К моей великой радости, оспа не коснулась ни одного из моих близких родичей, зато выкосила без преувеличения треть дальних из тех, кого я знал. Примерно такая же часть жителей Цзыцзина и Цзиньгуанди умерла за три с лишним года свирепствования болезни. Лисэчанши повезло больше, а о судьбе других городов я не знал тогда ничего.
Самому южному городу империи отчасти свезло, потому что наставники Маранчех и она сама сначала неустанно лечили больных в других деревнях провинции Сян[1], а потом отправились в Лисэчанши, дабы не допустить новой волны заражений.
Всё это время я сопровождал Маранчех, хотя, встречая других таких же магов, как и я, предпочитал умалчивать, о том, кто я таков. Впрочем, в городе я по её просьбе несколько раз вот так же охранял людей от духов смерти. Почему-то они были убеждены, в том, что это именно они. Три четверти горожан были выходцами из местных народов и оказались не менее суеверными, чем их сородичи из деревень. И суеверия эти росли из их древних верований, привнесенных в незапамятные времена из давно исчезнувших с лица земли индраджских королевств прошлого.
Как-то раз, очищая для меня плод манго, Маранчех поведала, что нагаджаны, которых у них считали потомками детей мифических богов Ни Яй и Фу Са[2] и обычных людей, явились на эти земли ещё во времена Южного Царства, Наньфан. А, может, и вовсе жили здесь до прихода предков тхай, кьянн, хмая и других народов. И именно они создали древний Храм, а вокруг него — Священный город Бпрасад примерно за сто пятьдесят лет до рождения основателя династии Великого Дракона[3], предка синских императоров, для поклонения их змеиной богине, которая до нынешних времен известна под прозвищем Баху. Говорят, будто они достигали и Сянха, и там тоже построили храм, но он рухнул ещё до падения Наньфан, и все последователи культа Баху переселились в Бпрасад, едва он стал достаточно большим городом, и о нём пошла слава по земле.
И озеро Бонгнага, что значит «Озеро нагов»[4], названо так именно в честь нагаджанов, их богини и мифических предков. Ходят легенды, что на дне озера наги обитают и поныне, и иногда можно увидеть следы их дыхания — пузыри на воде или воздушные пузырьки, взмывающие над водной гладью. В некоторых из них, говорят, ночами можно увидеть и искорки огня, которые будто бы исторгают изо рта невольно то ли сами наги, то ли навещающий их с вестями из моря дракон. К слову, Змеиное или Акашское море тоже названо в их честь, ибо Акашей звалось царство, из которого они являлись.
Жившие в этих местах предки народов тхай, хмая, нёи и кьянн никогда не питали к ним враждебности, ни во времена Наньфан, ни во времена сменившего его Мэн а Конг. Более того, многое позаимствовали и у них, и у тех, кто прибыл в эти земли позже — дай ва[5], что принесли учение цзиньдао[6], что находились под властью Акаши, а ещё позже — у выходцев из древнего города Сурапама, жители которого враждовали с нагаджанами. И все три народа несли в Бпрасад свои религиозные и философские учения, свои науку, искусство и архитектуру, ремесла и торговлю.
Изначально приплывшие в Сянха из их города Сурапамы жители царства Паракраама вскоре прознали про Бпрасад и отправились туда, и через какое-то время построили там свой храм, посвященный их богам, чем разозлили нагаджанов. Но поскольку то была чужая страна, ни те, ни другие не решались начать враждовать открыто.
И так продолжалось тридцать лет, покуда по какому-то ничтожному поводу жители города всё ж не схватились за оружие и не стали нещадно убивать друг друга. Королю Мэн а Конг пришлось посылать своих воинов для прекращения этого побоища. Позже виновников наказали, а выходцев с индраджских земель стали принуждать к тому, чтобы они покинули страну и вернулись на родину.
После трудных переговоров нагаджанам позволили остаться, потому как они построили Бпрасад, и здесь находилась их святыня — Храм Баху. Дай-ва позволили остаться, потому как они доказали, что не принимали в тех событиях никакого участия, ни до, ни во время, ни после. А вот паракраамцам пришлось изворачиваться. Все ремесленники, торговцы и воины были нещадно изгнаны. Удалось остаться только небольшой группе их жрецов, которые выторговали себе право остаться в обмен на выгодное торговое сотрудничество и помощь в восстановлении порушенных и постройке новых зданий в Бпрасаде и Сянха. Король согласился с условием, что жрецы не станут посягать на культ Баху (или Дай Чраэн, как её называли в данной местности). Те согласились, и постепенно город начал процветать, в нем возник культ Тримурти, который всё больше распространялся на Туманных островах, облюбованных арджунами и парватами из Паракраамы.
Все эти культы смешались с местными верованиями в божеств и духов и превратились в народные религии жителей этих мест. Сначала они существовали параллельно с цзиньдао и религиями паракраамцев и нагаджанов, а потом индраджские религии с их богами постепенно вытеснились, а цзиньдао привлекал всё больше последователей. Поэтому многие жители юга следуют Золотому Пути, но продолжают верить в своих древних духов, зачастую имеющих мало общего с духами, которых знают шанрэнь.
Я был очарован и удивлен рассказами Маранчех, и поэтому попросил её при первой же возможности показать мне эти древние руины. Маранчех рассмеялась и пообещала, что, как только отступит болезнь, она проведет меня туда.
Примерно в конце восьмого месяца сто двадцать второго года Эпохи Волнений эпидемия была подавлена практически во всех деревнях провинции, а к концу девятого затухла и в Лисэчанши. Градоначальник выждал ещё месяц и отпустил нас обратно в Варрмджо.
Вот тогда-то я и вспомнил о данных мне Маранчех обещаниях, да заодно стал уговаривать её посетить вместе со мной руины Сянха, но она убедила меня, что в такое время никто меня туда не повезет ни на корабле, ни на лодке, ни на пустом бочонке, и пообещала показать мне их, когда либо прекратится мор по всей стране, либо я покину провинцию. Пришлось мне уступить, но в деревне я снова напомнил ей о загадочных руинах Бпрасада.
Через день после своего возвращения в Варрмджо мы отправились к ним: Маранчех разбудила меня ещё до рассвета, велела в кои-то веки не надевать на себя все свои одежды с длинными рукавами, а ограничиться чем-то, что дарило бы больше свободы и прохлады, и повела за собой к мосткам у озера Донг. Там нас ждала лодка, которую я оттолкнул от берега, когда моя спутница забралась в неё, села и взяла в руки весло.
Мы плыли вдоль заросшего берега, где на воды озера бросали тень многочисленные кокосовые пальмы, а потом по речке переплыли из озера Донг в озеро Бонгнага, где я заметил те самые пузыри на воде. Маранчех кивала мне на них и говорила, что вот оно — дыхание нагов. А я подумывал о том, что, быть может, это газы поднимаются со дна, грозя однажды погубить всё живое вокруг этих озер, но умолчал об этом.
Потом мы миновали деревню нагаджанов с их жилищами, построенными прямо в скалах, и заплыли в поросшую тростником и травой заводь, где Маранчех рассказала мне, что нагаджаны оберегают это место от незваных гостей, но её род был связан с правящим домом Наньфан, а позже — Мэн а Конг и даже служили наместниками в Сянха. А после того столкновения между нагаджанами и их давними врагами им даже поручили управлять Бпрасадом. И с тех самых времен Эшинбуйя со всеми их ветвями друзья нагаджанов, а нагаджаны — друзья всех Эшинбуйя. Поэтому тех, кто приходит с членами их клана, они не тронут, хотя и рады им не будут тоже. После этих её слов лодка пристала к берегу.
Мы шли довольно долго, прорубая себе путь через джунгли, и ступая осторожно, дабы не потревожить ядовитых змей и пауков, которые могли скрываться среди буйной зелени. Наконец, моему взору предстали древние каменные кладки — остатки разрушенной городской стены и некоторых зданий. Меж ними кое-где среди мхов и ползущих стеблей угадывались камни древних мостовых. И, повторяя, быть может, пути древних паломников мы пришли туда, где уцелели от всего города три храма — храм змеиной богини Баху, храм Триединого бога паракраамцев и небольшая часть древнего храма последователей цзиньдао. Все три давным-давно поросли мхом и лианами, покрылись трещинами и населились зверьем, птицами и ползущими гадами. Кое-где отдельные постройки, пагоды и беседки покосились, где-то ушли под воду — то ли реки, то ли болота, то ли части озера.
Один из храмов был в инь высотою[7], может, чуточку меньше, и рос ввысь ступенчатой пирамидообразной башней, окруженный несколькими схожими постройками поменьше. Другой был величественным, но огромным всё ж не настолько, и представлял собой здание с тремя входами, над каждым из которых высились башни, то ли тоже ступенчатые, то ли когда-то представлявшие собой нечто вроде вытянутых яйцеобразных куполов, украшенных многочисленными барельефами. Маранчех сказала, что почти полным подобием одного из них является Беркабутский храм Тримурти, что на Туманных островах — так нагаджаны говорили. И что это они его там построили. Но какой из них — она не помнит.
«Может быть, и оба», — добавила она, касаясь колонн беседки с молитвенным барабаном — кхором, как кьянн его называли. Похоже, это всё, что оставалось от храма, который когда-то построили последователи Золотого Пути. Чуть поодаль, в скалах, я вдруг узнал вытесанные в камне человеческие лица. Многие из них были сильно повреждены, но всё равно узнаваемы.
«Какая же нечеловеческая сила могла всё это создать?» — думал я.
Маранчех долго стояла и молчаливо глядела то ли на лотосы, затянувшие водоем, то ли на то, что осталось от некогда величественного города. И следам этим было больше двух тысяч лет. Трепет охватил меня при этой мысли, и я предложил уйти. Маранчех, ни о чем не спрашивая, увела меня обратно к лодке, а по пути поведала мне конец этой истории.
Вэйда Лун, Второй Великий Дракон, завершил дело своего великого предка и покорил Мэн а Конг. Бпрасат был разрушен практически до основания в сто тридцать четвертом году Эпохи Объединителей[8]. Его защитники, не смирившиеся с приходом врагов, подняли восстание и мужественно сражавшиеся ради защиты своего города, были перебиты, а выжившие уведены в рабство, в основе своей — в Сянха, который ранее покорился Шанрэньфан. Уцелели только эти храмовые постройки, которые то ли из суеверного страха, то ли из религиозного благоговения не тронули, и несколько частей оборонительных стен и валов. И более ничего. Некогда шумный город, куда ради богатства, славы или милости богов стремилось множество людей, замолк навеки.
_____________
[1] Самая южная провинция, северная граница которой изначально проходила по реке Суой, а позже была отодвинута до нижнего течения реки Тайдао и её притока в районе Лоу.
[2] Одни из тех, кого синцы называют Божествами Юаньлэй, т. е. Изначальных, наравне с Шуи-Луном, Драконом Вод, и Тян-Луном, Драконом Неба. Супруги Ни Яй и Фу Са представлялись в виде очень высоких существ с верхней человеческой частью и нижней — змеиной, и почитались сначала на юге, а потом и на остальных синских землях как покровители земледелия и земледельцев, владыки земли, Повелители Юга. Иногда также представлялись одними из управителей мира мёртвых. Полагают, что их культ принесли нагаджаны, и изначально почиталась лишь Ни Яй под именем Баху. Другие утверждают, что Ни Яй и Фу Са — это нагаджанские Нияти-Сутини и Сус, а Баху — это их Великая Мать, спящая на дне океана после сотворения мира. Как и индраджцы, и кемийцы, синцы никогда не подвергали сомнению то, что этот мир не является по своему происхождению человеческим, но в отличие от паракраамцев стремились, если не дружить, то хотя бы не ссориться с местными богами и духами (А вообще это отсылка к мифическим китайским божествам Фу Си и Нюй Ва).
[3] Т. е. в 14-м веке до Явления Лика, когда ещё существовало одно из ранних царств — Наньфань, на смену которому в 13-м веке до Явления пришло тхайское государств Мэн а Конг, название которого переводят обычно как Криворечье и связывают с одноименной рекой.
[4] Отсылка к огням нагов над рекой Меконг, где жил мифический наг-создатель этой реки, и озеру Эрхи (Эрхай, провинция Юньнань в КНР), где, согласно легендам, тоже жили наги.
[5] Так в этих местах называли дайвов, создателей царства Хари на территории будущего Индраджа, и предков ряда индраджских народов
[6] Золотой Путь, калька с индраджского Ракма-Пантха. Учение мира Аридууны, близкое буддизму, хотя и имеющее некоторые отличия.
[7] Т. е. порядка 30 метров.
[8] 1120-й год до Явления Лика.