в Москву за рукописью (см. письмо Чехова к Суворину от 13 октября 1889 г.— XIV, 412). Сам Свободин объяснял Чехову причину отказа от «Лешего» желанием перенести бенефис с октября — ноября на более дальний срок в связи с большим количеством бенефисов других артистов в это время (см. «Записки», вып. 16, стр. 208). В письме к В. М. Лавро­ву Свободин объясняет свое решение тем, что «импровизированный» театральный коми­тет не одобрил пьесу (см. «Летопись», стр. 242). Это же письмо показывает, что упреки Плещеева в адрес Свободина были неосновательны (см. XIV, 419).

Свободин читал «Лешего» 9 октября 1889 г. «неофициальному театраль­ному комитету», в составе Д. В. Григоровича, директора театров И. А. Всеволожского, А. А. Потехина и Н. Ф. Сазонова (ранее существовавший Театрально-литературный комитет в сентябре 1889 г. был упразднен. См. об этом «Биржевые ведомости», 1889, № 291, от 24 октября).

На это предложение опубликовать пьесу в «Северном вестнике» Чехов вскоре ответил отказом (XIV, 442). Только в феврале следующего года он решил отдать пьесу Плещееву (XV, 15).

По-видимому, повесть Григоровича «Рождественская ночь», опубликованную в «Русском вестнике», 1890, № 1.

Очевидно, пьесу Буренина «Комедия о княжне Забаве Путятишне и боярыне Василисе Микулишне» (см. «Русский вестник», 1889, № 12; отд. изд.: М., 1890).

Чехов относился к С. Н. Южакову как публицисту отрицательно и называл его статьи «сонно одуряющим средством, действительнее мухомора» (XIV, 420).

В литературе, посвященной Короленко, его уход из «Северного вестника» отне­сен к декабрю 1888 г. (см. В. Г. Короленко. Избранные письма в трех томах, т. III. М., 1936, стр. 13). Как следует из письма Плещеева к Чехову от 31 декабря

г. и настоящего письма, Короленко продолжал принимать участие в «Северном вестнике» и в 1889 г., хотя оно было менее интенсивным. Участие Короленко в редакти­ровании беллетристики «Северного вестника» прекратилось, очевидно, только в конце

г. Произведения же свои после рассказа «Ночью», напечатанного в декабрьской книжке «Северного вестника» 1888 г., Короленко в журнале не печатал.

В. В. Лесевич — сотрудник «Северного вестника», либеральный народник. Вышел из «Северного вестника» вслед за Михайловским и Южаковым.

Повесть — «Скучная история».

Чехов приехал в Петербург только в начале января 1890 г. (XV, 7—8).

Мария Дмитриевна — Федорова.

31

Петербург. 10 ноября 1889 г.

Милейший Антон Павлович.

У меня заведен такой обычай в «Северном вестнике», что если стихи хороши, то я их немедленно сдаю в типографию и автора о том извещаю. А если плохи, то я оные уничтожаю (ибо никогда стихов не возвращают)

23 Литературное наследство, т. 68 и автору ничего знать не даю. Последнее случилось и с поэзией талантли­вого Н. О. ¹ По всей вероятности, они оказались негодными, иначе они бы у меня сохранились. Уцелели у меня каким-то образом «навозные» стихи г. Гурлянда. Я вам их и возвращаю². Жду от вас обещанного письма.

Сегодня о вас напечатан фельетон Буренина ³. Хотя вы за многое по­хвалены... но все же фельетон не без ехидства написан. Повесть ваша публике положительно нравится (интеллигентной по крайней мере). Я еще ни от одного человека не слышал порицания. Толкуют о ней много... Понимают, конечно, различно, но все одобряют.

Брата вашего ⁴ я не видел, равно как и Анна Михайловна.

Комедию свою ⁵ присылайте непременно. В публике возбужден инте­рес к ней.

До свиданья, ваш А. Плещеев

На письме карандашная помета: 89..

Чехов просил Плещеева содействовать публикации в «Северном вестнике» сти­хотворений врача Н. Н. Оболонского, Подписанных инициалами Н. О. (XIV, 419). Эти стихотворения в «Северном вестнике» напечатаны не были, и Чехов передал их в журнал «Живописное обозрение» (XIV, 445—446).

Об И. Я. Гурлянде — см. выше в настоящем томе в разделе «Дарственные надпи­си Чехова на книгах и фотографиях».

Статья Буренина «Критические очерки».— «Новое время», 1889, № 4922, от 10 ноября.

Михаил Павлович Чехов приехал в Петербург в ноябре 1889 г.

⁶ Пьесу «Леший».

32

(Петербург.) 27 декабря 1889 г.

Сейчас получил ваше письмо милый Антон Павлович, и спешу по­благодарить вас за поздравление. В свой черед поздравляю вас с прибли­жающимся Новым годом и душевно желаю вам и всему вашему семейству, чтоб этот год принес с собой как можно больше всяких хороших вещей, а именно, здоровья, славы, денег... и т. д. Все я вас поджидал к 18 декаб­ря, как вы писали², а теперь ждать перестал. Ужасно рад, что идет ваша пьеса. Не сомневаюсь в успехе ее³. Если она нравится актерам, значит, они приложат старания, чтоб сыграть ее как следует и натянуть нос этому Свободину, который поспешил отречься от нее при первых неодобритель­ных словах начальства и Григоровича (...) Вы бы сделали большое одол­жение редакции «Северного вестника», если б дали свою комедию к фев­ральской книжке ⁴.

Хоть бы эту-то книжку подцветить именами. Мережковский сегодня поехал в Москву, хотел быть у вас и непременно пойти на представление «Лешего»—и дать мне о нем подробнейший отчет. Если этот отчет меня удовлетворит, то помещу его в «Неделе» ⁵, где о вашем «Иванове» была на­писана очень симпатичная статья, ибо критик «Недели» барон Дистерло к вам очень благоволит ⁶.

Что касается до моего перевода, то так он мне опостылел, так надоела возня с ним, что будет ли или не будет он поставлен у Абрамовой, мне положительно все равно Но мне несколько обидно, действительно, что даже пошлейший и глупейший перевод, шедший у Корша — и о котором мне с разных сторон говорили,что он никуда не годится,— печатается в га­зете Гатцука⁸, а мой нигде не мог найти места. Куманин ⁹ поступил со мной по-хамски. Он даже не потрудился мне объяснить, почему мой перевод не пошел, и извиниться передо мной. И это после двух телеграмм с уплачен­ным ответом. Очевидно, этот хам не имеет элементарных понятий о веж-

ливости. Смею думать, что перевод мой во всяком случае не менее литера- турен, нежели Маттерновскпн. Наплевать на них на всех. Но мне урок. Не связываться в другой раз с разной сволочью. Мне досадно, что я при­чинил столько хлопот Немировичу и злоупотребил его обязательностью. На счет комитетских дел он мне тоже много писал и подобно вам жаловался на бестолочь нашего общего собрания ¹⁰. Я был на нем недолго и приехал поздно, так что не слышал, как комитет поставил вопросы, подлежавшие нашему обсуждению. Протокол посадили писать болвана. При свидании объяснимся.

ANTON TSCHECHOW

Der Persische Orden

und andere Grotcsken

,uh I H о I г s с h » i t t t n

W N. M A S s j U T 1 N

■Ш Ш

Wclt-V!*|, Berlin

СБОРНИК РАССКАЗОВ ЧЕХОВА. ВЫШЕДШИЦ НА НЕМЕЦКОМ HliblKE ПОД НАЗВАНИЕМ «DER PERSISCHE ORDEN» («ПЕРСИДСКИЙ ОРДЕН») Титульный лист 1] фронтиспис с гравюрой В. Н. Масютина. Берлин. 1922

Вы не можете себе представить, что за анафемская погода стоит у нас и каким удручающим образом она действует на душу. Дня совсем нет. Тьма стоит кромешная. Я в последнее время чувствую себя совсем дурно. Одышка усилилась. Кроме того, глохну на левое ухо и стал лечиться. Это тоже действует на нервы.

Денежные дела былн всю эту зиму невозможно скверные, но, к счастью, в последнее время судьба выручила, и теперь «маленечко полегчало». Приезжайте к нам и разгоните нашу хандру. Вы человек здоровый и бодрый.

Говорят, вас «Московские ведомости» обругали?¹¹ Я не читал и читать этого не желаю. Вероятно, и вы на это плюнете.

Крепко жму вашу руку.Искренний привет от всех нас вашему семейству.

Ваш душевно А. Плещеев

Письмо от 25 декабря 1889 г. (XIV, 455—457).

В письме от 12 декабря 1889 г. Чехов писал: «Если не вырвусь из Москвы раньше 18 декабря, то приеду после Нового года» (XIV, 452).

Премьера «Лешего» состоялась 27 декабря 1889 г. в Москве в частном театре Абрамовой (XIV, 456).

«Леший» был послан Чеховым для «Северного вестника» 17 марта1890 r.(XV,37).

Статья Мережковского о «Лешем» напечатана не была.

В' своем отзыве об «Иванове» Р. Д. Дистерло отмечал, что пьеса написана с «умом и талантом» и посвящена «разрешению сложной психологической задачи, разъяснению известного типа». Достоинством «Иванова» критик считал также и то, что, кроме глав­ного героя, «все персонажи очерчены живо и правдиво» («Неделя», 1889, № 11, стр. 357—362; «Критические заметки» за подписью Р. Д.).

Перевод пьесы А. Додэ «Борьба за существование», сделанный Плещеевым («Сло­во», стр. 278 и см. также XIV, 443, 451—452, 455—456). Пьеса репетировалась в те­атре Абрамовой. Однако поставлена не была, очевидно, в связи с тем, что ^февра­ля того же года театр перешел в полное ведение Общества русских драматических артистов.

«Газета Гатцука» — газета «политическо-литературная, художественная и ре­месленная», издатель-редактор А. А. Гатцук. Плещеев имеет в виду перевод той же пьесы А. Додэ «Борьба за существование», сделанный для театра Ф. Корша Бори­совым и Аграновым. Однако ни в 1889, ни в 1890 г. на страницах газеты Гатцука перевод пьесы Додэ помещен не был.

⁸ Федор Александрович Куманин (1855—1896) — редактор газеты «Артист». Как следует из письма Вл. И. Немировича-Данченко от 20 декабря 1889 г., на плещеев­ский перевод пьесы Додэ «в Москве возлагали большие надежды, но он запоздал». Когда Плещеев известил редакцию «Артиста» о своем переводе, Куманиным уже был приобретен другой перевод (ЦТМ, 77382).

Речь идет о делах Общества русских драматических писателей и оперных компо­зиторов. Чехов писал о нем Плещееву 25 декабря 1889 г. (XIV, 456).

См. статью Ю. Н. Говорухи-Отрока (псевдоним Ю. Николаев).— «Московские ведомости», 1889, № 345, от 14 декабря.

33

13 февраля 1890 г.) Петербург.

Милейший Антон Павлович.

Ваше письмо было мне приятным подарком на именины, в день которых как раз я получил его¹. Очень рад, что вы, наконец, вырвались из петер­бургского омута, хотя, впрочем, он вам, по-видимому, очень по сердцу. А я так по временам охотно бы променял его на вашу московскую «скуку». При этой скуке можно по крайней мере работать. А здесь нельзя положи­тельно; и если б вы здесь постоянно жили, то, конечно, ничего бы не пи­сали, а только бы обедали, ужинали, да дам пленяли... и еще разве изредка ездили бы «воду толочь» на Гороховую, в «Литературное общество»². Вами некоторые ваши друзья остались недовольны в Петербурге (не из нововременского, конечно, кружка) и, надо сказать правду, не без основа­ния. Я и сам мог бы отчасти быть причисленным к ним. Никому из них почти не удалось как следует побеседовать с вами. Вы ко всем заходили на краткий миг, всё торопились уйти, словно приходили по обязанности и, наконец, простились, сказав одним — что сегодня, другим — что зав­тра уезжаете; а потом две недели с лишком еще оставались в Петербурге ³. Ведь это собственно, значит в переводе на человеческий язык: оставьте вы меня в покое. (Я не называю «побеседовать» — обедать или ужинать в многочисленной компании.)

Ко мне заезжал еще в то воскресенье (4-го) Галкин-Враский ⁴, хотя бывает у меня очень редко; не застал меня и оставил карточку. Верно, я ему на что-нибудь был нужен. А я до сих пор не собрался отдать ему ви­зита, чем рискую навлечь на себя его гнев, до которого, впрочем, мне ма­ло дела. Я ему скажу, что Тюремный отчет вы увезли из редакции, а то — он ждет, верно, рецензии ⁵.

Присылки «Лешего» будем ожидать ⁶ и будем вам за него много благо­дарны. Давно бы вам это сделать. Хоть я пьесы не читал, но вполне убеж­ден, что литературные достоинства в ней непременно есть, и, стало быть, о возвращении вам ее «для сожжения» не может быть и речи. Я ее и читать не стану, а прямо пошлю в типографию. Надо, чтоб она попала в апрель­скую книжку. В мартовской можно бы даже заявить, что она появится в следующей книге.

Читал я «Крейцерову сонату» ⁷ и не скажу, чтоб она сделала на меня сильное впечатление. Толстой ее, говорят (т. е. говорит Чертков, близкий ему человек), переделал совсем; живого места не оставил, и очень сердится, что она разошлась, а, может быть, появится в переводе — в черновом виде. В этом виде он находит ее нехудожественной. В публике мнения очень разделены. Я даже больше встречал люден, которым она не нравит­ся, чем наоборот. В первой половине,в особенности, ужасно много парадок­сального, одностороннего, исключительного, даже, может быть, и фаль­шивого. Конечно, при его почитателях нельзя об этом рта раззевать.

Видели ли вы Островского? Он меня спрашивал, когда вы вернетесь, имея к вам какое-то дело⁸. Я ему отвечал, что не знаю.

Жорж Линтварев мне рассказывал, что брат ваш Михаил писал его семейству, что вы уехали из Петербурга в Москву с Щегловым не по же­лезной дороге, а на лошадях и что вы в Сахалин отправляетесь от мини­стерства внутренних дел для осмотра чего-то. Для чего это он их мисти­фицирует?

Мои все вам кланяются усердно. Прошу вас передать мой привет ва­шему семейству. Присылайте же «Лешего». Жму вашу руку. Может я еще попаду в Москву постом.

Ваш А. Плещеев

Письмо Чехова к Плещееву от 10 февраля 1890 г. (XV, 14—15). Именины Пле­щеева — 12 февраля.

«Русское литературное общество» организовано в 1886 г. В помещении его на Гороховой улице устраивались публичные литературные вечера, заседания с выступ­лениями поэтов и писателей. Плещеев был почетным членом этого общества (см. «Рус­ское литературное общество. Очерк деятельности общества за 1886—1894 гг.» СПб., 1894, стр. 6).

В этот приезд в Петербург Чехов был занят изучением материалов по Сахалину, на что он и сослался в ответном письме к Плещееву, отводя его упрек (XV, 16).

Михаил Николаевич Галкин-Враский — начальник Главного тюремного управ­ления. Чехов обращался к нему с письмом и беседовал лично о получении письмен­ного разрешения на осмотр сахалинских тюрем и промыслов. Просьба Чехова не только не была удовлетворена, но Галкиным было дано «секретное предписание не допускать Чехова до встреч с некоторыми категориями политических ссыльных и каторжников» (XV, 464).

В письме к Плещееву от 15 февраля 1890 г. Чехов просил адресата сказать Гал- кину-Враскому, чтобы «он не очень заботился о рецензии для своих отчетов. Об его отчетах я буду пространно говорить в своей книге и увековечу имя его; отчеты не важ­ны: материал прекрасный и богатый, но чиновники-авторы не сумели воспользо­ваться им» (XV, 16).

Чехов сообщал 10 февраля 1890 г.: «„Леший" будет еще раз прочитан,исправлен и послан в „Северный вестник".. . Пришлю я пьесу около 20 февраля» (XV, 15).

«Крейцерова соната» Толстого была запрещена цензурой осенью 1889 г. Изда­тельство «Посредник» оттиснуло 300 литографированных экземпляров, ходивших по рукам. Свое мнение о «Крейцеровой сонате» Чехов высказал Плещееву в ответном пись­ме (XV, 15—16).

П. Н. Островский обратился через Чехова к Суворину с предложением издать рассказы его сестры Надежды Николаевны Островской — детской писательницы (XV, 20).

34

17 марта 1890 г. Петербург.

Давно не писал вам, добрейший Антон Павлович, и должен прежде всего сообщить вам неутешительную (для меня по крайней мере) новость: «Северный вестник» решилась Анна Михайловна закрыть, и апрельская книжка, полагать надо, не выйдет¹. Выпускать ее не на что. Для финала я с этой дамой расстался — и будет ли, не будет ли под ее редакцией вы­ходить журнал, я в нем не сотрудник. Она так дерзко, таким нахальным тоном позволила себе со мной говорить, что мне стоило больших усилий не обругать ее. Я сдержался, однако же, хотя и сказал ей две-три довольно- таки крупные резкости.

Во вторник я решился, наконец, выяснить дело и спросил ее, надеется ли она обернуться и продолжать журнал (она искала 15 тысяч, но, разу­меется, никто ей не давал). Она отвечала, что денег она не нашла и наме­рена журнал закрыть. Я стал выражать свое сожаление и сказал, что уж лучше бы она уступила его даром, но с тем, чтоб ей впоследствии выпла­тили известную сумму, если журнал пойдет (охотники на это были), не­жели губить дело совсем. Взъелась она на меня за это страшно. Я, гово­рит, основала журнал, я его и закрою! Другого имени над ним не будет стоять. Вы хотите, говорит, Анну Михайловну потопить — но вам не удастся! — Ну и чем же вы удовлетворите подписчиков,— спрашиваю я.— «Другим журналом».— Но ведь и на это деньги нужны?— «Я найду денег».— Вы видите,— говорю,— как легко находить. Ведь вот не нашли же теперь.

Тут уж она из себя вышла и возразила, что она несет на себе ответствен­ность, что она полная хозяйка, а сотрудники не имеют права вмешиваться в ее дела, что они должны помнить, что они сотрудники и т. д. В заключе­ние сказала, что никто из сотрудников не сочувствует ей, что все хлопо­чут только о своем кармане, что она в литературу изверилась, и что толь­ко один сотрудник Флексер (Волынский) ² принимает в ней участие, по­тому что ищет ей денег и приводил к ней уже несколько человек, которые, однако же, денег ей не дали. Я говорю ей, что таких людей, от которых, как от козла,— нн шерсти, ни молока,— я ей по двадцати в день буду водить, коли она хочет. Словом, вы поймете, что после такого разговора работать с этой бабой нельзя. Она говорит, что никогда в жизни она не передаст журнала компании Михайловского (на что я ей заметил, что как же она говорила, что дело ставит выше личных интересов). А между тем я узнал сегодня из самых верных источников, что она две недели тому назад или месяц присылала к Михайловскому этого же самого Флексера просить, чтоб тот взял журнал в полное заведование и только оставил бы ей «Об­ластной отдел»³. А подпись ее под журналом останется. Но он ответил ей, что он не может иметь с ней дела, потому что не верит ей; что она те­перь прижата к стене и потому приглашает его, а чуть оперится опять и станет делать ему неприятности. Это она, конечно, никому из нас не рас­сказывала. Ну, не лгунья ли она? Яковенко имел с ней такой же разговор, как и я, и был также обруган Марьей Дмитриевной, ворвавшейся в ком­нату, аки гиена (Демаков говорит, «как гигиена») и также ушел из жур­нала ...).

Вот вам, если не подробная, то все-таки в главных чертах реляция о последние событиях в недрах «Северного вестника». Можете себе пред­ставить, в каком завидном я нахожусь теперь положении, лишившись главного своего ресурса. Как и чем буду существовать, пока не знаю.

На Пасхе думаю побывать в Москве. Надеюсь еще застать вас там. Очень грустно, если не удастся повидать вас до отъезда.

Теперь журнала у Евреиновой не берут it даром; и, говорят, что в сен­тябре, если она продаст, то купят у нее. Но едва ли это состоится, хотя бы и нашли денег. Трудно им будет подыскать редактора. Никого не утвер­дят, особливо, как узнают, что это покупает Михайловский с компанией. Что касается до меня лично, то и работа под «начальством» Михайловского не особенно мне улыбается. Яего норов знаю. Конечно, тут не будет лганья и лицемерства, но будет многое другое — тяжелое и неприятное. Да еще бог весть, не будет лн также бабьих интриг и сплетен. На него очень часто влияют юбки.— Ах! Чего бы я не дал за то, чтоб иметь возможность уйти подальше от журналистики.

У Суворина встретился с вашим братом Михаилом и узнал, что ваши опять едут на Лук\ . А я поселяюсь опять в тех же местах, что и в прошлом году ⁴, только в другой усадьбе.

Напишите словечко,— говорят, что вы совсем погрузились в саха­линскую литературу.

В театре перемены. Ушел Потехин, ушел Федоров. Приглашен режис­сером Медведев и уж подписал контракт. На русские спектакли в Михай­ловском театре открыт абонемент. Но этот театр предполагает давать

ANTON TSCHECHOW

AH.M»sK

СБОРНИК РАССКАЗОВ ЧЕХОВА, ВЫШЕДШИЙ НА НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ ПОД НАЗВАНИЕМ: «AR1ADNA. SIEBEN GESCH1CHTEN YOK DER L1EBE» («АРИАДНА. СЕМЬ РАССКАЗОВ О ЛЮБВИ») Суперобложка. Рисунок Мнхазля Лнсемана Лейпциг, 1954 г.

«чистенькие» пьесы для «бомонда» (Крылов, Тнхонов, Гнедич), а Остров­ского отдать на жертву Александринке для потехи плебсу. Комитет, ка­жется, останется при прежней организации, но «освежат» только личный состав. Я, как виновный в забраковании крыловскои пьесы и непочти­тельном отношении к Погожеву, в состав этот не войду ⁵.

Что творится в нашем комитете? Немирович хотел приехать сюда для вразумления здешних членов насчет Кондратьева,— не передумал ли. Я просил недавно аванса, мне не дали; хотя 100 рублей, которые я брал, уже все давно покрыты, и я получил еще несколько рублей. Ужасные скоты. Возбудили бы вы в комитете вопрос об авансах. Нельзя ли это уре­гулировать там, чтоб члены не зависели от каприза и произвола Майкова?⁶ Жму вашу руку. Искренний привет вашим и от меня и от моего семей­ства. Леночка все ждала, что вы к ней зайдете. Будьте здоровы и не забы­вайте

преданного вам А. Плещеева

Издательница «Северного вестника» А. В. Сабашникова неоднократно умень­шала сумму,предоставлявшуюся на издание журнала.С ноября 1889 г. Сабашни­кова совсем прекратила финансирование журнала, и с этого времени до марта 1890 г. А. М. Евреинова издавала его на свои средства.

Апрельская книжка «Северного вестника» 1890 г. была выпущена еще Евреино­вой, с 5-го номера журнал издавал Б. Б. Глинский, который с 10-го номера стал изда­телем-редактором журнала. В середине 1891 г. издание журнала перешло к JI. Я. Гуревич.

Аким Львович Волынский (псевдоним А. Л. Флексера — 1863—1926) — литера­турный критик и искусствовед идеалистического направления. После ухода из редак­ции «Северного вестника» Михайловского, Гл. Успенского, Южакова и других деяте­лей народнического направления, Волынский стал одним из основных сотрудников журнала, превратившегося при нем в воинствующий орган декадентства.

«Областной отдел» «Северного вестника» имел существенное значение для жур­нала. Ему, по определению Плещеева, было отведено «широкое место», так как он за­менял «рутинное внутреннее обозрение, очень мало читаемое в толстых журналах». В нем помещались корреспонденции «по части земства, городского управления, эко­номического состояния края и пр.» (см. письмо Плещеева к А. С. Гацисскому от 21 февраля 1885 г.—«Русская мысль», 1912, № 4, стр. 120—121).

Летом 1889 г. Плещеев жил на даче в имении Шевино по Варшавской ж. д., станция Преображенская.

В новый состав Театрально-литературного комитета Плещеев действительно введен не был.

Аполлон Александрович Майков (1826—1900) — славист, один из учредителей «Общества русских драматических писателей и оперных композиторов», бывший в течение многих лет его казначеем, а затем председателем.

Чехов, как и Плещеев, относился к его деятельности на этом посту отрицательно (XIV, 343).

35 ■

Петербург.28 марта 1890 г.[103]

Милый Антон Павлович. Сегодня получил ваше письмецо и душевно рад, что вы на меня не сердитесь за мой (впрочем искренний совершенно) отзыв о «Лешем»¹. Я могу ошибаться и выражаю только свое личное мне­ние, которое совпало с мнением еще двух знакомых мне лиц — и не сов­пало с мнением двух других². Привезу его сам, если же почему-либо не поеду в Москву, то пришлю вам по почте. Завтра уезжает к себе Жорж. В Москве думает пробыть самое короткое время. Чудесный он малый. Анна Михайловна, не знаю, писал ли я вам, наговорила мне таких милых вещей, что если б даже «Северный вестник» возобновился, то я работать у ней не буду. Сегодня я сообщил ей это официально, так как она после всего, что произошло между ей и мной, направила ко мне какого-то гос­подина с рукописью. Вчера баронесса Икскуль ³ сообщила мне, что она говорила с Михайловским о возобновлении журнала (деньги она бы на­шла), но он отвечал, что подцензурного журнала он не возьмет. Она выпи­сала к себе сегодня двоюродного брата Евреиновой, товарища министра путей сообщения ⁴, чтоб уговорить его похлопотать об освобождении «Се­верного вестника» из-под цензуры. Не знаю, какой будет результат. Со­мневаюсь в его успешности.

Мне не дали аванса в обществе, и от Майкова я никакого письма не по­лучал. Вероятно, Кондратьев ⁵, к которому я обращался, не нашел нуж­ным ему сказать об этом. Я просил даже не 100 рублей. Мне следовало по­лучить Ь0 рублей авторских, и я просил,чтоб добавили 40 рублей авансом. Но Кондратьев предпочел выслать еще 25 рублей, полученных после моей переписки с ним об авансе, а об авансе умолчал.

Но теперь, когда я по случаю закрытия «Северного вестника» остался совершенно на мели, так что, может быть, мне и в Москву не с чем будет поехать, я бы душевно был благодарен, если б мне дали аванс г 100 руб­лей, и обращаюсь к вам как к члену комитета ⁶ с просьбой об этом. Попро­сите от меня Немировича-и Сумбатова. Выслать его теперь к празднику уж не успели бы. Но так, приехав в Москву, я не очутился бы без гроша. На отъезд же собственно я бы здесь добыл. Вы говорите, что никакой казначей не отказал бы мне в сторублевом авансе. Майков мне отказывал не раз, хотя все взятые мною авансы всегда покрывались очень скоро... В последнее время нервы мои так развинтились, и я вообще чувствовал себя так плохо, что поехать было бы мне положительно полезно. Я даже, скажу вам, несколько было испугался... я стал забывать слова, имена собственные, факты самые недавние...

Подобное было несколько лет тому на моих глазах с одним знакомым моим в Москве, с покойным Родиславским, которого вскоре потом хватил паралич. Вот, думаю себе, еще, пожалуй, с ума сойдешь...

Прощайте, может быть, до близкого свидания. Жму вашу руку и низ­ко кляняюсь всему вашему семейству.

Ваш А. Плещеев

P. S. Литературно-театральный комитет, кажется, будет состоять из тех лиц, которые его создавали: т. е. из неизбежного Григоровича, Вейн- берга и Модеста Чайковского...(?). Модест, положим, отличный малый, но почему же именно он, а не Гнедич, например, или не Аверкиев и т. д.? В Москве проектировали особый комитет, но это едва ли пройдет. Всево­ложский против этого⁷.

Письмо от 27 марта 1890 г. (XV, 45—46). Отрицательный отзыв о «Лешем» был высказан Плещеевым в письме к Чехову от 24 марта 1890 г. («Слово», стр. 279—281. Письмо ошибочно датировано Плещеевым «24 апреля»).

Плещеев познакомил с пьесой В. Фаусека (см. о нем прим. 11 к письму 11) — человека «с большим эстетическим чутьем»; он, как и Плещеев, дал комедии отрица­тельную оценку. Д. С. Мережковский и А. И. Урусов оценили «Лешего» восторженно («Слово», стр. 280; см. также XV, 38).

Варвара Ивановна баронесса Икскулъ фон Гилъдебанд — издательница книжек для народа.

Григорий Алексеевич Евреинов.

И. М. Кондратьев был секретарем Общества драматических писетелей. Письмо Плещеева к нему неизвестно. Чехов обращался по поводу просьбы Плещеева в коми­тет Общества, который обязал председателя его, Майкова, ответить Плещееву. Однако последний, как видно из содержания настоящего письма, не добился ответа ни от Майкова, ни от Кондратьева (XV, 45—46).

⁸ Чехов был избран членом комитета Общества драматических писателей в 1889 г.

⁷ Лишь 11 сентября 1891 г. было вновь утверждено положение о преобразован­ном Театрально-литературном комитете при дирекции императорских театров. Коми­тет состоял из двух отделений — в Петербурге и Москве. В петербургское отделение вошли: Григорович (председатель),А. А. Потехин, П.И.Вейнберг, П.Н.Гнедич; в мос­ковское: Н. С. Тихонравов (председатель), Алексей Н. Веселовский, Н. И. Сторожен- ко, Вл. И. Немирович-Данченко. Деятельность петербургского отделения возобнови­лась 19 октября, московского — 5 октября (см. Положение о Театрально-литератур­ном комитете и протоколы заседаний,— ЦГАЛИ, ф. 659, оп. 6, ед. хр. 2,3).

36

(Петербург. 12 января 1891 г.)

Все ждал, дорогой Антон Павлович, что вы приедете в Петербург ¹ или хоть черкнете два слова о себе. Но на днях узнал от Суворина, что вы уже не хотите сюда приехать и что-то захандрили, хотите ехать в де­ревню. Теперь, в эти холода, в деревню, зачем? Если вы нездоровы, там только хуже распростудитесь. Приехали бы лучше сюда, мы бы здесь по­старались разогнать по мере сил вашу хандру. Мережковский говорил мне, что был у вас, но от него я ничего не мог узнать о вас обстоятельно. Полагаю, что он все разговаривал с вами об эстетике или о боге, исканием которого он теперь занимается (некоторые говорят, черес­чур шумным). Другие говорили мне, знают о вас только от Свободина, со­стоящего с вами в переписке и который передавал им, что вас очень тре­вожит болезнь Ивана Павловича². Правда ли это, и чем он болен? Пожа­луйста, передайте ему и всем вашим мой искренний сердечный привет и поздравление с Новым годом, с которым и вас поздравлю. А очень, очень хотелось бы повидаться и побеседовать с вами о многом.

Вы, конечно, уже слышали о той перемене, которая должна произойти в скором времени в моей судьбе, если только не возникнут какие-либо непредвиденные обстоятельства и не затормозят этого дела Вот, если сделаюсь помещиком, то затащу вас к себе, в Пензенскую губернию ⁴. Намереваюсь тогда «посадить на землю» моего младшего сына — Коку, который восчувствовал большое влечение (он и прежде несколько стре­мился к этому) к хозяйству... Нынешний год мне самому едва ли удастся быть там, потому что думаю съездить с семьей за границу, где пробыл не­давно два с половиной месяца⁶. Хотя меня и преследовало ненастье, а потом холод, но все же я этой поездкой остался доволен. При свидании расскажу вам о ней. Но, впрочем, в ней для вас, может быть, будет мало интересного. А вот рассказов о вашем путешествии — все мы, знающие вас, жаждем как манны небесной. Спасибо вам за два коротеньких письмеца с дороги.

Так мне было досадно, что я не мог вам отвечать; ужасно мне хотелось писать вам, но не знал куда. Пожалуйста, напишите мне, голубчик. Я со­скучился совсем по вашим письмам. Я собираюсь и сам в Москву, но ду­маю, что ранее февраля не попаду. Не теряю надежды видеть вас здесь ранее. Может быть, к вам поедет Суворин, которому тоже, конечно, очень хочется вас видеть. Желаю вам здоровья, это прежде и главнее всего, и хорошего настроения. Пишете ли что-нибудь?Ваш рассказ в рождествен­ском номере «Нового времени» здесь произвел на всех глубокое впечатле­ние. Удивительная у вас вышла фигура этого «протестанта» ⁶.

Крепко жму вашу руку.

Ваш душевно А. Плещеев

Адрес мой тот же: Спасская № 1.

Чехов был в это время уже в Петербурге, но Плещеев не знал об этом (XV, 144—145).

Иван Павлович Чехов .приехавший в Москву на рождественские праздники, заболел тифом.

Речь идет о крупном наследстве, полученном Плещеевым в 1890 г. после смерти его родственника Алексея Павловича Плещеева.

К Плещееву должно было перейти имение, находившееся в Пензенской губер­нии, Мокшанского уезда, с. Чернозерье, но на имение предъявил права некий Хвощинский, которому оно и отошло.

Плещеев провел во Франции и Италии время с середины сентября до начала декабря 1890 г.

Рассказ Чехова «Гусев», напечатанный в газете «Новое время», 1890, № 5326, от 25 декабря.

ЧЕХОВ И КУПРИН

Статья И. В. К о р е ц к о й Публикация Н. И. Г и т о в и ч

Переписка и личное общение с Александром Ивановичем Куприным относятся к последним четырем годам жизни Чехова. Еще в марте 1899 г. Чехов признавался Л. А. Авиловой: «Куприна я совсем не читал» (XVIII, 107). Судя по очерку Куприна «Памяти Чехова» (1904), знакомство писателей произошло в Одессе, где Чехов оста­новился, возвращаясь из Италии в феврале 1901 г. «Я его увидел впервые в общей зале „Лондонской" гостиницы в Одессе»,— вспоминал Куприн, передавая впечатле­ние от внешнего облика Чехова, каким он запомнился ему в эту первую встречу А. М. Федоров, который привел в тот день Куприна к Чехову, пожелавшему видеть кого-либо из молодых беллетристов, писал, что беседа шла о начинающих и мало­известных авторах; потом Чехов рассказывал о своем детстве (А. М. Федоров. А. П. Чехов. — Сб. «О Чехове». М., 1910, стр. 289—290). Тогда же Куприн подарил Чехову «с чувством большой робости», как гласила дарственная надпись, свою первую книгу — сборник «Миниатюры», изданный за четыре года до того в Киеве. Надпись на книге была сделана 13 февраля². На другой день, 14 февраля, Куприн и Федоров провожали Чехова, уезжавшего пароходом в Ялту («Одесские новости», веч. прилож., 1901, № 5213, от 14 февраля; также: А. М. Федоров. Цит. изд., стр. 291). А 19 фев­раля он прислал им в подарок свои фотографические портреты (там же, стр. 301).

С весны 1901 г. имя Куприна часто мелькает в переписке Чехова. Именно с этой поры начинается то дружеское общение, о котором рассказал Куприн в очерке «Памяти Чехова» и писала позднее М. К. Куприна-Иорданская (М. К.Куприна-Иордан­ская. Из воспоминаний о Куприне.— «Огонек», 1948, № 38). «Куприн сидит у нас целый день, только ночует у себя»,— писал Чехов О. Л. Книппер 24 апреля 1901 г., а 2 мая сообщал: «Куприн ...) живет у нас» (XIX, 77 и 80).

Быстрое сближение с Куприным объяснялось не только внимательным отношением Чехова к талантливому молодому автору. Из младших современников Куприн ближе всех стоял к Чехову и по направлению своей писательской работы, и по приемам ее. Во многом был сходен с чеховским и путь Куприна в большую литературу.

Прежде чем попасть на страницы толстых журналов, Куприн, подобно молодому Чехонте, испытал тяготы газетной поденщины, писания, как говаривал Чехов, «pour manger», срочной, пестрой, полурепортерской работы. Можно указать на сходство газетных жанров у Куприна и Чехова: чеховский очерк типов Трубного рынка («В Мо­скве на Трубной площади») предвосхищает «Киевские типы» Куприна. Примечательно, что и «восприемник от литературной купели» был у них один и тот же — Л. И. Паль­мин, поэт-искровец, сотрудничавший в 1880-е годы в юмористических журналах. За­метив молодого Чехова среди «бездарной, бесцветной и жидкой бурды московской», Пальмин привел его в 1882 г. к редактору «Осколков» Н. А. Лейкину, а вскоре привлек в «Русский сатирический листок»; в 1884 г. там были напечатаны «Месть женщины» (за подписью «Анче») и «Ванька» (подписанный «А. Чехонте»), А через пять лет, в 1889 г., в этом журнале, благодаря посредничеству все того же Пальмина, увидел свет и пер­вый рассказ девятнадцатилетнего Куприна «Последний дебют» ³. Впоследствии, в юмореске «Первенец» Куприн вывел Лиодора Ивановича Пальмина под именем Ивана Лиодоровича Венкова. О Пальмине Чехов и Куприн беседовали в Ялте; Куприн узнал черты быта Пальмина в описании жизни доктора Рагина из чеховской «Палаты № 6» (А. К у и р и н. Памяти Чехова.— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 515).

Ко времени личного знакомства с Чеховым, т. е. к началу 1900-х годов, Куприн определился не только как писатель, идейно родственный Чехову своим демократиз­мом, своим неприятием действительности буржуазно-мещанской России,— но и как художник, шедший в искусстве близкими Чехову путями. После «Молоха», «Ночной смены», «Ночлега» современники справедливо считали Куприна беллетристом чехов­ской школы.

Уже в «Молохе» (1896) конфликт интеллигента-правдоискателя с буржуазной дей­ствительностью принял те же очертания, что и в произведениях Чехова. Инженер Боб­ров, испытывающий острое душевное страдание при виде тяжелого труда рабочих, близок герою «гаршинской закваски» из рассказа Чехова «Припадок» (1889). При всех различиях объекта критики, а также обстоятельств, в которых действуют Васильев и Бобров, их роднит «человеческий талант» обостренной, болезненной чуткости к со­циальному злу и вместе с тем полная неспособность к борьбе, та реакция «припадка», при которой вспышка негодования сменяется глубокой депрессией. И Чехов, и Куприн не скрывают ущербности такого протеста. Но обоим художникам дорог самый факт «несогласия» героя с уродливыми формами жизни, его страстный бунт среди всеобщего равнодушия к насилию и неправде.

Примечательно, что протестующие монологи героя «Молоха» близки речам чехов­ского студента не только по смыслу, но и по форме. Доводы Боброва, подсчитавшего, что на капиталистическом заводе «двое суток работы пожирают целого человека», напоминают рассуждения Васильева о том, что завсегдатаи домов терпимости в конечном счете «убивают вдвоем, втроем, вчетвером одну глупую, голодную женщину» ⁴.

Сходство героя «Молоха» с чеховским правдоискателем отнюдь не исключало са­мостоятельности и своеобразия Куприна в критике капитализма. В «Молохе», создан­ном в пору бурного размаха пролетарской борьбы, резче отразился классовый анта­гонизм буржуазии и рабочих. «Мир придавленной силы» (выражение И. И. Горбунова- Посадова в письме к Чехову от 5 февраля 1894 г. о рабочих в рассказе Чехова «Бабье царство») на страницах «Молоха» уже заявлял о себе грозным восстанием. Дальше Чехова пошел Куприн в изображении «хозяев жизни», воплотив в образе Квашнина типические черты идеологии и практики русского капиталиста.

Весной 1901 г. на ялтинской даче Чехова Куприн писал свой рассказ «В цирке». Чехов с интересом следил за этой работой и даже давал указания относительно симпто­мов заболевания героя рассказа — борца Арбузова, погибшего от профессиональной бо­лезни—расширения сердца (М. К.Куприн а-И орданская. Из воспоминаний о Куп­рине.— «Огонек», 1948, № 38). По-видимому, уезжая в мае в Москву, Чехов просил прислать ему «В цирке» по выходе из печати. 29 декабря 1901 г. Куприн писал, что скоро вышлет оттиск из январского номера журнала «Мир божий». В чеховской би­блиотеке сохранился этот оттиск с надписью Куприна: «Глубокоуважаемому Антону Павловичу Чехову автор. 8 янв. 1902 г.), СПб.» (С. Д. Б а л у х а т ы й. Библи­отека Чехова.— Сб. «Чехов и его среда». Л., 1930, стр. 247). Чехов прочел «В цирке» «в один раз» (XIX, 368) и высоко оценил это произведение. Когда О. Л. Книппер предпочла эскиз Бунина «Осенью» (напечатанный в том же номере журнала), Чехов отвечал ей: «„Осенью" Бунина сделано несвободной, напряженной рукой, во всяком случае, купринское „В цирке" гораздо выше. „В цирке"— это свободная, наивная, талантливая вещь, притом написанная, несомненно, знающим человеком» (XIX, 234). А 22 января Чехов сообщил Куприну, что «повесть „В цирке" читал Л. Н. Толстой и (...) она ему очень понравилась», и советовал послать Толстому сборник («Миниатю­ры»), подчеркнув в заглавии лучшие вещи (XIX, 229). По-видимому, о рассказе «В цир­ке» Чехов беседовал с Толстым незадолго до того, 17 января, когда был у него в Гаспре (XIX, 224). Куприн не решился послать Толстому «Миниатюры», в которых наряду с такими сильными вещами, как «Дознание», «Ночлег», «Allez!», было действительно «много балласту» (письмо от февраля 1902 г.). Но сообщая Л. И. Елпатьевской о письме

Чехова с отзывом Толстого, Куприн не без гордости замечал: «Я знаю литераторов, которые отдали бы очень многое за такие строчки» (ИРЛИ, P. III, оп. 2, ед. хр. 472).

Определив «В цирке» как вещь, написанную «знающим человеком», Чехов уловил характерную особенность всей прозы Куприна — ту достоверность изображения, ко­торая достигалась не только зоркостью писательского зрения, но и всесторонним изуче­нием изображаемого. Как по «Молоху» можно судить о жизни индустриального юга России в годы промышленной горячки, по «Ночной смене» — изучать быт царской ка­зармы, так из рассказа об одном матче борца Арбузова можно было узнать во всех под­робностях жизнь русского цирка того времени, с характерными для него жестокими обычаями, засильем иностранных антрепренеров, тяжелой эксплуатацией артистов.

Стремление Куприна к доподлинно-точному изображению жизни импонировало Чехову, который говорил о себе, что «старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно — предпочитал не писать вовсе», и считал хорошую осведомленность в предмете непременным условием работы беллетриста: «...нужно, чтобы для читателя или зрителя было ясно (...), что он имеет дело со све­дущим писателем» (XVIII, 244).

Больше, чем кто-либо другой из младших современников Чехова, Куприн следовал его совету «ездить в вагонах третьего класса», т. е. погружаться в самую гущу жизни. По широте охвата русской действительности послечеховской поры Куприн прибли­жался к Горькому.

По личным впечатлениям писал Куприн и второй рассказ, одобренный Чеховым — «На покое», в котором зарисовал уходящие типы русской провинциальной сцены. Рассказ был начат в Крыму летом 1902 г., и, по-видимому, послан в редакцию «Русско­го богатства» в начале августа, т. е. до возвращения Чехова из Москвы в Ялту (XIX, 316). 23 сентября Куприн в письме к Н. К. Михайловскому просил прислать коррек­туру, так как собирался «урезать» третью главу и изменить конец (ИРЛИ, ф. 181, on. 1, ед. хр. 367). 25 сентября, когда Куприн ездил в Ялту к Чехову (XIX, 353), кор­ректура еще не была получена; судя по письму Куприна от начала октября (письмо 5), беседа шла не о литературных, а о личных делах последнего. Только в конце октября Куприн смог послать Чехову корректуру «На покое» с просьбой указать на недостатки рассказа (письмо 6). 1 ноября Чехов ответил, что «повесть хорошая», от чтения ее он «получил истинное удовольствие» ив ней «недостатков нет» (XIX, 368). Однако письмо его содержало существенные замечания, касавшиеся трактовки образов, портретных характеристик, тона рассказа. «Героев своих, актеров,— писал Чехов,— вы трактуете по-старинке, как трактовались они уже лет сто всеми, писавшими о них; ничего нового. Во-вторых, в первой главе вы заняты писанием наружностей — опять-таки по-ста­ринке, описанием, без которого можно обойтись. Пять определенно изображенных наружностей утомляют внимание и в конце концов теряют свою ценность. Бритые актеры похожи друг на друга, как ксендзы, и остаются похожими, как бы старатель­но вы ни изображали их. В-третьих, грубоватый тон, излишества в изображении пьяных...

Вот и все, что я могу сказать вам в ответ на ваш вопрос о недостатках...» (XIX,

369).

Как видно из письма Куприна от 6 декабря, он успел частично реализовать заме­чания Чехова перед сдачей в набор ноябрьской книжки журнала. Впоследствии текст рассказа подвергался неоднократной стилистической правке (для издания его в «Зна­нии», «Мире божьем», «Московском книгоиздательстве», издательстве А. Ф. Маркса).

В рассказе «На покое» Куприн затронул близкую Чехову тему «актерской гибели», столь характерную для русской театральной жизни конца XIX в., с прогоравшими антрепризами, бродячими труппами, с все возраставшей зависимостью актера и театра от подачек купца-благотворителя, самодура-мецената. Конец трагика Славянова- Райского — это во многом типичный удел русского таланта, гибнувшего в неблаго­приятной среде.

Есть все основания думать, что Чехов и Куприн в своих ялтинских беседах не раз говорили о театре. Оба знали русскую театральную провинцию, ее быт, колоритные фигуры. Чехов хорошо помнил таких трагиков, как Иванов-Козельский (ему посвящен фельетон Чехова «Гамлет на пушкинской сцене», 1882) и Люиский, о ко­торых писал Куприн в рассказе «Как я был актером». По свидетельству П. Н. Орлене- ва, Любский играл в Ялте (по-видимому, летом 1901 г.) в спектакле, организованном Чеховым в пользу туберкулезных больных (Г1. Н. Орленев. Мои встречи с Че­ховым.— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 426—428). Общим знакомым Чехова и Куприна был известный актер, режиссер и антрепренер Н. Н. Соловцов. Чехов,познакомившись с Соловцов),im еще в Таганроге,весьма ценил его мастерство, по­святил ему водевиль «Медведь», встречался с ним в Москве в 1888—1889 гг., долго пере­писывался, тяжело переживал его смерть. Куприн хорошо знал Соловцова по Киеву, в 1890-е годы был частым посетителем его театра. О Соловцове вспоминал Куприн в письме к Чехову от декабря 1901 г., сравнивая его по манере держаться на сцене со Станислав­ским. Этокупринское сопоставление Чехов потом повторил в письме к Книппер (XIX, 193).

Чехов охотно слушал рассказы Куприна (незадолго до того прослужившего год в мелкой украинской труппе) о нравах провинциального театра; один из таких расска­зов он даже внес в свою записную книжку (XII, 259. Об этом эпизоде см. также в очер­ке Куприна «Памяти Чехова».— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 520). По-видимому, оба сходились в своей неприязни к жизни богемы, к некультурности, отсталости театральной среды. Позже, в рассказе «Как я был актером» (1906), Куприн сочувственно повторял чеховские слова: «Более актера истеричен только око­лоточный. Посмотрите, как они оба в царский день стоят перед буфетной стойкой, говорят речи и плачут» (Соч., т. IV, стр. 135).

Актерские данные самого Куприна Чехов ценил настолько, что советовал ему поступить в Художественный театр (см. письмо, датируемое не ранее 9 мая 1901 г. и от1 декабря 1901 г.). Посмотрев в Москве осенью 1901 г. «Чайку», «Дядю Ваню», «Трех сестер», Куприн в письме к Чехову детально разбирал постановку и игру «художествен- ников». Высоко оценивая мастерство Станиславского, Москвина, Книппер, Санина, Куприн считал, что рядовому составу труппы не удалось преодолеть сценические штам­пы. и даже склонен был утверждать, что «прославленная реформа совсем не коснулась среднего и маленького актеров» (письмо от декабря 1901 г.). Вряд ли Чехов разделял такую оценку, но в письме к Книппер он сообщил о критическом отношении Куприна к спектаклям Художественного театра (XIX, 193). Куприн не раз выступал с публич­ным чтением рассказов Чехова (письма от 10 февраля 1903 г. и от мая 1904 г.), играл в любительских спектаклях роли Чубукова в «Предложении» и Астрова (письмо его к В. А. Тихонову от сентября 1907 г.— ЦГАЛИ, ф. 240, on. 1, ед. хр. 71).

Одновременно с рассказом «На покое» осенью 1902 г. Куприн писал «Болото». Осно­ву этого рассказа составили впечатления от поездки летом 1901 г. в лесную глушь Ря­занской губернии, которыми Куприн делился в письме к Чехову (от 29 декабря 1901 г.). Герой рассказа, студент Сердюков, убежденный противник цивилизации, которого умиляет патриархальный деревенский уклад, «циклопические» орудия крестьянского труда, сталкивается с реальной жизнью мужика. Его ужасает убогий нищенский быт, суеверия, а главное — рабская покорность крестьянина своей участи. Гибнущая от болотной лихорадки семья лесника олицетворяет в его глазах судьбу всей голодной, разоренной, вымирающей деревни. «К чему эта жизнь?.. Кому нужно это жалкое, не­человеческое прозябание?» — говорит «со страстными слезами на глазах» купринский студент.— «Какой ответ, какое оправдание может дать судьба в их страданиях?» (Соч., т. III, стр. 85).

«Болото» близко к «проблемной» новелле Чехова ⁵. История купринского студен­та — тот же «случай из практики», когда взору честного, думающего человека внезап­но открывается вопиющее противоречие жизни, которое переворачивает душу, лишает покоя. Как и в рассказах позднего Чехова, в «Болоте» несложный повествовательный материал таит глубокое содержание: конфликт здесь питают не внешние события, а тот идеологический сдвиг, то пробуждение «социальной тревоги», которое происходит в сознании героя. Куприн сам определял «Болото» как рассказ, смысл которого не в сюжете, а «в настроении» (письмо к Н. К. Михайловскому от сентября 1902 г.— ИРЛИ, ф. -181, on. 1, ед. хр. 367).

Характеризуя замысел своего рассказа «Припадок», Чехов говорил, что хотел бы написать его так, чтобы произвести «гнетущее впечатление» (XIV, 168). Теми же сло­вами («гнетущее впечатление, похожее на (...) виноватую жалость») обозначил и Куприн настроение, которое пронизывало его рассказ (Соч., т. III, стр. 80).

Как п многие чеховские лирические повеллы, «Болото» кажется незаконченным, лишенным развязки. Все так же безропотно отправляется в ночной обход Степан, по прежнему покорно несет бремя тяжелой и опасной жизни на болоте его семья, все так

ЧЕХОВ

Рисунок П. 3. Панова, 1903 г.

Местонахождение оригинала неизвестно. Воспроизводится с репродукции в «Живописном обозрении», 190'i,№40

«Резко обозначились на лице складки, появились новые тени, прида­ющие лицу сухой и озабоченный характер». (Из воспоминаний Н. 3. Панова «Сеанс»)

же молчит и хмурится лес. Но сдвиг есть: беспокойная мысль уже овладела сознанием героя; протест против неправды жизни становится для него теперь главным убежде­нием, наряду с верой в новую, достойную человека жизнь, которая скоро озарит с «ли­кующим торжеством победы» тусклые берега (там же, стр. 86). Финал «Болота» с его сменой настроения, переключением в новый эмоциональный тон напоминает лириче­ские концовки таких произведений Чехова, как «Студент», «Случай из практики», «Свирель», «Счастье», «Огни», «Гусев».

В одном из первых писем к Чехову Куприп назвал его учителем жизни. Сделанное в полушутливой форме, это признание отражало действительное положение вещей. Из публикуемых писем видно, что за помощью и советом Куприн обращался к Чехову

и в вопросах своей творческой работы, и в житейских делах. Вместе с тем письма Куп­рина были для Чехова в его ялтинской «ссылке» одним из источников сведений о про исходящем в России. Наряду с литературными новостями значительное место в них за­нимают сообщения о политических событиях. Куприн пишет о готовящихся в Петер­бурге студенческих «беспорядках» (письмо от 29 декабря 1901 г.), рассказывает о звер­ском убийстве офицером студента на Невском (письмо от декабря 1901 г.), сообщает об учиненном Плеве разгоне комитета по устройству юбилея печати (письмо от начала января 1Й03 г.), упоминает о кишиневском погроме (письмо от 19 апреля 190.3 г.). Иро­нически отзывается Куприн (в письмах от декабря 1901 г. и февраля 1902 г.) об орга­низовавшемся в Петербурге религиозно-философском обществе, в котором рядом с Ме­режковским, Розановым, с преосвященным Сергием и «лицами иисусовой пехоты» заседает В. С. Миролюбов, прогрессивно настроенный литератор, издатель массового демократического журнала. Как известно, вступление Миролюбова в религиозно-фи­лософское общество вызвало резкую отповедь Горького и осуждение Чехова. Отзыв о членах религиозно-философского общества в письме Чехова к Миролюбову от 17 де­кабря 1901 г. (XIX, 195) близок мнению о них Куприна®.

Период, к которому относится публикуемая переписка, был временем сближения Куприна с горьковским книгоиздательством «Знание». - С радостью писал Куприн Чехову, что «Знание» купило у него книгу рассказов, и гордился, что сможет ■«выйти в свет под таким флагом» (письмо от 6 декабря 1902 г.). В том же письме Куприн сообщил, что познакомился с Горьким и слушал его рассказы «о молоканах, о духоборах, о сормовских и ростовских беспорядках» ⁷.

Свой первый «знаньевский» том Куприн хотел посвятить Чехову, «поставить вперед дорогое (...) литературное имя» (письмо, датируемое декабрем 1901 г., и от 29 декабря 1901 г.). Как видно из письма Куприна от 29 декабря 1901 г., Чехов советовал издать книгу как можно проще и оставить без посвящения. 10 февраля 1903 г. Куприн послал Чехову свой сборник, в который вошли «Молох», «Ночная смена», «Одиночество», «Ноч­лег», «Лесная глушь», «Дознание», «В цирке», «На покое». В библиотеке Чехова сохра­нился этот экземпляр с надписью рукой Куприна: «Глубокоуважаемому Антону Пав­ловичу Чехову на добрую память от вечно и неизменно преданного ему А.Куприна. 1903, 9 февр. СПб.» (С. Д. Б а л у х а т ы й. Библиотека Чехова. Циг. изд., стр. 247).

МнениеЧехова о первом томе рассказов Куприна в переписке Чехова не отразилось. По-видимому, оно было высказано Куприну при личной встрече, которая произошла в Ялте месяц спустя, в марте 1903 г., ибо и в эти последние годы жизни Чехов не пере­ставал интересоваться работой Куприна и откликами на его произведения. С удовле­творением писал он Куприну о том, что отдельные его выражения (из рассказов «Ноч­лег» и «Булавин») входят в литературную речь и уже зафиксированы словарем рус­ского языка, издаваемым Академией наук (XX, 39). В письме от 22 апреля 1903 г., написанном вскоре после отъезда Куприна из Крыма, Чехов сообщил ему, что Вере­саев очень хвалил его рассказ «Трус» (XX, 87).

Последними произведениями, написанными Куприным при жизни Чехова и упо­минавшимися в их переписке, были «Мирное житие» и «Корь».

Рассказ «Мирное житие» (1904) с его центральной фигурой гимназического учителя в отставке, держащего в страхе жителей провинциального городка, критика сравни­вала с «Человеком в футляре». Однако, родственные в тематическом отношении, эти про­изведения различны по художественной манере. На это различие указывал В. В. Боров­ский: «Чехов реагирует более нервно и отвечает на пошлость ударом сарказма, Куприн же спокойнее— и самую мерзостную пошлость описывает сдержанно, чисто эпически» {В. В. Боровский. Литературно-критические статьи. М., 1956, стр. 277).

В образе Наседкина нет сатирических красок, которыми написан Беликов. Жи­тие реакционного мещанина Куприн рисовал здесь в подчеркнуто «мирных» тонах, постепенно обнажая прячущегося под благолепной личиной ростовщика, кляуз­ника, «доносчика по призванию» (выражение Короленко в рецензии на второй сбор­ник «Знания».— «Русское богатство», 1904, № 8, отд. II, стр. 148).

В центре рассказа «Корь» (1904), как и в «проблемной» новелле Чехова,— идейный спор, столкновение двух мировоззрений. Студент-репетитор Воскресенский, у которого прорывается долго сдерживаемая ненависть против его нанимателя, заводчика За- валипгана, обличает в его лице антинародную, лжепатриотическую идеологию рус­ской буржуазии, ее «свирепое презрение к инородцам, восторг перед мощью русского кулака». Купринский студент выступает против Завалишина с такой же беспощадной резкостью, как чеховский доктор Михаил Иванович, клеймящий в споре с княгиней ее паразитическую, нечистую жизнь (рассказ «Княгиня»), или как скромный труженик Кириллов, защищающий свое достоинство от посягательств светского пошляка Або- гина («Враги»). Но в «Кори», писавшейся в предреволюционной атмосфере, чеховская тема идейного спора получает интенсивную политическую окраску: Воскресен­ский осуждает не только паразитизм и тунеядство верхов, их фальшивую игру в демо­кратизм (как это делает чеховский доктор в рассказе «Княгиня»), но и обличает опре­деленную классово-политическую программу капиталиста-черносотенца, говорит о непримиримых противоречиях народа и буржуазии.

По выходе апрельской книжки «Мира божьего», где была напечатана «Корь», Че­хов писал Куприну 5 мая 1904 г., что собирается познакомиться с его рассказом (XX, 280). Недовольный «Корью» и «Мирным житием», Куприн просил Чехова не чи­тать этих вещей (письмо, датируемое маем 1904 г.). По-видимому, Чехов успел прочи­тать «Мирное житие», печатавшееся во втором сборнике «Знания» вместе с «Вишневым садом». К тому же времени относится и высказанная в беседе с Е. П. Карповым общая оценка Чеховым творчества Куприна как писателя, который, подобно Горькому и Андрееву, «останется в истории литературы» (Евт. П. К а р п о в. Две последние

встречи с А. П. Чеховым. — «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 576).

# * *

Рассказывая в одном из писем о последнем прощании с Чеховым, Горький писал: «Мне страшно понравился Куприн,— на похоронах это был единственный человек, который молча чувствовал горе и боль потери. В его чувстве было целомудрие искрен­ности. Славная душа!»⁸. Вскоре после похорон, в июле 1904 г., Куприн предложил «Знанию» выпустить сборник, посвященный Чехову. Приглашая Бунина участвовать в сборнике, Горький писал ему в июле 1904 г.: «В Москве Куприн, Пятницкий задумали издать в память Антона Павловича книгу, доход с которой (...) употребить на памят­ник ему или на что-нибудь в этом роде. Каждый из нас напишет что-нибудь лично о Чехове — разговор с ним, первое знакомство, воспоминание о каком-нибудь дне, совместно прожитом, и, кроме того — даст рассказ. Куприн даст повесть свою „Поеди­нок" — большая вещь» (Архив А. М. Горького, ПГРЛ 7-8-16). Горький подчеркивал полемические цели этого объединенного выступления писателей, близких Чехову: «Нужно же создать противовес пошлости газетных „воспоминаний" .нужно по мере сил постараться показать Чехова без фальши — чистого, ясного, милого, умного. Тяжело, грубо ударила меня его смерть, хоть и ждал я ее» (там же).

По первоначальному плану, составленному Горьким и Куприным в начале июля в Москве, было решено посвятить Чехову очередной, третий сборник «Знания» (письмо Куприна к Горькому от середины августа 1904 г.— Архив А. М. Горького, КГП 41-10-1); к участию в нем, кроме Куприна, Горького и Бунина, предполагалось привлечь Ски­тальца и Андреева.

Оповещая Куприна о ходе работ по сборнику, Горький писал: «Дорогой товарищ, мне кажется, что в наш план сборника едва ли войдут какие-либо изменения, по край­ней мере Андреев принял его целиком, т. е. напишет и рассказ, и лично об Антоне Пав­ловиче какую-то заметку или очерк. У него должно выйти хорошо: он понимает силу пошлости и ненавидит ее всей душой⁹. ОтБунинаяещенеимею ответа, но жду— утвер­дительного, он ведь и любит Антона Павловича, и хорошо знал его. Я отдам в сборник своих „Дачников", знаю, что у Бунина есть готовые рассказы, и думаю, он даст штуки две своих милых стихотворений. Может быть, мы поместим еще стихи Скитальца на смерть Антона Павловича, очень сильные, искренние стихи! Они теперь немножко не­уклюжи, я послал ему их обратно с просьбой исправить. Так что — как видите — дело идет на лад» («Горьковская коммуна», 1946, № 151, от27 июня). К работенад воспоми­наниями Куприн приступил раньше других участников организуемого сборника. Около

24 Литературное наследство, т. 68 20 июля он сообщал Пятницкому: «Я написал о Чехове, но храню эту статью только как схему для будущего. Вышло до нелепости по-газетному, хотя я и вместил туда все, что мне кажется важным и нужным. Вся беда в том, что невольно читаешь в газетах, что пишут о Чехове, и заражаешься этим проклятым шаблонным языком. Очевидно, на­до переждать, пока это не уляжется» (Архив А. М. Горького, ф. «Знания»). Одновре­менно Куприн сообщал Горькому, что писать о Чехове ему «трудно, главным образом, оттого, что многое лезет в голову из газет и делает работу неприятной» (там же, КГП 41-10-1). «...что вы отложили работу над воспоминаниями об Антоне Павловиче,— писал Горький,— это хорошо. Меня постигла та же участь, что и вас: начал писать, но, вижу, получается сплошной ряд нелестных комплиментов газетчикам и публике, жестокая ругань, грубая и неясная. Нужно дать устояться впечатлениям, пускай все мутное осядет» («Горьковская коммуна», 1946, № 151, от 21 июня). Тогда же Горький писал Бунину, что целиком разделяет «полемический тон» первого варианта воспо­минаний Куприна, вынужденного на время прекратить работу: «То же случилось и со мной,—впечатления похорон еще не улеглись, и пишется все больше о людях, оскор­бивших Чехова своим присутствием над его могилой, чем о нем, о его светлой душе, полной любви, нежности, грусти, о его уме — тонком и остром» (Соч., т. 28, стр. 312). О пошлости и равнодушии публики, хоронившей Чехова, Горький хотел писать статью «Чудовище» (письмо Горького Е. П. Пешковой от июля 1904 г.— Там же, стр. 311).

Второй вариант воспоминании о Чехове, писавшийся одновременно с «Поединком», Куприн закончил не позднее сентября 1904 г. «Статью о Чехове вышлю на днях,— писал он Пятницкому.— К концу сентября повесть («Поединок». — И. К.У у меня будет непременно готова. Мне бы очень хотелось, все-таки, попасть в III том» (Архив А. М. Горького, ф. «Знания»). 23октябряон запрашивал Пятницкого о судьбе посланных ему рукописей «Памяти Чехова» и новых глав «Поединка», а также интересовался мнением о них Горького (комментарий Пятницкого к рукописи «Поединка».—ЦГАЛИ, ф. 240, on. 1, ед. хр. 2). «Куприн очень мило написал о Чехове,— сообщил тогда же Горький Е. П. Пешковой,— кажется, сборник будет весьма интересен» (Собр. соч., т. 28, стр. 326). В конце октября Пятницкий сдал статью Куприна в печать, а с 30 янва­ря 1905 г. оттиски «Памяти Чехова» уже рассылались издательством (Архив A.M. Горь­кого, ф. «Знания»). Тогда же статья Куприна вместе с мемуарным очерком о Чехове Бунина вышла в свет в составе третьего сборника товарищества «Знание»¹⁰.

Купринские воспоминания были сразу же выделены критикой из потока мемуаров о Чехове. «После очерка Вл. Г. Короленко У самым значительным изо всего, напе­чатанного по поводу кончины Чехова, представляются нам воспоминания г. Куприна,— писал в рецензии на третий сборник «Знания» Ф. Д. Батюшков.— Из ряда метко схва­ченных ...) черт, характеризующих различные свойства Чехова ...) отношение к людям приемов творчества получается крайне ценный материал для будущего биографа Чехова и исследователя его произведений» («Мир божий», 1905, № 3, «Биб­лиографический отдел», стр. 92, 91).

Разумеется, значение воспоминаний Куприна заключалось не только в точности и разносторонности его наблюдений. В условиях обострившейся накануне 1905 г. ли­тературной борьбы вокруг чеховского наследия особенное значение приобретало то, что Куприн выступал за правильное истолкование общественной позиции Чехова. Созданный им литературный портрет нарушал представление об аполитичном худож­нике, глубоко безразличном к вопросам «борьбы и протеста». Рисуя Чехова в центре «человеческого круговорота», жадно впитывавшим все, что касалось общественной жизни России, получавшим впечатления «из первых рук» благодаря неустанному личному общению с представителями самых разных социальных слоев страны, Куприн утвер­ждал, что Чехов жил большими «жгучими вопросами современности»: «...он волновал­ся, мучился и болел всем тем, чем болели лучшие русские люди». Для характеристики отношения Чехова к «глупостям русской действительности» (как приходилось имено­вать по цензурным причинам самодержавный произвол) Куприн в своем очерке впер­вые предал гласности письмо Чехова в Академию наук от 25 августа 1902 г. с отказом от звания почетного академика в связи с аннулированием выборов Горького. Куприн справедливо оценивал этот документ не только как акт личного благородства, но и как свидетельство большого гражданского мужества^п.

Говоря в воспоминаниях о благожелательном и чутком отношении Чехова к мо­лодым писателям, Куприн воспроизвел, не называя имен, историю своего общения с Чеховым в ялтинский период. Под видом писем к одному начинающему автору он опубликовал письма к нему Чехова, а также ввел в текст очерка некоторые эпизоды, о которых писал Чехову сам (в письмах от мая и декабря 1901 г.). От литературного портрета Чехова, написанного Буниным, купринские мемуары отличала особая тепло­та и задушевность интонации. Очерк Куприна открывался лирическим зачином, в ко­тором отроческая грусть о разлуке с матерью перекликалась с переживаниями по поводу утраты Чехова.

В изображении Куприна Чехов предетавал человеком широких интересов, во­сторженным поклонником науки, внимательно следившим «за новыми путями, прола- гаемымй человеческим умом и знанием» (А. Куприн. Памяти Чехова.— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 499). Куприну была близка чеховская тема «сада», украшения земли свободным человеком и его «мысль о красоте грядущей жиз­ни», о гармоничном и полноценном бытии будущих людей.

В мировоззрении и творчестве Чехова Куприн подчеркнул такие близкие ему самому черты, как глубокий демократизм, уважение к маленькому человеку хорошее знание быта, психологии, языка самых различных слоев народа. Из чеховских требо­ваний к беллетристу Куприн не случайно акцентировал «объективность»письма,которая предполагает обязательное для художника уменье подняться над изображаемыми явлениями, «глядеть на них как бы с презрением, сверху вниз». Творческой манере Куприна был родствен тот «глубоко человечный объективизм», в котором Горький ви­дел отличительную черту произведений Чехова (М. Г о р ь к и й. По поводу нового рассказа А. П. Чехова «В овраге».— Соч., т. 23, стр. 317).

Сборник «Знания» с воспоминаниями Куприна вышел в свет в начале 1905 г., а в июле, в день годовщины смерти писателя, была опубликована вторая статья Куп­рина «Памяти Чехова» (А. Куприн. Памяти Чехова.— «Наша жизнь», 1905, № 140, от2 июля). Написанная автором «Поединка» в накаленной общественной атмо­сфере лета 1905 г., эта статья в яркой публицистической форме ставила вопрос о Че­хове и современности. Обозревая прошедший со дня гибели Чехова «чудовищный, кро­вавый, бессонный и безумный» год войны, Куприн писал, что действительность подтвер­дила правоту социальных обобщений художника: в японской катастрофе были повин­ны та страшная отсталость низов и паразитизм верхов, о которых говорили произведе­ния Чехова. «С мукденских полей и сопок бежали, топча друг друга, в безумной панике: чеховский мужик, оголодавший, одичавший, ослепленный тьмою и рабством; чехов­ский мещанин, развращенный жизнью городских окраин; чеховское милое, доброе, нелепое, вымирающее, слабосильное дворянство, чеховский чиновник, офицер, интел­лигент, разъеденные ничегонеделанием, выпивкой, винтом, сплетней, самохвальством, пустотой и бесстыдной ленью. И это Вершинины пускали пули себе в лоб на батареях, и его Астровы сходили с ума, подавленные ужасами кровавого побоища» (там же). Че­ховский социально-политический анализ Куприн уподоблял медицинскому диагнозу: «Он (Чехов), как врач, вооруженный громадным знанием, чуткостью, хладнокровным опытом и необычайной наблюдательностью, вдумчиво прислушивался к течению рус­ской жизни и рассказывал нам о наших болезнях: о равнодушии, лености, невежестве, грязи, халатности, мелком зверином эгоизме, трусости, дряблости» ¹².

Куприн подчеркивал, что действительность «мрачного, тупого безвременья» опреде­лила краски чеховских полотен: «Нееговина, если эта русская.— й.Л"./жизнь в худо­жественном изображении выходила серой, тоскливой, низменной, неустроенной и дикой. Арестантского халата не напишешь кармином и берлинской лазурью». Не скрывая исторической ограниченности позиции Чехова, который «не доскаашал, что одряхлевше­му^...) больному всего нужнее недоступный для него свободный воздух и быстрые, силь­ные движения», т. е. освободительная борьба, Куприн подчеркивал социальный оптимизм Чехова, напоминал о его твердой вере в конечное торжество правды: «Мы вздохнем радостно могучим воздухом свободы и увидим над собою небо в алмазах. Настанет прекрасная новая жизнь, полная веселого труда, уважения к человеку, взаимного дове­рия, красоты и добра» («Наша жизнь», 1905, № 140, от 2 июля). Именно эту свободную ^ЭРУ Куприн считал тем временем, когда имя Чехова станет бессмертным.

В отличие от очерка 1904 г., во второй статье о Чехове нет попыток заглянуть в твор­ческую лабораторию писателя, раскрыть тайны его искусства. Но здесь дана общая характеристика стиля Чехова, его пейзажного мастерства, особенностей поэтической речи. Заметки о языке и стиле Чехова содержались также и в отрывкахиз записных кни­жек Куприна, опубликованных в связи с пятидесятилетием со дня рождения Чехова в 1910 г. (А. К у п р и н. О Чехове.— «Одесские новости», 1910, № 8018, от 17 янва­ря; А. К у п рин. Собр. соч., т. VII. СПб., 1912). По мнению Куприна, Чехов более чем кто-либо другой из классиков выявил великие возможности русского языка, не при­бегая к словотворчеству, лишь благодаря постоянному собиранию и накоплению ре­чевых богатств и упорной работе над словом. В образной форме сопоставлял Куприн стиль Толстого, эту «постройку, возводимую великанами», с «нежным плетением» прозы Чехова.

Опровергая ходячее представление о Чехове, как только о юмористе, «смешном писателе», Куприн говорил о трагической основе чеховского комизма, разделявшего общее «свойство русского юмора — таить в себе горечь и слезы». «Разве, в конце кон­цов, не трагичен образ чиновника, который нечаянно чихнул на лысину чужого гене­рала и умер от перепуга, или мужика, бессознательно отвинтившего рельсовые гайки на грузила и не понимающего, зачто его судят?». Эту характеристику чеховского юмора Куприн повторил и в одной из статей 1915 г. Ставя рядом произведения Чехова и страш­ные своей правдой картины Глеба Успенского, Куприн писал: «Нам вовсе не сме­шон покойный великий Чехов: помещик купается в реке в присутствии чопорной англи­чанки (...), мужик отвинчивает железнодорожную гайку, нужную ему как рыболовное грузило ...), земский врач, которого, больного тифом, вызывают спешно для прекра­щения дамской истерики» ¹³.

В статьях и выступлениях о Чехове¹⁴ Куприн не раз говорил о высоком нрав­ственном авторитете личности Чехова, чья жизнь, как и жизнь Гаршина и Глеба Успен­ского, была моральным образцом, примером для русского писателя. Явления лите­ратурного разброда, падение нравов писательской среды в пору реакции после 1905 г. Куприн готов был связывать с тем, что не стало Чехова: «Точно, вот, ушел он, и вместе с ним исчезла последняя препона стыда, и люди разнуздались ...) Конечно, здесь нет связи, а скорее совпадение. Однако я знаю многих писателей, которые раньше за­думывались над тем, что бы сказал об этом Чехов? Как поглядел бы на это Чехов?» ¹⁵.

• • *

В одной из бесед 1908 г. Толстой, противопоставляя Куприна современным писа­телям, которые «тужатся» и «выдумывают», говорил, что Куприн — «как бывало Че­хов — возьмет и нарисует картину так, что вы и обрадуетесь и задумаетесь...»

Определяющее воздействие на творчество Куприна чеховских идейно-художе­ственных принципов неоднократно отмечалось в критике¹⁶.

Вопрос о преемственных связях Куприна с Чеховым интересовал В. В. Воровско­го. В статье «А. И. Куприн» (1910) он писал, что этот художник более других совре­менников унаследовал «идейное настроение» Чехова, «насквозь пропитанное верой в то, что _плет через 200—300" жизнь станет прекрасной» (В. В. Боровский. Цит. изд., стр. 274). Сопоставляя произведения обоих писателей, Воровский выявлял свой­ственный им пафос «освобождения человеческого чувства» от «цепей рабства и пошло­сти». Однако Воровский был неправ, когда ограничивал протест Чехова и Куприна только сферой «внутреннего, духовного» освобождения личности, не указывая на со­циальные задачи, решенные создателем «Унтера Прищибеева» и автором; «Поединка». Общность Куприна и Чехова Воровский усматривал в том, что «оба они аполитики», ибо не вносят в свое творчество политических симпатий.

Неточным было и противопоставление Чехову-юмористу Куприна, который «всег­да серьезен в изображении жизни», «никогда не смеется». Среди многообразных худо­жественных форм купринской критики действительности имели место и юмористиче-

РАССКАЗ А. И. .КУПРИНА «В ЦИР­КЕ» (ОТТИСК ИЗ ЖУРНАЛА «МИР БОЖИЙ», 1902, № 1) С ДАРСТВЕННОЙ НАДПИСЬЮ ЧЕХОВУ:

«Глубокоуважаемому Антону Павло­вичу Чехову, автор. 1902. 8 янв. СПб.»

В Kb IMII'Kb.

Литературный муаей Чехова, Таганрог

Допторг Луховнцняъ, ч.г-л» Яг^ :остоявяыкг ярачомъ при цирк!;, велГ.гь Арбузов) {■¹ 4*Ti.-v Несмотря на свой горбъ, я молоть быть именно р- л^н-твм» »гого недостатка, докторъ питалъ къ цирковимъ .рЪднщамъ. оструь И Htcio.ibKO смЬшиую для че­ловека em ВЬзрста любовь. Нргк;а. къ ого медицинской помощи прибегали въ mipst очень рЪдко. потим что вг этомъ Mipfc лЪ- '•атъ уши^ы, выводить изг обморочнаго состояв»* и вправляютъ вывихи своими собственным в средствами, передающимися пеиз- M'fcHFo изъ по*о.гЬя1я вг поколЪше. вероятно, со вреиенъ одим- Л1Йеквхъ нгръ. Гто, однако. Hi ыЪшяло ему Не пропускать пи одного вечерпяг» предгтавлешя, .'чать близко всЪхъ видающихся на-Ьзднвковг. акробатовъ и жонглеровъ и щеголять въ разговорахъ словечками. выхваченными изъ лексикона цирковой арены и ко­нюшни

Но в?ъ BCt-хъ лицей, причастннхъ цирку, а глеты и профес пональиые борцы вызывали у диктора Луховицына особенное вос- хигцен№, достигавшее рачп^ровъ настоящей страсти. Поэтому, когда АрбузОпъ освободившись отъ крахмальной сорочки и свавъ вяааиную фуфайку, которую обязательно носять Bit цирковые, остался голымъ до пояса, иаленымй докторъ отъ удовольств1я даже лотеръ ладонь о ладонь, обходя атлета со всЪхъ с.тороиъ и лю­буясь его огромнымь. выхолениымъ, блестящим*, гдно-ро:«1выиъ тЬломъ. съ pisso выступающими буграми твердыхъ. какъ дерево, мускулонъ.

— И чортъ же вась восьми какал силища!— гонорилъ онъ. тиская изо вгЬхъ сихь своими топкими, цепкими пальцами по­переменно то одно, то другое плечо Арбузова. Это ужъ чгг. го даже не человеческое, а лошади и ое, ей lvy. На вашомъ rtsi хоть сейчагъ лекц1Ю по аяатпмш читай - и атласа никак»!' о не нужно. Ну-ка, дружокъ, согнете ха руку въ лчгтЬ.

А«деть ■ 1охнп. ц ч?ни :ioiuc.« ,ih-. , . i v .i;»v«s,

ское осмеяние («На покое», «Как я был актером») и сатирическое обличение («Исполи­ны», «Механическое правосудие», «Свадьба»).

Весьма плодотворным в статье Воровского было то, что он не только отметил общ­ность тематики Чехова и Куприна («жизнь маленького, среднего, серого человека»), но, главное, подчеркнул их близость в аспекте изображения этой среды («насмешливое, но в то же время сострадательное отношение» к жертвам жизпи). Это указание на че­ховский аспект темы маленького человека выделяло Куприна из круга писателей- реалистов демократического направления (например, «знапьевцев»), избравших ту же тематическую сферу.

Мысль Воровского об идейпо-художественной общности Чехова и Куприна мо­жет быть конкретизирована при сопоставлении проблематики их произведений.

Одной из важных тем позднего творчества Чехова была тема духовного «прозре­ния» среднего человека, который, задумавшись над противоречиями жизни, осо­знает существующий порядок вещей как несправедливый, бесчеловечный. Чехову был дорог образ демократического интеллигента, становящегося судьей паразитического, пошлого, давящего личность буржуазно-мещанского уклада.

В герое «Поединка» есть черты чеховских правдоискателей. Судьба Ромашова, томящегося в окружении таких же Федотиков и Соленых, страдающего от пошлости и бессмыслицы жизни, аналогична положению чеховского Вершинина. Родствен чеховскому и подход Куприна к своему герою. Это то «насмешливо-сострадательное» отношение (Боровский), совмещающее симпатию с иронией, которое окрашивает образы Вершинина или Пети Трофимова, близких автору своей человечностью, ве­рой в будущую «полную, умную и смелую жизнь», но смешных и жалких своей пассив­ностью, неуменьем перейти от прекраснодушных мечтаний к делу.

Характер драматического конфликта в «Поединке», где герой сталкивается с реак­ционными силами своей же социальной группы, где миру несправедливости противо-

поставлен не борец, а слабый мечтатель, сходен с обычным конфликтом чехов­ских повестей. Такой конфликт, равно как и мотив «прозрения» среднего человека, были более типичны во времена Чехова, чем в 1905 г. Но созданный в условиях революционной ситуации «Поединок» впитал в себя черты общенародного протеста против царизма. Обличение купринским правдоискателем реакционной воен­ной касты переросло в политически острое выступление против всего самодержавно- бюрократического порядка.

Как и в повестях Чехова, в «Поединке» важной художественной задачей явилось изображение эволюции сознания героя, вступившего в столкновение со средой. Если предметом психологического анализа Толстого являлся, как правило, духовный и ду­шевный мир представителя «верхов», который «выламывается» из рамок своей социаль­ной группы (Нехлюдов, Левин, отец Сергий, Безухов), то Чехов (а за ним и Куприн) распространили приемы анализа «ломающейся», меняющейся психики на внутренний мир простого человека. Ромашов, мелкий городской интеллигент в мундире подпору­чика захолустного полка, человек рядовых способностей, средних интеллектуальных данных близок именно чеховским персонажам ¹⁷.

Внутренние монологи «прозревшего» героя, отрицающего уродливую действи­тельность, задумавшегося о смысле жизни и назначении человека, в произведениях Чехова и Куприна близки не только по содержанию, но и по эмоциональной окраске, синтаксической структуре, ритмическому строю. Гуров в «Даме с собачкой», который все чаще размышляет «о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве», постепенно осознает, что его окружает непроходимая трясина обывательщины: «Ка­кие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незамет­ные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном (...) какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха,и уйти и бежать нель­зя, точно сидишь в сумасшедшем доме, или в арестантских ротах!» (IX, 366).

Ромашов, который проникается отвращением к жизни «однообразной, как забор, и серой, как солдатское сукно», думает о ней с той же тоскливой ненавистью: «Что за жизнь! Что-то тесное, серое и грязное... Эта развратная и ненужная связь, пьян­ство, тоска, убийственное однообразие службы, и хоть бы одно живое слово, хоть бы один момент чистой радости. Книги, музыка, наука — где все это?» «Сегодня напьемся пьяные, завтра в роту —■ раз, два, левой, правой,— вечером опять будем пить, а после­завтра опять в роту. Неужели вся жизнь в этом? Нет, вы подумайте только —вся, вся жизнь!» (Соч., т. III, стр. 402, 404).

Этот пробивающийся сквозь повествование «трепещущий лиризм», который «выли­вается (...) именно в вопросе о _шсмысле и цели жизни'» (Е.Аничков. Литературные образы и мнения. СПб., 1904, стр.92), сообщает прозе Куприна чеховское звучание.

Влияние Чехова наиболее ощутимо у Куприна в первой половине девятисотых годов. Между «Ночной сменой» и «Поединком» пролегает пласт рассмотренных выше произведений, в которых критика действительности и положительный идеал выра­жались в формах, родственных чеховским.

Революция 1905 года обозначила новый этап в творчестве Куприна. События освободительной борьбы настраивали писателя на героический лад, общение с Горь­ким усиливало «смелое и буйное» в его картинах. В 1905—1906 гг. Куприн не только выдвигает требование созвучного новой действительности революционного, романти­чески приподнятого искусства, выражающего «радость борьбы» (притча «Искусство», 1906), но и сам пытается осуществить эти новые эстетические задачи («Тост», «Сны», «Демир-кая»). Восторгаясь горьковской поэмой «Человек», Куприн склонен в этот период ограничивать значение художественной системы Чехова: «...драгоценная пре­лесть чеховской поэзии представляется нам далекой, бесконечно милой сказкой. И теперь, когда наступает время великих, грубых, дерзновенных слов, жгущих, как искры, высеченные из кремня, благоуханный, тонкий, солнечный язык чеховской речи кажется нам волшебной музыкой, слышанной во сне» (А. Куприн. Памяти Чехова.— «Наша жизнь», 1905, № 140, от 2 июля).