Тусклый Свет Фонарей

Глава 14. Легенда о проклятой комнате

На тракте от Цзиньгуанди до деревни Сяопэй уцелело к концу третьего года правления императора Цилинь Цзяо всего девять ямских домов и один постоялый двор, чего совершенно оказалось недостаточно, особливо поздней осенью, когда дни коротки и часто ненастны. Тем более что шесть из девяти таких домов пришлись на первую половину дороги, и хорошенько помыться и отдохнуть мы смогли лишь на шестой день своего пути, когда достигли заезжего двора, окруженного соснами леса Сонфэн.

Я невольно тогда вспомнил своё весеннее приключение в деревне Лоу, но, разумеется, о том умолчал, лишь сказал, когда мы с мастером Ванцзу готовились ко сну, что война войной, а не помешало бы всё ж нашим управителям подумать и о путниках вроде нас, и позаботиться о строительстве дополнительных постоялых дворов, в которых можно как следует отдохнуть и ни о чем не беспокоиться.

«О, юный друг Байфэн, ты думаешь, что все постоялые дворы так хороши, и в каждом не о чем беспокоиться? А что, ежли я тебе расскажу историю о комнате в одном старом трактире, что стоит на дороге между деревней Сяопэй, куда мы направляемся, и Шэнъяном?» — насмешливо проговорил мой спутник.

За ту неделю я уже успел всякого от него наслушаться и даже попривык к его байкам, которые он травил день ото дня, дабы, верно, унять скуку в дороге, и приготовился слушать. Тем паче, что он бы её рассказал, даже кабы я тому воспротивился. Рассказ этот вызвал у меня смесь тревоги, растерянности, смеха и стыда. И как долгие годы умалчивал я о том, что произошло в Лоу, так умалчивал и о том, что поведал мне в тот вечер мой старший товарищ[1]. А поведал он мне вот что…

Ходила с давних пор легенда о том, что на постоялом дворе между деревней Сяопэй и Шэнъяном есть зачарованная комната. Будто бы построили этот постоялый двор ещё в Эпоху Обновлений при императоре Цзюньчжу Сусяне[2] на месте разрушенного храма, и на месте той комнаты как раз стоял алтарь Кэн-Вана, Повелителя Града Мёртвых и Запредельных Покоев. И ещё с тех времен шепотом поговаривали, что из той комнаты бесследно пропадали путники. Говорили, будто Кэн-Ван утаскивал их в Ад. И так шептались и строили догадки, покуда однажды с чиновником из рода Хун вот уж с полсотни лет тому назад не приключилась одна занятная история.

Неизвестно, куда и зачем тот направлялся, но, говорят, будто как-то раз его гонец тоже заночевал в той комнате, и его утащили демоны Кэн-Вана в обитель своего правителя, где тот приказал ему сделать для его потехи то, что тот лучше всего умел делать. Справится — получит щедрую награду, а нет — навсегда останется в Адской Обители.

Гонец испуганно пробормотал, что он всего лишь доставляет послания. Кэн-Ван радостно хлопнул в ладоши и сказал, что ему как раз надобно позвать его чиновников на пирушку, велел гонцу облачиться в нелепое одеяние с бубенцами и прорехами в срамных местах, дал свитки с приглашениями и велел управиться до того, как опустится Кровавое Солнце, что означало бы начало восхода солнца в мире людей. И гонец всю ночь в поте лица разносил приглашения на пир Кэн-Вана демонам и духам, боясь не успеть. Когда ж ему это удалось, Кэн-Ван сказал, что тот не зря ест свой рис и носит свой шёлк и наградил его мешочком с серебряными лянами. И демоны снова потащили и завертели его. А очнулся он на рассвете где-то в хвойных лесах в том виде, в каком лег спать. Хорошо ещё, что пора была летняя. И брел он по лесу, покуда не набрел на деревушку у моря.

И оказалось, что он попал на остров Хитори, что был в тысячах ли от злополучного постоялого двора. На его счастье, среди жителей деревни оказался образованный монах, который, выслушав его историю, сказал, что мир тот и этот не подобны отражениям друг друга, и из-за искажений пространства он очутился так далеко. Но мог бы оказаться и в любом другом месте. Ему дали одежду и на рыбацком суденышке доставили в Дидоншань, а оттуда уж он добрался до родных мест, истратив всё то, что дал ему Владыка Ада. И, конечно, пропав так надолго, он не мог не поведать о том, что с ним приключилось, своему господину.

А род Хун тогда только-только набирал силу и был мало кому известен. Оттого особенно странно и удивительно было появление во дворце мало кому известного юноши и его быстрое продвижение по службе. Сначала он попал в свиту принца Сяо Цивана[3], который будто бы обратил на него внимание, потому что тот мастерски играл на флейте сяо. Но злые языки поговаривали, будто ублажал принца он не только музыкой. И что потому, когда принц почил, скверно пошли дела и у его любимца. И посему Хун отчаянно нуждался в деньгах, и будто бы именно поэтому, услышав рассказ своего гонца, решился на столь рискованный поступок.

Посоветовавшись с геомантами и всё, как ему казалось, предусмотрев, отправился он на тот постоялый двор и, отмахнувшись от предупреждений хозяина, велел поселить его именно в той зачарованной комнате.

Ночью он не стал раздеваться, повесил себе на пояс мешочек с деньгами и положил рядом свою флейту. И прождал так до Стражи Крысы. И когда уж он подумал, что проклятый гонец обманул его, а сам наверняка все эти месяцы где-то наливался рисовым вином и кувыркался с девицами из весеннего дома, налетели на него демоны и духи и унесли в царство Кэн-Вана. И увидав того в его демоническом обличии, чиновник Хун оробел, но всё равно почтительно склонился и поприветствовал владыку наилучшим образом. Тому это понравилось, и он спросил, что чиновник лучше всего умеет делать, и, когда Хун ответил, повторил ему всё то же, что и гонцу.

О дальнейшем сам чиновник, краснея, умалчивал, повторяя лишь то, что сыграл владыке Кэн-Вану на флейте, а потом получил от него два мешочка с серебряными лянами, но злые языки говорят, что пришлось ушлому чиновнику сыграть для вана не только на бамбуковой флейте.

И очнулся он не где-нибудь в лесу или горах, а прямо в одной из комнат чиновничьего терема в Дидоншане, и быстро сумел добраться в родной город, из чего сплетники сделали вывод, что раз даже владыка Ада так о нем позаботился, то любимцем принца Хун и вправду стал за своё великое умение и усердие. Правда, не в делах государственных.

А в той комнате с тех пор то и дело останавливались самые отчаянные смельчаки или ж те, кому уже нечего было терять. Кто-то из них якобы за одну ночь превращался в богача, а кто-то так и пропадал без следа, и никто не знал, какая судьба их постигла — не сумели они вернуться домой из тех мест, куда их забросило, или же не сумели потешить Владыку Ада, и навеки остались в его царстве.

Услышав этот рассказ, я мысленно вознес молитвы и благодарности богам за то, что наш путь должен был прерваться именно в Сяопэй, а не вёл нас дальше.

_______________________________________________________________________________________

[1] Умалчивание тут логично, потому что в то время пособничество дезертирам и анекдоты о членах императорской семьи могли в лучшем случае закончиться увечьями и каторгой. Не случилось это во многом благодаря покровительству фаворитки императора, при котором Мэн Байфэн обнародовал свою книгу.

[2] Цзюньчжу Сусян (422–509) — восьмой император Син, младший брат предыдущего императора — Цзюньчжу Ши. Известен, прежде всего, храмовым и городским строительством.

[3] Брат императора Хуан Цзилина, которому императоры Чжу Мао и Цилинь Цзяо приходились внучатыми племянниками, а их отец, принц Дангачже, родным.