Родился в 1911 году в деревне Каверино Лаптевского (ныне Ясногорского) района Тульской области в семье рабочего. До 1928 года учился в средней школе, где вступил в комсомол. Работал на фабрике «Феникс», на заводе им.Крыленко. Учился в Орловской бронетанковой школе, которую окончил в 1934 году. Служил в различных должностях в Советской Армии. В Великую Отечественную войну участвовал в боях под Сталинградом, затем в наступательных операциях в составе Уральского добровольческого корпуса. Звание Героя Советского Союза присвоено 6 апреля 1945 года. После войны окончил Академию Генерального штаба. Сейчас — генерал-майор танковых войск запаса. Член КПСС.
Шел третий год наступления. Двое суток введенная в прорыв танковая бригада, вдребезги расшибая и расшвыривая немецкие подразделения, катилась по польской земле.
Автострада Варшава — Берлин, захламленная полусожженными немецкими броневиками, танками, исковерканными автомашинами, трупами немцев и лошадей, сброшенными в кювет, заметенная липким снегом среднеевропейского января, стонала под гусеницами.
Бригада шла напролом.
Начштаба подполковник Зайцев, мечась то на своей «тридцатьчетверке», то в «виллисе» в боевых порядках бригады, был под впечатлением ожидания недалекой победы. Осунувшийся от бессонницы, с воспаленными глазами, он все же быстро реагировал на любую неожиданность.
У местечка Лисув немцы встретили бригаду контратаками.
От опушки леса ударили вкопанные в землю «фердинанды», а командир второго батальона донес, что атакован полусотней «тигров».
— Ну уж, полусотней! — усмехнулся Зайцев. — Привыкли, что немцы бегут, а тут — по мордам. Передайте: помощи не будет, — повернулся он к радисту. — Пусть держится.
В это время в мегафоне настойчиво забасил голос комбрига.
— Начштаба, — сказал он, — дела швах. Беру роту Болотова, контратакую. Иначе они перережут коммуникации.
— Добро, — сказал Зайцев и помрачнел.
Он знал за комбригом эту неистовую кавалерийскую страсть к атаке. Ни уговоры, ни проработки не помогали. Седой рубака-полковник, полжизни протрубивший в кавалерии, любил танк, как любят коня, любил в танковой войне все то, что было мило еще с гражданской, — ярость атаки, быстротечность схватки, неумолимый напор преследования.
Но вот в этот раз полковник, кажется, был прав: немцы, нанося удар справа, грозили отрезать тылы и зажать бригаду в кольцо. Положение становилось тем более серьезным, что соседей ни слева, ни справа не существовало, и неизвестно было, когда они выйдут на рубежи.
Зайцев прикинул, что он сможет бросить навстречу противнику. В резерве был потрепанный батальон «тридцатьчетверок» и противотанковая батарея на автомобильной тяге.
Он тронул радиста за плечо:
— Спроси, как во втором.
С минуту радист переговаривался с комбатом.
— Немцы атакуют силами двух полков, — доносил комбат. — Несу потери.
— Держись, — сказал Зайцев в мегафон. — Держись, чем хочешь. Хоть голыми руками.
Самым опасным было то, что немцы атаковали с обоих флангов.
«Если комбат-два выдержит, то к ночи мы оправимся, — думал Зайцев. — Комбриг, конечно, немцев не пропустит».
Он поставил свою «тридцатьчетверку» у кювета и, наполовину высунувшись из люка, сквозь мокрую порошу вглядывался в сторону, откуда должны были подойти резервы.
Впереди ухали орудия, изредка наплывал рев наших штурмовиков.
Внезапно загромыхал танк. Высунувшись из башни, перекрывая грохот мотора и гусениц, почернелый лейтенант из разведбата прокричал:
— Товарищ подполковник, принимайте команду: комбриг убит.
Зайцев зажмурился, мысленно представив седую голову комбрига, его вечно смеющиеся глаза и молодцеватую походку старого солдата, какой он расхаживал перед строем танкистов.
— Атака отбита? — спросил он, с усилием раздирая веки.
— Немцев полон лес наклали, — возбужденно сказал лейтенант. — Бегут, хоть вроде бы и бежать там некому.
— Большие потери?
— У Болотова три танка осталось, — сказал лейтенант. — Товарищ подполковник, языка допросите?
— Давай сюда.
Лейтенант вскочил на свой танк, нагнулся над люком, что-то крикнул. Из башни вылез длинный, худой немец без шапки, с офицерскими погонами.
— Спроси у него, какими силами ведется атака? — велел Зайцев, устало оглядывая замерзшего немца.
— Два полка сводно-гренадерской дивизии, а против комбрига — батальон СС.
— Ну, этого вроде уже не существует, — сказал Зайцев, стряхивая снег, залепивший глаза и брови. — Спроси, какие резервы у них в Лисуве?
— Фолькштурм, — сказал немец, и Зайцев кивнул, не требуя перевода.
Зайцев спустился в танк.
— Комбат-два доносит, — сказал радист, откидываясь на сиденье. — Продержится два часа.
— Ладно, — сказал Зайцев. — Передай: продержится три — поздравляю Героем!
Он вслушивался в далекий грохот. Сейчас все решали минуты. Дерзкий и сомнительный замысел зрел в его мозгу. Было и страшно, и соблазнительно — поставить на карту все. Если это идут немцы — он чутко слушал, отогнув наушники шлема, — конец… Если резерв — победа.
Из снежной пелены выступали знакомые силуэты «тридцатьчетверок».
— Так, — сказал он вслух. — А теперь кто — кого!
Замысел его таил в себе равные возможности победы и поражения. Все зависело от второго батальона. Когда на башне танка головой вниз повис умирающий комбат-два, в тылу прорвавшихся танков заговорили орудия…
Гарнизон Лисува сдавал оружие. Метавшиеся в лесу немецкие танки напоминали кабанов, обложенных опытными охотниками. Выхода не было.
Поредевшая бригада проходила через городок. Подполковник Зайцев, обнажив голову, стоял в кузове грузовика, где плечом к плечу лежали мертвый комбриг и мертвый комбат-два.
В скорбном карауле стыли запорошенные деревья.
Испуганные лица жителей смотрели из подворотен. Но вдруг засмеялась девочка, и в ответ загрохотал радостный и растроганный солдатский бас.